– Четыре случая за десять дней, – произнес Форн, вклиниваясь в разговор. – Действительно необычайно много.
– Принимая во внимание, что за весь прошлый год было лишь три случая неповиновения, это крайне необычайно, – согласился Эндсо.
– На то есть причина? – спросил Тефе.
– Разумеется, нет, – ответил священник. – Помимо той, что эти оскверненные пытаются нащупать границы дозволенного, подобно любому пойманному зверю. Им хочется доказать нам, что они ужасные создания, а не рабы куда более великого Господа. Они просто воют на звезды, капитан.
Эти слова Эндсо подчеркнул, сделав большой глоток, а затем нетвердой рукой указал на Форна.
– А потому мы обязаны всегда напоминать им об их положении, прихожанин Форн. Слова! В них есть сила. Называя бога по имени, мы даем ему силу. Не называя – отнимаем. Пусть немного, но все же. Восхваляя Нашего Господа в их присутствии, мы ослабляем их, а когда называем «оскверненными», принижаем их и одновременно превозносим Господа, потому что именно он их поработил. Знаете ли вы, прихожанин Форн, что держит оскверненного в кольце?
– Полагаю, железо в цепях, – ответил Форн.
– Вера, прихожанин Форн! – воскликнул Эндсо, пожалуй, чересчур громко. – Железо – просто металл. Что наделяет его способностью сдерживать, ранить и убивать – так это наша вера в Господа. Затем-то я и здесь – чтобы поддерживать в вас веру, в каждом из вас. И если бы все офицеры на корабле были такими, как вы, прихожанин Форн, оскверненный давным-давно сбросил бы свои оковы.
Эндсо направил руку на капитана.
– И даже драгоценный Талант командира не дал бы нашему капитану…
– Довольно! – резко прервал его Тефе. – Священник, вы пьяны. Предлагаю вам удалиться.
– Я и так притомился, капитан, – согласился Эндсо, отталкивая стул.
Прислужник будто случайно оказался рядом, чтобы подхватить священника под нетвердую руку; Эндсо сердитым взмахом отослал его прочь и обвел взглядом сидящих за столом.
– Сейчас я скажу вам кое-что, всем вам. Священнику не дан Талант – нет такой штуки, которую Наш Господь повесил бы ему на грудь, чтобы дать силу. И знаете почему? Потому что священник – он священник Господень! Его рука, его собственная, его язык. Во мне есть вера, мои прихожане. Я – живое воплощение веры в Господа. Вера, господа! Без нее мы затеряемся во тьме. – И, переведя горящий взгляд на Форна, Эндсо добавил: – Увидимся с вами утром, прихожанин Форн. Обсудим вашу веру.
– Да, священник, – сказал Форн.
Эндсо нетвердыми шагами покинул столовую, провожаемый прислужниками и негромким гулом голосов сидящих за столом офицеров.
Тефе склонился к старшему помощнику.
– Нил, я верю, что твоя вера крепка, – тихо сказал Тефе.
– Так и есть, капитан, аминь, – ответил тот. – Достаточно крепка, чтобы выдержать нашего священника.
– Когда-то он был священником получше, – по крайней мере, мне так говорили.
– Полагаю, это было до того, как он стал возить с собой личный запас вина, – заметил Форн.
– Думаю, он стал летать с вином потому, что осознает, насколько лучше он раньше был, – уточнил Тефе.
– Итак, капитан, – сказал Форн и качнул головой, – я не сомневаюсь в его вере, равно как и в своей. И я знаю, что он представляет Нашего Господа на борту «Праведника». Мне бы хотелось, чтобы Господь нашел для себя сосуд достойнее. Если священник прав в том, что по-настоящему бога держит вера, а не железо, тогда нам отчаянно нужна вера.
Тефе посмотрел на старшего помощника с еле заметным осуждением:
– Поражение у Амен-Кура не должно ослабить нашу веру, Нил.
– Ни вашу, ни мою, капитан, – согласился Форн. – Но поражение тяжело сказывается на команде – равно как и неповиновение со стороны бога. – Он еще ближе склонился к капитану. – Кроме того, до них доносятся слухи о поражениях и неудачах флота, слухи о том, что на Нашего Господа готовится новое покушение со стороны других богов. Необдуманные слова священника Эндсо о том, что те, другие боги взволнованы, так или иначе дойдут до команды. Капитан, наши люди не привыкли к поражениям и неудачам. Их вера подвергается серьезному испытанию.
Тефе откинулся в кресле и внимательно посмотрел на старшего из подчиненных.
– Теперь я понимаю, почему ты перевел разговор на пустые рассуждения о терминах, – сказал капитан. – И к сожалению, признаю, что именно я вернул священника Эндсо к серьезной теме. Прошу прощения, Нил.
Форн улыбнулся.
– Священник бы все равно об этом заговорил, так или иначе. В лучшем случае я лишь ненадолго оттянул этот момент, – сказал он и снова стал серьезен. – Но суть в том, капитан, что именно сейчас веру нужно укреплять – более подходящего момента не придумать. И священник Эндсо – тот человек, на которого эта задача возложена. На этого пьяницу, узколобого глупца. Вот что меня пугает.
Глава 3
Дверь в Воробьятник распахнулась. В проеме стояла Шелли Тью – совершенно нагая под узорным халатиком. Она-то и открыла.
Капитан Тефе даже вздрогнул от неожиданности.
– Ты нечасто открываешь сама, – заметил он, помолчав.
– В общем, да, – ответила Шелли. – Но Лэйд обедает, Чьен отдыхает, Исса молится, а Тейси велели идти в лазарет ухаживать за тем беднягой, которого чуть не прожевал бог. Собственно, остается только мне.
– Если ты не занята, я бы с тобой поболтал, – сказал Тефе.
– Вы же капитан, – охотно согласилась Шелли, отбрасывая с лица прядь волос. – Для вас я всегда свободна, это одно из преимуществ должности. И вашей, и моей. Ну же, капитан, входите – будьте как дома.
Она отступила в сторону, слегка склонив голову. Ее губы изогнулись в легкой улыбке.
Капитан шагнул в Воробьятник. Шелли закрыла дверь и заблокировала ее.
– Пойдем в мое гнездышко. Я скажу Лэйд, чтобы нас не тревожили. Вперед, капитан, – а я сейчас вернусь.
Она одарила капитана улыбкой и скрылась в тесной столовой этой части корабля.
«Гнездышко» Шелли представляло собой маленькую каюту, ничуть не просторнее тех, что отводятся старшим офицерам или священнику. Но в отличие от спартанских кают офицеров или монашеской каюты священника каюта воробьихи была теплой и манящей; пол, стены и потолок плавно переходили друг в друга. Здесь вовсю буйствовали краски – желтовато-коричневая, пурпурная, светло-золотая, – и в воздухе стояло нежное благоухание цветущих растений. Как всегда, Тефе вдохнул полной грудью и, вопреки своей воле, несколько расслабился.
На полочке с косметикой капитан увидел нечто новое – статуэтку неизвестного ему живого существа. Тефе взял ее и стал внимательно рассматривать.
– Это воробей, – сказала Шелли, входя в «гнездышко» и блокируя дверь. – Настоящий.
– Вот как! – откликнулся Тефе.
– То есть фигурка воробья, конечно же, – добавила Шелли, приближаясь к капитану.
Она опустила ему на плечо нежную руку, второй легонько обхватила кисть капитана, сжимавшую статуэтку.
– Подарок Брэна Уссе. Он нашел ее на Айнсе и подумал, что она мне понравится.
– Хороший подарок, – заметил капитан. – Совсем не тот, которого я мог бы ожидать от интенданта Уссе.
– Что вы имеете в виду? – спросила Шелли, легонько поглаживая пальцы капитана.
– Интендант был жестоким человеком, – сказал капитан.
– Только не со мной, капитан, – хихикнула Шелли.
– Так, значит, он был двуличным? – спросил Тефе.
– Нет, – ответила Шелли терпеливо и в то же время с нежным подтруниванием. – Лик у него был один. Но ведь с разными людьми мы все ведем себя по-разному. Я знаю, со мною вы другой, совсем не тот же, что с командой. Но это вовсе не говорит о том, что вы двуличны.
– Но ты со всеми одинакова, – заключил Тефе.
Это замечание заслужило с ее стороны быстрого, хоть и чувственного, поцелуя в щеку.
– Рада, что вы так думаете. Я стараюсь, чтобы так казалось всем.
Пальцы Шелли скользнули по руке капитана, чтобы забрать статуэтку.
– Уссе сказал: продавец поведал ему, что в древние времена считалось, будто воробьи сопровождают души после смерти.
– И как ты это восприняла? – спросил Тефе.
– Это меня опечалило, – ответила Шелли, не отводя глаз от фигурки. – Особенно после того, как Брэн погиб. Я представляла себе воробья, который его поджидал – сидел и терпеливо смотрел, как он мучительно умирает.
Она содрогнулась и поставила птичку на место.
– Мне больше нравится сегодняшняя интерпретация этого слова. Не проводники душ умерших, но утешители душ живых.
– Душ ли? – спросил Тефе; настала его очередь легонько ее поддразнить.
Шелли широко улыбнулась и подтолкнула капитана к постели, тот не сопротивлялся.
– Да, мой капитан, их душ, – сказала Шелли, прижимаясь к Тефе всем телом. – Как насчет вашей души, прямо сейчас?
Тефе обнял ее, и они слились в долгом поцелуе.
– Признаюсь честно – гораздо лучше, чем до этого, – ответил капитан, когда они оторвались друг от друга.
Шелли немного помедлила, не открывая глаз, с улыбкой на приоткрытых губах, а затем отстранилась.
– Но не так хорошо, как могло бы быть.
– Ты можешь сказать об этом по поцелую? – спросил Тефе.
– Могу сказать по вам, – ответила она.
Тефе улыбнулся.
– Вот из-за этих твоих способностей я здесь, – заметил он. – Твои воробьихи заботятся о команде.
– Да, – подтвердила Шелли.
– А ты – об офицерах.
Шелли улыбнулась:
– Капитан, думаю, вы прекрасно знаете, в чем заключается моя работа и о ком я забочусь. Ко мне ходят все офицеры, и мог бы прийти священник Эндсо – если бы посмел переступить порог Воробьятника. Но он скорее взойдет на костер.
– И как у них с верой? – спросил Тефе.
Шелли недоуменно посмотрела на него, но затем выражение ее лица изменилось.
– С вашей стороны умно задать мне этот вопрос.
– Я не стремлюсь казаться умным, – ответил Тефе.
– Да, – согласилась Шелли. – Я знаю, почему вы спрашиваете. Нападение у Амен-Кура. Число сражений, в которых «Праведник» принял участие в этом рейсе. Агрессия со стороны бога. Разговоры о непослушании других богов.
Тефе был поражен.
– Слухи уже разнеслись? – спросил он.
– Нет, не слухи. Священник Эндсо и не подумал воспользоваться лейтенантом Истой по-тихому. Сейчас в курсе весь «Праведник».
– Глупец, – пробормотал Тефе.
– Это богохульство, – легко заметила Шелли.
– Я не сказал «глупый священник», я сказал «глупец», – подчеркнул Тефе.
– Вот еще одна «умность», к которой, говорите, вы не стремитесь.
– Нил – командор Форн – считает, что из-за последних событий вера у людей ослабла, – продолжил Тефе, возвращаясь к теме. – Ты сама это замечаешь? А другие воробьихи?
– Мы специально не искали ответа на этот вопрос, – объяснила Шелли. – Команда приходит сюда снять напряжение, получить свою толику удовольствия, но вы знаете – мы даем не только это. Мы поддерживаем их и по-другому. Мы слушаем и слышим, позволяем им быть не теми, кем им приходится быть на службе или в обществе других членов команды.
– И?
– Сейчас, когда вы об этом заговорили… Многие из тех, с кем были я и другие воробьихи, в этом рейсе хотели получить еще что-то, не только снять напряжение, – сказала Шелли. – Нет, конечно, снять напряжение они не отказываются. Но еще их тянет поговорить. Им хочется, чтобы их держали за руку, к ним прикасались – и не только в качестве прелюдии. – Шелли махнула рукой в сторону статуэтки. – Они дарят нам разные безделушки.
– Они обеспокоены, – подытожил Тефе.
– Думаю, дело не только в этом, – сказала Шелли. – Иен, мы с вами вместе уже третий рейс – и на этом корабле, и на «Святом». И раньше у нас были рейсы. Скажите, нынешний рейс – вам не кажется, что он какой-то другой?
– Мы потерпели поражения, которых не было раньше. Естественно, они порождают сомнения.
– Не знаю. Команда, может быть, сомневается, потому что ей приходится осмысливать свое поражение. Но если нас победили из-за того, что в нас закрались сомнения?
– Я в этом не уверен, – откликнулся Тефе.
– Я тоже, – кивнула Шелли. – Но у меня такое чувство, Иен, что проблема гораздо глубже. Это чувство живет во мне с самого начала рейса, но до сих пор у меня не находилось нужных слов. Чтобы привлечь мое внимание, потребовались вы.
– И ты считаешь, это связано с ослаблением веры в нашей команде, – заключил Тефе.
– Может, и так. Мужчины знают то, что знают. Чувствуют то, что чувствуют. В душе, в тех местах, через которые проходит Наш Господь, они чувствуют то же, что и он. Другие боги бросают ему вызов – вызов серьезный, какого не бросали уже несколько столетий. Если мы сами чувствуем в себе то же, что и Господь, может быть, мы все чувствуем кое-что новое.
– Что же? – спросил Тефе.
– Страх.
– Вот это уже настоящее богохульство, – сказал Тефе, помолчав.
Шелли улыбнулась:
– Смысл жизни воробьихи в утешении верующих, – по крайней мере, так говорится в скрижалях. Если эти мои слова служат вам утешением, тогда Наш Господь может меня простить.
– Твои слова служат мне чем угодно, только не утешением, – заметил Тефе.
Шелли поднялась с кресла, позволив поясу распуститься, – под халатиком взгляду открылась изумительно гладкая кожа. Воробьиха склонилась к Тефе.
– Я этому не верю, – сказала Шелли. – Вы – капитан. И вы – тот, кто вы есть. Если что-то воздействует на команду, вы не успокоитесь, пока не найдете причину. Пока не поймете, в чем дело. Если мои слова вас утешить не могут, вы найдете утешение в знании. Меня это вполне устроит.
Шелли склонилась над Тефе. Халатик распахнулся, тонкая серебряная цепочка с железным Талантом раскачивалась между небольшими сосками идеальной формы. Тефе нестерпимо хотелось взять один из них в рот, что он и сделал. Шелли застонала и опустила капитану руку на затылок, прижимая к себе. Тефе еще плотнее обхватил сосок губами и принялся легонько его покусывать.
Тефе страстно возжелал Шелли с первой встречи – еще на «Святом», где служил первым помощником. Прежде всего ему понравились слова, которые Шелли произносила теплым негромким голосом. Голосом, столь не соответствующим дистанции и протоколу Высокой речи, которую продвигала Боевая Епархия. Понравился ее говор, который юный Тефе освоил далеко не сразу, но от которого потом уже не смог отказаться. Слова Шелли, неформальные и манящие, срывались с ее губ и находили в Тефе благодарного слушателя. Прочие качества Шелли стали очевидны довольно быстро; нет, не физические – у офицеров была своя воробьиха, – но способность к пониманию, ум и практическое знание корабля и команды. Когда Тефе предложили командовать «Праведником», он потребовал, чтобы Шелли стала старшей воробьихой.
И он, разумеется, приписал ее к офицерам.
Шелли раздела Тефе со свойственной воробьихам эффективностью, уселась на нем, взялась за член и принялась поглаживать. Перед глазами у капитана вновь оказался Талант воробьихи, сейчас он раскачивался из стороны в сторону. Тефе схватил его.
– Я до сих пор не знаю, в чем сила твоего Таланта, – сказал капитан.
– Думаю, знаете, – ответила Шелли, быстрым движением направив член в желанную для обоих цель.
Тефе обхватил Шелли за талию и поднялся на ноги, она засмеялась; воробьиха плотно обхватила его за шею, чтобы он не выскользнул. Развернувшись вместе с Шелли, Тефе толкнул женщину на постель, одновременно входя глубже.
– Знакомое ощущение, – заметила Шелли.
– Молчи, – сказал Тефе, делая второй толчок – на этот раз сильнее.
Руки воробьихи соскользнули с его шеи, обхватили его бедра, умоляя продолжать. Тефе повиновался. Шелли застонала от наслаждения.
Когда они закончили, внимание Тефе вернулось к статуэтке воробья. Он снова взял ее в руки.
– Бросьте, она не так интересна, – сказала Шелли, опершись на его грудь.
– Сама по себе – нет, – согласился Тефе. – Интересно то, от кого она. Мне все еще трудно представить, что интендант Уссе подарил тебе эту безделушку.
– Я подумала, это очень любезно с его стороны, – пожала плечами Шелли. – Со мной он был довольно нежен.
– Похоже, вся его нежность уходила на тебя.
– Нет, – возразила Шелли. – Он и о детях своих говорил с нежностью. И о жене, хотя она его бросила. Он сказал, что всегда от нее этого ждал, и ничуть ее не винил. Трудно быть замужем за мужчиной, который верен только своему кораблю.
– Он и правда был верен, – заметил Тефе. – До самого конца. Пока не покинул его, завернутый в саван.
– Давайте не будем об этом, – попросила Шелли. – Лучше запомню его таким, каким он был.
– Каким он был с тобою, – уточнил Тефе.
– Каким он был, – твердо сказала Шелли. – Не сбрасывайте со счетов ту часть его личности лишь потому, что вы ее не знали. Никто из нас не раскрывается целиком перед одним человеком.
– Что же ты от меня скрываешь? – спросил Тефе.
Шелли улыбнулась и легонько похлопала его по груди.
– Не ваше дело. Очевидно же.
Тефе рассмеялся.
В дверь негромко постучали. Шелли застонала и встала. Надела халатик и ответила на стук, завязывая пояс. Послышался неразборчивый шепот женщины, которую Тефе по голосу опознал как Лэйд.
Шелли обернулась на Тефе.
– Лэйд говорит, у двери в Воробьятник – гавриил.
Тефе нахмурился. Когда Форн послал проверить самочувствие Исты, лейтенант спал мертвецким сном – и должен был проспать еще несколько часов. Капитан быстро оделся и торопливо подошел к двери в Воробьятник. Перед нею в коридоре стоял лейтенант Иста – болезненная серая тень самого себя.
– Лейтенант? – спросил Тефе.
– КАПИТАН ТЕФЕ, – заговорил Иста явно не своим голосом. – ПО ПРИКАЗУ БОЕВОЙ ЕПАРХИИ «ПРАВЕДНИКУ» НАДЛЕЖИТ ЯВИТЬСЯ К ЗОВУ ЕПАРХИИ. КАК МОЖНО СКОРЕЕ. ВАС ЖДУТ НЕМЕДЛЕННО.
Иста закашлялся. Его вырвало, и он рухнул на пол. Шелли выскользнула в коридор, чтобы ему помочь.
– С ним все в порядке, – немного погодя сказала она. – Просто обессилел. Его нужно доставить в лазарет.