Он вернулся к столпившейся на палубе команде.
— Матросы, — сказал он, — скверные новости для всех нас. Нашим надеждам не суждено сбыться. Мы не можем сойти на берег. Там всех нас ждет петля. Нам остается лишь вернуться туда, откуда мы пришли. Лишь порты неверных по-прежнему открыты для нас. Любой из вас может покинуть корабль, и на свой страх и риск сойти на берег. Лично я, однако, не советую вам это делать.
Все молчали. Лица их были угрюмы как у людей, которые пережили крушение всех своих надежд.
— В Плимутской гавани стоит «Рейнбау», — сказал я. — Корабль оснащен для боевых действий и полностью укомплектован экипажем. Ходят слухи, что ее капитан получил приказ захватить «Королеву Бесс».
Уорд откинул голову назад и расхохотался.
— «Рэйнбау» — добрая посудина, но ей уже много лет, нам же не страшен ни один королевский корабль, пусть далее он лишь вчера сошел с верфи. Он не выстоит против нас и четверти часа. Но я понимаю, что ты хочешь сказать, Роджер. Нам нужно уходить. Не можем же мы драться с английским судном.
— Нам нужны свежие припасы, капитан Уорд, — вмешался Гард, — еще двое из команды заболели цингой. Значит, всего уже шесть. Скоро вся команда свалится с ног, если мы будем продолжать кормить их солониной и сухарями.
— Я вовсе не собираюсь бежать как лисица, услышавшая рог охотника. Мы зайдем в какой-нибудь порт к западу от Плимута и возьмем там все, что сможем. Выполняйте мое распоряжение, Гард. У нас мало времени.
Он повел меня в свою каюту и там выслушал весь мой рассказ. Поначалу он слушал меня совершенно безучастно, слишком велико было разочарование, которое он недавно пережил. Однако когда я перешел к подробному описанию действий Мачери, Джон стал проявлять признаки интереса.
— Я возненавидел этого мерзавца с первого взгляда, — сказал он. — Ну что ж, ты сполна рассчитался с ним за все. Покажи мне этот прием, Роджер. Уверен, здесь замешана черная магия. Я видел Мачери в деле. Негодяй отменно владел клинком.
— Я дал обещание никому не раскрывать тайну этого удара. Дом Басс взял с меня клятву.
Он помолчал, потом тяжело вздохнул.
— Жаль, что весна только началась. Так мало зелени! Я надеялся увидеть яблони в цвету… Все случилось не так как я ожидал.
— Быть может нам больше не придется вернуться в Англию.
Он выпрямился в своем кресле.
— Что толку переживать, мой верный Роджер. Для нас не нашлось места в Англии, но ведь могло быть и хуже. Возьмем хоть нашего приятеля Мачери. Он уже получил добрый пинок в зад у райских ворот и теперь держит путь в местечко с гораздо более жарким климатом чем Тунис. Нет худа без добра. Зато теперь я свободен ото всех обязательств. Теперь я буду строить жизнь по своему разумению, и клянусь ангелами небесными, постараюсь сделать ее поприятнее.
— Быть может со временем все еще образуется, Джон. Королева на нашей стороне, и молодой принц Генри тоже. Во время своих поездок я понял, что королю противостоит довольно мощная партия.
— Да, но тем не менее он король, и что хотят и думают все остальные не так уж важно. — Джон с трудом выдавил из себя улыбку. — Твоя аудиенция у королевы — смелый ход, Роджер. А твои дальнейшие действия? Я не думаю, что ты решишься не подобное безрассудство. Мунди Хиллу следовало бы тебя остановить.
— Я сделал то, чего требовала моя совесть.
— Добро. Ты сделал что мог. Будем надеяться, что дело стронется с места. Возможно законник, с которым ты встретился, этот Френсис Бекон прав. Королевская власть и народ обязательно схлестнутся. Ты полагаешь, мы можем стать инициаторами этого процесса?
Джон уронил руки на колени и вновь впал в прежнее состояние апатии. Он явно размышлял о мрачном будущем, которое ожидает его впереди. Спустя минуту он безнадежным тоном произнес.
— Я больше не англичанин. Я человек без флага и родины. Неужели я обречен теперь всю жизнь скитаться как Вечный жид? [60] Боже мой, Роджер, была ли у кого-нибудь прежде такая горькая судьба?
Он сообщил мне, что Джоралемон заболел цингой и лежит в лазарете. Я потихоньку покинул каюту и отправился к Джору. Лазарет располагался на нижней палубе. Это был темный закуток с одним бортовым люком и вентиляционным отверстием во внутренней перегородке. Воздух там был необычайно тяжелый. Когда Джоралемон увидел меня, он попытался улыбнуться, но улыбка вышла слабой и какой-то жалкой.
— Как за тобой ухаживают? — спросил я. Помещение выглядело на редкость запущенным. — Боюсь, Джон совершенно забыл про тебя.
Джон тут же встал на защиту своего кумира.
— Ничего больше сделать нельзя. Нам всем станет гораздо лучше как только мы попробуем свежую пищу и выпьем молока. Просто удивительно, как быстро цинга проходит… Я болею уже в третий раз и сейчас зубы у меня так качаются, что их можно вытащить из десен, прямо как чернослив из пирога. Но через день или два я буду в порядке.
Я осмотрел полку, на которой должны были стоять лекарства. Там ничего не было, за исключением двух склянок — одной с какой-то настойкой, другой с бесцветным порошком. На столе, где проводились ампутации и перевязки, лежали два больших ножа и стоял большой кубок, наполненный какой-то непонятной дрянью. Когда-то кубок был несомненно очень красив, но сейчас серебро потемнело, и я с трудом прочитал надпись, вьющуюся по ободку: «Не забывай начало своего пути и помни о его конце» — очень оптимистичное предупреждение в больничной палате!
— Свежая пища у вас будет через несколько часов, — сказал я, усаживаясь на складной стул возле его подвесной койки. — Как у вас шли дела, Джор?
Он осторожно зашептал так, чтобы не услышали остальные больные.
— Скверно, Роджер. Мы потеряли многих членов команды и вынуждены были заменить их кем попало. На судне теперь много голландцев и итальянцев, есть несколько французов. Сущие бандиты. На корабле творятся жуткие вещи. Даже названия для них подобрать нельзя. Я ничего не могу с ними поделать. Они только издеваются надо мной, когда я пытаюсь им что-то сказать. Гард пытается выбить из них дурь линьком и кулаком, но все без толку. «Королева Бесс» превратилась в настоящий ад, отстойник всяческой мерзости. Но ничего, скоро все закончится. Я слышал, что уже виден берег? Как славно снова оказаться дома, в Англии.
Я колебался, не зная сказать ли правду прямо сейчас и решил не откладывать, так как в любом случае Джон все равно очень скоро узнал бы обо всем.
— Корабль не причалит к берегу, Джор. Король уже повесил девятнадцать наших людей, которые рискнули прибыть в Англию. Джон собирается взять на борт свежие запасы, а затем снова взять курс на Тунис.
Лицо Джоралемона еще больше побледнело. Он прикрыл глаза.
— Лучше бы мне умереть, — прошептал он. — Боже, если на то будет воля Твоя, возьми меня из этой юдоли скорби!
43
Мы подошли к берегу и бросили якорь близ устья небольшой реки. Неподалеку за деревьями виднелись дома какого-то селения. На берег послали лодку, и через несколько часов она возвратилась, груженная всевозможными съестными припасами. Чего здесь только не было: высокие кувшины с молоком, мешки с овощами, которые благополучно перезимовали в погребах, четверти говяжьих туш, цельные туши свиней и многие дюжины горячих только что испеченных хлебов, дразнящий запах которых щекотал ноздри изголодавшихся матросов. Люди хватали хлеб, которые швырял им Гард, разламывали их и с жадностью поедали.
Продолжалось это всего несколько минут, потому что вдали мы заметили паруса «Рейнбау». Старый флагман приближался с явной целью прижать нас к берегу. Джон Уорд глубоко презирал офицеров королевского флота, но сражение не входило в его планы. Он хорошо понимал, что столкновение приведет к немалым жертвам. Поэтому он подал сигнал Гарду поднять якоря и уходить, как только шлюпка будет взята на борт.
Я стол рядом с Джоном на полуюте и видел, что «Рейнбау» довольно четко выполняет маневры. Во всяком случае двигался корабль быстро и похоже было, что нам не удастся избежать столкновения. Поняв, это, Джон нахмурился и помянул короля Иакова неласковым словом.
Несколько лет спустя о событиях этого дня была сложена песня. Она пользовалась большой популярностью. Матросы распевали ее во всех кабачках и тавернах. Вирши были довольно скверные и к реальным событиям имели очень отдаленное отношение. Начиналась баллада с напыщенного обмена посланиями между королем и Джоном Уордом, причем Джон, по словам автора песни, предлагал королю «тридцать тонн золота» за прощение. После этого произошло краткое сражение, закончившееся полной победой пиратов.
На самом деле все было совсем не так. Правда, новые носовые орудия «Рейнбау» успели дать залп по «Королеве Бесс», но неточно пущенные ядра подняли фонтаны брызг на расстоянии сотни ярдов от нас. Джон удрученно покачал головой.
— И это английские моряки, — произнес он, — во что они превратились! Можно ли поверить, что этот флот когда-то наголову разгромил Непобедимую Армаду? Тем не менее этому следует положить конец. Я не могу допустить, чтобы они нанесли повреждения «Королеве».
Я последовал за ним на орудийную палубу, где старший пушкарь Грейси уже встроил свою команду у орудий.
— Один выстрел, Грейси. Надо их как следует напугать, но я не хочу, чтобы кто-нибудь из этих бедолаг пострадал. Сможешь ты повредить их такелаж?
Пока мы с Грейси спорили об углах склонения, Джон сам стал наводить одну из пушек. Прицеливался он, как мне показалось, довольно небрежно и не прибегая ни к каким вычислениям.
— Вот так будет хорошо, — сказал он.
Порой чудеса случаются для таких людей как Джон Уорд. К моему изумлению и восторгу всей команды пушкарей ядро угодило точно в грот-мачту «Рейнбау», аккуратно срезав его как торговец срезает верхушку кокосового ореха. Огромная белая шапка паруса рухнула вниз, будто ее сдернула чья-то гигантская рука.
Джон потер руки и подмигнул мне.
— А вы все толкуете о каких-то углах склонения и прочих премудростях. Вот так и закончился этот бой между Джоном Уордом и «Рейнбау», увековеченный в балладе. Королевский флагман вскоре превратился в неподвижную точку, еле заметную в темнеющем океане.
Наступило время ужина, и помощник кока, высунувшись из камбуза, сообщил, что ужин для капитана готов. Джон не обратил на него никакого внимания. Он стоял у поручней и не отрывал глаз от удалявшегося берега.
Я подошел к нему и встал рядом.
— Какие зеленые берега, — промолвил он после нескольких мгновений молчания. — Когда я размышляю о том, почему меня так манят эти берега, на память мне всегда приходят зелень холмов Англии. В конце лета в ландшафтах Испании и Франции преобладают желтые тона, и только английские луга по-весеннему свежи и полны покоя. Знаешь, Роджер, наверное у моей матери была поэтическая жилка. Помню, она говорила мне, что ей чудится, будто наши речки и ручьи шепчут: «Медленно я теку, торопиться не хочу». Они неторопливо несут свои воды по равнинам и долинам Англии и не спешат покидать их, впадая в море. Думаю, она была права.
— На этот раз мне некогда было прислушиваться к журчанью ручьев, — сказал я, — но мне тоже жаль видеть как за дымкой тумана исчезают эти берега.
— И все же не могу поверить, что мне больше никогда не суждено пройтись по шумным полным народу улицам Лондона. Как я люблю этот город!
Наш разговор прервал громкий крик боли. Я уже заметил, что среди команды был мавр, человек огромного роста с грубыми чертами лица под грязным тюрбаном. Он прошел мимо нас, шаркая ногами, и вдруг с криком повалился на палубу. Кто-то, находившийся на вантах, метнул в него нож, который угодил ему прямо в плечо. Мавр громко призывал Аллаха и его Пророка.
— Боже праведный, — воскликнул Джон, — во что превратился этот корабль! Гард, Гард! Немедленно найти того, кто сделал это! Найти этого пса и привести сюда! Я отучу их швырять друг в друга ножи даже если мне придется повесить на реях половину команды! Помощник, который уже стоял, склонившись над раненым мавром, выпрямился.
— Я найду того, кто это сделал, капитан, но подумайте как следует, прежде чем приведете свою угрозу в исполнение. У меня и так не хватает людей на две полные вахты. И еще вспомните — вся команда возражала, когда вы надумали взять на борт этого нечестивого пса. Разве не так, капитан?
— Ладно, ладно, — махнул рукой Джон. — Быть может, вы и правы, Гард. — Джон помолчал и уже более спокойным тоном продолжал, — тем не менее, я не могу оставить это преступление без наказания. Разыщите того, кто это сделал и протащите его под килем корабля. Я хочу, чтобы ему как следует ободрали всю шкуру и он вдоволь наглотался морской воды.
— Как скажете, капитан, — ответил Гард. — Но лично я против. Дело может закончиться бунтом. Матросы здорово недовольны тем, что мы не смогли высадиться в Англии. Я знаю, какие настроения царят в кубрике и предупреждаю вас об этом.
— Позаботьтесь о том, чтобы виновного сразу же связали и поместили в тюрьму. Мы должны восстановить дисциплину, Гард. У команды теперь не будет времени бить баклуши. Я заставлю их языком вылизать весь корабль. Сегодня вечером собрать людей как обычно на вечернюю молитву. Присутствовать должны все. Тогда и проведете экзекуцию.
Прежде чем идти ужинать, Джон заглянул в рулевую рубку и пришел в ярость при виде сломанных песочных часов, из которых вытек весь песок. Он свирепо посмотрел на рулевого.
— Я еще поговорю об этом с Гардом. Святой Олаф, все здесь распустились донельзя.
Ужинали мы в его каюте. Кок отпраздновал получение свежих припасов, приготовив ростбиф. Джон положил мне полную тарелку, а потом отрезал и себе огромный кусок мяса. Сделал он это, однако, скорее по привычке, потому что рассеянно тыкал в мясо ножом. Он не произнес ни слова. Я попытался было завести разговор на какую-нибудь тему, но он, казалось, не слышал. Порой мне казалось, что на глаза его наворачиваются слезы.
— Ростбиф старой доброй Англии, — задумчиво прошептал он один раз, — доведется ли мне еще когда-нибудь отведать его.
Он все время пил, и скоро вино стало оказывать свое действие. Настроение его улучшилось. Энергично разрезав мясо, он принялся уплетать его со своим обычным аппетитом. Покончив с говядиной, он взялся за сыр и уничтожил с полдюжины толстых ломтей молодого сыра. Завершил он свою трапезу грецкими орехами, ловко раскалывая их эфесом своей великолепной шпаги.
Штормило и светильник, подвешенный к потолку на цепи из кастильской бронзы так сильно раскачивался, что порой каюта погружалась в полумрак.
Вино развязало Джону язык.
— Я вернул Англии пальму первенства мировой торговли. Я преподнес нашим купцам Левант на тарелочке. И вот мне награда за все труды! Я должен буду околеть под африканским солнцем в окружении неверных. А может быть меня в конце концов схватят испанцы и я предстану перед Создателем со следами петли на шее. Ну что ж, мой славный Роджер, коль скоро мне придется провести остаток своей жизни с неверными, постараюсь по крайней мере воспользоваться всеми преимуществами их образа жизни. Ты, наверное, вряд ли согласишься с таким подходом, мой высоконравственный друг? — Спустя минуту, он продолжал. — А ты знаешь, что большинство жителей этого селения отказались взять деньги, которые мы предложили им за свежую провизию? Стало быть, эти люди уважают Джона Уорда. Пусть хотя эта мысль будет утешать меня в раскаленном солнцем Тунисе!
В каюте воцарилось молчание, которое нарушалось лишь поскрипыванием качающегося светильника. Джон зажег трубку, но она никак не раскуривалась.
— Думаю, ты хочешь услышать о Кристине, — произнес он наконец. — Мне пока еще трудно говорить об этом, да и знаю я очень мало. Я приехал туда, где они держали ее, но было уже слишком поздно. Она умерла. Я видел ее, бедную девочку. Мне было тяжело, но я рад, что смог увидеть ее. Я убедился в том, что они сказали мне правду о том, как она умерла. Она… она была такая тоненькая… она оставила мне письмо, которое я всегда буду хранить как сокровище. — Джон яростно затянулся. — Мой сын умер вместе с ней. Если не возражаешь, я больше не буду говорить об этом.
Через некоторое время мы заговорили о Кэти.
— Теперь мы с тобой оба потеряли ее, — сказал он. — Она уже будет замужем, когда ты сумеешь вернуться с Востока, если конечно тебе вообще когда-нибудь разрешат возвратиться. — Как будто я сам не знал этого. Я постоянно об этом размышлял. — Желание спасти семью от нужды неизбежно заставит ее выйти замуж за богатого человека. Она говорила тебе, что я написал ей? — Я покачал головой.
— Ну, конечно же… Я писал, что ей следует выйти замуж за тебя. Да нет, это не был великодушный жест в духе героев пьес театра «Глобус». [61] Просто сам я потерял все шансы получить ее и потому решил — пусть лучше на моем месте окажешься ты, а не кто-нибудь другой. Вот и все, поэтому не благодари меня. И все именно так бы и получилось, если бы ты вел себя более осмотрительно. Король простил бы тебя. Уж Мунди Хилл позаботился бы об этом.
Я снова покачал головой.
— Сомневаюсь в этом. Король безусловно дарует кое-кому прощение, но за это придется заплатить немалую цену. Лично я такую цену платить не готов.
— Думаю, ты преувеличиваешь. Старый гусак вполне мог бы простить тебя. Но тебе, глупец ты эдакий, понадобилось покрасоваться перед королевой, а потом разъезжать по стране, сея повсюду возмущение. — Он улыбнулся.
— Это было отлично сделано, Роджер, и я горжусь тобой, но боюсь, в результате ты потерял нашу Кэти.
Я ничего не ответил. Я увидел перед собой Кэти, такой какой она появилась передо мной около Фритчетт Мидоу. Джон продолжал.
— Только ее я по-настоящему любил. Ее, а не мою бедную Кристину. Быть может ты мне поверишь, Роджер, но я помню каждое ее слово, каждый жест… Да… она выйдет замуж за какого-нибудь рассудительного землевладельца. У нее родится несколько дочек и сыновей, а мы с тобой будем гнить под тропическим солнцем.