Она достает из чемоданчика марлевый тампон и антисептический спрей, надевает стерильные перчатки и поднимает мне руки, чтобы протереть внутривенный катетер. Мы ждем, пока он высохнет.
-У вас есть парень? –интересуюсь я.
-Я замужем.
-А как зовут вашего мужа?
-Энди.
Похоже, ей неловко вслух произносить его имя. Я все время знакомлюсь с новыми людьми, и они никогда ничего толком о себе не рассказывают. Но при этом хотят знать обо мне всё.
Вы верите в Бога? –спрашиваю я.
Филиппа откидывается на спинку кресла и хмурится:
-Странный вопрос!
-Так верите или нет?
-Пожалуй, мне хотелось бы верить.
-А рай? Вы верите в это?
Она достает из упаковки стерильную иглу:
-Я думаю, рай-это прекрасно.
-Это еще не значит, что он есть.
Она бросает на меня строгий взгляд:
-Ну, будем надеяться, что он существует.
-Мне кажется, это все вранье. После смерти ничего нет.
Я начинаю ее раздражать. Филиппа смущается:
-А что же происходит с душой, с энергией?
-Обращается в небытие.
-Знаешь,- замечает Филиппа, -существуют группы поддержки. Там ты можешь познакомиться с другими молодыми людьми с теми же проблемами, что и у тебя.
-Ни у кого нет таких проблем.
-Ты так думаешь?
-Так оно и есть.
Я поднимаю руку, чтобы Филиппа смогла взять кровь из катетера. У меня под кожей пластик и металл; я наполовину робот. Медсестра набирает кровь шприцем и откладывает его в сторону. Крови у меня так мало, что в первом шприце она связана с физраствором. Наверно, за эти годы медсестры выкачали из меня всю кровь. Филиппа набирает второй шприц, переливает в пробирку и синей ручкой надписывает на этикетке мою фамилию.
-Готово, -поясняет она. –Через час я позвоню и сообщу результаты. У тебя есть вопросы?
-Нет.
-У тебя есть лекарства? Я могу заглянуть к врачу и взять новый рецепт.
-Мне ничего не надо.
Она поднимается с кресла и смеривает меня серьезным взглядом:
-Тесса, ты, наверно, этого не знаешь, но наше управление здравоохранения может во многом оказать тебе поддержку. Например, мы можем помочь тебе вернуться в школу, пусть даже на неполный день, на несколько недель. Мне кажется, стоит подумать о том, как можно выровнять эту ситуацию.
Я смеюсь ей в лицо:
-А вы бы на моем месте пошли в школу?
-Наверно, мне было бы скучно целый день сидеть одной.
-Я не одна.
-Конечно, -соглашается она, - но твоему отцу это тяжело.
Вот идиотка. Разве можно такое говорить? Я сверлю медсестру взглядом. До нее доходит.
-До свидания, Тесса. Я зайду на кухню поговорить с твоим отцом и уйду.
Папа предлагает ей фруктовый пирог и кофе, хотя она и так жирная, и медсестра соглашается! Нам надо предлагать гостям только полиэтиленовые пакеты на ботинки. А калитку пометить большущим крестом.
Я тихонько вынимаю из кармана папиной куртки сигарету, иду наверх и высовываюсь в окно Кэловой комнаты. Хочу посмотреть на улицу. За деревьями видна дорога. Проезжает машина. Еще одна. Проходит человек.
Я выдыхаю дым. Вдыхая, я каждый раз слышу, как свистят мои легкие. Быть может, у меня туберкулез. Надеюсь, что это так. У всех знаменитых поэтов был туберкулез; это признак глубоких чувств. Рак-это та унизительно.
Из дверей выходит Филиппа и останавливается на крыльце. Я стряхнула пепел ей на волосы, но она не заметила-прогудела «До свидания» и, переваливаясь, потопала по дорожке.
Я сажусь на кровать Кэла. Сейчас поднимается папа. Дожидаясь его, я хватаю ручку и пишу на обоях над кроватью: «парашюты, коктейли, камни, леденцы, ведра, зебры, сараи, сигареты, холодная вода из под крана». Потом нюхаю подмышки, кожу на руках, пальцы. Провожу рукой по волосам к затылку, потом обратно ко лбу, как по ворсу ковра.
Папы нет и нет. Я слоняюсь по комнате. Вырываю перед зеркалом волосок. Он темнее прежних и почему-то вьется- как на лобке. Я рассматриваю его, разжимаю пальцы, и он падает на пол. Я рада, что могу бросить лишний волос на ковер.
На стене висит карта. Океаны и пустыни. На потолке-карта Солнечной системы. Я ложусь на кровать, чтобы хорошенько рассмотреть планеты, и кажусь себе совсем крохой.
Буквально пять минут спустя я открываю глаза и спускаюсь узнать, почему папа не поднимается ко мне. Оказывается, он ушел, оставив мне у компьютера какую-то дурацкую записку.
Я звоню ему:
-Ты где?
-Тесс, ты спала.
-Но где ты?
-Выскочил по-быстрому выпить кофе. Я в парке.
-В парке? Зачем ты туда пошел? Кофе и дома есть.
-Тесс, ну хватит, мне просто нужно было побыть одному. Если тебе скучно, включи телевизор. Я скоро вернусь.
Какая-то женщина готовит цыпленка в сухарях. Трое мужчин нажимают на кнопку, соревнуясь, кому достанутся пятьдесят тысяч фунтов. Два актера спорят о дохлой кошке. Один из них шутит, что кошка «готова». Ссутулившись, я сижу перед телевизором. Выключаю звук. Ну и фигню показывают. Похоже, нам всем нечего сказать.
Я пишу Зои: «Ты где?», - и она отвечает, что в колледже, но это вранье, потому что по пятницам у нее нет занятий.
Жаль, что у меня нем номера Адамова мобильника. Я бы написала ему: «Ты умер?»
Наверно, он работает в саду. Копается в навозе, торфе и перегное. Я открываю папину «Книгу садоводства», выпущенную «Ридерз дайджест», и выясняю, что в ноябре самое время обрабатывать почву. Адаму также стоит задуматься о том, чтобы посадить орешник, потому что эти кусты украсят любой сад. Пожалуй, лучше всего подойдет фундук. У него такие большие орехи в форме сердца.
Правда, Адам вот уже несколько дней не показывается в саду.
А еще он обещал прокатить меня на мотоцикле.
Шестнадцать.
Он некрасивее, чем я думала. Похоже, моя память его приукрасила. Не знаю, почему так. Представляю себе, как бы фыркнула Зои, узнай она, что в конце концов я постучала в его дверь. При мысли об этом мне не хочется ей ничего рассказываться. Она утверждает, что от уродов у нее болит голова.
-Ты меня избегаешь, - упрекаю я Адама.
Похоже, я застала его врасплох, но он быстро справляется с замешательством:
-Я был занят.
-Правда?
-Да.
-Значит, ты не испугался, что я заразная? В конце концов, большинство ведет себя так, будто от меня можно заразиться раком или как если бы я сама была виновата, что заболела.
Адам смущается:
-Нет, ты что!Я так не думал.
-Вот и хорошо. Когда же мы поедем кататься на мотоцикле?
Адам неловко переминается с ноги на ногу:
-Вообще-то у меня нет полноценных прав. А без них я не могу брать пассажиров.
Я могу придумать миллион причин, по которым мне не стоит кататься с Адамом на мотоцикле. Мы можем разбиться. Поездка окажется не так хороша, как я думала. Да и что я скажу Зои? Но дело в том, что этого мне хочется больше всего и отсутствие прав уж точно мне не сможет помешать.
-У тебя найдется лишний шлем?-спрашиваю я.
Снова эта медленная улыбка. Обожаю ее! Неужели он только что показался мне некрасивым? Теперь его лицо преобразилось.
-В сарае. И лишняя куртка у меня тоже есть.
Я не смогу сдержать улыбки. Мне не страшно и легко.
-Тогда поехали. Пока не начался дождь.
Адам закрывает за собой дверь:
-Дождя не будет.
Мы огибаем дом и забираем из сарая вещи. Адам помогает мне застегнуть куртку, сообщает, что его мотоцикл выжимает девяносто миль в час и ветер будет холодный; тут дверь черного хода открывается и в сад выходит женщина в халате и тапочках.
-Мама, вернись в дом, -просит Адам, -ты простынешь.
Но женщина направляется по дорожке к нам. Я никогда не видела такого унылого лица-кажется, будто она утонула и вода исказила ее черты.
-Куда ты собрался? –спрашивает она, не глядя на меня. –Ты не говорил, что уходишь.
-Я ненадолго.
У женщины уморительно екает в горле. Адам бросает на нее внимательный взгляд.
-Мымы, не надо, -просит он. –Пойди прими ванну,оденься. Ты оглянуться не успеешь, как я вернусь.
Она потерянно кивает и идет обратно к дому, потом останавливается, словно вспомнила о чем-то и впервые за все время смотрит на меня- чужого человека в ее саду.
-Кто вы?- спрашивает она.
-Ваша соседка. Пришла навестить Адама.
Взгляд женщины мрачнеет.
-Да, я так и думала.
Адам подходит к ней и осторожно подхватывает под локти.
-Пойдем, -говорит он. –Тебе нужно вернуться в дом.
Она позволяет себя увести; они направляются к задней двери. Женщина поднимается на крыльцо, оборачивается и снова бросает на меня взгляд. Она ничего не говорит; я тоже молчу. Мы просто смотрим друг на друга; потом она заходит в дом и идёт на кухню. Интересно, что там будет, что они скажут друг другу?
-Она нездорова? –спрашиваю я Адама, когда он возвращается в сад.
-Поехали отсюда, -отвечает он.
Поездка на мотоцикле оказывается совсем не такой, как я себе представляла,- не то что быстро катиться с горки на велосипеде или на ходу высунуть голову из машины. На мотоцикле ты открыт всем ветра, как зимой на пляже, когда налетает шквал с моря. На шлемах стоят пластиковые щитки. Я свой опустила, а Адам нет; он это сделал нарочно.
-Люблю, когда ветер в глаза, -пояснил он.
Адам сказал, что, когда мы поворачиваем за угол, мне нужно наклоняться. Что он не будет разгоняться до предела, потому что я впервые сижу на мотоцикле. Но это еще ничего не значит. Даже на средней скорости можно взмыть ввысь. И полететь.
Мы проносимся по улицам, оставляя позади дома и фонари. Мы проезжаем магазин, промзону, лесной склад, пересекаем границу знакомого городского пространства. Показываются деревья, поля, простор. Я прячусь от ветра за сгорбленной спиной Адама, закрываю глаза и думаю о том, куда он меня везет. Я представляю себе мчащихся галопом лошадей в моторе: их гривы развеваются на ветру, изо рта валит пар, ноздри раздуваются. Однажды я слышала историю о нимфе, которую похитил какой-то бог и увез на своей колеснице в мрачную и жуткую глушь.
В конце конвой мы приезжаем на грязную стоянку возле автомагистрали; такого я никак не ожидала. Здесь припаркованы две огромные фуры и пара легковушек; я замечаю ларек с хот-догами.
Адам выключает мотор, пинком ставит мотоцикл на подпорку и снимает шлем.
-Сначала слезь с мотоцикла, -советует он.
Я киваю, не в силах вымолвить ни слова. В дороге у меня перехватило дыхание. Колени дрожат; я с трудом перекидываю ногу через седло и слезаю на землю. Она не качается под ногами. Водитель фуры подмигивает мне из окна. В руке у него стаканчик с дымящимся чаем. У продавщицы в ларьке с хот-догами волосы стянуты в хвост; она протягивает мужчине с собакой пакетик чипсов. Я не такая, как они. Как будто мы сюда прилетели, а все остальные тут жили всегда.
-Мы еще не пришли, -говорит Адам, -давай поедим, и я тебе кое-что покажу.
Похоже, он понимает, что я пока не могу говорить, и не ждет ответа. Я медленно бреду за ним, слушаю, как он заказывает два хот-дога с кольцами лука. Откуда он знал, что мне именно этого и хотелось?
Мы едим стоя. По очереди отхлебывает кока-колу. Я поверить не могу в то, что я здесь, что, сидя на мотоцикле позади Адама, я смотрела на пролетающий мимо окружающий мир, что небо было словно шелк, я видела, как клонится к вечеру день- не белый, не серый и не серебристый, а смешанный, трехцветный. Наконец, едва я выбрасываю обертку от хот-дога в урну и допиваю кока-колу, Адам спрашивает:
-Готова?
И я иду за ним в калитку позади ларька с хот-догами, за канаву, в редкий лесок. Вьющаяся через лес тропинка приводит нас на опушку. Я и не думала, что мы так высоко забрались. Нашим глазам открывается удивительный вид. Город расстилается внизу, словно кто-то положил его к нашим ногам, а мы разглядываем его с вышины.
-Ух ты! –восхищаюсь я. –Никогда тут не была.
-Угу.
Мы садимся рядом на скамью, почти касаясь друг друга коленями. Земля под ногами, как камень. В воздухе пахнет морозом, который еще не вполне установился, и близкой зимой.
-Я сюда приезжаю, когда мне нужно ото всех сбежать, -поясняет Адам.- Грибы я здесь нашел.
Адам вынимает коробочку с табаком, открывает, отсыпает табака на бумагу и скручивает сигарету. У него под ногтями грязь, и я вздрагиваю, представив, что эти руки прикасаются ко мне.
-Держи, -говорит Адам. –Это тебя согреет.
Он протягивает мне сигарету, и я смотрю, как он сворачивает еще одну для себя. Она похожа на тонкий бледный палец. Адам дает мне прикурить. Мы молчим целую вечность, лишь выдыхаем дым на город внизу.
Он говорит:
-Внизу может твориться все что угодно, но здесь ты об этом не знаешь.
Я понимаю, что он имеет ввиду, быть может, в тех домишках кромешный ад, все вверх дном, мечты рассыпаются в прах. Но отсюда все кажется таким умиротворенным. Чистым.
-Ты извини, что так случилось с мамой, -просит Адам. –Она бывает невыносима.
-Она больна?
-Не совсем.
-Так что же с ней такое?
Адам вздыхает, проводит рукой по волосам.
-Полтора году назад папу сбила машина.
Он щелчком отбрасывает окурок в траву, и мы оба следим взглядом за оранжевым светлячком. Кажется, что прошло несколько минут, прежде чем огонек потух.
-Хочешь, поговорим об этом?
Он пожимает плечами:
-Да тут и говорить не о чем. Мама с папой поссорились, он сбежал в паб и, переходя через дорогу, забыл посмотреть по сторонам. Спустя два часа к нам в дверь позвонила полиция.
-Ужас!
-Ты когда-нибудь видела испуганного полицейского?
-Нет.
-Жуткое зрелище. Мама осела на лестнице и зажала уши руками, а полицейские с фуражками в руках топтались в прихожей; у них дрожали колени. –Адам невесело фыркнул. –Полицейские были чуть постарше меня и понятия не имели, что делать.
-Какой кошмар!
-Хуже того. Они отвезли ее опознать тело отца. Мама сама хотела, но они не должны были ее пускать. Его раздавило в лепешку.
-Ты поехал с ними?
-Я ждал снаружи.
Теперь я понимаю, почему Адам так непохож на Зои и остальных знакомых ребят из школы. Нас связывает горе.
Он продолжает:
-Я думал, что переезд как-то поможет, но увы. Мама до сих пор каждый день пьет кучу таблеток.
-Ты за ней ухаживаешь?
-Да.
-А жить когда?
-У меня нет выбора.
Адам поворачивается ко мне лицом. Кажется, будто он видит меня насквозь, знает обо мне такое, чего не знаю даже я сама.
-Тесса, тебе страшно?
Меня никто раньше об этом не спрашивал. Никогда. Я бросаю на него взгляд-вдруг он смеется надо мной или интересуется из вежливости? Но Адам не отводит взгляд. И я признаюсь ему, что ужасно боюсь темноты, боюсь спать, боюсь сросшихся перепончатых пальцев, тесноты и дверей.
- Время от времени на меня накатывает. Все думают, что если ты больна, то тебе ничего не страшно, но это не так. Это как если за тобой все время следит маньяк и в любую минуту может застрелить. А иногда я забываю обо всем на несколько часов.
-Как тебе это удается?
-Я общаюсь с другими людьми. Чем-нибудь занимаюсь. Тогда с тобой в лесу я целый день не думала ни о чем.
Адам медленно-медленно кивает.
Наступает тишина. Она длится всего мгновение, но вполне осязаема- как подушка вокруг коробки с острыми углами.
-Тесса, ты мне нравишься, -признается Адам.
Я сглатываю комок в горле:
-Правда?
-Помнишь, ты пришла и попросила бросить вещи в костер. Ты тогда сказала, что хочешь от них избавиться. Ты призналась, что наблюдала за мной в окно. Обычно люди такое не говорят.
-Я тебя шокировала?
-Наоборот. –Он опускает глаза, как будто подсказка валяется у него под ногами. –Но я не смогу дать тебе то, чего ты хочешь.
-А чего я хочу?
-Я только-только прихожу в себя. Если между нами что-то будет, ну ты понимаешь, то что потом?- Он ерзает на скамье. –Это плохо кончится.
Я поднимаюсь, внезапно чувствуя себя необыкновенно чужой Адаму. Как будто в моей душе захлопнулось окошко. То, сквозь которое шла теплота и искренность. Я холодна, как схваченный инеем лист.
-Увидимся,-бросаю я.
-Уходишь?
-Ага, есть кое-какие дела в городе. Извини, я забыла сколько времени.
-Тебе нужно идти прямо сейчас?
-Я встречаюсь с друзьями. Они будут меня ждать.
Он нашаривает на траве шлемы:
-Давай я тебя отвезу.
-Нет-нет, не надо. Кто-нибудь из друзей меня заберет. Они все с машинами.
Адам, похоже, ошеломлен. Ха! Так ему и надо! Пусть не задается. Я ухожу, даже не попрощавшись.
-Подожди! –зовет он.
Но я не останавливаюсь. И не оборачиваюсь.
-На тропинке, наверно, скользко! –кричит он.- Дождь начинается.
Я же говорила, что будет дождь. Я так и знала.
-Тесса, давай я тебя подвезу!
Он заблуждается, если воображает, что я поеду вместе с ним на мотоцикле.
Я смертельно ошибалась, думая, что он может меня спасти.
Семнадцать.
Начинаю я с оскорбления действием-въезжаю локтем в спину женщине, которая заходит передо мной в автобус. Она оборачивается и смотрит на меня бешеными глазами.
-Уй, -взвизгивает она. –Смотри, куда прешь!
-Это он! –отвираюсь я, указывая на мужчину сзади. Тот не слышит- что-то вопит в мобильный телефон, держа зашедшегося в крике ребенка, и не замечает, что я его только что оклеветала. Женщина выглядывает из-за меня и бросает мужчине:
-Сволочь!
Это он слышит.
В суматохе я ухитряюсь проскользнуть зайцем и сажусь сзади. Три правонарушения меньше чем за минуту. Неплохо.
Спускаясь с холма, я порылась в карманах Адамовой куртки, но нашла только зажигалку и старую смятую самокрутку, так что мне все равно было нечем заплатить за проезд. Я решаю совершить четвертое правонарушение и закуриваю сигарету. Какой-то старикан оборачивается ко мне, тычет в меня пальцем и приказывает:
-А ну потуши!
-Отвали, -огрызаюсь я. Пожалуй, в суде это сочли бы хулиганством.
Все идет как по маслу. Теперь займемся убийствами-поиграем со смертью
Мужчина через три сиденья спереди от меня кормит сидящего у него на коленях мальчика купленной в кафе лапшой. Я зарабатываю три очка, представив, как пищевой краситель растекается по венам малыша.
Женщина напротив обматывает горло шарфом. Очко за опухоль на ее шее-шершавую, розовую, как клешня краба.