Джейми был прав. Глядя на эти жесточайшие повреждения, я не могла не представить себе сцену, которая привела к таким результатам.
Я пыталась изгнать из воображения эти мускулистые руки, поднятые вверх, разведенные в стороны и привязанные, веревки, врезавшиеся в запястья, медную голову, в мучениях прижавшуюся к столбу, но шрамы с готовностью подсовывали эти образы в сознание. Кричал ли он, когда его пороли? Я поспешно отбросила эту мысль. Конечно же, я слышала истории о Германии, ставшие известными после войны, слышала о зверствах более ужасных, чем это, но он не ошибся: слышать — не то же самое, что видеть.
Я невольно протянула руку, словно могла исцелить его своим прикосновением, стереть шрамы пальцами. Он глубоко вздохнул, но не шевельнулся, когда я проводила пальцами по глубоким шрамам, одному за другим, словно показывая ему то, чего он не мог видеть. Наконец мои руки замерли у него на плечах. Я молчала, судорожно подыскивая слова.
Он положил свою руку на мою и слегка сжал ее, благодаря за слова, которые я никак не могла найти.
— С другими случались и худшие вещи, девочка, — тихо произнес он. Потом убрал руку, и чары разрушились.
— По-моему, все отлично заживает, — сказал Джейми, стараясь посмотреть на раненое плечо. — Болит не сильно.
— Это хорошо, — отозвалась я, прочистив горло — в нем будто что-то застряло. — Оно действительно хорошо заживает. Отлично подсохло, не гноится. Содержи в чистоте и старайся не напрягать руку еще два-три дня.
Я потрепала его по здоровому плечу. Джейми надел рубашку без моей помощи, заправив длинные полы под килт, и неловко замялся в дверях, придумывая, что бы сказать на прощанье. В конце концов он пригласил меня зайти и посмотреть на новорожденного жеребенка, если будет время. Я пообещала, что зайду, и мы хором пожелали друг другу спокойной ночи. Потом засмеялись и глупо закивали друг другу. Я закрыла дверь, тут же легла и забылась нетрезвым сном, и мне снились тревожные сны, которые я не смогла вспомнить утром.
* * *
На следующий день, после бесконечного утра — я принимала пациентов, рылась в кладовой в поисках нужных трав, чтобы пополнить медицинский шкафчик, и с некоторыми церемониями заполняла черную книгу Дейви Битона — я покинула свою узкую комнатку, чтобы глотнуть свежего воздуха и размяться.
Вокруг пока никого не было, и я решила воспользоваться случаем и побродить по верхним этажам замка, заглядывая в пустые комнаты, поднимаясь по винтовым лестницам и составляя мысленный план замка. Спланирован он был весьма небрежно, чтобы не сказать больше. В течение лет тут и там добавлялись все новые и новые кусочки, и теперь трудно было понять, существовал ли вообще хоть какой-нибудь план. Скажем, в этом зале зачем-то устроили в стене у лестницы нишу, служившую, похоже, одной-единственной цели — заполнить пустое пространство, слишком маленькое для комнаты.
Ниша была частично прикрыта занавеской из полосатой ткани. Я бы прошла мимо, не останавливаясь, но тут заметила, как внутри мелькнуло нечто белое. Я остановилась и заглянула в нишу — это оказалась рука Джейми, закинутая за шею девушки. Джейми притянул ее к себе для поцелуя. Она сидела у него на коленях, и солнце, проникшее сквозь узкую щель, играло у нее в желтых волосах, отражаясь от них, как отражаются солнечные лучи ярким утром в ручье, полном форели.
Я замерла, не зная, как быть. Мне совершенно не хотелось шпионить за ними, но звук моих шагов по каменным плитам коридора обязательно привлечет их внимание. Пока я колебалась, Джейми разжал объятия и посмотрел вверх. Его взгляд встретился с моим, лицо встревоженно дернулось — он узнал меня. Джейми вскинул бровь, иронически пожал плечами и вернулся к своему занятию. Я тоже пожала плечами и удалилась на цыпочках. Не мое это дело. Однако я ни капли не сомневалась, что и Каллум, и отец девушки расценят подобные «ухаживания», как в высшей степени неподобающие. Если эта парочка не начнет более осторожно выбирать места для своих свиданий, в следующей порке Джейми будет виноват сам.
За ужином он сидел вместе с Эликом. Я села за длинный стол напротив них. Джейми очень любезно поздоровался со мной, но в глазах затаилось ожидание. Аулд Элик произнес свое обычное «Ммхм». Как-то в загоне он объяснил мне, что у женщин нет той данной природой способности ощущать всякие тонкости, что имеется у лошадей, поэтому с женщинами очень трудно разговаривать.
— Как идет объездка лошадей? — спросила я, чтобы нарушить старательное пережевывание пищи на той стороне стола.
— Неплохо, — осторожно ответил Джейми.
Я внимательно посмотрела на него поверх блюда с вареной капустой.
— У тебя немного распухли губы, Джейми. Что, лошадь лягнула? — ехидно заметила я.
— Ага, — отозвался он, прищурившись. — Мотнула головой, стоило мне отвести от нее взгляд.
Он говорил безмятежным тоном, но под столом огромная ножища наступила на мою; всего на миг, однако угроза была выражена очень откровенно.
— Плохо дело. Эти молодые кобылки могут быть очень опасными, — невинно бросила я.
Нога надавила сильнее, а Элик удивился:
— Кобылки? Да ведь ты сейчас не работаешь с кобылками, а, парень?
Я попыталась воспользоваться своей второй ногой, как рычагом, но безуспешно, и тогда пришлось просто сильно лягнуть его в лодыжку. Джейми дернулся.
— Да что с тобой? — еще сильнее удивился Элик.
— Язык прикусил, — пробормотал Джейми, испепеляя меня взглядом поверх руки, прижатой ко рту.
— Неуклюжий ты болван. Да чего еще можно ожидать от идиота, который даже не может увернуться от лошади, когда она… — Элик разразился речью на несколько минут, обвиняя своего помощника в неуклюжести, праздности, тупости и полной непригодности к делу. Джейми, вероятно, наименее неуклюжий человек из всех, кого я когда-либо встречала в своей жизни, опустил голову и во все время обличительной речи бесстрастно ел, хотя его щеки жарко пылали. Я тоже скромно не отрывала взгляда от еды до конца ужина.
Отказавшись от добавки солонины, Джейми резко встал из-за стола и ушел, оборвав тираду Элика на полуслове. Мы со старым конюхом некоторое время молча жевали. Подобрав остатки подливки куском хлеба, старик бросил его в рот и откинулся назад, язвительно изучая меня своим единственным синим глазом.
— Знаешь, ты бы лучше не дразнила парня, — небрежно сказал он. — Если об этом узнают Каллум или ее папаша, Джейми заработает кое-что похуже синяка под глазом.
— Например, жену? — спросила я, глядя прямо в его глаз. Он неторопливо кивнул.
— Возможно. А это не та жена, которая ему нужна.
— Нет? — Я по-настоящему удивилась, вспомнив подслушанные в загоне реплики Элика.
— Нет. Ему нужна женщина, а не девчонка. А Лири останется девчонкой даже в пятьдесят. — Суровый старческий рот искривился в некоем подобии улыбки. — Тебе, может, кажется, что я всю жизнь провел в конюшнях, да только у меня была жена. Настоящая женщина, так что я отлично знаю, в чем разница. — Он сверкнул синим глазом и встал. — И ты тоже знаешь.
Я невольно протянула руку, чтобы остановить его.
— А откуда вам известно… — начала я. Аулд Элик насмешливо фыркнул.
— Может, у меня всего один глаз, девица, но это не значит, что я слепой. — И заковылял прочь, все еще фыркая.
Я нашла лестницу и отправилась в свою комнату, пытаясь понять, что именно хотел сказать старый конюх своим последним замечанием.
Глава 9 Сбор
Моя жизнь постепенно обретала определенную форму, если не сказать — сделалась рутинной. Я просыпалась на рассвете вместе с остальными обитателями замка, завтракала в большом зале и, если у мистрисс Фитц не было для меня пациентов, отправлялась работать в маленький, огороженный стенами садик. Иногда там работали и другие женщины, которым помогало множество мальчишек самых разных возрастов; они приходили и уходили, таскали мусор, инструменты и горы навоза. Обычно я работала там целый день, но изредка заходила на кухню, чтобы помочь в приготовлении только что собранных растений, для еды или консервирования. Иногда кому-нибудь требовалась срочная медицинская помощь, и приходилось отправляться в убежище, как я называла чуланчик ужасов покойного Битона.
Время от времени я пользовалась приглашением Элика и шла в конюшни или в загон, наслаждаясь видом лошадей и пони; они клочками сбрасывали свою потрепанную зимнюю шерсть и становились крепкими и лоснящимися на весенней траве.
Иными вечерами, очень устав от дневной работы, я после ужина шла прямо в постель, но если глаза еще не закрывались, я присоединялась к собравшимся в большом зале, чтобы послушать вечернее представление — сказки, песни, игру на арфе или на волынке. Я могла часами слушать Гвиллина, барда-валлийца. Он зачаровывал меня, несмотря на то, что я в большинстве случаев совершенно не понимала, что он говорит.
Обитатели замка привыкали ко мне, а я к ним, и некоторые женщины уже начали робко предлагать мне дружбу и включали меня в свои разговоры. Продолжая искать возможность сбежать, я поощряла такие попытки. Если мне удастся убедить их, что я совершенно безопасна, хоть и немного странная, они, возможно, ослабят свою вежливую, но непрестанную бдительность, которую проявляли ко мне с момента моего появления здесь, и дадут мне шанс на побег. На меня часто находила невыносимая потребность просто убежать, особенно когда я думала о Фрэнке и о том, как он меня, вероятно, ищет, но пока я умудрялась справляться с ней, прекрасно понимая, что далеко не убегу. Всем очень хотелось узнать обо мне побольше, но на все вопросы я отвечала вариациями истории, которую поведала Каллуму, и со временем они смирились с тем, что больше я ничего не расскажу. Однако выяснив, что я разбираюсь в медицине и целительстве, мною снова заинтересовались и стали задавать вопросы, жалуясь на нездоровье детей, мужей и животных, чаще всего не делая никаких различий по степени важности двух последних.
Кроме обычных разговоров и сплетен в замке все чаще начали говорить о предстоящем Сборе. Об этом же упоминал и Аулд Элик в загоне. Я пришла к выводу, что это весьма важное событие. Все усиливающиеся приготовления к нему окончательно убедили меня в этом. В огромные кухни непрерывным потоком вливалась провизия. В сарае для забоя скота висело двадцать ободранных туш, их овевал ароматный дымок, отгоняя прочь мух. В подвалы замка сгружали огромные бочки эля, с мельницы везли мешки муки тонкого помола. Необъятные полки кладовых были забиты выпечкой, ликерами, окороками и различными деликатесами.
— Сколько человек обычно приезжает на Сбор? — спросила я Магдален, одну из девушек, с которыми подружилась.
Она в задумчивости сморщила вздернутый веснушчатый носик.
— Точно не знаю. Последний Большой Сбор в Леохе проходил двадцать лет назад, и на него явилось десятков двадцать. Ну, когда старый Джейкоб помер и Каллум стал лэрдом. Нынче, может, и больше будет — многие приведут с собой жен и детей.
Гости уже начали прибывать в замок, хотя я слышала, что официальные части Сбора — принесение клятвы, травля дичи и игры — начнутся только через несколько дней. Самые известные арендаторы Каллума разместились непосредственно в замке, а бедные воины и арендаторы-крестьяне разбили лагерь на невспаханном поле у ручья, который вливался в озеро возле замка.
Бродячие цыгане и коробейники устроили своего рода ярмарку около моста. Обитатели замка и жители близлежащей деревни ходили туда по вечерам, закончив дневные дела. Они покупали инструменты и украшения, смотрели на жонглеров и обменивались последними сплетнями.
Я внимательно следила за приходящими и уходящими и частенько навещала конюшни и загон. Теперь в замке было очень много пони, потому что гости разместили своих верховых животных в конюшнях замка. Я надеялась, что во время неразберихи Сбора смогу, наконец, найти возможность дать отсюда деру.
* * *
Я впервые встретила Гейлис Дункан, когда собирала травы неподалеку от загона.
У корней ольхи я наткнулась на небольшой участок, поросший лесным щавелем, и теперь искала еще, обходя загон, то наклоняясь, то опускаясь на четвереньки, чтобы сорвать хрупкий стебелек.
— Вот эти здорово помогают при месячных, — произнес у меня за спиной чей-то голос. Я выпрямилась, при этом сильно ударившись головой о ветку сосны.
Когда перед глазами прояснилось, я увидела, что передо мной заливается смехом высокая молодая женщина, совсем ненамного старше меня, с очень светлыми волосами и кожей и самыми дивными зелеными глазами, какие только можно вообразить.
— Прости, что я смеялась над тобой, — сказала она, спускаясь ко мне в ложбину, и на ее щеках появились ямочки. — Просто не смогла удержаться.
— Думаю, что я выглядела забавно, — неучтиво буркнула я, потирая ушибленную макушку.
— А ты знаешь, что вот эти, — тут она наклонилась и сорвала несколько растений с крохотными голубыми цветочками и листьями в форме сердечка, — вызывают кровотечение?
— Нет, — удивилась я. — Зачем кому-то вызывать кровотечение?
Она посмотрела на меня со странным выражением раздражения и терпения одновременно.
— Чтобы избавиться от ребенка, которого не хочешь. Все начнется заново, только нужно выпить это как можно раньше. Если чуть опоздаешь — может убить не только ребенка, но и тебя.
— Похоже, ты в этом неплохо разбираешься, — заметила я, все еще уязвленная из-за своего глупого вида.
— Есть немного. Девчонки из деревни то и дело приходят ко мне с этим, а иногда и замужние женщины. Они говорят, что я ведьма, — добавила она, в притворном изумлении расширив свои сверкающие глаза, и ухмыльнулась. — Но поскольку мой муж — судья этого округа, они боятся говорить об этом слишком громко.
— А вот этот молодой человек, которого ты привела с собой, — продолжала она, одобрительно кивнув, — для него уже купили несколько порций приворотного зелья. Он чей — твой?
— Мой? Кто? Ты имеешь в виду… гм… Джейми? — Я растерялась. Молодую женщину это, кажется, забавляло. Она уселась на упавший ствол и стала накручивать светлый локон на палец.
— О да. Многие готовы приворожить парня с такими глазищами и волосами, как у него, и неважно, какая цена назначена за его голову и есть ли у него деньги. Конечно, их отцы думают иначе… А вот я, — продолжала она, глядя куда-то вдаль, — я совсем другая. Практичная. Я вышла замуж за мужчину, у которого отличный дом, припрятаны кое-какие денежки и есть хорошая должность. Волос у него вовсе нет, а какие глаза — я никогда не обращала внимания, и меня это мало волнует. — Она протянула мне корзинку, висевшую у нее на руке, наполовину заполненную знакомыми листочками и черенками. — Окопник лекарственный, — пояснила она. — У моего мужа катар желудка. Пердит, как бык.
Я подумала, что самое время сменить тему этого странного разговора, пока дело не зашло слишком далеко.
— Я забыла представиться, — протянула я ей руку, помогая подняться с упавшего дерева. — Меня зовут Клэр. Клэр Бичем.
В мою руку легла изящная ручка с длинными и тонкими белыми пальцами, их кончики были все в пятнах, вероятно, от сока растений, лежавших в ее корзинке вместе с окопником.
— Знаю я, кто ты, — отмахнулась она. — Вся деревня о тебе гудит с тех пор, как ты явилась в замок. Меня зовут Гейлис, Гейли Дункан. — Она заглянула в мою корзинку. — Если ты ищешь лесной щавель, могу показать, где его полно.
Я приняла ее предложение, и мы некоторое время вместе бродили по небольшим лощинам недалеко от загона, заглядывали под кусты и ползали вокруг сверкающих маленьких озер, где в изобилии росли крохотные растения. Гейлис очень много знала о местных травах и об их использовании в медицине, но некоторые ее предположения казались мне довольно спорными, чтобы не сказать больше. К примеру, мне казалось очень маловероятным, что корень розы будет достаточно эффективным, чтобы вырастить на носу соперницы бородавки, и я очень сомневалась, что лесная буквица поможет превратить жаб в голубей. Гейлис объясняла все это с такими лукавыми взглядами в мою сторону, что я решила: либо она проверяет мои знания, либо пересказывает местные колдовские суеверия.
Несмотря на поддразнивания, она показалась мне очень приятной собеседницей, с остроумным и веселым, даже немного циничным, отношением к жизни. Выяснилось, что Гейлис знает все, что только можно знать, о каждом жителе замка, деревни и окрестностей, и когда мы садились передохнуть, она развлекала меня жалобами на плохой желудок своего мужа и всяческими ядовитыми сплетнями.
— Поговаривают, что Хеймиш — вовсе не сын своего отца, — сказала она в один из таких перерывов про сына Каллума, рыжеволосого мальчика лет восьми, которого я видела во время ужина в зале.
Я не особенно удивилась этому слуху, потому что уже успела сделать свои выводы. Меня больше удивляло, что был только один ребенок, и я предположила, что Летиция оказалась либо везучей, либо достаточно умной, чтобы вовремя обратиться к кому-нибудь вроде Гейли. Довольно неблагоразумно я высказала эти мысли Гейлис.
Она откинула назад свои длинные волосы и расхохоталась.
— Нет, не ко мне. Поверь мне, честная Летиция не нуждается в помощи в подобных вопросах. А людям, которые ищут в округе ведьму, лучше обращаться в замок, а не в деревню.
Желая скорее сменить тему на что-нибудь более безопасное, я ухватилась за первую мысль, пришедшую в голову.
— Если Хеймиш не сын Каллуму, то кто же тогда его отец? — полюбопытствовала я, взбираясь на кучу камней.
— Как кто? Тот самый юноша, конечно. — Она повернулась ко мне лицом. Маленький рот насмешливо улыбался, а зеленые глаза лукаво блестели. — Юный Джейми.
* * *
Вернувшись к загону, я встретила Магдален с распущенными под косынкой волосами и широко открытыми встревоженными глазами.