– Я перестала есть и спать, – закрыв глаза и упиваясь обуревавшими ее сильными чувствами, говорила она с жаром. – Я думаю только о нем, я не знаю, кто он, но я чувствую, что схожу с ума. Я несколько раз в день появляюсь на том месте, где встретила его, и мне кажется, что он где-то рядом. Я снова чувствую ту прохладную свежесть…
Теперь, когда я вспоминаю эти слова, меня бьет озноб, словно это не она тогда, а я сейчас чувствую присутствие рядом с собой этого смертельно холодного человека…
– Ты хочешь его снова увидеть?
– Да, да… Я очень хочу его увидеть… И я его увидела…
– Да?
– Вчера. На том же месте. Только на этот раз он был в машине. Сидел и смотрел, как я подхожу к дому.
И я поняла, что она увидела его в первый раз где-то неподалеку от дома.
– Может, он где-то рядом живет?
– Может, я не знаю.
– И что же?
– Он окликнул меня, представляешь? Я остановилась и вдруг поняла, что сердце мое сейчас остановится. Я стала задыхаться, мне стало не по себе. Я спиной чувствовала его взгляд, взгляд мужчины, сгорающего от страсти, как и я… И тогда я повернула голову… – Наташа, все это время неотрывно смотрящая в одну точку, в пространство, вдруг медленно повернула свою голову ко мне, словно повторяя то движение, и словно это не на меня она смотрела сейчас немного удивленно и растерянно, а на того мужчину… – И наши взгляды встретились.
– Что было дальше?
– Он сделал мне знак, чтобы я подошла к машине, и я подошла, представляешь? – Глаза ее стали наполняться слезами. Мне тогда показалось, что она плачет от собственного бессилия, что ей стыдно и передо мной, и, главное, перед собой за что-то, но за что? Но я уже и так знала, что она мне сейчас скажет.
– И я села к нему в машину. Он увез меня за город, и там, в лесу, все это и случилось. Вот и все.
– И больше вы не встречались?
В этой ситуации это было самым страшным для женщины. Но Наташа, как оказалось, страдала по другой причине:
– Мы встречаемся, в том-то и дело. Я, быть может, и успокоилась бы, если бы он после этого исчез. Погоревала бы, поплакала немного, как и положено в таких случаях: мол, попользовался и бросил… Но все не так. Он настаивает на наших встречах. Он увозит меня в лес, или все это происходит в машине… И я, ты знаешь, уже устала от этого. Когда мы с ним вместе, я хочу, чтобы все это поскорее закончилось, а когда его нет рядом, я жду этих встреч… Но заниматься этим в машине или в лесу на траве…
И даже в тот момент я не поняла, чего же она от меня хочет. Я просто слушала ее и пыталась представить себе всю ее тогдашнюю жизнь. Счастлива ли она была? Думаю, она и сама бы не смогла тогда ответить на этот вопрос. Ведь теперь, когда я знаю, с кем встречалась Наталья, я понимаю, что она была глубоко несчастна и что то, что она на первых порах принимала за страсть и даже за любовь (ведь ее любовник просто засыпал ее цветами!), постепенно превратилось в самое настоящие насилие. Она уже не хотела этого мужчину, но вынуждена была, возможно, с ним встречаться из страха быть разоблаченной перед мужем. Думаю, любовник шантажировал ее этим, иначе бы она давно порвала с ним. Таких мужчин невозможно выдерживать долго.
– У него нет дома? Он женат?
– Говорит, что нет. Но ведь если бы у него была квартира, свободная, разве он не пригласил бы меня туда?
– Думаю, что пригласил бы. Значит, он либо обманывает тебя, что не женат, либо у него нет квартиры…
– Но где же он тогда живет?
– Не представляю. Может, у родственников, к которым не может привести женщину.
– Вот и я о том же…
Разговор иссяк, Наталья, розовая от смущения, сделала вид, что услышала, как ее зовет проснувшийся Мишенька, и, бросив на ходу, что ему надо сварить кашу, почти выбежала из кухни. Думаю, тогда она немного пожалела о том, что была со мной откровенна. Чувство стыда заставило ее так быстро свернуть разговор и уйти. Я же поклялась, что не выдам ее тайну никогда и никому в жизни. Я очень дорожила ее доверием.
Почти месяц мы не разговаривали с ней на эту тему. Понятное дело, что я уже не могла смотреть на нее прежними глазами. Глядя на Наташу, я вспоминала о существовании ее второй жизни и всегда безошибочно могла определить, куда и зачем она собирается, откуда пришла и в каком она настроении. Я знала дни ее свиданий с любовником. Во-первых, мне было доверено приводить в порядок ее одежду (на свидания она надевала соответствующее дорогое белье) и укладывать в ее маленькую дамскую сумочку большую тонкую простынку (чтобы она поместилась в сумке, мне приходилось сворачивать ее тугим рулоном, запаковывать в пакет и даже скреплять скотчем). Во-вторых, мне было поручено звонить ее родной сестре и договариваться с ней о квартире – Наташе удалось уговорить Ирину, одинокую молодую женщину, чтобы она позволила встречаться в ее квартирке. Я могла говорить по телефону с кем угодно и о чем угодно, не вызвав подозрений у находящегося дома Ефима.
И вот спустя месяц, когда от Натальи осталась одна тень, я решилась поговорить с ней и объяснить, что так дальше продолжаться не может. Что ее свидания отражаются на ее внешности и здоровье и что Ефим может рано или поздно что-то заподозрить.
– Но что мне делать? Он и так уже собрался прийти к нему и все рассказать, он хочет жить со мной, понимаешь? А я – не хочу! Он говорит, что любит меня, а я не знаю, что мне делать. Я не собираюсь ничего менять в своей жизни. Я уже сыта по горло этой любовью… Ты бы знала, какой он…
– Какой?
– Он измучил меня, я уже ничего не хочу… – И она разрыдалась. Мы снова утром пили кофе на кухне и разговаривали тихо, чтобы не разбудить Мишеньку.
– Так порви с ним!
– Ты что! – замахала она руками. – Ты не знаешь его… Такие мужчины не прощают, когда их бросают. Ты бы видела его… Но я хотела поговорить с тобой о другом… Я понимаю, ты сильно выручаешь меня. И эти цветы, на которые он тратит бешеные деньги, и все то, что ты делаешь для меня лично… Лора, у меня беда.
– Что опять случилось? Ты забеременела?
– Нет, хуже. Ирина отказала мне в квартире. У нас вышла ссора, она кричала на меня, обзывала последними словами. И самое ужасное, что она права… Словом, мне нужна квартира для встреч. Я не могу снять квартиру, потому что боюсь, что об этом узнает Ефим, кроме того, я так надеюсь, что вскоре расстанусь с Игорем… Всего на несколько встреч, на несколько…
И тут я все поняла. Она просила меня, чтобы теперь я предоставила им свою квартиру.
– Но я живу не одна… – попыталась я сопротивляться. – Левин… Что скажет Левин, если узнает?
– А он не узнает, ты же сама говорила, что он днем занят в своей фирме, к тому же у него много времени уходит на дорогу… Мы будем приезжать к тебе утром, когда он уедет. Поверь, это всего-то, может быть, одна неделя, а?
Какими глазами она на меня смотрела, когда уговаривала сделать это! В них было столько мольбы, отчаяния, боли, что я быстро сдалась и чуть ли не в тот же день сделала дубликат ключей от своей квартиры и отдала ей. Мысль о том, что моя хозяйка встречается с проходимцем, у которого нет квартиры, который ведет непонятный образ жизни (насколько я поняла, он нигде не работал, но в таком случае откуда он брал деньги на цветы!), заставила меня принять необходимые меры безопасности. Во-первых, я устроила у себя в доме тайник (вынула все внутренности из курицы и сложила туда тщательно упакованные в целлофан украшения Ниночки, после чего сунула сокровища вместе с курицей в морозилку). Я была уверена, что это ненадолго. А чтобы Левин случайно не разморозил курицу, я сказала ему, что в ней находится, придумав жуткую историю об участившихся в нашем районе квартирных кражах. Во-вторых, мне просто необходимо было возвращаться домой раньше Левина, чтобы проверить, все ли в порядке, поменять мыло в ванной и полотенца. Мне стали близки и понятны чувства ее сестры Ирины, которая отказала им в доме. Кому бы это понравилось?..
И с тех пор я совсем потеряла покой, а в один прекрасный день мы, конечно же, встретились на лестнице… Все трое. Я, Наталья и он. Ее любовник – Мур. Что я испытала, увидев его в первый раз? Я испугалась, как если бы увидела самого сатану. Его взгляд – вот что потрясло меня в ту минуту. Он прожигал насквозь. В нем чувствовалась такая внутренняя сила, такой всепожирающий огонь, что я оробела. Это был сильный, очень сильный человек. Неудивительно, что он подчинил себе волю и разум такой слабой и впечатлительной натуры, как Наталья. Мне было проще – ведь это не я должна была остаться с ним тогда, в моей квартире… Поэтому-то я, быть может, и не испытала в тот момент на себе его гипнотической, демонической силы. Он стоял совсем рядом со мной, смотрел на меня молча, и я даже представить себе тогда не могла, что весь этот долгий, растянувшийся на месяцы, спектакль был разыгран из-за меня! Чудовищно, чудовищно, невозможно! Влюбить в себя Наталью с тем, чтобы потом, спустя время, которое ему понадобилось, чтобы спланировать преступления и скрутить меня мертвой хваткой, убить ее безжалостным выстрелом в голову. Губы, которые он целовал, тело, которое он пусть и грубо, но ласкал, превратилось в труп. Понимал ли он, что делает? И зачем ему надо было становиться ее любовником, если ему нужна была лишь я, я, так похожая на Соляных… Не проще ли было ему закрутить роман со мной и засыпать цветами меня? Сейчас, когда я думаю об этом, мне приходит в голову лишь одна причина, по которой он сделал это: ему нужна была просто женщина, и к тому же богатая… Только позже я узнала, что Наталья постоянно давала ему деньги. Она сама как-то призналась мне в этом… Итак, он встречался с Натальей, но думал только обо мне, и только со мной были связаны вынашиваемые в его больной голове планы. Он был с ней, но я была всегда рядом, и я не удивилась бы сейчас, если бы узнала, что инициатива устраивать свидания в моей квартире принадлежала ему. Быть может, даже именно он-то и подстроил все таким образом, чтобы Ирина отказала своей сестре в доме. Существует масса способов заставить человека совершить несвойственный ему поступок. В данном случае, например, оставить на видном месте какой-нибудь предмет, вещь, которые вызвали бы у одинокой хозяйки квартиры чувство отвращения к тому, что происходит в ее спальне, пока она находится на работе. Да мало ли что можно придумать, чтобы спровоцировать этот поступок. Главным для Мура было попасть в мою квартиру, приблизиться ко мне, а потом как бы случайно встретиться…
…Я очнулась. В дверь стучали.
– Войдите, – сказала я, и дверь тут же отворилась. Вошла Мардж с подносом в руках.
– Ваш завтрак, – сказала она по-английски, и я прекрасно поняла ее. – Через пять минут вам перезвонят.
Я разобрала только что-то про телефон. Поставив поднос, на котором, помимо завтрака, лежал и маленький мобильный телефон, на стол, она улыбнулась мне и, пятясь к двери, исчезла. Яйца вкрутую, копченая селедка, тосты, сок. Я сглотнула слюну. Голод. Я испытываю голод. Значит, я жива.
Замурлыкал телефон. Я вздрогнула.
– Да… Я слушаю…
– Это я, – услышала я совсем рядом с собой знакомый до ужаса голос. Этот голос звучал хрипло, он напоминал рычание зверя, вышедшего на охоту и исполненного самых сильных инстинктивных желаний. – Ты слышишь меня, сучка?
– Слышу… – У меня заболел низ живота. – Да, слышу…
«Через пару дней после того, как я остановилась у брата, позвонил мой сторож и сказал, что разворовывают мой дом».
«Войдя в дом, я онемела от горя при виде происходившего. Прекрасная мраморная лестница, покрытая красным ковром, была завалена книгами, в которых копались какие-то женщины… Потом я поднялась наверх, в спальню. То, что я там увидела, было просто чудовищно. Великолепный ковер, привезенный из Парижа, был залит чернилами, а всю мебель вынесли. Из шкафа вырвали дверцу вместе с петлями и вынули все полки, а в шкаф поставили винтовки. Я быстро вышла из спальни, не желая смотреть на такое варварство. В моей ванне было полно окурков… Гостиная также представляла собой отталкивающее зрелище. Рояль фирмы „Бехштайн“, сделанный из красного дерева, неизвестно зачем перенесли в оранжерею и втиснули между двумя колоннами, сильно повредив. Сторож рассказал, что в тот день, когда я ушла из дома, голубь вылетел в окно, и больше его не видели. А ведь до этого он всегда возвращался вечером в оранжерею, где жил…»
Глава 2
– Это ты? – спросил он, и голос его дрогнул. – Неужели это ты?
Он видел перед собой Мэй, и был ослеплен ее красотой, молодостью и восхищен тем непередаваемым блеском ее сияющих глаз, который он так хорошо знал. Этот блеск свидетельствовал об огромной внутренней силе и том жизненном азарте, который всегда отличал Мэй от остальных женщин. Несколько мгновений длилось это сладкое наваждение. Мэй вернулась, билось в висках Вудза и теплой волной захлестывало душу. В те секунды он не отдавал себе отчета в том, что это просто не может быть реальностью. Ведь Мэй не существовала уже. Но, с другой стороны, она стояла сейчас перед ним и говорила с ним голосом Мэй. Значит, это она. Про себя он повторил еще раз вопрос, и щеки Мэй порозовели:
– Да, это я… – ответила она, явно смущаясь и словно извиняясь перед Арчи за то, что появилась перед ним так неожиданно, даже не дав ему времени и возможности как-то подготовиться к ее возвращению. А если бы он при виде ее сошел с ума?
– Мэй… Я не верю своим глазам…
– Мэй? – переспросила она и оглянулась по сторонам, словно ища взглядом кого-то. – Что такое «мэй»? Я не знаю английского, только несколько слов, фраз…
– Мэй – это Мэй, это ты, ты же сама просила, чтобы я звал тебя Мэй, – ответил Вудз, медленным шагом приближаясь к ней, и вдруг, не выдержав, заключил живую, теплую Мэй в свои объятия. – Разве тебя зовут не Мэй?
– Нет, меня зовут Лора, – сухо ответила Мэй, видимо, по каким-то своим причинам не желая, чтобы ее узнали.
– Нет, ты – Мэй… – повторил он в некотором замешательстве, потому что в этот момент перед его внутренним взором предстала та Мэй… И тут же все встало на свои места, и он вспомнил, что разговаривает с дочерью Мэй – точной копией своей матери. – Твоя мама хотела, чтобы я так ее называл. Но как же ты похожа на нее! Если бы я встретил тебя на улице, то окликнул бы, не прошел мимо… – Теперь он находился полностью во власти реальности и понимал, что если эта чудесная девушка, так неожиданно появившаяся в его жизни, так же неожиданно исчезнет, как всегда исчезала Мэй, то больше он ее никогда не увидит, жизнь, время от времени озаряемая встречами с его мечтой, станет серой, тусклой и однообразной. Но понимал также и то, что с полным исчезновением Мэй или ее дочери жизнь его станет одновременно спокойной, исчезнут ночные страхи и кошмары. Но тогда это будет не жизнь, а летаргический сон рядом с полумертвой Эдит, подумал он и тотчас заговорил: – Никогда бы не подумал, что дети могут так походить на своих родителей… Но эта родинка… – Он вдруг почувствовал, как от предательских слез защипало глаза: – Это же наша родинка, и у меня, вот, взгляни, и у моего отца была эта родинка на правом виске, возле уха… Как ты узнала обо мне? Кто тебе сказал? Как ты нашла меня?
– В документах мамы, – прозвучал простой ответ.
– А мама? Где она?
– Она умерла, – тихо произнесла дочка Мэй.
Арчи покачал головой и вздохнул. Он и сам еще тогда не понял, что испытал, услышав эти слова: облегчение или внезапно свалившуюся ему на плечи новую тяжесть. Тяжесть лжи.
– Давно? – Он затаил дыхание.
– Да, давно… Умерла от воспаления легких.
– Ты носишь ее фамилию? – Он быстро перевел разговор на другую тему.
– Нет. – Она снова оглянулась по сторонам, словно не знала точного ответа на этот вопрос и теперь искала, кто бы ей подсказал. Затем, как будто вспомнив, пояснила: – Фамилия мне досталась от ее последнего мужа, Захарова…
– Она была замужем?
– Да, несколько раз.
– Лора… Ты должна понять – я сильно волнуюсь. Все это похоже на сон…
– Вы не знали, что у вас есть дочь?
– Мне говорили, только очень давно, что Мэй родила девочку, но не от меня… Я звонил ей в Москву, просил приехать, обещал даже удочерить ребенка, но твоя мать не приехала… – Он говорил чистую правду, вновь и вновь испытывая горечь разочарования от этих унизительных для него звонков. Мэй тогда совсем вычеркнула его из своей жизни и не желала, видимо, даже слышать его голос.
– Вы плохо с ней расстались?
– Плохо? – От вопроса Лоры повеяло могильным холодом. Они не успели попрощаться. Сам дьявол нежной женской рукой отнял у него Мэй. Вудз хотел засыпать Лору вопросами о том, как именно умерла Мэй. Где подхватила воспаление легких? Как долго длилась болезнь? Где находилась Мэй перед смертью? Присутствовала ли сама Лора на похоронах матери? И если да, то кто же выдавал все эти годы себя за ее мать? Ведь Мэй умерла не от воспаления легких. Она погибла страшной смертью, и тело ее покоится в Гринвуде. И Арчи бы засомневался, что видит перед собой настоящую дочь Мэй, если бы не удивительная схожесть этой девушки с Мэй. Возможно, подумал он, Лора никогда и не видела свою настоящую мать и воспитывалась, скажем, в каком-нибудь приюте или интернате для сирот. В сущности, Лора могла придумать про свою мать, чтобы не раскрывать свое сиротское прошлое. «Вы плохо с ней расстались?»
– Когда-нибудь я расскажу тебе эту историю, а пока скажи мне, как долго ты собираешься пробыть в Лондоне? У тебя есть время? – Он хотел задержать ее возле себя как можно дольше, хотя и понимал, что вряд ли у него получится заполучить себе Лору насовсем, как бы ему этого ни хотелось. Однако при мысли, что Лора может действительно оказаться его дочерью и согласится остаться жить с ним, у него кружилась голова и подкашивались колени. У него началась бы совершенно другая, новая жизнь, и он сделал бы все возможное, чтобы Эдит – это живое напоминание о мертвой Мэй – наконец-то ушла из его жизни. – Какие твои планы?
И тут же услышал то, что боялся услышать:
– У меня билет. – Лора достала коричневый конверт, откуда выпал билет, который она, словно боясь, что ей не поверят, протянула Вудзу: – Послезавтра улетаю в Москву. У меня работа, я не могу задерживаться.
Видимо, у Арчи в тот момент был такой растерянный вид, возможно даже, что он побледнел, потому что Лора сказала:
– Может, сядем?
Он сел в кресло, взял прохладные ладони Лоры в свои и долго рассматривал близко-близко ее лицо, все еще не веря в такое поразительное сходство матери с дочерью, после чего оживленно заговорил:
– Скажи мне, неужели твоя работа настолько для тебя важна, что ты, не успев побыть со мной, уже хочешь вернуться обратно? Кем ты работаешь и сколько зарабатываешь, что обязана вовремя вернуться туда?
Он понимал, что до откровенного разговора с Лорой еще далеко. В сущности, перед ним сидела лишь копия Мэй, но не сама Мэй, с которой всегда можно было поговорить на любую тему. Мэй всегда была для него близким человеком, и они долгие часы проводили за откровенными беседами. И хотя иногда Арчи казалось, что именно эта открытость и откровенность и послужила причиной их разрыва, все же он был очень благодарен ей за это. В отличие от скрытной, замкнутой в себе Эдит Мэй по-настоящему присутствовала в его жизни, и ее мысли и желания были хорошо известны ему. Быть может, именно поэтому они так были счастливы друг с другом и им было легко говорить? Сейчас, когда прошло столько лет после того, как Мэй погибла, он уже понял свою ошибку, вернее даже не ошибку, а то, что так сильно подействовало на Мэй и заставило ее принять решение порвать с ним.