Леонид Панасенко Статисты
Художник Анатолий Гусев
Воздух вдруг как бы сгустился — дышать стало нечем. К кисло–пресному привкусу металла и пыли прибавился острый неприятный запах. Тони брезгливо поморщился.
Сидят… Или стоят, уцепившись за что–нибудь… Вжимаются в спинки сидений, в стенки вагонов, притискиваются к закрытым дверям. Лучше всего тем, кто сидит. Они обезопасили себе спину. По крайней мере хоть сзади тебя не ударят, не пырнут ножом, не вцепятся в горло… Замерли, сжались, затаились, будто гусеницы в коконе. Их всех душит страх. За себя, за родных и близких, которые остались на поверхности и, по–видимому, погибли. В лучшем случае — отделались ранениями или просто потерялись во взорванном мире. Эти выжили. Но все они раздавлены отчаянием. Сидят и стоят, вжимаются в стены вагонов и надеются: вот зажжётся свет, появятся полицейские или солдаты. Их найдут, выведут, спасут…
Кому они нужны?! Они не видят друг друга, но слышат чужое дыхание, и оно кажется им дыханием хищного зверя. Они боятся промолвить слово, заговорить с попутчиком. Как камень в горах вызывает лавину, так слово во мраке вагона, стон или крик открывают тайную запруду, и оттуда выхлёстывает волна ужаса, гонит несчастных неведомо куда. Они натыкаются во тьме на стены, сиденья, бегут, сбивая друг друга с ног. Те, кто решился выскочить из поезда, тут же пропадают в лабиринте тоннелей. Большинство же предпочитает сидеть в вагонах. Страх не даёт им отлепиться от стенки, оторваться от поручня, выйти из поезда. Они задыхаются от нехватки и зловония и всё–таки тайком мочатся под себя…
Тони по–прежнему ничего не видел, но по сгустившемуся воздуху и острым запахам определил: впереди очередной поезд. Снова придётся объяснять этим полоумным, что помощи ждать неоткуда, что единственный путь к спасению — пробираться к станциям на окраине города. Они могли уцелеть. Придётся командовать этим стадом, объяснять, а они будут молча, пугливо щуриться в свете фонарика, не понимая, чего от них хотят.
— Слушай, Беспалый, — толкнул его Арчибальд. — Кто–то кричит.
Тони оторвался от своих грустных мыслей, прислушался.
— …Помо… помоги–и–ите…
Звук был глухой, невнятный, словно из–за стены или перегородки. Кричала, кажется, женщина. Это в вагоне, определил Тони.
— За мной! — скомандовал он Арчибальду и, выставив покалеченную руку вперёд, побежал по шпалам.
Приоткрыв дверь хвостового вагона, Тони увидел тусклый свет фонарика и суетящиеся вокруг него тени.
— Ещё раз крикнешь, мы тебя крысам скормим. По кусочку, — с угрозой сказал тот, что держал фонарик. — Серьги и кольца, быстро! Они тебе уже не понадобятся.
Голос грабителя показался Тони знакомым. Неужели Флайт? — удивился он. Вот подлец.
— Пошевеливайтесь, леди и джентльмены, — подгонял тот. — И не мешайте моим помощникам. Живо освобождайтесь от лишних вещей. Драгоценности, часы, деньги. Впрочем, — он засмеялся, — деньги можете оставить себе. Кому они теперь нужны… Поторапливайтесь!
Грабитель повернулся — луч света скользнул по бледным испуганным лицам пассажиров.
Флайт, убедился Тони. В правой руке давнишнего недруга он заметил пистолет.
— Возьми на себя его помощников, — шепнул он Арчибальду.
В несколько прыжков он пересёк вагон, перехватил пистолет и одновременно ещё в армии отработанным ударом сбил Флайта с ног. Фонарик выпал из рук бандита и погас.
— Свет! — крикнул Тони.
Арчибальд зажёг свой фонарик. Свободной рукой он, будто клещами, сжимал горло одного из «помощников».
Флайт вскочил. Не зная, кто нападающие и сколько их, он рванулся к двери, соединяющей вагоны. За ним поспешно ретировались его «помощники».
— Спасибо, сэр, — пролепетала смертельно перепуганная женщина. — Это… ужасно… Он дважды ударил меня по лицу и чуть не сломал палец, снимая кольцо…
— Послушайте, — сказал Тони, обращаясь сразу ко всем пассажирам. — Вы умрёте здесь от голода или задохнётесь. Надо идти и искать выход из метро. Самим! Никто вас здесь не станет спасать. Мы не знаем даже, уцелел ли вообще кто наверху.
Женщина снова всхлипнула. Остальные продолжали сидеть и стоять, отводили глаза.
— Смелее, ну! — Тони понял, что эти люди боятся и его. Он спрятал в карман отобранный у Флайта пистолет, попытался улыбнуться. — Я неплохо знаю подземку и попробую вывести вас. По крайней мере, это шанс. Сидеть здесь и ничего не предпринимать — значит погибнуть. Кто хочет жить — за мной.
Он двинулся к двери, за которой перед тем исчезли Флайт и его дружки.
Один из пассажиров, рыжебородый мужчина в берете и клетчатом пальто, отлепился от поручня, ухватил Тони за рукав куртки.
— Сэр, — забормотал он. — Я дико опаздываю. Я не могу ждать, пока нас откопают. Возьмите меня с собой.
— Зачем лишние слова, — сказал Тони. — Мы с приятелем приглашаем всех желающих. Как тебя зовут?
— Ричард.
— Ты тоже ехал на съёмки?
— Нет… Какие ещё съёмки?
— С тобой всё ясно, — засмеялся Тони. — Пошли.
— Куда вы идёте?! — вдруг выкрикнула женщина, которую только что пытались ограбить. Голос её прерывали рыдания. — Зачем наверх? Там ничего нет. Там все мертвы! Все! Вы понимаете — все!
— А может, и не все, — спокойно возразил Тони. — Себя–то, пока живы, зачем хоронить?
Он открыл дверь в торце вагона, чтобы идти дальше. Обострённый слух уловил, как ожили и зашевелились люди за его спиной.
Тони прошёл обе секции, все шесть вагонов, не замечая, что к его маленькому отряду присоединяются всё новые и новые пассажиры. Он шёл впереди, за ним Арчибальд и рыжебородый чудак, который куда–то опаздывал, ещё дальше — остальные. Все, кто поверил в него, кого погнал в путь ужас бездействия.
Поезд кончился, и они осторожно спустились на шпалы.
Что–то мягкое и шустрое ткнулось Тони в ногу, метнулось в сторону.
— Посвети, — сказал он Арчибальду, который шёл сзади.
В ярком луче, осветившем тоннель, мелькнуло несколько серых теней.
— Крысы! — взвизгнула одна из женщин.
Не обращая внимания ни на свет, ни на людей, крысы — по одной и небольшими группками — прошмыгивали мимо отряда Тони и убегали во мрак тоннеля.
— Вы поняли? — крикнул обрадованно Тони своим попутчикам. — Вы всё поняли?! Мы правильно идём. Крысы всегда знают, где выход.
К нему подошёл Ричард.
— Людям надо дать отдохнуть. — Он глянул на часы и добавил: — Они не спали ночь. Сейчас утро, без четверти одиннадцать. Люди валятся с ног от усталости.
— Дойдём до станции, — передохнём, — отрезал Тони. Уже утро. Одиннадцать, подумал он. Значит, мы сидим здесь, около полусуток. Несчастные статисты — в кино и в жизни, которые зачем–то уцелели во время всемирной бойни. Зачем?
Тони невольно вспомнил вчерашний вечер.
Часов в десять вечера в ночлежке сказали, что старина Пайпер — помощник продюсера утром будет набирать статистов для какого–то нового супербоевика и что ему, бывшему морскому пехотинцу, и карты в руки. Сказал один из старых знакомых, с которым они не раз вместе снимались в массовках, зарабатывая таким образом на пропитание.
Впервые в это сомнительное предприятие Тони Макфейл ввязался года три назад. Ему тогда даже понравилось играть толпу. Вокруг такие же обездоленные и равнодушные люди, как и ты. Но вот вспыхивают прожектора, звучит команда: «Мотор!», и начинается фальшивая жизнь фальшивых героев — римских легионеров, рабов или солдат, а то и просто прохожих с улицы или каких–нибудь подонков. Всё равно, кого изображать, лишь бы платили. Это только поначалу помнишь, что куплен, что ты герой на время. А потом штурмуешь, например, Бастилию и почти веришь, что всё это происходит на самом деле.
Как бы там ни было, услышав новость, Тони решил ехать на студию немедленно. Ночь как–нибудь перекантуюсь, подумал он, зато утром буду в числе первых.
Он едва наскрёб мелочи на метро, прихватил несколько бутербродов, чтобы, стоя утром в очереди, разом и позавтракать, и поспешил к станции подземки — время уже шло к полуночи. В метро он встретил Арчибальда.
— Куда ты так летишь? — спросил тот.
Тони замялся, придумывая, что бы ему солгать, но вдруг вспомнил об одолжении, которое сделал ему как–то этот хмурый парень.
— Слушай, — хлопнул он Арчибальда по плечу. — Поехали со мной. Утром будут набирать статистов для съёмок какого–то нового супербоевика. Шесть или семь массовок. Представляешь?!
— Здорово! — обрадовался Арчибальд. — Я как раз на мели.
Они вместе спустились по эскалатору.
На платформе людей было мало — человек двадцать. Подошёл сверкающий огнями поезд. Они сели в пустой вагон, стали вспоминать разные смешные случаи, которые происходили с ними на съёмках.
— Пару лет назад я снимался в «Понтии Пилате», — скупо улыбнулся Арчибальд. — Таскался в толпе учеников Христа. Его знаменитый Гарди играл, да, тот самый Гарди. Так вот. Пришёл я на заключительную массовку, а Христу учеников уже не требуется. Пайпер объясняет: его сейчас, мол, на Голгофу поведут, все ученики по сценарию разбежались. И ещё говорит: если хочешь, бери «камни» и иди в толпу, оплата одинаковая… Что ты тут будешь делать?! Взял я пару бутафорских резиновых «камней» и пошёл добивать Спасителя нашего…
Тони, в свою очередь, рассказал, как они однажды изображали оргию завоевателей и Чарли…
— Да ты знаешь его. Проныра и ворюга первый сорт… Он притащил с собой бутыль вина и, пока мы лакали подкрашенную воду, хорошенько нализался. Тут тревога. Мы вмиг «протрезвели», а его по–настоящему повело: в сапожищах — и на скатерть, перевязь с мечами не может надеть. Мы к нему, а оператор орёт: «Не трогайте его! Мне правда жизни нужна…»
Поезд подошёл к какой–то станции. Свет в их полупустом вагоне вдруг погас, зажёгся снова. Динамики системы оповещения захрипели, а затем испуганный голос диспетчера объявил:
— Воздушная тревога! Воздушная тревога! Через несколько минут город будет подвергнут атомной бомбардировке. Все в укрытия! Соблюдайте…
Что они должны соблюдать, друзья не дослушали. Они опрометью выскочили из вагона и вопреки призывам диспетчера бросились к бегущей вверх лестнице.
Вот тут–то и настиг их конец света.
Пол под ногами вздрогнул от могучего удара, из тоннеля, ведущего на поверхность, ядовитым клубком скатилось облако дыма и пыли. Там, наверху, что–то грохотало и рушилось, на остановившийся эскалатор посыпались камни, песок и куски штукатурки.
На станции около их поезда металось несколько десятков смертельно напуганных людей.
Свет замигал и погас, зажёгся снова. Очевидно, сработала аварийная система.
Отовсюду — из обоих тоннелей, сверху и снизу, от эскалатора — шёл низкий и мощный гул. Казалось, это стонет сама земля. Тони и Арчибальд прижались к колонне.
— Не рухнет? — спросил Тони, указывая глазами на потолок.
— Нет, здесь глубоко, — ответил Арчибальд. В это время свет погас окончательно.
— Давай, приятель, держаться вместе, — предложил Арчибальд. — По одному отсюда не выбраться. Кроме того, у меня есть фонарик. По вечерам всегда таскаю с собой, чтобы не сломать голову, когда пробираюсь в свою дыру.
— О’кэй! — согласился Тони. — Надо идти к станциям на окраине города. Какая–нибудь из них должна уцелеть.
И только тут до него наконец дошёл смысл происходящего. Гул, идущий отовсюду, затих. Тони нашёл в темноте плечо Арчибальда, изо всей силы сжал его.
— Ты… Ты… понимаешь, что произошло?! — запинаясь, спросил он. — Какой ужас! Всё–таки это произошло!
— У тебя кто–нибудь остался? Там, наверху? — Голос у Арчибальда был тихим и спокойным.
— Нет… То есть несколько приятелей. Знакомые… Арчибальд долго молчал.
Затем словно нехотя сказал:
— Я ничего не должен этому миру. А он мне задолжал. Много. И бессовестно обманывал… Будем считать, что мой должник умер… Пошли, приятель. Ты, говорят, приёмы знаешь?
— Немного. Десантником был.
— Прекрасно. Иди тогда впереди и вправляй мозги всем сволочам. Их тут в ближайшие полчаса будет слишком много.
Они спрыгнули на путь и, привыкая к сплошному мраку, двинулись вперёд. Фонарик решили беречь — зажигать лишь в крайнем случае.
Из тоннеля навстречу бредущим по шпалам людям дохнуло свежим воздухом.
Станция, догадался Тони.
— Подождите здесь, — негромко сказал он Арчибальду. Взял у него фонарик и, держась ближе к краю платформы, осторожно двинулся вперёд — на разведку.
На станции никого не было.
Тони направился к эскалатору и чуть было не ударился лбом о металлическую перегородку, перекрывшую входной тоннель.
Этого ещё не хватало! Он растерянно поводил лучом фонарика. По–видимому, строители предусмотрели защиту на случай обвала или… атомной войны… Если эта штуковина сработала на всех станциях, крышка. Нет. Не паникуй! Не было ещё случая, чтобы среди множества механизмов не нашёлся хотя бы один неисправный. Да и автоматика у них там, наверху, вся дымом пошла. Точнее — ясным пламенем. Эта заслонка скорее исключение, чем правило.
На всякий случай Тони поискал вокруг металлического щита какой–нибудь пускатель, но ничего не нашёл.
В разгромленной комнате диспетчера он обнаружил умывальник и, отвернув кран, с радостью убедился — вода поступает. Потыкал в кнопки мёртвого селектора, поднял телефонную трубку. Она, как того и следовало ожидать, тоже молчала.
Тони вернулся к своим спутникам.
— Там, в комнате, можно попить воды и умыться, — сказал он, указывая лучом фонарика на распахнутую дверь. — Соберите всё, что у кого есть из еды. Перекусим — и спать. Даю вам на отдых пять часов. Спать всем в комнате. Мужчины по очереди будут дежурить снаружи у входа. Я дежурю первым.
…В подземелье становилось душно, и Тони снял куртку, постелил её под себя на каменный пол. Он сидел у двери и слушал беспокойную тишину, в которой то и дело возникали какие–то шорохи, что–то где–то просыпалось или падало, и звук этот далеко разносился по гулким тоннелям.
Несколько раз Тони слышал шаги и даже голоса. В таких случаях, сориентировавшись по звуку, он на секунду зажигал фонарь. Шаги и голоса тотчас пропадали — пленники подземелья то ли поворачивали обратно, то ли, крадучись, торопливо проскальзывали мимо опасного места.
Во мраке подземелья время от времени повторялся какой–то посторонний звук.
Собака? Откуда в метро собака? Точно. Где–то неподалёку скулит.
Макфейл встал и пошёл к левому крылу платформы, откуда доносилось жалобное повизгивание.
На платформе никого не было.
Тони посветил вниз и вместо собаки увидел подростка в зелёном разорванном свитере и такого же цвета вязаной шапке. Парень, сгорбившись, сидел на рельсах спиной к станции и плакал, безнадёжно всхлипывая и время от времени тихонько взвизгивая, точь–в–точь щенок.
— Эй, ты, — позвал его Тони. — Затопишь тоннель — не выберемся. Лезь сюда.
Парень вскочил, обернулся на свет. Лицо его было в крови, губы разбиты.
— Что с тобой? — хмуро спросил Макфейл.
— Упал… ударился… — пролепетал парнишка. — Потерялись очки… Но там, там… — рыдания не давали ему говорить. — Наверху… Там мама… Там… отец… Они погибли!
— С чего ты взял? Может, как ты, в метро или в бомбоубежище сидят.
Тони посветил по сторонам. Между шпалами, шагах в десяти от щенка (так он про себя окрестил подростка), блеснуло стекло. Он спрыгнул на путь, поднял очки.
— Ну вот. Одно стекло целое — носи. Правда, здесь всё равно ни черта не видно. И перестань скулить — ты же мужчина. Как тебя зовут?
— Дэвид.
Парнишка поспешно нацепил полуразбитые очки. Его распухшие губы кривились в жалкой улыбке.
— Спасибо, сэр! Не знаю, как вас зовут.
— Энтони Макфейл. А проще — Тони. Я веду группу людей к окраинным станциям. Там будет легче выбраться. Если хочешь, пошли с нами… А там, — Тони ткнул пальцем вверх, — и родителей своих разыщешь. Может, им помощь какая нужна, а ты тут скулишь на рельсах.
— Спасибо, сэр! — повторил Дэвид, не скрывая радости. — Я пойду с вами. Я буду вам помогать. Вот увидите!
— Ничего я не увижу, — улыбнулся Тони и выключил фонарик. — Батарейку надо беречь. А то будем тут, как кроты, ползать. Пошли со мной. Пару часов поспим — и в путь.
Утром, после подъёма, обнаружилось, что плюгавенький старикашка, который за ужином больше всех ворчал и ругался, исчез, прихватив с собой остатки еды.
— Кто из вас прозевал эту сволочь? — набросился Тони на Арчибальда и Ричарда, которые дежурили после него.
— Не ори, Беспалый, — оборвал его Арчибальд. — Может, ты сам и прохлопал — почём знать.
— Нет, нет, — вмешался в разговор Ричард. — По–видимому, это моя вина. Я слышал, что ночью кто–то выходил из комнаты. Подумал: по естественной надобности.
— Я сейчас сойду с ума! — воскликнул Тони. — Куда это ты, Борода, всё время опаздываешь? Скажи, наконец.
Ричард пожал плечами.
— Раз в неделю я езжу в клуб. Мы играем в покер, курим, говорим о политике. Я пообещал жене, что вернусь сегодня не позже полуночи. Слово джентльмена есть слово джентльмена. — Ричард вздохнул и поправился: — То есть уже не сегодня, а вчера — ждала…
— Ведите же нас куда–нибудь, — послышался в темноте раздражённый женский голос. — Мы здесь все перемрём с голоду.
Тони осветил говорившую, присвистнул.
В луче света щурила глаза красивая полная блондинка лет тридцати пяти. Плащ её был испачкан — судя по всему, она подстилала его под себя, когда спали на полу в комнате диспетчера.