Четыре вороны, нахохлив кудлатые головы и опустив хвосты, сидели на дереве. То ли спали, то ли думали о чем-то. Только одна сволочь летала над ними и орала противным голосом: «Кхарр-кха-кха-кхарр!»…
— Меня вырвет сейчас! — буркнул Захар.
— Чем это интересно? — спросил его Виталик, когда они уже отошли от пепелища.
— Не знаю. Попить бы.
— Вон воронка, вроде. Пошли, умоемся и попьем.
Они с наслаждением плюхнулись на краю небольшой воронки.
Долго пили, аж до рези в животе, фыркали, плеща воду во все стороны…
И чуть-чуть заглушили голод.
— Поперли дальше… — не открывая глаза, сказал Виталий.
— Не могу больше… Жрать хочу. Считай, больше суток уже не жрали! — простонал Захар.
— Дерево погрызи. Пошли, млять! — Виталя приподнялся на четвереньки и его тут же стошнило зеленой слизью. Он постоял, помычал, а потом резким движением дернулся вверх.
— Пошлю, говорю, а то сдохнем здесь. Должны же выйти мы куда-нибудь?
— Эх, мама — роди меня скорей обратно! — простонал Захар, но все же заставил себя встать.
Сколько они еще шли, непонятно. На часы не смотрели, экономя каждый вздох и каждое движение.
Вдруг Виталик, шедший первым, резко остановился. Захар, машинально, воткнулся ему лицом в спину.
— Тихо! — прошептал, покачнувшись тот. — Змея! Палку дай, быстрее.
Захар схватил валявшийся сук и тихонько передал его Виталику.
Тот осторожно взял сук в руки, размахнулся, прицелился и несколько раз со всей яростью ударил по голове гадюки.
Трухлявый сук развалился, но змее досталось как следует. По крайней мере, она стала яростно извиваться на одном месте.
— Сдохла? — шепотом спросил Захар.
— А хрен его знает… — Также шепотом ответил Виталик. А потом подождал и несколько раз ударил каблуком берца туда, где должна была быть голова гада.
— Костерок разводи. Пожарим. — Внимательно наблюдая за змеюкой сказал Виталя.
— У меня это… Спичек нет… — Виновато сказал Захар. — Не захватил, когда из лагеря шли…
— Твою мать… — Зло выдохнул Виталик. — У меня были, но промокли вчера. В речке. Погоди, посмотрю…
Он достал из кармана горсть палочек без серы на головках. А потом злобно и на весь лес выругался.
А в ответ, совершенно недвусмысленно, щелкнул кто-то затвором, и чей-то голос тихо произнес:
— Руки вверх!
Они медленно подняли руки.
— Обернуться! Медленно! — как-то странно прохрипел голос за спиной.
Они повернулись.
Навалившись на дерево, стоял тощий донельзя парень в черно-зелено-коричнево-сером маскхалате. Винтарь в его руках дрожал, но глаза были спокойны и упрямы, хотя и лихорадочно блестели.
— Вперед! — мотнул он стволом и его слегка шатнуло.
— Эй, мы свои, русские! — осторожно сказал Захар.
В ответ парень снова мотнул стволом — мол, иди куда велено.
Скрестив руки за затылком, они пошли в сторону, куда показал странный боец.
И едва не наступили еще на одного. Тот лежал, приподняв ствол трехлинейки обоими руками.
Виталик и Захар почти мгновенно переглянулись.
Но пошли дальше. Бежать смысла не было. Кажется, дошли до своих. Только эти свои какие-то странные…
И тут Виталик едва не застонал — о легенде-то не договорились, блин! Вот чего сейчас особистам говорить?
По кустам кто-то почти бесшумно зашуршал.
— Эй, парень тебя как зовут-то? — спросил Виталик и тут же получил в ответ чувствительный тычок между лопаток.
— Понятно… — пробормотал он и получил еще один.
Где-то минут через двадцать они вышли на большую поляну. По всей поляне стояли конусами небольшие шалашики. Некоторые, правда, обвалились, но из большинства торчали ноги. Как правило, в дырявых валенках…
Захар выразительно посмотрел на Виталика. Тот понимающе мигнул…
Тем временем, конвоир подвел их к одному из шалашиков.
— Товарищ лейтенант, а товарищ лейтенант! — тихим хриплым голосом позвал он. — Товарищ лейтенант, тут задержанные!
В шалаше послышалось шевеление, а потом оттуда выполз, в буквальном смысле этого слова, человек с лицом земельного цвета.
Он не встал. Конвоир помог ему присесть, подхватив под мышки, и навалил на чурбачок, стоявший рядом.
— Кто такие? — Просипел лейтенант, не глядя на них. Хотя знаков различия не было видно под лоснящимся от грязи полушубком.
— Рядовой Комлев! — ответил Виталик. Захар не растерялся и поддержал его, козырнув к пустой голове:
— Рядовой Захаров, восемьдесят шестой полк сто восьмидесятой стрелковой дивизии!
Виталик одобрительно кивнул, а лейтенант приподнял брови:
— Сто восьмидесятая??? Вы чего тут с осени шарахаетесь? Что-то не похоже…
— Так мы это, товарищ лейтенант, зиму на хуторе просидели… пустом. А сейчас вот к своим пробираемся. — С виноватым видом ответил Захар.
— Сметанин! — вдруг в слабом голосе лейтенанта звякнул металл.
— Я, товарищ лейтенант! — просипел за спиной голос их молчаливого конвоира.
— Расстрелять дезертиров к чертям собачьим!
— Товарищ лейтенант! — Вскрикнул Виталик. — Да какие же мы дезертиры? Мы же вот… Знамя полка вынесли!
А в спину ему ткнулся ствол.
— Захар, покажи!
Тот торопливо стал расстегивать куртку и судорожно вытаскивать красный сверток.
А потом развернул его.
Лейтенант помолчал, а потом добавил:
— Погоди, Сметанин… Успеем еще. Документы!
— Сгорели, товарищ лейтенант… Мы их на печке хранили, а тут немцы с полицаями, мы через овин и ходу в лес. Они дом подожгли и книжки там сгорели…
— Хутор, где находится? Можешь на карте показать? — лейтенант протянул дрожащей рукой планшет.
— Товарищ лейтенант, мы это… картам не обучены. — Соврал Захар, студент четвертого курса естественно-географического факультета.
— Где стояли осенью?
— У Ивантеевки, товарищ лейтенант… А дальше не знаю…
— А оружие то где?
— Так это… В избе осталось. — Понурили они головы.
— Распестяи… Вот из-за таких как вы — немцы до Москвы дошли! — Лейтенант зло сощурил глаза. — Сметанин! Налей им кипятку!
Сметанин, длинный и тощий как жердина, молча козырнул лейтенанту.
— Товарищ лейтенант, а покушать у вас ничего нет? А то мы уже сутки не жрамши! — взмолился Захар.
— Слышь, боец… У меня раненые уже неделю не жрамши — перекривился лейтенант.
— Товарищ лейтенант, — тихо сказал Сметанин, скинувший капюшон маскхалата и внезапно оказавшийся рыжим — Они там змею поймали и забили.
— Молодцы… Змею сварить. Бульон и мясо тяжелораненым. Передай старшине. Сам обратно в дозор.
Сметанин непроизвольно сглотнул, но, справившись с собой, опять кивнул и побрел в лес, держа винтовку как ребенка — прижав к груди. По пути он о чем-то перемолвился с лежащим возле костра мужиком.
— К костру идите. Позже вызову — сказал лейтенант. Похоже, каждое слово давалось ему с трудом.
Ребята пошли к костру и не заметили, как командир с облегчением откинулся на землю.
— Товарищ старшина, нас к вам прислали.
Тот молча, не вставая, кивнул на котел с медленно кипящей водой и кружки.
Они осторожно зачерпнули крутого кипятка и сели рядом.
— Товарищ старшина, а что за часть у вас?
Тот приоткрыл водянистые глаза:
— Первая мобильная воздушно-десантная бригада. — Почти по слогам, еле слышно прошептал он.
Парни переглянулись. Еще бы! Именно этот лагерь они и искали! Тогда не нашли, нашли сейчас. Тощих, обессиленных, больных, но все еще ждущих самолетов с Большой земли.
А ведь самолетов то больше не будет… Командир рассказывал, что последний У-2 садился тут где-то в средине апреля сорок второго. А сегодня?
— Слышь, старшина? А сегодня какое число?
— Двадцать восьмое. — Не открывая глаза и не поднимаясь, ответил тот.
— А самолет когда был последний?
— Пятнадцатого.
— Так вы чего, уже две недели не ели ничего?
Старшина открыл глаза.
— Раненые неделю. Здоровые — три. Как мясо лошадиное протухло так и не ели.
Парни потрясенно замолчали.
— Мешки сейчас вещевые вывариваем. У кого сахар просыпался, у кого сало пятно оставило. Хорошо хоть гранаты перестали есть…
— Гранаты?? Как это?
— Так тринитротолуол-то сладкий на вкус. Некоторые несознательные ели. А потом помирали от отравления.
Старшина смолчал. Он не стал рассказывать, как самолично расстрелял бойца, сошедшего с ума и срезавшего с бедра убитого друга куски мяса…
— Товарищ старшина, а товарищ старшина! — осторожно позвал лежащего Виталик. — Нам бы это… К товарищу лейтенанту…
— Идите. — Шепнул тот в ответ и повернулся на бок.
Они встали и оглядели лагерь. Нигде не было ни одного движения. Только изредка — то справа, то слева — раздавались стоны.
Они встали и оглядели лагерь. Нигде не было ни одного движения. Только изредка — то справа, то слева — раздавались стоны.
И этот чертов запах смерти и разложения…
Лейтенант лежал, свернувшись калачиком.
— Товарищ командир! — потряс его за плечо Виталик.
Тот внезапно зашипел от боли.
— Не трогай, боец!
— Извините, товарищ лейтенант! — отдернул тот руку. — Ранены?
— Нет. Дистрофия у меня. Мышцы распадаются. Больно. И синяки потом… Чего хотели?
— Извините, товарищ…
— Чего хотели, говорю? — снова в его голосе лязгнул металл.
— Товарищ лейтенант! Мы, это… — Замялся Захар, не зная как сказать. А потом собрался с духом и выпалил. — Самолетов больше не будет.
Тот приоткрыл глаза. Голубого цвета, оказалось. Потом помолчал и тихонечко сказал:
— Не ори. Сам знаю. Ушли наши на прорыв. Неделю назад. Кто мог. Мы остались. Бой был. Слышно было. А потом тишина. Значит, легли, раз самолетов за нами нет.
На этот раз замолчали ребята, зная из прошлой памяти, что часть десантников вышла. Около трехсот человек. А часть раненых и ослабленных осталась где-то в болотах Демянского котла. У лесного аэродрома. Навсегда. Почему их не эвакуировали — осталось загадкой.
— Так ведь погибнете же вы здесь! — не удержался Захар.
— Мы знаем. — Спокойно ответил командир, смотря в небо широко распахнутыми голубыми глазами. — Ну и что? Значит так надо. Еще бы немца хоть одного…
И лейтенант снова прикрыл глаза.
И тут на поляне что-то хлопнуло. Раз, два, три!
Ребята аж подпрыгнули от неожиданности. А над шалашиками поднялись невысокие султанчики взрывов.
Лейтенант приподнялся и хрипло каркнул:
— Бригада в ружье! Немцы! — А потом тихо добавил — Опять, сволочи, минами шмалять начали!
Из шалашей, ровно призраки, стали выползать страшные — с черными, помороженными еще в марте лицами, перебинтованные грязными тряпками, но державшие в костлявых руках оружие — десантники.
Уже пропавшие без вести, но все еще ведущие свой последний бой.
— А вы бойцы вот что… Приказывать не могу. Прошу. Доберитесь до наших. Скажите, что мы еще тут.
Хлопнуло еще несколько раз. Совсем близко. Так что окатило землей.
— Товарищ лейтенант, нам бы оружие какое-нибудь…
— Оружие? Винтовки в куче у болота. Если старшина еще не побросал в воду… Патронов только нет. Держите обойму. — Он достал костлявой рукой из кармана штанов пять патронов, также не глядя на них. — От кучи потом по берегу метров сто пройдете. Там слеги выломайте и по тропе вглубь шагайте. Она вешками отмечена. Осторожно только. Местами по грудь должно быть. Давайте, ребятки.
Потом он отвернулся от них и попытался перекричать хлопки немецких ротных минометов.
— Бригада! На позиции!
Его не было слышно, но десантники знали свое дело сами. Они последними силами, цепляя костями землю, ползли к краю леса.
А Виталик и Захар, пригибаясь при каждом и близком, и далеком разрыве помчались в ту сторону, на которую показал умирающий лейтенант.
Им повезло, старшина не смог дотащиться до винтовок.
Схватив одну, они помчались вдоль болота к тропе.
Пробежав около ста метров, они заметили торчащие из болотной жижи палки.
Не раздумывая, зашагали вглубь, проверяя каждый шаг наскоро выдранными березками.
А за спиной разгорался бой.
Ни лейтенант, ни старшина, никто из десантников не знал, что это последний их бой. Что через два часа немцы, закидав поляну минами, начнут осторожное прочесывание, достреливая раненых и обессилевших.
А лейтенант застрелится, потому что стрелять на звук не умел, а глаза его уже неделю как ослепли.
Потом фрицы соберут трупы десантников, сложат в кучу и сожгут.
Останется в живых только сержант Димка Сметанин, потерявший сознание в самом начале боя, после первого же выстрела. Рыжий, длинный нескладный мариец из деревни Сернур будет принят за арийца поволжского и переживет плен остарбайтером на ферме господина Бруно…
Часа через два, как раз когда закончилась пальба за спиной, они выбрались на сушу. Лейтенант не обманул, порой они и впрямь проваливались по грудь. А маленький Захар по шею пару раз в гнилую, холодную жижу.
Едва отдышавшись, побрели снова в глубь леса.
И буквально через несколько метров Захар напоролся на колючку и разодрал правый болотник вдоль всей ступни.
— Ну, твою же мать! — завопил он на весь лес и тут же получил подзатыльник от Виталика.
— Не ори, урод гребаный. Еще не хватало, млять-перемлять, гансов всполошить.
— А как я сейчас пойду то, блин!
— Не ной, все равно ноги сырые. Пошли, кабель тебе в задницу. Под ноги глядеть надо.
Захар что-то забурчал под нос, в спину уходящему Виталику, и поплелся за ним. Идти было неудобно. При каждом шаге ногу приходилось слегка подворачивать, чтобы подошва не загибалась под ступню.
— Как думаешь, отбились наши? — спросил на очередном привале Захар.
— Вряд ли. Сам видел, в каком они состоянии. Даже если сейчас отбились — в следующий раз все закончится. Не успеем мы. — Осунувшееся лицо Виталика казалось равнодушным.
— Так спокойно об этом говоришь… — осуждающе сказал Захар.
— А мне чего прыгать надо от злости? И чем это им поможет?
— Хрен его знает. Все равно это как-то неправильно.
— А как правильно?
— Не знаю…
— Пошли, и подошву-то примотай хотя бы ремнем, что ли?
— Штаны спадут!
Через полчаса они вышли на полянку, где лежали пятеро мертвых десантников.
— Вот тебе и обувка новая… — кивнул на трупы Виталя. — Иди, выбирай размерчик.
Захар покосился, подумал и сказал:
— Ну, на фиг. Не буду я с мертвецов брать…
— И ходи, тогда как дурак, босиком. — Пожал плечами Виталик и побрел осматривать трупы.
— А ты чего делаешь-то? — поморщился Захар.
— Патроны поищу. С обоймой много не навоюем.
Виталик подошел к трупам и стал обшаривать карманы.
Захар же поколебался немного, но преодолел отвращение и стал выбирать подходящий размер ботинок.
— Слышь, а их сюда вроде как в феврале закинули. Так? — спросил Захар.
— Ага. И чего?
— Как они в ботинках-то зимой?
— Не знаю. Но часть вроде в валенках была. Хрен редьки не слаще. В марте же таять снег начал. А под ним болота незамерзающие.
— Звиздец какой-то… Как они воевали-то?
— А ты не видел сегодня?
— Видел. Во, у этого вроде подходят! Сейчас померяю!
Захар попытался развязать мокрые шнурки. Не поддавались.
— Пальцы замерзли. — Пожаловался он Виталику и дернул за ногу десантника.
Нога отвалилась по щиколотке.
Сгнившие белые волокна сухожилий и куски серого мяса торчали из ботинка.
Захара вырвало зеленой болотной слизью.
Он отбросил ботинок в сторону, упал на четвереньки и пополз к краю полянки, непрерывно издавая рыгающие звуки.
Виталик покосился на него и ничего не сказал, продолжая обыскивать трупы.
Ему повезло. Нашел «лимонку», еще пару обойм для трехлинейки и финку. Еды в вещмешках не было. Естественно.
— Ну, пошли! — проходя мимо блюющего из последних сил Захара, Виталя не удержался и подопнул того под задницу. Затем поправил винтарь и исчез в кустах.
Захар приподнялся и, согнувшись в три погибели и шатаясь из стороны в сторону, побрел вслед за ним.
Глава 4. Унтер-офицер
Вечером, когда уже начало смеркаться они вышли к одинокому рубленому дому с тесовой крышей.
В окнах уже горел тусклый, мерцающий желтый свет. Кто-то был внутри.
Но кто?
Лежали долго в кустах, наблюдая за домом. Никто не выходил.
Виталик молча протянул финку Захару, сам же остался с трехлинейкой. Потом пополз к дому, махнув рукой — мол, давай за мной.
Около забора остановились. Виталик метнул палку через него.
Захар вопросительно кивнул — зачем это?
Виталя подождал минуту, потом шепнул:
— Мало ли собака…
Собаки не оказалось.
Полезли тогда через дыру в заборе, подкрались к окошку, и заглянули в него.
За столом сидел старик в круглых очках и чистил то ли картофелину, то ли луковицу около свечки. Больше, вроде бы, никого не было видно.
Оба непроизвольно сглотнули. И, не сговариваясь, шмыгнули на крыльцо и осторожно постучали в дверь.
Прошла минута-другая…
Но вот зашаркали шаги, послышалось глухое покряхтывание в сенях и старческий дрожащий голос осторожно спросил: