Сарматов повалил и его на землю и вылил в горло остатки самогона. Тот жадно проглотил обжигающую жидкость и, выкрикнув что-то нечленораздельное, отключился.
— Думаешь, у них память отшибет? — с сомнением спросил Алан.
— Если есть шанс грех лишний на душу не брать, то лучше его не брать, потомок хазар! — сказал Сарматов. — Все, глядишь, в мире ином зачтется... А что до инструкций, их на все случаи не придумаешь!
Алан молча кивнул.
Сарматов осмотрел в бинокль предгорья и озабоченно произнес:
— По зеленке придется плутать — Абдулло на предгорьях нас выследит, как пить дать!
* * *Вновь качалось яркое полуденное солнце, переливались среди древесных стволов снопы его лучей, подчеркнутые туманными испарениями «зеленки». Хрипели и с шумом выдыхали горячий и влажный воздух усталые люди, бредущие по еле заметным в густой траве звериным тропинкам.
— Командир, как ты думаешь, мы далеко от реки ушли? — спросил Алан.
— Нет, она где-то близко, — ответил Сарматов, показывая рукой вправо. — Там!
— Откуда знаешь? — недоверчиво хмыкнул Бурлак.
— Все дороги ведут в Рим, а все звериные тропы к водопою, — ответил тот.
— Сармат, может, сделаем привал? — спросил американец.
— Топать! — рявкнул Сарматов. — Если остановимся, отключимся сразу!.. Тогда-то Абдулло нас точно тепленькими возьмет! — немного смягчившись, добавил он.
* * *И вот вновь уползает за заснеженный хребет красное закатное солнце, и сразу же «зеленка» погружается в вечерний полумрак. Где-то совсем близко заходятся в замогильном вое шакалы, и снова мелькают среди древесных стволов их свечи-глаза.
— Явились! — прокомментировал шакалий ночной концерт Бурлак. — Я, блин, без вас скучать уже стал.
— Слава богу, теперь уснуть на ходу не дадут! — поддакнул ему Алан и кинул в промелькнувшую мимо шакалью тень подобранный с земли камень. Раздался визг, и шакалья стая скрылась в сумраке зарослей. Но через некоторое время вблизи снова послышался шакалий вой. Внезапно он резко оборвался.
— К бою! — срывая с плеча автомат, тихо скомандовал Сарматов.
Заклеив рот американца пластырем, он уложил его под разлапистый куст и замкнул второй браслет его наручников на стволе возле земли.
— Не обессудь, полковник, обстоятельства вынуждают! — прошептал он ему на ухо. — Поспи пока, пользуясь моментом!
Присоединившись к Бурлаку и Алану, которые заняли позицию за стволом мшистого, лежащего на земле дерева, Сарматов стал напряженно всматриваться в ночную мглу.
— Караван с оружием из Пешавара к Хекматиару! — уверенно сказал он.
— Ты что, ясновидящий, командир? — шепотом спросил Бурлак.
— А ты в этом сомневаешься? — ответил тот и щелкнул затвором автомата.
Вскоре на фоне фиолетового сумеречного неба появились несколько всадников, а вслед за ними выплыла цепочка привязанных друг к другу верблюдов, нагруженных длинными ящиками и патронными цинками. Сарматов поднес к глазам бинокль. Теперь он ясно разглядел надписи на английском языке, украшающие бока ящиков.
— "Стингеры"! — прошептал Сарматов Бурлаку. — Эх, силенок мало, а то бы...
* * *Вслед за цепочкой верблюдов на фоне неба появились повозки, напоминающие цыганские кибитки, за ними пешком и на осликах следовали вооруженные бородатые люди в чалмах и пакулях-шапочках. Время от времени они останавливались и напряженно всматривались в темноту, стараясь поймать каждый шорох.
— Тут не попрешь! — с сожалением прошептал Бурлак.
Из задней повозки выскочили две фигурки в паранджах и побежали в сторону, о чем-то весело щебеча и заливаясь смехом. Не добежав до засевших в кустах каких-нибудь трех-четырех метров, девушки спустили шаровары и присели на корточки, не прекращая при этом болтать ни на минуту.
Когда, сделав свои дела, они убежали догонять повозки, Сарматов вытер с лица холодный пот. Однако расслабиться ему не удалось — из глубины «зеленки» внезапно донеслись топот конских копыт, гиканье и крики. Погонщики верблюдов и боевики, сопровождающие караван, услышав звуки погони, быстро заняли позицию для боя, а верблюдов положили на землю за кустами. Всадники выскочили из зарослей плотной гурьбой и с гиканьем понеслись к каравану. Когда над их головами пронеслось несколько трассирующих очередей, выпущенных со стороны каравана, они осадили коней и сбились в плотную крутящуюся массу, которая отрезала пристегнутого американца от Сарматова, Бурлака и Алана.
— На отходняк потянуло! — пробормотал Бурлак и положил перед собой несколько гранат. — Такого случая наш приятель не упустит!
Толкнув его в плечо, Сарматов приложил палец к губам.
— Эй, шакал Абдулло! — раздался крик со стороны каравана. — Если ты попытаешься завладеть этим добром, то будешь иметь дело с пакистанской разведкой, а мы слов на ветер не бросаем, понял, сын вонючего козла?! Это я тебе говорю, Али-хан! Ты узнал меня, Абдулло?
— Узнал, большой пакистанский начальник! — ответил знакомый уже Сарматову голос, несущийся из крутящейся, сбившейся массы всадников. — Мне не нужен ваш караван!
— А что тебе нужно? — раздался голос невидимого пакистанского офицера.
— Прими мое почтение, Али-хан!.. Абдулло идет по следу шурави, выкравших у вас американского полковника! — ответил Абдулло, выехав чуть вперед на своем прекрасном ахалтекинце.
В ответ ему раздался раскатистый хохот Али-хана.
— Янки сгорел там, где его выкрали. Месяц назад его кости положили в металлический ящик, накрыли их полосатым флагом и отправили в Америку. Али-хан сам сопровождал гроб до самолета. Бакшиш затмил твои глаза, Абдулло!
— Клянусь Аллахом, Али-хан, Абдулло идет по его следу! Можешь считать меня кем угодно, но американский полковник жив!
— Ты сумасшедший, Абдулло! Если ты сейчас не повернешь назад, я открою огонь! — раздалось из темноты, и трассирующие очереди вновь веером пронеслись над головами всадников.
В ответ лишь испуганно заржали лошади, раздались гортанные крики наездников, в который отчетливо вплетался русский трехэтажный мат. Всадники сорвались с места и унеслись обратно в темноту зарослей.
Когда караван скрылся из вида и перестал доноситься скрип колес кибиток, Бурлак шепнул непослушными губами:
— Отходняк пока отменяется, командир, а?
— Похоже на то! — ответил тот и направился в сторону куста, под которым оставил американца.
Полковник, увидев его, пытался привстать. Он выглядел довольно растерянным, и как показалось Сарматову, хотел что-то сказать, но тот опередил его и, отстегивая от корневища браслет, спросил:
— Ты понимаешь фарси?
— Конечно!
— Ты понял все, о чем они говорили?
— Понял!..
— И то, что твои кости отправили в Америку, ты тоже слышал?
— Ну, слышал!.. Представляю, сколько горя пережили мои жена и дети!
— Значит, твоя контора, как я предполагал, тебя списала?
— Это нормально! — пожал плечами американец. — Такая у нас сучья работа!
— Сучья!.. Ты оказался между нами и Абдулло... Ты бы мог...
— Я прекрасно понимаю, что бы я мог!
— Почему же ты не использовал такой шанс?
— Боюсь, что я не могу пока ответить на этот вопрос. Может, когда-нибудь позже...
— Я не понимаю тебя, полковник!
— Признаться, я и сам не понимаю, почему не захотел, чтобы Абдулло получил свой бакшиш! — усмехнулся американец.
— Может, у тебя крыша поехала? — озадаченно спросил Сарматов, заглядывая в его лицо, освещенное ярким лунным светом.
— Не думаю!.. Я, как видишь, освободился от пластыря и мог кричать, но что-то меня остановило... Честно говоря, мне не особенно хочется сейчас разбираться в этом.
— С тобой не соскучишься, полковник! — качнул головой Сарматов.
Восточный Афганистан 26 июня 1988 года.
Луч солнечного света подобрался к лицу спящего Сарматова. Он открыл глаза и, посмотрев сначала на часы, а потом на солнце, стал расталкивать Бурлака и Алана.
— Хватит спать, мужики! Сейчас перекусим, и нужно топать по холодку, — и поворачиваясь к американцу, прикованному к ветке дерева добавил: — Ты не спишь, полковник?
— А как ты думаешь, можно спокойно уснуть после известия о том, что тебя похоронили?.. Я вот все думаю, с каким оркестром меня хоронили, как себя вели близкие и дети? Надеюсь, хоть положили меня рядом с отцом и дедом!..
— С этим ты еще успеешь разобраться, полковник! — усмехнулся Сарматов. — Главное, чтобы ты сам себя не похоронил...
— Не дождешься! — улыбнулся тот в ответ. — Но вообще в этом что-то есть: тебя похоронили, сказали все слова, землей засыпали, а ты живешь! Жаль, страховку придется возвращать и пенсию семье перестанут выплачивать после моего воскрешения.
— Действительно жаль! — согласился Сарматов, вглядываясь в лицо американца.
Отдохнувшие за ночь бойцы ходко шагают по утренней росистой зеленке. Скоро деревья редеют, и в просвете между ними показывается река, опоясывающая крутые склоны предгорья.
— Ты был прав, командир. Все звериные тропы действительно ведут к водопою! — воскликнул Алан и посмотрел на небо, на котором мелькали черные крестики кружащихся высоко над землей грифов. — Похоже, добычу чуют! — показал он на птиц. — Слушай, командир, как галдят!
— Нам как раз на ту сторону, — ответил Сарматов. — Заодно и посмотрим, что они там чуют.
Старательно прячась за кустами, группа вышла к реке, медленно катящей свои воды среди каменистых пологих берегов.
— Сармат! — воскликнул Бурлак и показал на противоположный берег. — Плот старого Вахида, командир!
И действительно, в камнях противоположного берега полоскался в струях реки знакомый ковчег, но самого Вахида рядом с ним не было.
Оглядев в бинокль зеленку и склон предгорья, Сарматов скомандовал:
— За мной, мужики!.. Не нравится мне все это! — добавил он, увлекая за собой в ледяную воду американца.
При их приближении с плота взлетело несколько рассерженных грифов.
— Сюда, командир! — позвал первым вышедший на берег Бурлак и показал куда-то в сторону, где за нагромождением камней, кособочились голошеие грифы.
Заглянув за камни, Сарматов опустил голову и снял с головы берет... На ветвях корявого, вцепившегося корнями в камни дерева висел Вахид. Подойдя к нему ближе, Сарматов заметил странный блеск, исходящий из одной окровавленной глазницы.
Смыв с лица кровь, он отшатнулся — из глазницы выпирал циферблат советских командирских часов.
Сарматов обессиленно опустился на камень и посмотрел на истоптанный копытами берег с многочисленными кучами конского навоза. Взгляд его сначала остановился на растоптанном миниатюрном приемнике, потом перешел на Алана и Бурлака.
— Где твои часы, капитан Бурлаков? — тихо спросил Сарматов. — Где твой приемник, старлей Хаутов?
Не глядя на него, Бурлак выдавил из себя:
— От денег он наотрез отказался, вот я и сунул часы в его торбу.
Сарматов перевел яростный взор на Алана.
— На Востоке принято дарить что-нибудь на память, — объяснил тот совершенно убитым голосом и опустил голову под тяжестью взгляда Сарматова.
— Думаешь, это дело рук Абдулло? — спросил американец.
— Вон след его ахалтекинца — правая передняя подкова скошена, — зажав ладонью забугрившиеся на шее вены, ответил Сарматов. — Абдулло вдоль реки нас ищет, и правильно ищет — куда мы от нее?! Увидев плот старика, шакал решил отобрать его деньги за баранов и тут наткнулся на дары этих «данайцев»...
— Да, лажанулись мы выше крыши! — робко подал голос Бурлак.
— Прости, командир! — выдавил из себя Алан.
— А что ты передо мной извиняешься? Ты у Вахида прощения проси! — взорвался Сарматов. — Расскажи ему, как его грудной внук-сирота и увечная невестка теперь жить будут!
Алан, потупив взор, отвернулся.
— Лучше бы ты дал нам в морду, Сармат, чем так на психику давишь! — вырвалось у Бурлака.
— Молчать! — рявкнул Сармат так, что Бурлак втянул голову в плечи.
* * *Трескучие голоса грифов, хрип тяжело дышащих людей и топот армейских башмаков сминали утренний покой, и все живое спешило оставить тропу при стремительном приближении людей, даже кобра, прошипев будто только для порядка, спряталась в выгоревшей траве. Сарматов дал передышку группе лишь тогда, когда оглядел в бинокль оставленную позади «зеленку» и речную пойму. Скоро крутая тропа влилась в проложенную по террасам хорошо наезженную верблюжью дорогу. Ступив на нее, Сарматов снова оглянулся и, вздув желваки, процедил:
— Чуял я, что волчара след взял, через полчаса здесь будет наш старый знакомый Абдулло...
В бинокль уже можно было разглядеть группу всадников, человек двадцать, переправляющихся через реку.
— Стежка одна и узкая! — заметил Бурлак, протягивая Алану бинокль. — Быть или не быть, командир?..
— В смысле — бить?.. Какие вопросы! — возбудился Алан. — Здесь они нас не ждут... Я ставлю итальянок на растяжки, а по тем, кто останется, — в два ствола, пока ты американца за камнями постережешь!..
— Управимся! — поддержал его Бурлак.
— Ну, командир! — нетерпеливо воскликнул Алан. — Уводи штатника!
Американец с тревогой прислушивался к их разговору.
— За чмо меня держишь? — насмешливо бросил Сарматов Алану и подтолкнул американца в сторону от тропы, к каменным нагромождениям, нависающим над пропастью. — Передохни пока, полковник! — сказал он, приковывая его к крепкому стволу корявого деревца.
— Сармат, то, что ты задумал, безумие! — возмутился американец. — У Абдулло целый отряд, а вас всего-то...
— У гнева тоже есть права! — недобро усмехнулся Сарматов.
— Это, насколько я знаю, из «Короля Лира»? Но Лир, если помнишь, Сармат, плохо кончил!..
— Стать безумным в безумном мире, полковник, так ли это плохо? — пожал плечами Сарматов и заклеил американцу рот пластырем. — Будь добр, посиди тихо, пока мы с шакалом говорить будем, а если разговор не получится, выбирайся уж как-нибудь сам, — добавил он.
Из-за поворота крутой тропы сначала донесся нарастающий топот копыт, потом в него вплелись гортанные крики. Сарматов сделал знак рукой притаившимся за камнями Бурлаку и Алану и, заметая веткой пыль на тропе, торопливо скрылся в траве.
Громко перекликаясь, всадники вынеслись из-за поворота тесной гурьбой, по трое-четверо в ряд. Впереди в ярком развевающемся халате скакал на гнедом ахалтекинце Абдулло. Видимо, почуяв недоброе, конь стал прясть ушами, жаться подальше от края пропасти. Абдулло раздраженно охаживал его камчой, и конь не выдержав, вынес всадника на середину тропы. Два прогремевших одновременно мощных взрыва смели в пропасть половину всадников за спиной Абдулло, а остальные, не успев ничего толком понять, попав под перекрестный огонь, были сражены меткими автоматными очередями. Крики ужаса оглушенных людей, предсмертное ржание коней превратили тихую красоту предгорья в настоящий ад. Успевший проскочить место взрыва, невредимый Абдулло, нахлестывая ахалтекинца, летел прямо на вставшего на его пути Сарматова, у которого как раз в это время заклинило гашетку автомата. Ахалтекинец, едва касаясь легкими копытами тропы, мчался как ветер, прикрывая гривой всадника... Отбросив автомат, Сарматов кошкой запрыгнул коню на шею. Одной рукой он успел вцепиться в гриву, пальцами другой захватил жаркие ноздри животного и резким движением руки в сторону и вниз, опрокинул через голову ахалтекинца. Старый казачий прием сработал безотказно.
Подойдя к лежащему в пыли Абдулло, Сарматов, пока тот не пришел в себя, сорвал с него оружие и вынул заткнутый за широкий пояс-ходак кривой нож «бабур».
— Хватит придуриваться, Абдулло Гапурович, приехали! — сказал он, видя, как у бандита дрогнули веки.
Абдулло продолжал лежать неподвижно, не открывая глаз.
К Сарматову подошел Алан с Бурлаком. Они с любопытством разглядывали распростертого на земле Абдулло.
— Чего там? — спросил их Сарматов, кивая на тропу.
— Кончен бал, погасли свечи, командир! — отозвался Бурлак. — Ни один не ушел!
— Тогда эту падаль за ноги и в пропасть, к Аллаху! — подмигнув им, скомандовал майор.
После этих слов Абдулло вскочил, но Бурлак тут же сбил его с ног.
— Не дергайся! — с омерзением в голосе приказал он. — Облажался — так не мычи!..
— Мамой прашу — моя не нада в пропасть! — запричитал Абдулло по-русски. — Не нада! Моя в пропасть не нада!
— Маму свою, старика деда, жену с тремя детьми ты, Абдулло, сжег заживо, когда, спасая шкуру, уходил за кордон! — яростно оборвал его Сарматов. — Верховный суд Таджикистана по совокупности всего приговорил бы тебя к высшей мере. Хочешь, помолись Аллаху перед исполнением...
Абдулло встал на колени и потянул пухлые пальцы, унизанные кольцами и перстнями, к людям, от которых теперь зависела его висящая на волоске жизнь.
— Вы же савсем нищий! — завопил он. — Абдулло деньги много даст!.. Всю жизнь барашка кушать, коньяк пить будешь, началнык!
— Уж не деньгами ли старого Вахида ты хочешь с нами поделиться? — встряхнул его за шиворот халата Алан.
— Глупый, старый Вахид, денег имел савсем мало!.. Абдулло золота много, доллар много-много! Моя все отдаст и переправит вас через границу!.. — срываясь на визг, закричал Абдулло и подполз к ногам Сарматова. — Моя доллар много, моя все может!..
— Не теряй времени! — оборвал его тот. — Жил шакалом — хоть умри человеком!
Абдулло на миг замер и вдруг, взвизгнув, впился гнилыми зубами в колено Сарматова. Другой ногой майор все же успел отбросить его к краю пропасти, но Абдулло, схватившись за корневище какого-то чахлого кустика, повис над бездной.