Эдит, в ожидании возвращения Вудза и от нечего делать принявшая ванну с травами и теперь ходившая по большому дому в теплом халате и с тюрбаном из полотенца на голове, заглянула на кухню и попросила Мардж дать ей яйцо и копченой селедки. Мардж ушла в кладовку за яйцами, в кухне никого больше не было. (Джейн смотрела телевизор в холле, уютно устроившись в кресле с вязанием в руках; она довольно часто приезжала в Гринвуд и ночевала в комнатке Мардж.)
На маленьком столике, рядом с корзинкой, в которую Мардж собирала требующее штопки белье, примостилась кожаная потертая сумка Джейн. Возле нее лежала круглая металлическая точилка с кучкой карандашного серпантина. Эдит, не мешкая, подошла к столу, открыла сумку и извлекла на свет толстый блокнот. Раскрыла его и увидела сделанный оранжевым карандашом, тем самым, оранжевые очистки которого лежали рядом, рисунок. Девушка с оранжевыми волосами лежит на траве, среди цветов, а рядом с ней… лопата. Джейн Вули оказалась плохой художницей, но тем не менее тот, кому предназначался этот рисунок, без труда бы определил, где, в каком именно уголке сада, лежат девушка и лопата.
Эдит успела вернуть блокнот на место и даже захлопнуть сумку за мгновение до того, как в кухне появилась сама Джейн. Бросив быстрый взгляд на Эдит, Джейн, видимо, удивившись ее присутствию на кухне, взяла свою сумку и, что-то пробормотав себе под нос, пошла с ней из кухни.
– Джейн, это вы чинили карандаш и оставили здесь мусор? – строгим тоном спросила Эдит.
– Нет… – Видно было, как растерялась Джейн, и лицо ее при этом покрылось красными пятнами. – Это Мардж. Ей надо было записать рецепт пирога, вот она и попросила у меня карандаш, а он оказался сломан… Но я сейчас приберу…
И Джейн быстрым движением смахнула стружки в ладонь и отнесла в мусорную корзину. Вернулась Мардж и поставила вариться яйца.
Эдит, зная доброе отношение Вудза к своей кухарке, не видящего ничего дурного в том, что ее время от времени навещает подружка Джейн Вули, помогающая в эти свои приезды Фреду по саду, не посмела отчитать Мардж за то, что в доме толкутся чужие люди. Она знала, что последует за этим: Мардж обязательно пожалуется Вудзу, и будет неприятный разговор. Поэтому ей, пока еще не успевшей стать миссис Вудз, не оставалось ничего другого, как смириться с присутствием в Гринвуде Джейн, отчего-то раздражавшей ее по поводу и без повода. Но сейчас, когда она увидела в ее сумке рисунок, смысл которого прекрасно поняла, ее отношение к Джейн Вули переросло в страх. Еще один человек, помимо Мура, стал источником ее волнения. И теперь Джейн Вули была обречена. Этот рисунок стал ее смертным приговором. Вот до чего доводит старушечье любопытство. Значит, в тот вечер в саду, где Эдит пыталась унять разбушевавшуюся пьяную Мэй, и когда на дорожке так некстати появился Арчи, помимо их троих, был еще один свидетель, Джейн Вули; ее не должно было быть там в тот день, в тот вечер, потому что ее место к тому времени уже занял ее сын, Фред, которого Эдит отпустила пораньше домой и даже дала ему денег на дорогу до Лондона.
Эдит, дожидаясь, пока сварятся яйца, наблюдала, как Мардж очищает от кожицы копченую селедку, как нарезает ее ломтиками, как ставит на стол перед Эдит фарфоровую масленку с маслом, как режет темный ноздреватый хлеб, как заваривает китайский чай, от которого по всей кухне распространяется аромат жасмина. А что в это время делает Джейн?
– Что-то жарко у тебя здесь, – сказала Эдит, распахивая теплый длинный халат. – Пойду переоденусь. Да и Арчи встречать в таком виде неприлично.
Она вышла из кухни, поднялась к себе, надела джемпер, брюки и ботинки на толстой подошве. Затем вышла на террасу и посмотрела в сторону мокнущего под дождем сада…
Глава 9
Утром я так и не смогла вспомнить, на самом ли деле Арчи спрашивал меня про Ниночку или же мне это все приснилось. Слишком уж много выпила я в тот вечер. Да и нервы были ни к черту.
Вставать не хотелось. Голова хоть и не болела, но казалась звонким, пустым и очень тонким колоколом. Меня подташнивало, и я в который раз уже спрашивала себя, не беременна ли я от Мура. Но в ванной я испытала необыкновенное счастье – оказывается, сильнейший нервный стресс вызвал задержку. И хотя теперь мне пару дней предстояло провести в постели, поскольку я тяжело переносила эти дни, я все же была на седьмом небе от счастья, что не ношу в себе ребенка убийцы.
За окном накрапывал дождь, и я, мечтая, чтобы сегодня про меня вообще забыли и не приглашали ни к завтраку, ни к ужину, снова забралась в пижаме в постель и укрылась одеялом. Одной проблемой меньше, подумала я про себя. И почти в ту же минуту в дверь мою постучали. Я крикнула: входите!
Это был Арчи. Он был бледнее обычного.
– Лора, я бы хотел, чтобы ты сегодня не выходила из своей комнаты, – сказал он взволнованным голосом, стараясь не глядеть мне в глаза. – Мардж сейчас принесет тебе завтрак.
– Что случилось?
– К тебе это не имеет никакого отношения… Совершенно никакого. Как ты себя чувствуешь? Мне показалось, что вчера ты сильно нервничала и слегка перебрала…
Я покраснела.
– Так ты мне обещаешь это? – Теперь уже он смотрел на меня в упор.
Разве могла я ему признаться в том, что только что мечтала об этом – остаться на весь день в постели.
– Да, конечно. Но вы так и не скажете, что произошло?
– Позже… – уклонился он от прямого ответа. – Позже я тебе все объясню.
– Эдит? Это связано с ней? Вернее, с ее отношением ко мне? – вдруг догадалась я, потому что не видела другой причины, по которой я не могла бы покинуть пределы своей комнаты.
– Да, правильно, это из-за Эдит. Ты умная девочка. Пожалуйста, постарайся сидеть как мышка.
– Но с Мардж-то мне можно разговаривать?
– Да, конечно. Главное, чтобы Эдит не слышала, что ты в доме…
Все это было очень странно. Я, откинувшись на подушки, еще выше натянула одеяло, почти до самого носа. Арчи ушел, и в комнате снова стало тихо, хотя и тревожно. Я хотела было вскочить с постели и броситься к окну, чтобы посмотреть, на месте ли машина Эдит, как вдруг Арчи вернулся:
– Да, забыл сказать: постарайся не подходить к окну. Сейчас придет Мардж, она сдвинет шторы, они плотные, тяжелые, и тогда ты сможешь зажечь свет.
Неужели Эдит настолько ненавидит меня, что Арчи вынужден был сказать ей, будто меня нет дома… Но почему он так боится ее? И с какой стати он так ей угождает? А что, если бы я была его настоящей дочерью? Какую власть имеет над ним Эдит? И что вообще происходит?
Возмущению моему не было предела. Но приход Мардж удивил меня еще больше. Случилось что-то страшное, поняла я, едва только увидела ее лицо. Обычно румяное, свежее, этим утром оно было мертвенно-бледным, словно припорошенным серой пылью.
– Мардж, что случилось? Что с Эдит? Почему она так ненавидит меня? Я, конечно, посижу в комнате, но ведь это же ненормально…
При слове «Эдит» Мардж посмотрела на меня с недоумением.
– Эдит? – переспросила она меня удивленно.
– Арчи сказал мне, чтобы я не выходила из комнаты… – объясняла я ей на пальцах. – Эдит (я сделала из пальцев козу и направила острые рога-пальцы себе в горло) не любит меня, ненавидит… Но почему Арчи слушается во всем Эдит?
И тут Мардж сделала мне знак, который расшифровать иначе как «мне велено молчать» было невозможно. Она несколько секунд подержала указательный палец на своих плотно сжатых губах, словно извиняясь за то, что не может мне сказать правду. Но когда через пару минут, во время которых Мардж накрывала на стол, за окнами послышался шум подъезжающих машин, я, разумеется забыв наставления Арчи, кинулась к окну. Мардж подошла следом. Я повернулась и увидела рядом с собой ее лицо с катящимися по пухлым, но бледным щекам крупными слезами.
Слева от террасы открывался вид на площадку, где обычно ставили машины. Три черные машины, которые я здесь никогда не видела, визгом тормозов наделали в Гринвуде много шума. Из них показались люди в форме, и я поняла, что это полиция.
– Полиция… Мардж… Что случилось?
Но Мардж, давясь слезами, так ничего и не ответив мне, выбежала из комнаты. Я ничего уже не понимала. Но разве могла я, находясь в той ситуации, в которую меня загнал Мур, оставаться безучастной и строго исполнять указания Вудза, когда в Гринвуде появились полицейские? По чью душу они пришли? Что случилось? Может, Эдит из ревности рассказала Арчи, кто я такая на самом деле? И нагрянувшая в Гринвуд полиция – дело ее рук? Значит, через пару минут они будут в моей комнате, а я все еще в постели?
Не помню, как я натягивала на себя брюки и свитер. Выбежав из комнаты в коридор, я бросилась прочь от раздававшихся из левого крыла дома голосов, спустилась вниз и кинулась в подвал, откуда, как я знала, был выход в сад через бойлерную. Я бежала, не оглядываясь, через весь сад. Один раз я, поскользнувшись на мокрой траве, упала и сильно ударилась коленкой, но быстро поднялась и углубилась в заросли папоротника. Там, пригнувшись, я замерла, пытаясь разглядеть сквозь ветви и листья все то, что происходило на площадке перед домом. Арчи встретил полицейских на террасе, и я видела, как любезно он пригласил их пройти в дом. Один из них держал в руках длинный шест. Какое-то время на площадке не было ни души. Мне было страшно неудобно сидеть в зарослях, тем более, что у меня так некстати разболелась поясница. Я поменяла положение тела, но боль в пояснице все равно не проходила. Дождь то затихал, то принимался снова. Волосы мои намокли, и холодные струи стали затекать за ворот. Более нелепой ситуации было трудно себе представить. Хотя, с другой стороны, рассуждала я, лучше уж оказаться в английской полиции и попытаться им все объяснить, чем терпеть над собой издевательства Мура. Сейчас, когда я поняла, что не беременна, мне стало как-то легче думать об этом. К тому же я рассчитывала на поддержку Вудза, который, как мне казалось, был не способен причинить мне вреда уже хотя бы по той причине, что я сильно походила на Мэй… Хотя откуда мне было знать, как они расстались – Арчи и Мэй. А вдруг они расстались врагами, и все это время Арчи лишь терпел мое присутствие, а сам вынашивал в голове какой-нибудь план, направленный против меня все по той же причине, что я похожа на Мэй. Я не знала, что и думать. Полиция. Ведь если предположить, что они пришли по мою душу, тогда почему же не ищут меня в саду? Пусть даже Арчи сказал им, что никакой Лоры Захаровой он не знает и вообще впервые слышит это имя, но почему полицейские должны ему поверить? Разве что из уважения к такому достойному и богатому человеку. И все же… Зачем они приехали?
Не помню, как я натягивала на себя брюки и свитер. Выбежав из комнаты в коридор, я бросилась прочь от раздававшихся из левого крыла дома голосов, спустилась вниз и кинулась в подвал, откуда, как я знала, был выход в сад через бойлерную. Я бежала, не оглядываясь, через весь сад. Один раз я, поскользнувшись на мокрой траве, упала и сильно ударилась коленкой, но быстро поднялась и углубилась в заросли папоротника. Там, пригнувшись, я замерла, пытаясь разглядеть сквозь ветви и листья все то, что происходило на площадке перед домом. Арчи встретил полицейских на террасе, и я видела, как любезно он пригласил их пройти в дом. Один из них держал в руках длинный шест. Какое-то время на площадке не было ни души. Мне было страшно неудобно сидеть в зарослях, тем более, что у меня так некстати разболелась поясница. Я поменяла положение тела, но боль в пояснице все равно не проходила. Дождь то затихал, то принимался снова. Волосы мои намокли, и холодные струи стали затекать за ворот. Более нелепой ситуации было трудно себе представить. Хотя, с другой стороны, рассуждала я, лучше уж оказаться в английской полиции и попытаться им все объяснить, чем терпеть над собой издевательства Мура. Сейчас, когда я поняла, что не беременна, мне стало как-то легче думать об этом. К тому же я рассчитывала на поддержку Вудза, который, как мне казалось, был не способен причинить мне вреда уже хотя бы по той причине, что я сильно походила на Мэй… Хотя откуда мне было знать, как они расстались – Арчи и Мэй. А вдруг они расстались врагами, и все это время Арчи лишь терпел мое присутствие, а сам вынашивал в голове какой-нибудь план, направленный против меня все по той же причине, что я похожа на Мэй. Я не знала, что и думать. Полиция. Ведь если предположить, что они пришли по мою душу, тогда почему же не ищут меня в саду? Пусть даже Арчи сказал им, что никакой Лоры Захаровой он не знает и вообще впервые слышит это имя, но почему полицейские должны ему поверить? Разве что из уважения к такому достойному и богатому человеку. И все же… Зачем они приехали?
И словно в ответ на все мои многочисленные вопросы на террасе показалось двое полицейских, которые выносили из дома носилки. Вероятно, сложенные носилки я и приняла за тот самый шест, который я заметила у одного из полицейских. На носилках лежал кто-то, прикрытый белой простыней. Волосы на моей голове зашевелились – лицо человека, лежащего на носилках, было также прикрыто, что могло означать только одно: он мертв. На террасе появился Арчи, следом за ним – закутанная в теплую шаль Эдит (я впервые увидела ее в это утро) и, наконец, рыдающая Мардж. Ее всхлипывания и причитания я услышала даже отсюда, из глубины сада. Так, значит, полиция приехала сюда вовсе не из-за меня. В доме произошло несчастье, и Арчи, чтобы не травмировать меня, решил это от меня скрыть? На что он рассчитывал, когда позволил Мардж принести мне завтрак? Разве он не понимал, что ее заплаканное и опухшее от слез лицо непременно обратит на себя внимание и вызовет у меня массу вопросов? Что вообще происходит?
В одну из черных машин закатили носилки с неизвестным мне телом. Арчи, Эдит и Мардж были живы. Неужели умер Реджи? Сердце мое от этой горькой мысли сжалось, и я тотчас представила себе веселые глаза старика Реджи, его заразительный смех и вечно блуждающую на лице ироничную улыбку. Неужели я никогда больше не увижу его?
Я дождалась, когда полицейские уедут, и только после этого тем же путем, но уже более медленно, возвратилась в свою комнату. Быстро разделась и юркнула в постель. Затем, вспомнив про завтрак, схватила поднос и устроилась с ним прямо на кровати. Как я и рассчитывала, первой ко мне вернулась Мардж. Увидев меня, спокойно жующую булочку, она тяжело вздохнула и с видом заботливой матери протянула мне масленку и тарелку с паштетом. Я старалась делать вид, что ничего не знаю, в то время, как Мардж вела себя более естественно. Видимо, чувства прямо-таки распирали ее. Она продолжала беззвучно плакать. И в эту минуту в дверь мою снова постучали. Увидев на пороге Эдит, я чуть не подавилась.
– Мардж, оставьте нас вдвоем, – сказала она довольно сносно по-русски, и Мардж, которая поняла ее только по тому тону, каким это было сказано, и довольно грубому жесту, означающему, что ее выставляют за дверь, поспешно покинула комнату. – Вот так.
Эдит присела ко мне на постель и взяла мою руку в свою.
– Я плохо говорю на русском… – сказала она мне чуть ли не с нежностью в голосе, жадно всматриваясь в меня, как если бы все это время у нее не было такой возможности, и вдруг она ей представилась. – Ты не знаешь, что произошло, не спрашиваешь из вежливости, ведь так?
Я лишь кивнула головой. С трудом доев булочку с паштетом, я выпила остывший чай и промокнула губы салфеткой.
– Твой отец не захотел тебя расстраивать, но я думаю, это надо сделать. В смысле, не расстраивать, а рассказать правду… Сегодня утром Мардж наткнулась на Джейн. Помнишь Джейн? Мать нашего садовника Фреда. Джейн Вули.
Я пожала плечами, делая вид, что с трудом понимаю, о ком идет речь.
– Что с Джейн? Она утром пришла сюда, в Гринвуд, и ей стало плохо? Я видела, как кого-то выносили из дома на носилках… Ее?
– Мардж нашла ее в саду, когда вышла, чтобы повесить белье… – Эдит, легко соскочив с кровати, показала мне, как вешают белье. – Понимаешь? Посмотрела вниз и увидела на земле в цветах тело Джейн. Она была мертва. Ее кто-то ударил по голове…
И Эдит, сама того не подозревая, почти с точностью скопировала движения Джейн, когда та показывала, как кто-то кого-то ударил лопатой по голове; Эдит тоже продемонстрировала случившееся с Джейн с помощью рук и воображаемого тяжелого предмета, который она обрушила на голову теперь уже самой Джейн.
– Вы шутите? Джейн убили?
Джейн, которая все это время пыталась как-то предупредить меня о грозящей мне опасности, которая рисовала картинки с гробами и подбрасывала мне в конвертах рыжие волосы, а потом привела меня к тому месту, где кто-то когда-то вот так же, как это показала сейчас Эдит, обрушил на голову неизвестного лопату…
– Джейн убили лопатой? – мне хотелось конкретности. – Лопатой?
При слове «лопата» Эдит удивленно вскинула брови и развела руками: она, оказывается, не знает, каким образом была убита Джейн. Значит, этот предмет не нашли.
– Но за что? Что такого она могла сделать, чтобы ее убили? Может, у нее было много денег? – Мне очень хотелось, чтобы ни одна душа на свете не знала о тех рисунках, которые подкидывала мне Джейн. Я изо всех сил притворялась дурочкой.
Эдит пожала плечами. Она ничего не знала.
– Но почему Арчи не хотел, чтобы я знала?
– Не хотел тебя расстраивать.
– Эдит, а вы, оказывается, довольно хорошо говорите по-русски. Это вас мой отец научил? – решила я ее немного позлить и, чувствуя, что мое нервозное состояние, вызванное известием о смерти Джейн, грозит вылиться в настоящую истерику, едва сдержала себя, чтобы не добавить: «Или Мур?»
– Да, это Арчи… Они с Реджи часто говорят на русском, а меня это злит… Вот я и попросила, чтобы и меня тоже поучили языку.
Видимо, эта тема была ей неприятна, поэтому Эдит сразу перешла к вопросам, ради которых, как мне показалось, она ко мне и явилась:
– Лора, скажи мне, как звали твою мать?
Я почувствовала, как сердце мое останавливается. Мерзавец Мур не позаботился даже о том, чтобы я знала имя, отчество и фамилию «собственной» матери. Ну не идиот ли? И как же это могло случиться, что до сих пор никто, даже Арчи, не задал мне этот простой вопрос, тем более что главным мотивом моего появления здесь было именно признание меня дочерью Вудза?! И как после этого не считать Мура сумасшедшим?
– Фамилия моей матери Захарова, – ответила я как можно более спокойно, но взгляд все же отвела, боясь, что Эдит почувствует мою неуверенность.
– Это по мужу, это фамилия ее последнего мужа, я правильно понимаю? И ты носишь эту же фамилию, потому что Захаров был твой отец… Но зачем, если ты не дочь Арчи, тебе понадобилось приезжать сюда?
– Захаров мне не отец, а отчим. Вот Арчи – это мой настоящий отец, – сказала я не своим голосом и густо покраснела.
– Это ложь. И фамилия твоей матери, которую Арчи звал не иначе как Мэй, не Захарова, а Красинская. Красинская Елена Владимировна. – Эдит здорово помогла мне, подарив такую сногсшибательную подсказку. – Ведь это она? – И с этими словами Эдит достала из кармашка жакета маленькую фотографию и протянула ее мне.
На ней была изображена тоненькая хрупкая девушка в балетной пачке, на пуантах. Приблизительно так же могла бы выглядеть и я, надень я на себя этот балетный костюм. Но моим было только лицо, тело же было чужим, но идеальным, изящным, совершенным… Фотография была черно-белая, но довольно четкая. И я поняла, что вижу перед собой ту самую мистическую женщину, по которой сходил с ума и Арчи, и его покойный отец. Это была Мэй. И я действительно очень на нее походила.