– Что-о?!
– Смотри за дорогой! Ты пропустил поворот, точно так же как всего несколько дней – а может, прошли уже годы? – пропустил поворот к нашему дому.
– Черт подери, о чем ты?
– О том маленьком мотеле на окраине Барбизона. Ты попросил их растопить камин в столовой: мы были с тобой тогда единственными посетителями. Тогда в третий раз сквозь маску Джейсона Борна я рассмотрела кого-то, в кого влюбилась без памяти.
– Не делай со мной этого.
– Я обязана, Дэвид. Хотя бы ради себя самой. Я должна чувствовать, что ты рядом со мной.
Молчание. Круговой выезд на grand-route[112], на котором водитель до отказа выжал акселератор.
– Я здесь, – прошептал муж, обнимая жену. – Не знаю, надолго ли, но я рядом.
– Надо спешить, дорогой.
– Знаю. Просто мне хочется подольше подержать тебя в своих объятиях.
– А я хочу позвонить детям.
– Теперь я точно знаю, что я здесь.
Глава 28
– Или ты добровольно расскажешь мне все, что мы захотим услышать, или при помощи наркотиков тебя зашлют на такую орбиту, о какой ваши шарлатаны, работая с доктором Пановым, не могли даже помыслить, – тихим монотонным голосом сказал Питер Холланд, директор ЦРУ, интонация которого походила на твердую и гладкую поверхность отполированного гранита. – Кроме того, хочу прояснить те пределы, до которых я готов дойти, ублюдок. Я предпочитаю старые добрые приемы, и мне чихать на всякие там гражданские права и прочую чепуху. Попытаешься поиграть со мной в загадки, и я тебя еще живого засуну в торпедный аппарат и выстрелю в море за сотню миль от мыса Гаттерас. Я ясно выражаюсь?
Саро subordinate, левая рука и правая нога которого были в гипсе, лежал на кровати в палате лазарета в Лэнгли. Директор ЦРУ приказал медицинскому персоналу – для их собственного блага – удалиться на такое расстояние, чтобы они ничего не могли услышать. И без того толстая физиономия мафиози казалась еще больше из-за синяков под глазами и распухших губ. Он взглянул на Холланда, а потом на сжимавшего неизменную трость Александра Конклина.
– Вы не имеете права, мистер Большая Шишка, – прохрипел саро. – Потому что у меня есть права, понимаете, о чем я?
– Они были и у доктора, но вы их попрали. Да какое там! Попрали – это слишком мягко.
– Без адвоката ничего говорить не буду.
– К дьяволу! А у Панова был адвокат?! – взревел Алекс, стукнув тростью о пол.
– Так система не работает, – запротестовал пациент, пытаясь мимикой изобразить негодование. – Кроме того, я хорошо относился к доку. А он воспользовался моей добротой, помоги мне Господь!
– Ты прямо как герой мультиков, – сказал Холланд. – Твоей физиономии место на экране, но привлекательности в тебе нет. Никакого адвоката ты не получишь, мы будем только втроем. А вот торпедный аппарат ждет тебя не дождется.
– Что вы от меня хотите?! – заорал мафиози. – Да и что я знаю? Что мне говорят, то я и делаю... Так мой старший брат поступал – упокой Господь его душу – и мой отец – пусть и он покоится с миром, – а может, и его отец, о котором я ничего не знаю.
– Прямо целые поколения, живущие на пособие, – заметил Кон-клин. – Паразитам без них не обойтись.
– Эй, ты о моей семье говоришь, не забывай, мать твою, о чем бы ты там ни говорил!
– Просим прощения у твоих родственников, – добавил Конклин.
– А интересуемся мы твоей «семьей», Огги, – взял инициативу в свои руки директор ЦРУ. – Огги, ведь так? Это одно из имен, указанных в твоих пяти водительских удостоверениях, и нам показалось, что оно и есть настоящее.
– Ну а ты по-настоящему не слишком умен, мистер Большая Шишка! – с трудом шевеля разбитыми губами, процедил пациент. – Никаких таких имен я не знаю.
– Должны же мы тебя как-то называть, – пояснил Холланд. – Хотя бы для того, чтобы выгравировать твое имя на капсуле, которую выбросим вдали от мыса Гаттерас: через несколько тысяч лет какой-нибудь чешуйчатоголовый археолог сможет определить твою личность, производя замеры твоих зубов.
– Как насчет Чонси?
– Попахивает язычеством, – ответил Питер. – Я предпочитаю «Балбес», потому что это имя как раз для него. Его собираются засунуть в капсулу и сбросить на континентальном шельфе на глубине в шесть миль ниже уровня моря за преступления, совершенные другими людьми, – и он соглашается. По-моему, это настоящий идиотизм.
– Прекратите! – проревел «Балбес». – Ладно, меня зовут Никколо... Николас Деллакроче – вот мое имя, и уже за то, что я сообщаю его, вы должны гарантировать мне защиту! Так же, как и Валаччи, – это часть уговора.
– Да? – Холланд нахмурился. – Что-то не припоминаю, чтобы я говорил о чем-то подобном.
– Тогда я ничего не скажу!!
– Ты ошибаешься, Ники, – вмешался Алекс, сидевший в другом конце палаты. – Мы узнаем все, что нам нужно: единственный недостаток – мы будем работать с тобой всего один раз. Мы не сможем произвести повторный допрос, доставить тебя в федеральный суд и даже не сможем заставить тебя подписать свидетельские показания.
– Гм?
– После нашей операции ты превратишься в «овощ» с высохшим мозгом. По-моему, это даже хорошо для тебя: ты ничего не будешь чувствовать, когда тебя запакуют в капсулу и выбросят в море подальше от мыса Гаттерас.
– Эй, о чем это вы?!
– Простая логика, – ответил бывший коммандос военно-морского флота, ныне глава ЦРУ. – Не думаешь ли ты, что мы оставим тебя болтаться где-нибудь здесь, после того как команда наших медиков обработает тебя? После аутопсии все станет ясно как Божий день, и нас всех сошлют лет на тридцать долбить камень в каком-нибудь карьере, – у меня, честно говоря, не так много свободного времени... Так как, Ники? Будешь говорить или позвать священника?
– Надо подумать...
– Пошли, Алекс, – отрезал Холланд, направляясь к дверям. – Надо послать за священником. Пусть он облегчит этому сукину сыну хотя бы последние мгновения жизни.
– Сегодня как раз один из тех моментов, – добавил, опираясь о палку и поднимаясь, Алекс, – когда я задаюсь вопросом, почему люди столь негуманно относятся друг к другу. А потом нахожу рациональный довод: это не жестокость, поскольку это слово – обычная абстракция. Просто так заведено в том деле, которым все мы занимаемся. Правда, остается отдельно взятая человеческая личность – ее разум, плоть и столь чувствительные нервные окончания. Чудовищная боль. Благодарение Небесам, я всегда держался на заднем плане – вне пределов досягаемости, как и сообщники Ники. Они будут обедать в шикарных ресторанах, а он опустится в капсуле на дно океана, где его сплющит в лепешку.
– Хорошо, хорошо! – завопил Никколо Деллакроче, извиваясь на кровати и сминая простыни своим тучным телом. – Задавайте свои траханые вопросы, но вы обеспечиваете мне защиту, capisce?!
– Это зависит от правдивости твоих ответов, – заметил Холланд, возвращаясь к кровати.
– На твоем месте я бы говорил только правду, Ники, – бросил Алекс, хромая обратно к своему стулу. – Одно неправильное заявление – и будешь спать вместе с рыбами: кажется, ваши тоже так выражаются.
– Инструкторы мне не нужны, я знаю что к чему.
– Тогда начнем, мистер Деллакроче, – сказал директор ЦРУ, вынимая из кармана портативный магнитофон. Он положил его на высокий белый столик рядом с кроватью, пододвинул себе стул и начал допрос. Его вступление тоже записывалось на магнитофон: – Я адмирал Питер Холланд, в настоящее время являюсь директором Центрального разведывательного управления, – если возникнет такая необходимость, можно проверить подлинность моего голоса. Далее последует допрос информатора, которого мы будем называть Джон Смит, голос его на пленке будет искажен, а подлинное имя будет указано только в личном архиве директора ЦРУ... Итак, мистер Джон Смит, всякое дерьмо оставляем в стороне и переходим к основным вопросам. Для вашей безопасности я буду задавать их в максимально обобщенной форме, но вы понимаете, что именно я имею в виду, поэтому я ожидаю четких ответов... Где вы работаете, мистер Смит?
– В фирме торговых автоматов «Атлас» на Лонг-Айленде, – невнятно ответил Деллакроче.
– Кто ее владелец?
– Я не знаю... Мы в основном работаем прямо из дома, «мы» это человек пятнадцать – двадцать... Понимаете, что я имею в виду? Мы обслуживаем торговые автоматы и присылаем отчеты на фирму.
Холланд взглянул на Конклина: оба тут же улыбнулись. Одним ответом мафиози поставил себя в ряд множества потенциальных информаторов: Никколо не был новичком в делах такого сорта.
– Кто платит вам деньги, мистер Смит?
– Некий мистер Луис Дефацио – вполне респектабельный бизнесмен, насколько мне известно. Он дает нам задания.
– Вам известно, где он живет?
– На Бруклин-Хайтс, это рядом с рекой... Мне так сказали.
– Куда вы направлялись, когда наши люди перехватили вас?
Деллакроче поморщился, на секунду прикрыв опухшие глаза, прежде чем ответить:
– В одну из клиник для алкоголиков и наркоманов где-то к югу от Филли[113] – это вы уже знаете, мистер Большая Шишка, – ведь вы нашли карту в машине.
Холланд тут же выключил магнитофон.
– Можешь считать, что ты уже на пути к Гаттерасу, сукин сын, – пригрозил он.
– Эй, вы задаете вопросы по-своему, а я отвечаю по-своему, о'кей? Там действительно была карта – всегда есть карта, – потому что все мы должны возить этих наркоманов в ту лечебницу по проселочным дорогам, и возить так, словно это сам президент или даже don superiore[114] отправляется на встречу куда-то в Аппалачи... Дайте мне блокнот и карандаш, и я нарисую вам, где находится это место, нарисую все вплоть до медной дощечки на въезде. – Мафиози поднял здоровую правую руку, его указательный палец был направлен в сторону директора ЦРУ. – Все будет как надо, мистер Большая Шишка! Я не хочу спать с рыбами, capisce?
– Но вы не хотите, чтобы это осталось на пленке, – сказал Холланд с ноткой озабоченности в голосе. – Почему?
– Пленка – это дерьмо! Как вы сказали? Голос на пленке? Чепуха! Вы что, думаете, наши люди не смогут пробраться в то место, где она будет лежать? Ха-ха! Этот ваш трахнутый доктор мог быть одним из нас!
– Только не он, но мы собираемся добраться до одного военного врача, который действительно ваш. – Питер Холланд взял со столика блокнот и карандаш и протянул их Деллакроче. Магнитофон он не включал: игра в поддавки кончилась, началась настоящая работа.
* * *В самом центре нью-йоркского Гарлема, где-то между Бродвеем и Амстердам-авеню, шатаясь шел огромный взъерошенный негр лет тридцати пяти. Его мотнуло к исщербленной кирпичной стене обшарпанного многоквартирного дома: он оперся о нее и соскользнул на тротуар, где и остался сидеть, раздвинув ноги и склонив небритое лицо к воротнику изорванной рубашки из запасов армии США.
– Ну и видок у меня, – тихо произнес он в микрофон, спрятанный под одеждой. – Представляю, как я появился бы в таком виде в универсаме в каком-нибудь белом районе в Палм-Спрингс.
– У тебя все отлично, – последовал ответ из громкоговорителя, вшитого в воротник рубашки агента. – Мы наблюдаем за всем районом и будем держать тебя в курсе событий. Тот автоответчик так заклинило, что он свистит и прямо дымится.
– Как же вам, белым браткам, удалось пробраться в тот вертеп наверху?
– Надо рано вставать – так рано, чтобы некому было замечать, какого цвета твоя кожа.
– Мне просто не терпится посмотреть, как вы будете оттуда выбираться: пожалуй, это потруднее, чем верблюду пройти через игольное ушко. Кстати, раз уж заговорили на эту тему: полиция предупреждена о нашей операции? Не хватает только, чтобы меня сцапали с такой заросшей мордой... Рожа чертовски чешется и совсем не нравится моей новой жене, с которой я расписался всего три недели назад.
– Надо было оставить первую, приятель.
– Смешной ты белый мальчик. Ей не нравились часы моей работы и география. Ну, например, что я пропадаю по нескольку недель где-нибудь в Зимбабве. Прием?
– У «синих мундиров» есть твое описание, кроме того, они имеют представление о сценарии: ты участвуешь в федеральной операции, поэтому они оставят тебя в покое... Подожди!! Хватит болтать. Должно быть, это тот, кто нам нужен: у него к поясу пристегнута сумка телефониста... Точно. Он направляется к подъезду. Он – твой, император Джонс.
– Смешной белый мальчик... Вижу его и должен сказать, что он похож на растаявший шоколадный крем. Чертовски боится войти в этот дворец.
– Что означает: он-то нам и нужен, – произнес металлический голос. – Это хорошо.
– Плохо, мальчик, – возразил ему агент-негр. – Похоже, он ничего не знает, и между ним и источником устроены преграды, плотные, как патока.
– Э? А как же тогда ты догадался об этом?
– Это технический вопрос. Я должен увидеть, какие цифры он будет вводить в свою электронную систему устранения повреждений.
– Что, черт подери, это означает?
– Может, он и тот, кто нам нужен, но он, кроме того, напуган, и вовсе не этим местом.
– Что это значит?!
– У него все на морде написано, дружок. Он вполне может ввести неверные цифры, если заподозрит, что за ним наблюдают.
– Это уж чересчур, приятель.
– Он должен продублировать цифры, соответствующие номеру неизвестного нам телефона, чтобы туда можно было переключать звонки...
– Брось, – перебил голос из воротника. – Я не очень секу в высоких технологиях. Кроме того, наш человек сидит сейчас в этой компании «Реко...», или как там еще. Он ждет только тебя.
– Тогда надо работать. Конец связи... Следите за мной. – Агент встал и пошатываясь вошел в подъезд ветхого здания. Монтер успел подняться на третий этаж, где повернул в узкий грязный коридор: очевидно, он бывал там раньше, потому что уверенно шел, не глядя на затертые номера квартир. Дело немного упрощается, с радостью подумал агент ЦРУ... Он чувствовал, что полученное им задание выходит из сферы компетенции Управления. Какая там, к черту, сфера компетенции! Это явно незаконное дело...
Агент перепрыгивал сразу через три ступеньки, стараясь не шуметь. Благодаря кедам шум ограничивался неизбежным потрескиванием старой лестницы. Прижавшись спиной к стене, он заглянул за угол вдоль захламленного коридора и увидел, как монтер установил три разных ключа в вертикальные замки, по очереди повернул их и вошел в последнюю дверь с левой стороны. Агент подумал, что эта задачка не из легких. Едва объект наблюдения успел закрыть за собой дверь, он бесшумно пробежал по коридору и остановился у двери, прислушиваясь к тому, что происходит внутри. Не слишком хорошо, но и не слишком плохо, подумал он, услышав щелчок замка – только одного: монтер явно торопился. Приложив ухо к обшарпанной двери, агент задержал дыхание, чтобы даже вырывавшийся из легких воздух не мешал ему слушать. Через тридцать секунд он выпрямился, выдохнул, потом глубоко вдохнул и вновь приложил ухо к двери. Слова звучали приглушенно, но агент все равно сумел понять, о чем речь.
– Центральная, говорит Майк. Я на Сто тридцать восьмой улице, в двенадцатой секции, там, где шестнадцатый аппарат. Скажи-ка, может, здесь есть еще один аппарат, хотя в это и не очень верится. – Немного помолчав, монтер продолжил: – Ага, нет? Хорошо, у нас тут частотная помеха, и я не совсем понимаю отчего... Что? Кабельное телевидение? У местных ребят нет денег на такие штуки... А, понял тебя, брат. Все-таки кабель. Наркодельцы живут на широкую ногу, верно? С виду их дома – настоящее дерьмо, но внутри есть все, что нужно... Ладно, прочисти линию и вновь настрой ее. Я буду здесь до тех пор, пока не получу чистый сигнал, о'кей, брат?
Агент, вновь отвернувшись от двери, глубоко вздохнул, на этот раз с облегчением. Он мог уходить, не вступая в контакт: он узнал все, что нужно. Сто тридцать восьмая улица, двенадцатая секция, шестнадцатый аппарат; кроме того, была известна фирма, которая установила это оборудование: «Реко-метрополитэн компани», расположенная на Шеридан-сквер, в Нью-Йорке. Пусть теперь белые ребята пошуруют там... Агент вернулся к внушающей серьезные сомнения в надежности лестнице и приподнял воротник армейской рубашки.
– На тот случай, если меня переедет грузовик, сообщаю следующее. Как слышишь меня?
– Прекрасно, император Джонс.
– Это шестнадцатый аппарат в двенадцатой секции.
– Понятно! Считай, что зарплату ты отработал.
– Мог бы, по крайней мере, сказать: «Великолепно, старина».
– Эй, ведь это ты ходил в колледж, а не я.
– Некоторые из нас стараются, и даже слишком... Стой! Меня тут ждет кое-кто!
На лестничной клетке этажом ниже появился коренастый негр, не сводивший выпученных глаз с агента; в руке он сжимал пистолет. Сотрудник ЦРУ отпрянул за угол, и в то же мгновение в коридоре прогрохотали четыре, один за другим, выстрела. Выхватив из-за пояса револьвер, агент выскочил из-за угла и дважды выстрелил. Хватило бы и одной пули: нападавший свалился на грязный пол.
– Меня рикошетом задело по ноге! – крикнул агент. – Этот тип валяется внизу: мертв он или нет, я не знаю. Подгоните машину и заберите нас обоих. Pronto[115].
– Едем. Держись!
* * *На следующий день, вскоре после восьми утра, в кабинет Питера Холланда прохромал Алекс Конклин. Охранники на входе в главное здание ЦРУ были удивлены столь быстрым доступом к директору.
– Есть что-нибудь новенькое? – спросил директор, отрываясь от бумаг, разложенных на столе.
– Ничего, – буркнул отставной оперативник, направляясь не к стулу, а к дивану возле стены. – Вообще ничего... Боже, какой, мать твою, день, и он еще даже не начался! Кэссет и Валентине сидят в подвале и посылают запросы, которые должны поступить во все углы Парижа, даже в канализацию, но пока ничего... Найди мне хоть одну ниточку, за которую можно было бы ухватиться! Сначала смерть Суэйна, Армбрустера, Десоула – этого немого сукина сына... Потом убийство, Господи помилуй, Тигартена с визитной карточкой Борна, хотя нам чертовски хорошо известно, что это была ловушка, устроенная для Джейсона Шакалом. Но я не могу найти логику во всем, что связывает Шакала с Тигартеном и соответственно с «Медузой». Бессмыслица какая-то, Питер. Все пошло прахом!