Ну, вот вам, пожалуйста. Сколько раз он ее просил такие вещи при ребенке не обсуждать.
– Взятка, – тихо сказал Илья, – это когда ты даешь человеку деньги за то, чтобы он тебе помог. Покупаешь его доброту, так сказать.
– Понял, – неуверенно сказал Тимур. Оглядел приемных родителей. – Значит, они хотели, чтобы улетели именно они, а не другие? – он хмыкнул. – Вот дураки.
– Тимур, – нахмурилась Эйла. Посмотрела выжидательно на Илью, но он промолчал.
– А Вильсон ничего не сказал про частный космодром? – нарочито спокойно продолжила она. – На пятидесятом километре? Может быть, хозяин…
Илья нахмурился. Посмотрел на нее.
– Нет, – солгал он. И повторил то, что услышал вчера от Вильсона:
– Хозяин наверняка улетел одним из первых. Благо была такая возможность…
Эйла подняла руку, останавливая его:
– Не улетел. Я проверила базу данных в диспетчерской. Он не запрашивал коридор, – она оперлась локтями на стол, посмотрела ему в лицо: – Хозяин еще на Сумитре. Ты понимаешь?
Илья сидел, не двигаясь, боясь спугнуть надежду.
– И как ты себе это представляешь? – хрипло спросил он. – Придем к нему: пустите нас на корабль, пожалуйста? Он откажет. Такие всегда отказывают. Иначе бы он давно предоставил свой корабль для эвакуации.
Эйла опустила голову, как будто соглашалась: откажет. Тимур положил ложку и, раскрыв рот, слушал их разговор. Илья задумался.
– В любом случае нужно поговорить с Вильсоном… может, он что-то знает. Пойду к нему, – он кивнул. Сразу полегчало: появилась цель.
Снаружи загудело, зажужжал плафон под потолком, и комната медленно слабо осветилась. Илья потянулся к чайнику и нажал кнопку. Чайник зашумел.
– Ну, слава те господи, – сказала Эйла. Поднялась и стала собирать посуду.
Не выдержав повисшей в воздухе паузы, Илья отпихнул стул и встал.
– Так я пошел, – объявил он. – Работы много. Восстанавливать нагнетатели, составить списки оставшихся. На комбинат надо съездить. И, – помолчал он, – прочесать район космодрома. Черные ящики поискать.
Всю ночь он отгонял эту мысль – почему погибли корабли? А сейчас она сама наружу вылезла. Эйла посмотрела хмуро, но ничего не сказала.
Тимур сидел тихо и рассеянно выскребывал пустую уже тарелку.
– А ты чем будешь заниматься? – Эйла осторожно забрала у него ложку. – Школы нет.
Тимур пожал плечами:
– Посмотрю, кто еще остался. Пойдем на стадионе поиграем, – он посмотрел на Илью, и тот кивнул, разрешая.
Эйла замерла:
– Только, ради бога, будьте осторожны. Неизвестно кто по городку теперь бродит. Хоть ты ему скажи! – повернулась она к Илье.
Илья посмотрел на Тимура, потом на жену.
– Взрослый парень, – сказал он ей. – Ты же его знаешь. И не дурак. Он ни во что не впутается, – он посмотрел на маленького насупленного мальчишку, черные глаза горят надеждой на точеном смуглом лице. Живая копия покойного Булата. – Иди. Только – осторожно. И за Купол не вздумайте ходить. А то мало там народу сгинуло.
Тимур загрохотал стулом, вскочил, потянулся за своей сумочкой на полу:
– Да не ходим мы за Купол! Это комбинатовские ходят, а мы, космопортовские, на стадионе собираемся, – торопливо говорил он, но смотрел при этом в сторону. Илья повторил:
– Ты слышал, что тетя Эйла сказала. За Куполом небезопасно. Воздух разрежен, мало кислорода. А стрекуны из леса тут как тут – и косточек потом не найти будет.
Тимур пожал плечами. Эйла повернулась к Илье.
– Не надо им сегодня нигде гулять. Сейчас позвоню Кире и предупрежу их… – она потянулась к телефону.
Тимур подскочил.
– Теть Эйла, не надо! Ничего с нами не случится! Дядь Илья! Скажи ей!
Глаза его наполнились слезами. С надеждой мальчишка смотрел на приемного отца. Но Илья молчал.
– Да ну вас всех! – Тимур топнул ногой. – И сидите тут! Пока вас зараза не возьмет! Трусы вы все! Трусы!
Всхлипывая, Тимур схватил куртку, сумочку и вылетел в коридор. Щелкнул замок, хлопнула входная дверь.
– К ужину чтоб был! – запоздало крикнул Илья вслед. Растерянно посмотрел на жену и развел руками.
Глава 3
Бой-Баба и Живых не отходили от приемника. Но частота молчала. Именно молчала: никаких помех, одна звенящая тишина. Как будто на другом конце нажали кнопку «выкл.» и пошли спать.
Они ждали еще двое суток. Сменяли друг друга у запечатанных капсул консервации, следили воспаленными глазами за показаниями приборов. Больные в стальных капсулах были ни живы ни мертвы, но приборы регистрировали остаточную жизнедеятельность, замеряли почти остановившийся пульс, случайные всплески активности мозга на лентах самописцев.
– Это сны им снятся! – сказал как-то раз Живых. – Про что, интересно?
Бой-Баба пожала плечами. Не до того ей было. В больничке осталось пятеро пациентов, и ясно уже было, что без консервации они долго не протянут. Каждую свободную от дежурства на мостике минуту она проводила в изоляторе, ухаживала, разговаривала, как умела, шутила. А шутила она плохо – как будто лишившись после давнишней аварии человеческого тела, тогда же лишилась вместе с ним и чувства юмора.
Они с Живых сидели на мостике и ждали, чтобы приемник наконец заговорил.
– Наверное, что-то с ним случилось, – устало сказал Живых, пиная носком сапога основание приборной панели. – Или передумал. Решил нас не спасать.
– Или ему рекомендовали нас не спасать, – глухо ответила Бой-Баба.
Живых вопросительно приподнял брови. Она пояснила:
– Никогда не знаешь, кто эти переговоры прослушивает. Люди из Общества Соцразвития в том числе. Им это надо, чтобы свидетели их экспериментов живыми до Земли добрались? Вот, видно, и отговорили энтузиаста.
– Если б только отговорили, – поддакнул Живых. – А то, может, и силу применили.
– Силу – это вряд ли. А вот пообещать могли много чего, – она сердито посмотрела на звездное небо за метровой толщины стеклом. – Это ж каким энтузиастом надо быть, чтоб против их денег устоять.
Живых вздохнул:
– Ну, помечтали, и хватит. – Он поднялся. – Остается план Б. Летим к Киаку, не светимся, остаемся вне поля видимости Сумитры. Там сядем и посмотрим. – Бросил озабоченный взгляд на Бой-Бабу. – Как они, дотянут?
– Да уж придется дотянуть, – сердито сказала она. Поднялась, решительно пересекла мостик. Поблескивая стальными шарнирами суставов и морщась от боли, протянула руку к приемнику.
– Не вырубай, – успел сказать Живых.
– А пошел он, – отозвалась она. – Трое суток ждем. Только зря душу вынимает жестянка эта.
Резким, решительным движением она впечатала стальной палец в сенсор. Экран приемника вспыхнул и начал гаснуть, и в это угасающее свечение вдруг ворвались слова – искаженный передатчиком баритон космолетчика с «Вагабонда».
– Включай! – взвыл Живых, но она уже и сама давила на сенсор, ругая приемник за то, что долго загружается.
Через минуту они уже разговаривали. Все в порядке, бодро сказал голос космолетчика, пришлось временно сместиться с курса по непредвиденным обстоятельствам. По каким обстоятельствам, однако, он не уточнил и перешел к инструкциям: координаты, курс, траектория, подготовка к стыковке.
К стыковке! Внутри у Бой-Бабы все пело. Наверняка на этом «Вагабонде» есть установки консервации. Ей хотелось побежать в медблок и сообщить больным радостную весть, а Живых оставить обговаривать с ним детали. Но космолетчик продолжал расписывать подготовку к скорой встрече, и Бой-Бабе не хотелось уходить. Хотелось слушать и слушать.
– Состыкуемся, вы ко мне перейдете. Больных ваших ко мне положим. Мой медик их осмотрит. Первую помощь окажет, если надо. У нас медблок по последнему слову техники, – помедлив, добавил голос.
Голова у нее закружилась от радости. Все-таки есть на свете справедливость. Ну не могли они погибнуть, они ведь спасали людей, не ради своих шкур старались. А голос незнакомого космолетчика в динамике поддакивал ее мыслям:
– Вам сейчас главное – поскорей до большой земли добраться. А раз уж мы время потеряли – а у меня, знаете, график, – то мы вот как сделаем, – было слышно, как тот перед микрофоном облизал губы. – Пойдем коротким путем. Мимо Бокса-бэ, как вам это? Оно и быстрее, и безопасней. Там все-таки обжитой квадрат, просчитанный, пойдем по картам, а не тыком.
Бой-Баба прислушалась сквозь радостный стук собственного сердца. На другом конце линии дышали тяжело, всхрипами. Что-то ей в этом дыхании не нравилось… но она одернула себя. Человек ради них готов отклониться от курса, а это только астронавт способен оценить. Значит, действительно хочет помочь. Или… на что еще он надеется?
– Только нам вас отблагодарить нечем, – быстро сказала она, проверяя промелькнувшее подозрение. – У нас все фонды выработаны. Даже заправиться не на что.
Космолетчик на другом конце линии хохотнул обиженно.
– Ну вы, братцы… не все ж деньгами мерить…
Живых вздохнул облегченно, показал ей большой палец. Она слабо улыбнулась в ответ.
– …сядем, заправимся. Переночуем. Я вам место пообедать покажу хорошее. А то могу и здешнюю ночную жизнь показать… тут ребята хорошо тусят… не по-детски…
Что-то дрогнуло в его голосе. Бой-Баба насторожила уши. Подошла к приемнику. Тяжелой рукой отпихнула от микрофона Живых.
– А когда мы вашим путем до Земли доберемся? – брякнула она спроста. – А то у нас тут больные, знаете… – Живых выпучил на нее глаза, но она замахала: не встревай.
– Дык еще быстрее получится! – загорячился в динамике космолетчик. – Чего мы будем мимо Сумитры тащиться, да там еще и эвакуация…
– Какая эвакуация? – в один голос спросили Живых с Бой-Бабой.
Голос растерялся. Помолчал. Наконец заговорил снова, так же горячо, но без прежнего убеждения.
– Ну, не хотите – как хотите. Кроме меня вас тут никто не подберет. Все корабли уже этот участок движения покинули. Надумаете – свяжетесь.
Но не отключился, как можно было после таких слов ожидать, а остался на линии. Они слышали в динамиках его одышливое сопение. Бой-Баба с Живых смотрели друг на друга, и до нее постепенно начало доходить. Она показала рукой на приемник, на звезды за окном. Живых еще не понимал. Тут дядька не выдержал, и голос прорезался опять:
– Ну, чего надумали? У меня груз ждет!
Бой-Баба нагнулась к микрофону:
– Хорошо. Мимо Бокса так мимо Бокса. Записывайте наши координаты…
И, водя нержавеющим пальцем по экрану компьютера, стала зачитывать буквы и цифры. Живых округлил глаза, кинулся к ней.
– Ты что ему даешь? – шепотом закричал он, но она знаком велела ему заткнуться. Прочитала в микрофон серию координат и отключилась.
– Куда ты его отправила? – в голос закричал Живых, оглядываясь на неработающий микрофон. – Это ж черт-те где в стороне! Он нас теперь сто лет искать будет!
Она усмехнулась, подтянула кресло и села. Руки и ноги у нее тряслись от возбуждения. От разочарования.
– Быстро ты забыл, что у нас на Боксе-бэ, – тихо сказала она.
Живых задумался, и улыбка медленно сползла у него с лица. Она кивнула:
– Он не нас спасать собрался. Ему корабль был нужен – и мы с тобой тоже. И больные наши.
Повисла пауза.
– Ты в курсе, сколько сейчас страховка за органы дает? За протезы б/у? Одна вот такая нога, – она подняла стальную конечность в воздух и потрясла для убедительности, – лимон новых баксов. – Она опустила ногу, сжала подлокотники кресла, силясь остановить дрожь внутри. – А я, дура, думаю: че-т он такой добрый…
Живых сидел обалдело.
– А куда же он больных собирался… – растерянно проговорил он.
Она усмехнулась.
– А что больные! Хоть еле ползают, а тоже деньги. Органы выпотрошил, а останки в утилизатор. И никаких концов. И наших с тобой тоже…
Живых посмотрел на приемник.
– Это же надо до такого дойти было, – сказал он. – Сообразил ведь, спекулянт хренов. То-то ему денег от нас не надо было.
Бой-Баба почесала стилусом макушку.
– Я вот тут думаю, – медленно сказала она, – чего ему вообще в этом квадрате потребовалось. Грузовоз, говоришь? Я не удивлюсь, если он отловом зазевавшихся туристов промышляет. В космосе – а может, и на самой Сумитре. Прогони-ка этот квадрат через комп: не пропадали ли тут недавно суда? Должна быть статистика.
Живых помолчал. Посмотрел на нее, поскреб стальную шею. Что-то изменилось в его уставшем лице – на него легла тень. Но промолчал. Потянулся к панели управления и начал вносить изменения в траекторию. Бой-Баба прищурилась на экран.
– Вот же он, – проговорила она, еще не веря своим глазам. Огляделась. Протянула руку, включила приемник. Он по-прежнему хрипел алчной одышкой.
– Ошиблись вы в координатах-то, ребята, – выговорил голос и засмеялся. – Как же вы так! А еще астронавты…
Точка на экране не двигалась, но астронавты знали, что она приближается. Настигает их. Живых сбросил оцепенение и впрыгнул в штурманское кресло, защелкал по клавишам компьютера, меняя курс, пытаясь уйти от погони.
– Не успеем, – сказала Бой-Баба. Она понимала, что алчный космолетчик тоже это видит. Принимать бой? А как? С чем? Оружия на затраханном «Голландце» сроду не полагалось. И что-то ей подсказывало, что на якобы отклонившемся от курса пиратском грузовозе найдется и оружие, и кое-что похуже. Не зря он говорил про медблок по последнему слову техники…
Она глянула на экран и увидела, что точка чуть сместилась, стремительно настигая их.
– Халявы ему захотелось… – приговаривал Живых, разворачивая корабль. – Я ему покажу халяву…
Бой-Баба не сводила с экрана единственного глаза.
– Погоди-ка, – ее рука легла на клавиатуру, останавливая Живых. Он возмущенно вскинул на нее глаза – и замер, уставившись на экран.
– Что за черт… – начал он.
На экране вторая яркая точка проявилась в пустоте и теперь шла наперерез пиратскому кораблю. Оба астронавта смотрели на нее не отрываясь. Бой-Баба опомнилась первая и рванулась к командирскому креслу. Еще не добежав, перегнулась через подлокотники, вбивая в клавиатуру изменение траектории.
– Разворачивай, – скомандовала она Живых. Он кивнул, замешкался. Она зыркнула на него яростным глазом: – Разворачивай!
Они успели уклониться. Вторая точка приблизилась к пиратскому кораблю, и обе преобразились в маленькое ярко-белое солнце. Мгновение – и оно раздулось пузырем мельчайшей пыли, сквозь который просвечивали звезды.
«Голландец» достало-таки взрывом, шатнуло, изрыло его корпус искрами, в которые обратился и сам пиратский корабль, и алчный его командир. Бой-Баба впрыгнула в капитанское кресло, и вдвоем они принялись уводить корабль из-под настигающего их дождя осколков.
Потом сидели, тяжело дыша, не глядя друг на друга.
– Интересно, кто его подорвал, – наконец произнес Живых. – Конкуренты?
– Конкуренты бы за нами пошли. Не оставили бы. Значит, – она не сводила взгляда с блестящего облака на месте уничтоженного корабля, – его подорвали те, кто не хотел, чтобы он нам помогал, – ответила она. – Кто не знал, что у него на уме. Кто-то прослушал наши разговоры, решил, что тот хочет нас спасти. Ну, и воспрепятствовал…
Живых не ответил. Он смотрел на пустой экран.
– Какое счастье, что я больным ничего не сказала, – выговорила Бой-Баба.
Живых кивнул и подтянул рукава футболки на стальных предплечьях.
– План Б, – объявил он. – Идем на Киак.
По-тихому провести «Летучий голландец» мимо Сумитры не получилось. Но, похоже, местным поселенцам было не до них. Астронавты подключились к одному из спутников и сейчас наблюдали в прямом эфире, как на экране разворачивалось массовое бегство малюсеньких человечков к игрушечным корабликам. Переключались с одной камеры слежения на другую, и везде – люди бегут, вытаскивают из домов свой скарб, хватают детей, все двери нараспашку, на тротуарах валяются потерянные и вывалившиеся в спешке вещи. А чуть подальше – взламывают склады, бьют витрины магазинчиков, приступом берут аптеки и распихивают по карманам пригоршни неважно каких лекарств.
– Уходить надо, – недоверчиво сказал Живых. – Не нравится мне их активность. Сейчас засекут нас и саданут разок, так что концов потом никто не найдет.
Бой-Баба в глубине души согласилась с ним. Предчувствие томило нехорошее. На экране, передающем картинку со спутника, темнело небо над космодромом. Колыхалась толпа людей, окруживших корабли. В стороне на запасной полосе тоже копошились беженцы. Бой-Баба постучала пальцем по сенсору, увеличивая картинку.
– Совсем обалдели, – проговорила она. – Это же «Икар»! Прогулочная лоханка! Куда они на нем собрались?
Но «Икар» уже выруливал на взлет, вдалеке от гигантских межзвездных кораблей.
Живых позади нее, щурясь, рассматривал звездолеты.
– И ни одного Троянца у них нет. Жалко. – Он посмотрел на Бой-Бабу. – Он бы один весь городок забрал. Обидно, что мы наш тогда не уберегли… сейчас бы шли на нем, а не на этой развалине…
Бой-Баба, не отвечая, пожала плечами. Три корабля уже готовились к старту. Толпа оставшихся подалась назад, как гигантский рой расползающихся больных пчел. Черная лента зазмеилась назад, люди толкались и оступались в спешке. Задраивались входные люки. Затем сопла забагровели. Толком ничего не было слышно – только забивший динамики гул.
– Снимаются, – про себя сказала Бой-Баба и поспешно кинула взгляд на другой экран, проверила собственное положение. Нет, их не заметят. Не должны.
Она откинулась в кресле, потерла коротко стриженный затылок, покрутила затекшей шеей. Пальцы зацепили проводки. Осторожно, чтобы, не дай бог, ничего не выдернуть, она высвободила руку, провела по уходящим под волосы графитовым креплениям. В отсвечивающем экране перед ней отражались мостик и ссутулившийся над расчетным модулем Живых – двуногая махина с широченными, как у игрока в американский футбол, поблескивающими металлом плечами. И ее собственная физиономия – стриженые волосья торчком, красный искусственный глаз над восстановленной пластическими хирургами переносицей и врастающая в искусственное тулово почерневшая от химикатов шея.