Я слабо мотнул головой. Меня это мало интересовало. Клим стал возбужденно объяснять мне, в чем тут дело.
— С нами был Дэнни О'Доннел, и он говорил, что все трофеи, найденные в кубрике принадлежат только матросам. Так говориться в флибустьерском кодексе, дружище. Дэнни О'Доннел сказал, что мы должны разделить добычу и никто не имеет права отнять ее у нас. Капитан Слит с ума сойдет от злости, когда узнает, что ничего поделать он не сможет. Золото было в маленьких слитках, и мы пронесли их сюда в штанах.
В голове у меня стоял туман. Я не мог понять, что он говорит. Мне казалось, будто я отделился от тела и парю над тем местом, где мы сидели, улавливая лишь какие-то обрывки его речи.
— Мы станем богачами, дружище… и еще Дэнни О'Доннел говорит… — Тут я вообще отключился от реальности. Внезапно я очутился в нашем городке, около костра, устроенного в честь приезда Джона. После этого в голове у меня совсем все смешалось. Мне показалось, что мы в харчевне неподалеку от Теобальдса, и гигантская фигура с лицом Арчи Армстронга тряслась от хохота. Арчи читал какие-то бессмысленные вирши и смеялся во все горло. Я видел Ника Била, развалившегося в мягком кресле. Костлявые ноги его были обтянуты огненно-красными трико. Он выкрикивал: «Я — Справедливый Хозяин всего Лондона!» Я знал, что здесь что-то не так, ибо Ник даже в «Эльзасе» не был первым.
Наконец я очутился у Уэйланд Спинни. Шел слабый снег. Кругом, ничуть не опасаясь меня, скакали кролики. Я увидел Кэти, бегущую мне навстречу. На ней была шубка из горностая. На лице сияла приветливая улыбка. Теперь я уже был уверен, что все эти видения не имеют никакого отношения к реальности. Ведь у Уэйланд Спинни Кэти встречала вовсе не меня, а Джона, и приветливая улыбка предназначалась ему, а не мне. И все-таки глядеть на нее было так приятно, и я надеялся, что это видение продлится подольше. Я уже собирался сказать: «Ты похожа на маленькую снежную фею», но не сказал, ибо вспомнил, что это были слова Джона. Кэти почти сразу же исчезла, а я снова услышал голос Клима.
— Капитан ничего не сможет поделать, дружище. Дэнни О'Доннел знает кодекс назубок, и он говорит, что мы должны бороться за свои права.
Когда я проснулся, первые лучи солнца уже золотили небосклон. Все тело у меня так затекло, что на ноги я смог подняться, лишь ухватившись обеими руками за поручни. Я с трудом удержался на ногах, оглядывая бескрайнюю водную ширь. Ни одного неприятельского судна на горизонте не было видно.
23
Я с радостью воспользовался случаем исчезнуть с празднества, устроенного на борту «Грейс О'Мэлли» в честь победы. Вместо того, чтобы выкатить на палубу бочонок с бренди, капитан Слит в целях экономии приказал приготовить горячую смесь из бренди и эля. И хотя эля в смеси было гораздо больше, она обладала поистине дьявольской крепостью. Через очень короткое время большинство членов команды здорово захмелели и стали задирать тех, кто был еще относительно трезв. Поэтому когда капитан объявил, что раненых сейчас отправят на «Королеву Бесс», где им будет оказана медицинская помощь, я сразу же решил отправиться вместе с ними.
Море было неспокойно, и путешествие на валкой шлюпке оказалось малоприятным. Шлюпка не была переполнена, ибо половина тех несчастных, которых я видел на нижней палубе, умерли прошедшей ночью. Большинство оставшихся в живых были в бреду. Один из них пронзительным голосом снова и снова повторял начальные строфы старой боевой ирландской песни. Другой все собирался прыгнуть за борт и так как несколько находившихся с нами трезвых матросов сидели на веслах, удерживать его приходилось мне. Это было похоже на борьбу с медведем. Голова у меня по-прежнему сильно болела и после каждой такой схватки на меня накатывала волна слабости и тошноты. Когда мы подошли к «Королеве Бесс», наш певец затянул другую песню повеселее.
У самого борта, возле веревочной лестницы, меня встретил улыбающийся Джоралемон. Он был обнажен по пояс и испачкан кровью. Было ясно, что ночь он провел, ухаживая за ранеными. Когда он увидел, в каком состоянии находятся наши люди, то покачал головой.
— С Божьей помощью мы сделаем для них все, что в наших силах, но Роджер, мальчик мой, нам и так рук не хватает. «Королева Бесс» с самого начала находилась в самом пекле сражения, и наши лучшие бойцы падали один за другим, словно сыны Израиля под ударами мидян. Он перечислил мне имена погибших. Я слушал этот список с горестным чувством — к большинству этих людей я испытывал искреннюю привязанность. — Почти все наши люди получили повреждения, — продолжал Джоралемон, — Джона тоже зацепила мушкетная пуля. К счастью, она лишь содрала ему кожу с шеи. Да, победа дорого нам досталась!
— Но зато какая это славная победа! — Я попытался придать своим словам подобающую торжественность, но боюсь, мне это плохо удалось. И виной тому было не только состояние моей головы. С самого утра меня преследовало предчувствие надвигавшегося несчастья. Я был уверен, что Клима ждут крупные неприятности. Все мои попытки образумить его окончились безрезультатно. Во время гульбы он стоял, обняв за плечи рыжеволосого парня с хитрым выражением лица; несомненно, это был Дэнни О'Доннел. Они заговорщически чокались, ухмылялись и подмигивали друг другу. Бесхитростное лицо Клима своим выражением очень напоминало физиономию школьника, задумавшего какую-то каверзу против учителя. Парочка эта чувствовала себя очень уверенно и лишь оглушительно хохотала, когда я попробовал предупредить их о грозящей им опасности.
— Прежде всего я хочу осмотреть твою голову, — заявил Джоралемон. — Он стянул с меня бархатную повязку, негодующе цокая языком по поводу ее вида. — С таким же успехом они могли перевязать тебе голову половой тряпкой, — заявил он, — край осколка виден и сейчас я его вытащу, но предупреждаю — боль будет адская. Покажется, будто тебе в мозг шурупы вворачивают. Наклонись и приготовься. — На всю эту операцию ушло всего несколько минут, но насчет боли Джоралемон был прав. Когда рана была перевязана чистой повязкой, я с благодарностью сделал несколько хороших глотков бренди и улегся на деревянную скамью. Отключился я мгновенно. Не знаю, уснул я или потерял сознание, но пришел я в себя лишь через несколько часов.
Микл, хирург и Джоралемон все еще продолжали возиться с ранеными. Когда я уселся на скамье, Джоралемон подошел ко мне.
— Тебе нужно придти в себя и как следует отдохнуть. И я полагаю, все обойдется. К сожалению, остальные так легко не отделаются. — Его глаза засверкали праведным гневом. — Адская сковородка недостаточное наказание для капитана, который не заботится о своих людях! Я был очень рад, когда услышал, что на борту «Грейс О'Мэлли» поднялась какая-то буча.
Буча на борту «Грейс О'Мэлли»! При этом известии, подтвердившим мои худшие опасения, меня прошиб холодный пот. Что там выкинули Клим и его новый приятель? Я вспомнил слова Джона, относительно наказания за третий и четвертый проступок. Если Клим опять что-то натворил, это будет уже его третье серьезное нарушение дисциплины.
— Сначала они подняли сигнал, прося нас о помощи, — продолжал Джоралемон. — Наши люди уже спустились в шлюпки, но тут мы получили другой сигнал. Они сообщили, что сами спускают шлюпку на воду и идут к нам. — Он мрачно покачал головой. — Теперь они держат путь сюда. Не нравится мне все это.
— Джор, — обратился я к нему, — ведь наказание за бунт на корабле — смерть — верно?
Он кивнул головой.
— Я видел как людей вешали и за меньшие прегрешения. Когда я сказал, что был рад, услышав про бучу на борту «Грейс О'Мэлли», я, конечно же, имел в виду вовсе не это. Мне даже подумать страшно о том, что может произойти.
Я услышал слово «Бунт», как только поднялся на палубу. Вахтенные стояли группками и перешептывались. Я знал, что речь идет о последних событиях на судне Слита. Бунт на корабле, это всегда страшно. Это насилие, кровь, неожиданная смерть.
Слит первым перелез через борт. За ним последовало несколько до зубов вооруженных членов команды. Через несколько мгновений я увидел, как по веревочной лестнице поднимается Клим. Он был скован одной цепью с Дэнни О'Доннелом и другим матросом, по имени Флинн. Было ясно, что на борту «Грейс О'Мэлли» произошел мятеж, который удалось подавить. Вид у Клима был мрачный и вызывающий, зато оба его приятеля были бледны как покойники. Я слышал, как один из прибывших сказал вахтенному.
— Дело кончилось кровью. Бунтовщики отправили на тот свет Мэта Бернса. — Все это могло очень плохо кончится для Клима. Мэт Берне был вторым помощником капитана Слита. Убийство офицера грозило Климу виселицей.
Я собирался подойти к Климу, чтобы обменяться с ним несколькими словами, но тут из рулевой рубки вышел Джон. Он медленно направился к трапу. Я хотел подойти к нему и сказать.
— Имей мужество проявить милосердие, — с этой мыслью я уже двинулся ему навстречу, но Джоралемон удержал меня.
Я собирался подойти к Климу, чтобы обменяться с ним несколькими словами, но тут из рулевой рубки вышел Джон. Он медленно направился к трапу. Я хотел подойти к нему и сказать.
— Имей мужество проявить милосердие, — с этой мыслью я уже двинулся ему навстречу, но Джоралемон удержал меня.
— Ты только еще больше разгневаешь его, — прошептал он. — Сейчас он не потерпит никакого вмешательства.
Джон оглядел матросов, столпившихся внизу на палубе.
— Добрый день, капитан Слит, — произнес он, — мне кажется у вас какие-то проблемы с экипажем.
Слиту эти слова пришлись явно не по душе.
— Мне не нужна ваша помощь для того, чтобы навести порядок на моем судне. Мои люди понесут заслуженное наказание за то, что совершили, но главный зачинщик — ваш матрос. Именно в этом деле мы и должны с вами разобраться. Поэтому я и прибыл сюда.
Я услыхал за своей спиной хриплое дыхание, обернулся и увидел большую группу матросов, старавшихся не пропустить ни слова из разговора двух капитанов. Другие члены экипажа вскарабкались по вантам и мрачно следили за происходящим оттуда. Даже Джейке, кок, покинул свой камбуз и напряженно вытянув шею смотрел на Слита широко раскрытыми глазами. Лицо его было таким же мучнисто бледным, как и сырое тесто на сковороде, которую он держал под мышкой. Откуда-то появился Хейл Генри Гард и встал рядом с Джоном.
— Так что случилось? — спросил Джон.
— Бунт, — ответил Слит. — Сначала воровство, а потом отказ повиноваться приказам капитана. Четыре человека убито.
Джон в сопровождении помощника спустился по трапу. Теперь оба капитана стояли на палубе лицом к лицу, не скрывая своего явного недовольства друг другом.
— Бунт? — переспросил Джон. — Попрошу вас сообщить мне подробности, капитан Слит.
— Думаю моего слова должно быть достаточно, — недовольным тоном ответил ирландец, — но если вы настаиваете, капитан Уорд, то я скажу. Сегодня утром мне стало известно, что на корабле, захваченном нами вчера, мои люди нашли изрядное количество золота в слитках и припрятали его для себя, — в голосе капитана послышались гневные нотки. — Когда я вызвал их и потребовал отдать золото, эти подлые висельники нагло заявили мне, что золото принадлежит им и предложили тут же разделить его между членами команды. — Слит взглянул на трех матросов в цепях и яростно сплюнул.
— И вы отказались.
— Я отказался. Плевал я на их кодекс. У меня собственный кодекс. Мерзавцы заслужили примерное наказание и они его получат. — Он помолчал и добавил уже более спокойно. — Ведь это было ваше предложение, капитан Уорд, сдавать всю добычу и честно делить ее по окончании всей кампании.
— Вы объяснили это команде?
— Разумеется. И даже не один раз, как мне не противно было говорить с этими скотами. Но они продолжали стоять на своем, ссылаясь на этот идиотский кодекс.
— Сколько народу замешано в бунте?
— В конечном итоге, примерно с дюжину. Но большинство из них было сбито с толку этим мерзавцем О'Доннелом. Я считаю, что наказание должны понести лишь трое зачинщиков. Двое из них — мои люди — О'Доннел и Флинн. Третий — ваш. Климент Дюввер.
Джон в первый раз взглянул на арестантов.
— Опять ты, — вздохнул он, глядя на Клима. — Хлопот от тебя больше, чем от всей остальной команды.
— Зато лучше него нет у вас бойца, капитан Уорд! — Выкрикнул чей-то голос за моей спиной. Все одобрительно зашумели.
— Мы не хотели затевать бунт, капитан Уорд, — сказал Клим, — но мы знаем свои права. Дэнни О'Доннел уверял, что это золото наше по закону, а уж он-то должен знать. Он плавал еще с О'Дриссолом. Он говорил, что вся добыча, найденная на нижней палубе, всегда принадлежала матросам.
Скованный цепью Флинн с неожиданной яростью вмешался в разговор.
— Нечего сказать, хороши законы, по которым происходит дележка добычи! Все, что находят в каютах, принадлежит офицерам. Драгоценности, богатая одежда, золотые часы, страусиные перья. А что можно найти на нижних палубах и в кубриках? Только старое тряпье да стоялую воду!
Судя по общему одобрительному гулу, все остальные матросы были полностью согласны с мнением своего товарища.
Голос из задних рядов прокричал.
— И так во всем, друзья. Нас сгоняют с земли, и мы вынуждены влачить жалкое существование в городах. Устав от нищенской жизни и пресмыкательств, мы уходим в море. И что же мы получаем? Червивую еду и удары линька по хребту! И те крохи, что остаются от добычи, после того, как все самое лучшее заберут себе господа. — Я узнал голос кока Джейкса. Он всегда толковал команде о правах простых людей и о том, что они должны с оружием в руках защищать эти права.
При виде столь дружной поддержки Дэнни О'Доннел приободрился. Его рыжая голова высунулась из-за спин более высоких товарищей, и он закричал тонким писклявым голосом.
— А в кои-то веки мы нашли что-то стоящее и что же дальше? Угрозы капитана и приказ отдать нашу добычу. Разве это честно, капитан Уорд?
— Довольно, — прогремел Джон. Он оглядел возбужденные лица команды. — Прежде чем мы продолжим разговор, я хочу, чтобы все вы дали мне дельный и четкий ответ. Знали вы, что старый кодекс уже недействителен, а вся добыча будет поделена в конце похода?
Первым на этот вопрос ответил кок. Проложив себе локтями дорогу в первые ряды, он крикнул.
— Мы знали об этом, но решение было принято без нашего согласия, и нам оно не нравится. Простому человеку всегда шиш достается. Что же это получается? Сначала половина добычи отчисляется в пользу владельцев капитала. Потом десять долей забирает капитан, его помощники по две, некоторые из нас получают одну долю, а большинство только половину. И все это пропивается и прокучивается еще в походе.
— Я хочу услышать ответ всей команды.
— Знали, — неохотно и вразнобой прозвучал хор голосов.
Джон повернулся к Климу.
— Видишь? Ну а ты?
Клим озадаченно посмотрел ему в глаза.
— Я как и остальные слышал ваши слова, капитан Уорд, — ответил он, — но только я хорошенько не думал над этим. Я знал, что вы о нас позаботитесь, а больше мне ничего и не нужно. Но Дэнни сказал, что золото по праву принадлежит нам.
— Думаю, теперь ясно, что ответственность за бунт в первую очередь несет ваш О'Доннел, — заявил Джон. — К сожалению, это не освобождает от ответственности остальных. Попрошу вас, капитан Слит, сообщите мне о том, что случилось после того, как ваши люди отказались сдать золото?
— Я приказал заковать в наручники трех зачинщиков. Мой помощник, Мэт Берне, положил руку на плечо вашего матроса, тогда тот сильным ударом сбил его с ног. Зачинщиков поддержало еще человек двенадцать. Это был открытый бунт, капитан Уорд. В последовавшей схватке нам пришлось труднее, чем накануне в сражении с венецианцами. Четверо были убиты. По два человека с каждой стороны. Мэту Бернсу пробили череп.
— Кто убил помощника капитана?
— Я убил его, капитан Уорд, — произнес Клим. — Я не хотел этого, но он бросился на меня с пикой, и у меня не было другого выхода. Мне жаль, что так случилось. Помощник был хорошим парнем и нравился мне.
Я судорожно пытался придумать хоть что-нибудь, что могло бы смягчить вину Клима, но тщетно.
Я видел, как тяжело Джону объявить решение, которое он уже принял и пытался перехватить его взгляд. Однако он упорно отводил от меня взгляд.
— Вы правы, капитан Слит, — медленно произнес он, — это был бунт, и мы должны наказать зачинщиков так, как предписывает закон. То обстоятельство, что по крайней мере один из обвиняемых имеет отличный послужной список, к моему большому сожалению, не может быть принято во внимание.
Итак, все трое будут повешены. Я знал, что приговор будет именно таким, но когда услышал его произнесенным вслух, меня охватило бешеное желание не допустить его приведения в исполнение. Я оглянулся и по лицам окружающих понял, что и их обуревают те же чувства. Сдавленным голосом, которого я и сам не узнал, я выкрикнул.
— Его послужной список должен быть принят во внимание, капитан Уорд! Я требую этого от имени команды!
Мои слова потонули в одобрительном реве. Именно этого они, должно быть, и ждали. Со всех сторон неслись крики.
— Мы не хотим, чтобы Клим умирал! Он не заслужил такой участи! Хорошо сказано, дружище! — меня одобрительно хлопали по спине.
Джон мрачно покачал головой.
— Я испытываю те же чувства что и вы, — сказал он. — Клим — хороший человек и отличный боец. Но ничего сделать для него я не могу. Если бы эти события произошли на нашем корабле, я мог бы принять во внимание ваше мнение. Я не хочу сказать, — поспешно добавил он, — что пощадил бы преступника без достаточных на то оснований. Дисциплина прежде всего… Но бунт произошел на судне капитана Слита и без его согласия ни о каком снисхождении говорить я не могу.
— А от меня вы такого согласия никогда не получите, — заявил Слит. — Я предполагаю повесить О'Доннела и Флинна как только вернусь на борт «Грейс О'Мэлли». Я ожидаю, что и вы накажите этого парня так, как он этого заслуживает.