Она ускорила шаг. Тени прыгали в луче фонарика впереди. Подошла, потянула за рычаг – тот загудел, послушно поворачиваясь.
И тут – гром в наушниках, треск и грохот. Жмурясь и прикрывая ладонями шлем, она обернулась. Огромная неуклюжая тень метнулась из луча света в просвет между рядами брезента.
И еще один звук, ровный и звонкий, – как вставшая на ребро монета, покатившаяся по стальному покрытию пола.
Бой-Баба мазнула лучом фонарика по стенам. Что-то тяжелое, блестящее скользнуло по полу и покатилось прямо ей под ноги. Бой-Баба ловко накрыла предмет сапогом. Затем нагнулась, сгибаясь с трудом в тяжелом костюме, и подняла.
Тяжелый, липкий от смазки подшипник. С полки упал. Вот и объяснение грохота. Она же сама его и задела, когда двигала брезент.
Бой-Баба взвесила подшипник в руке. Этаким и убить можно. Но соображать сил не было. Главное – вот он, медблок. А значит, все еще могут остаться в живых. Если она поторопится.
Запихнув подшипник походя под один из чехлов, она снова пересекла ангар – тени опять задвигались, окружили ее, – и рысью отправилась за Живых и остальными.
В ангаре воцарилась тьма.
Через пару минут, когда грохот шагов Бой-Бабы затих в глубине коридоров, брезент зашелестел. Тихим красноватым мерцанием озарился угол, распугивая собравшиеся вместе тени.
Подшипник так и лежал, где Бой-Баба его впопыхах кинула. Пол вокруг него слабо осветился багровым. Широкая тень нависла над ним, помедлила – и отступила. Снова зашелестел брезент. Ангар заполнило эхо многотонных, размеренных шагов.
Слабое красноватое свечение выхватывало из тьмы очертания агрегатов и двигалось дальше. Широкая тень повторила в слепой темноте путь Бой-Бабы ко входу на базу и прогрохотала дальше, в генераторный зал.
* * *Часу в десятом вечера, вымотанный поисками, Илья подъехал к старому поселку.
Машину подбрасывало на ухабах – трасса на пятидесятый километр, разбитая морозами и жарой, простаивала с самой аварии. Низко в ночном небе Киак висел перед глазами, слепил, мешал видеть дорогу. Илья отнял одну руку от руля, приставил козырьком к глазам, подался вперед, объезжая глубокие рытвины. Тимур всегда говорил правду – или умалчивал? Конечно, у детей свои секреты. Но он всегда думал, что Тимур ничего от него не скрывает. Ну что ж, век живи – век учись…
Весь день он продвигался зигзагом, не пропуская ни одной развилки, проверяя каждую заброшенную ферму. Кое-где оставались люди и даже предлагали помощь, но о черненьком мальчишке с сумочкой никто не слышал. И Илья ехал дальше, упорно обыскивая брошенные домишки, водонапорные башни, овраги.
Илья не любил старый поселок. В темноте древние развалины походили на оскаленные зубы. В свое время, рассказывал ему Вильсон, тут стояли палатки археологов, раскапывавших поселение вымерших сумитриан. В ожидании катаклизма часть жителей укрылась в подземных катакомбах, и якобы археологи даже докопались до каких-то костей и любопытных артефактов, но авария на комбинате выбила всех из колеи, поселок эвакуировали, раскопки под горячую руку запретили. С тех пор сюда мало кто заезжал.
Тимуру он с самого начала запретил даже близко к нему подходить. Хотя прав Вильсон: дети теперь такие пошли… а что он о Тимуре, в сущности, знает?
Руки Ильи на руле заблестели от испарины. Спину прохватило холодом. Найдет Тимку – выпорет, чтоб на всю жизнь запомнил.
Наконец развалины остались позади; покосившийся знак с номером поселка облупился и выцвел. По обеим сторонам дороги вставал мертвый лес: обугленные сучья кривых, черных деревьев, где обитали стрекуны и прочая уцелевшая после катаклизма нежить. Илья прибавил газу и поехал, вглядываясь в глубокие тени на обочинах. Кондиционер шумел, нагнетая внутрь мобильчика обогащенный воздух. А вдруг…
От неожиданной мысли ладони его вспотели, поднятая рука замерла на весу. Он вспомнил встревоженные, нахмуренные лица поселенцев, которым описывал Тимура по дороге сюда. Увесистые палки и мачете в натруженных руках фермеров – не иначе, приняли его за мародера. Крепкие, на совесть сколоченные постройки за двухметровыми заборами.
С чего он взял, что ему говорили правду? Может, он стоял снаружи, расспрашивая хозяев, а Тимур все это время сидел связанный где-нибудь в подвале, рот залеплен скотчем, и слышал их разговор, слышал голос Ильи и даже не мог позвать на помощь?
В глазах у него потемнело. Черная тень скользнула над дорогой перед самым ветровым стеклом, на мгновение загородив блистающий Киак. Державшая руль рука дрогнула, и машину повело в сторону.
Плохо соображая от усталости, Илья инстинктивно дернул рулем. Колеса заюзили, сопротивляясь его отчаянным попыткам выровнять машину – выписывая зигзаги все шире по разъезженной трассе. Мобиль вынесло на встречку, и он влетел в кювет левым боком, пробороздив насыпь и зарывшись по самое ветровое стекло в мягкую грязь.
Илью прижало к дверце. Электромотор застрекотал и смолк. Машина продолжала крениться набок, погружаясь глубже. Он подергал ручку, но дверца не шелохнулась. Тогда Илья отстегнулся и перелез, пыхтя и отфыркиваясь, на пассажирское сиденье. Натянул маску, толкнул наружу дверцу и спрыгнул, погрузившись по щиколотки в пружинящую грязь.
В обе стороны уходила заброшенная трасса, зияя рытвинами и ухабами.
Помедлив, он повернулся и, придерживая бедром закрывающуюся дверцу, принялся шарить под пассажирским сиденьем. Наконец вытянул брезентовый сверток с излучателем и, держа его на весу в обеих руках, огляделся еще раз.
На карте Вильсона он смутно припоминал небольшую колонию, как раз по этой дороге рядом со старым поселком. Илья пошарил за ухом, подключая эметтер. Рука дрожала. Неловкими пальцами он подсоединился к сети и закрыл глаза, вызывая карту местности. Она слегка вибрировала перед внутренним взглядом.
А вот и поселение. Илья двинул глазами, проматывая изображение. Чуть-чуть не доехал. Два километра всего. Последнее место, где может быть Тимур. Если нет, то… значит, они с Вильсоном были не правы. Он отогнал мысли, от которых становилось холодно в животе. Нужно искать дальше.
Беспокоиться бессмысленно, надо искать. Илья поудобнее перехватил в руке брезентовый сверток и пошел все быстрее вперед, в сторону поселка.
По обе стороны трассы загораживали ночное небо кривые стволы мертвого леса. Узкие черные тени падали на полуразрушенную дорогу. Илья смотрел себе под ноги, чтоб не оступиться. Еще хорошо, что стрекуны охотятся только днем. Да и из леса не вылезают, людей сторонятся. Тем более что до поселка тут – минут пятнадцать ходу.
Сверток с излучателем скоро начал мешать и оттягивать руку. Илья остановился и потуже обмотал оружие брезентом.
И тут он услышал звук.
Тихий шелест, как будто десятки мягких лап крались позади по дороге. Он резко обернулся. Никого. В черных переплетениях теней от мертвых деревьев поблескивала вода в рытвинах.
Илья хмыкнул, вскинул сверток на плечо и пошел дальше. Прислушивался, но звук не повторялся. Он ускорил шаг. Идти оставалось не больше километра.
Дорогу впереди пересекла стремительная тень, застыла у него на пути. Инстинктивно Илья перехватил излучатель поудобнее, ослабил электрошнур, которым был перевязан сверток. Тень не двигалась. Он сделал осторожный шаг в сторону – силуэт не шевельнулся, неотличимый в перекрестье таких же черных угловатых теней на дороге.
Но что-то тут было не так.
Илья медленно стянул электрошнур и размотал брезент. В складках ткани блеснул сталью приклад. С шорохом брезент упал Илье под ноги. И что-то стремительно пронеслось мимо, обдав его потоком вонючего воздуха, но он успел уклониться, прижимая к груди оружие.
Он крутанулся на месте, держа излучатель наизготовку. Тени сгустились, обступили его с мягким шелестом. Он присмотрелся – и они обрели очертания: угловатые, несуразно длинные членистые конечности, мохнатые хоботки раскачиваются в такт движениям, жесткие волоски стоят дыбом на огромных удлиненных головах.
Безглазые.
Они не видят жертву, вспомнил Илья. Они ее чуют. Идут на запах страха, на кровь, на выделяемый гормон боли.
Сначала тихо раздался тоненький клекот, и вот он уже заглушил шуршание их ножек по асфальту, перерос в стрекот, затем в оглушительный треск, все громче и пронзительней. Илья поморщился, но прикрыть уши не мог – руки заняты. Он поднял излучатель, навел на хищников. Сколько их тут? – не меньше десятка, каждый размером с хорошего добермана. Стоят вокруг, не подходят, ждут. Вот вам и не выходят из леса… не иначе недавняя паника с эвакуацией их спугнула.
– А ну кыш, – негромко сказал он и перевел излучатель Вильсона в боевое положение. Если они ничего не видят – пристрелить их будет легче легкого. Но напрасно тратить энергию батареи он не хотел. Еще неизвестно, кто в поселке встретится.
В пронзительном стрекоте мимо просвистела тень, и теперь Илья, метнувшись в сторону, пустил вслед длинноногой твари заряд. Луч преломился, отразившись от блестящего в свете Киака панциря стрекуна, и ударил в покрытие дороги.
В пронзительном стрекоте мимо просвистела тень, и теперь Илья, метнувшись в сторону, пустил вслед длинноногой твари заряд. Луч преломился, отразившись от блестящего в свете Киака панциря стрекуна, и ударил в покрытие дороги.
Его спасла вроде давно забытая реакция астронавта. Когда твари изогнули блестящие жесткие спины и прыгнули на него, он извернулся и скатился в канаву и оттуда послал заряд в куча-мала стрекочущих, сцепившихся в беспорядке существ. Хотя, наверное, именно этого и не надо было делать. Они тут же замерли и развернулись к нему.
Илья попробовал двинуться, но ботинки увязли в мягкой грязи. Одна из тварей успела-таки его цапнуть, и разодранный левый рукав заливала кровь. Боли он не чувствовал.
Существа замерли, повернув к нему безглазые головы. Он вытянул одну ногу, осторожно шагнул в сторону – и отшатнулся от выросшего, как из-под земли, очередного стрекуна. Он не нападал, а стоял неподвижно, шевеля жвалами.
Теперь до Ильи дошло: они отрезали ему возвращение на дорогу. Он мог бежать только в сторону от нее, в мертвый лес, а уж там они его всего объедят в секунду.
Стрекот стоял над лесом – высокий клекочущий звук, на который собиралось все больше тварей. Вонь повисла над дорогой, проникала под маску, липла к горлу. Илья перехватил излучатель и окинул взглядом хищников.
Они не бросались на него. Словно ждали команды. Впереди стояли особи меньшего размера: ножки тоньше, головы более узкие и полупрозрачные, будто наполненные желе. За ними замерли более крупные и коренастые: они покачивались в такт собственному стрекоту. Прибывали все новые и тут же разбивались по местам: самые хлипкие вперед, крупные и сильные назад. Как будто…
Илья сжал приклад излучателя. Они тут же сделали шаг вперед, придвигаясь. Но не нападали, а словно ждали чего-то.
Или кого-то.
Стрекот усилился, перерос в свист. Огромная тень закрыла Киак, придвигаясь к дороге. У Ильи рот раскрылся сам собой.
Вот чего – кого – они ждали.
Стрекуны раздвинулись, пропуская вперед особь высотой с человека. Неловко переступая на коленчатых ножках, она шагнула вперед и встала перед Ильей, поводя усиками, словно принюхивалась. Изогнула спину, треща – даже сквозь стрекот слышно – жвалами.
Илью прошиб холодный пот. В мгновения футболка и куртка пропитались им насквозь. Твари сделали шажок вперед, но по-прежнему держались позади гигантской особи – соблюдают иерархию, догадался Илья. А огромный стрекун вытянул голову вперед, впитывая запах Ильи.
Запах его страха. Запах крови и боли.
Запах страха. Илья свел брови, сжал скользкие от пота ладони на оружии. Стрекун подался вперед. Волоски на его безглазой морде почти касались куртки, покрытой пятнами пота.
Осторожно Илья разжал пальцы одной руки, выпустил из нее излучатель. Слегка двинул левым плечом, сбрасывая с него куртку. Высвободил раненую руку из окровавленных остатков рукава, перехватил оружие и повторил то же с другой рукой.
Молниеносным движением он взмахнул курткой и набросил ее на главного стрекуна. И тут же отскочил в сторону, падая вниз, под откос, вываливаясь в вонючей грязи, замазывая ею свой человечий запах. И, еще падая, он услышал усилившийся, пронзительный стрекот со всех сторон.
Илья замер, вжался в склон и осторожно приподнял голову. На дороге творилось страшное. Привлеченные гормоном стресса, которым пропиталась его куртка, маленькие передние стрекуны набросились на своего вожака, облепили его, а на них уже лезли сверху крупные, толкались, старались урвать свой кусок. Визг и вой стоял над лесом. Новые черные тени появлялись из-за раскоряченных деревьев и вливались в побоище. На Илью никто не обращал внимания.
Он проскользнул мимо них, выбрался на дорогу и припустил во все лопатки, не оглядываясь. Учитывая, как давно он не тренировался, последний километр до поселка он пробежал в зачетное время.
* * *В старом поселке стояла тишина. Илья остановился на тротуаре под горящим фонарем и, согнувшись и держась за бок, жадно хватал через маску воздух. Перед глазами плыли круги. Купол на въезде в поселок разгерметизирован – тяжелый рифленый люк стоял нараспашку, провода на панели управления вырваны с мясом, в будке охранника никого.
Только тут до него дошло, что излучателя у него в руках больше нет. Скорее всего, уронил, когда скатился в канаву. Вильсон не обрадуется. Ну что ж, теперь придется полагаться только на себя.
Толком не отдышавшись, он кое-как выпрямился и пошел, пошатываясь, на трясущихся от измождения ногах по темнеющей улице, мимо вывесок с рекламой пива, мимо выбитых и разграбленных витрин, мимо распахнутых входных дверей. Все жители бежали – пытались успеть на корабли… и ведь многие, наверное, успели. Но кто-то не добежал, да так и остался лежать под фонарным столбом лицом вниз, одежда разодрана жвалами, мягкие части тела отъедены. Значит, стрекуны уже повадились в городишко. То-то они так осмелели.
Илья вспомнил про фонарик и отцепил его от ремня. Поморщился от боли: кровь вроде унялась, но левая рука горела огнем. Он посветил фонариком: предплечье возле локтя распухло и потемнело. Только заражения от зловонных жвал ему не хватало.
Он пошел дальше, светя в темные закоулки и разбитые окна. Пару раз за угол метнулись тени – большие, не детские. Во тьме вывеска с зеленым крестом над аптекой то разгоралась, то вырубалась совсем. Витрина зияла черной пастью, оскалившейся осколками зеркального стекла.
Илья подошел, посветил фонарем в разбитую витрину. Луч выхватил рассыпавшиеся по полу коробки, поваленные стеллажи и выдвинутые ящики. Другой возможности обработать рану у него не будет.
Стекло и высыпавшиеся из коробок блистеры с таблетками хрустели под ногами. Илья светил по углам, по разноцветным плакатам, рекламирующим последние чудо-средства от мигрени, от запора, от болей в спине… Воняло разлитой карболкой и ментолом для полоскания рта.
Тень метнулась на границе света – маленькая, четвероногая, хлестнув по освещенной стене длинным, как змея, хвостом. Крыса. Крыс завезли с Земли на грузовых звездолетах, и они тут быстро освоились, избегая стрекунов и питаясь отбросами. Видно, более сильные поперли ее из супермаркета, оттерли от обильных помоек, и ей приходится довольствоваться леденцами без сахара, шоколадом для диабетиков и прочей больничной кормежкой.
За спиной хрустнуло. Илья развернулся, целясь фонариком в источник звука.
Прижавшись к стене, напротив выхода замер человек с двумя набитыми пластиковыми пакетами в руках. Ослепленные светом глаза его уставились в пространство. Илья отвел фонарик, и на лице человека медленно проявилась улыбка узнавания.
– Смотри-ка, живой, – наконец выговорил он.
Глава 8
Тимур сидел на краю кровати, свесив ноги. Высокий алюминиевый бортик мешал устроиться удобно. Он уже пробовал встать на ноги, но голова закружилась, его повело в сторону, и пришлось ухватиться за этот самый бортик, а то бы повалился на пол. Поэтому он решил временно забраться обратно в постель. Это и к лучшему: пусть думают, что он ослаб и смирился.
Тимур сжал губы, чтобы подавить ухмылку. Еще посмотрим, кто из них пожалеет об этом дне. А может, и не об этом – он понятия не имел, сколько времени провел в плену.
Осторожно, чтобы снова не закружилась голова, он осмотрел комнату. Под потолком в углу посеревшая от пыли решетка кондиционера. Под ней окно, замазанное белой краской. В углу тяжелое обшарпанное кресло, как инвалидное, с подставкой для ног. А возле самой кровати – погнутая стойка на колесиках, с крючками наверху. Тимур видел такие, когда приходил к отцу в больницу. К ним цепляли капельницы.
Ну что ж. Кое-что было уже ясно. Он не на Боксе: тамошняя пиратская клиника оборудована по последнему слову техники. А тут все какое-то старое, облезлое. Но есть способ попроще, чтобы выяснить, где он.
Тимур осторожно ухватился за край кровати и соскользнул на пол. Комната закружилась, но он стоял, крепко держась за бортик, и ждал. Наконец земля остановилась и перестала уходить из-под ног. Тимур протянул руку и ухватился за стойку капельницы. Шаг за шагом он начал продвигаться к окну. Добрел и ухватился за подоконник, тяжело дыша.
Стекло холодное, покрытое изнутри испариной. В трещинах облезающей краски можно было разглядеть снаружи высокий, метра три, бетонный забор, увенчанный спиралями колючей проволоки. Над ним покрытый изморосью купол, а за ним просвечивает радугой блистающее солнце.
Все ясно как день. Он все еще на Сумитре. Но надолго ли?
Тимур скрипнул зубами. Эх, был бы с ним Орландо – тому никакие стены нипочем.
За спиной зашелестело. Тимур отскочил от окна и быстренько сел в кресло на колесиках – жесткое и скользкое, обитое потертой клеенкой. Белая дверь отъехала в сторону. За ней лежал коридор с полосатым линолеумом на полу и ярко светили лампы.