Они немного говорили по-английски, хуже по-гаэльски. В основном мы общались жестами и на каком-то варварском языке, который немного походил на французский. В кибитке, где мы ужинали, было тепло и славно. Женщины, мужчины и дети ели из своих мисок, усаживаясь там, где нашлось место, и подбирая подливку кусками хлеба. Это была самая вкусная еда за последнее время, и я ела, пока не почувствовала, что сейчас лопну. Я едва дышала, когда начала петь, но старалась, как могла, просто мыча в самых трудных местах и доверяя Муртагу вести мелодию.
Наше представление сорвало восторженные аплодисменты, и цыгане ответили нам тем же — один молодой человек спел под аккомпанемент древней скрипки что-то очень жалобное. Его выступление ознаменовалось сломанным тамбурином, в который слишком старательно лупила девочка лет восьми.
Муртаг, очень осторожный в расспросах в деревнях и на фермах, где мы останавливались, с цыганами был предельно откровенен. К моему удивлению, он прямо сказал им, кого мы ищем: крупного мужчину с волосами, как огонь, и глазами, подобными летнему небу. Цыгане переглядывались, потом единодушно замотали головами. Нет, они его не видели. Но… тут их главный, молодой человек в пестрой рубашке, встретивший нас, изобразил, как он посылает гонца в случае, если они натолкнутся на мужчину, которого мы ищем.
Я поклонилась, улыбнувшись, а Муртаг, в свою очередь, изобразил, как платит деньги за полученные сведения. Этот момент был встречен улыбками… и задумчивыми взглядами. Я обрадовалась, когда Муртаг заявил, что мы не можем остаться на ночь, но все равно большое спасибо. Он вытряс из сумки несколько монет, старательно показывая, что там лежит всего-то несколько медяков. Раздав их с благодарностями за ужин, мы пошли прочь, а вслед нам неслись многословные прощания и добрые пожелания — во всяком случае, я решила, что услышала именно это.
С таким же успехом они могли говорить, что поедут за нами и перережут нам глотки, и Муртаг вел себя так, словно это они и обещали. Он пустил наших пони в галоп, а через две мили свернул, и мы некоторое время заметали следы, пробираясь по зарослям, прежде, чем вернулись на дорогу.
Муртаг посмотрел в обе стороны, но дорога была пуста, а пыль прибита дождем.
— Ты в самом деле решил, что они будут нас преследовать? — с любопытством спросила я.
— Их там двенадцать, а нас только двое, вот я и решил, что лучше делать так, будто они за нами погнались.
Это звучало довольно разумно, и я без лишних вопросов совершила с ним еще несколько хитрых маневров. В конце концов мы оказались в Россморе, где и переночевали в сарае.
Снег пошел на следующий день. Совсем немного, он лишь припудрил землю, как мука припудривает пол на мельнице, но это меня встревожило.
Мне не хотелось думать о Джейми, о том, как он в одиночестве, без крыши над головой, скрывается в вереске в одной рубашке и пледе — так он был одет, когда солдаты схватили его.
А через два дня появился гонец.
* * *
Солнце еще стояло довольно высоко, но в гленах, обнесенных скалами, уже наступил вечер.
Под деревьями лежали такие глубокие тени, что тропинка — если она там вообще была — оставалась невидимой.
Я так боялась потерять своего проводника в сгущающейся тьме, что шла за ним по пятам, дважды наступив на полу его плаща.
Наконец, нетерпеливо буркнув что-то, он подтолкнул меня вперед и теперь направлял, положив тяжелую руку мне на плечо.
Мне показалось, что мы шли очень долго. Я давно потеряла счет поворотам среди огромных валунов и густой мертвой травы под ногами. Я могла лишь надеяться, что Муртаг не отстал и если и не видел нас, то, по крайней мере, слышал.
Человек, пришедший за мной в таверну — цыган средних лет, ни слова не говорящий по-английски — наотрез отказался брать с собой кого-нибудь еще, кроме меня; он очень выразительно показывал сначала на Муртага, потом на землю, чтобы обозначить, что тот должен оставаться на месте.
В это время года ночью быстро холодает, и мой тяжелый плащ оказался не очень надежной защитой против внезапных порывов ледяного ветра, которым встречали нас открытые места.
Я просто разрывалась между мыслями о Джейми, оставшимся без крыши над головой в холодные и сырые ночи поздней осени, и возбуждением от того, что снова его увижу. По спине пробежала дрожь, не имевшая никакого отношения к холоду.
— Уймись, женщина, — раздался неприятный скрежещущий голос. Он сделался тише, когда его обладатель заговорил с кем-то еще. — Пьяна, как лэрд, и трещит, как сорока… что тут еще скажешь…
Другой голос перебил его, но смысла слов я разобрать не смогла: они смешались у меня в голове, хотя и звучали как-то успокаивающе и обнадеживающе. Голос стал ближе, и я наконец сумела различить слова. Пришлось сосредоточиться, но вскоре внимание вновь отвлеклось.
Муха вновь угодила в лужу и безнадежно в ней увязла. Свет из окна искорками отражался в зеленом брюшке. Я не могла отвести взгляд от этого дергающегося изумрудного пятнышка.
— Сестра моя… у тебя ни единого шанса, — пробормотала я, и искра погасла.
Глава 14 Свадьба
Проснувшись, я увидела над головой низкие балки потолка. Кто-то заботливо укрыл меня до подбородка стеганым одеялом. Похоже, я лежала в одной сорочке. Попробовала сесть, передумала, очень осторожно снова легла, закрыла глаза и сосредоточилась на том, чтобы удержать голову на подушке и не дать ей свалиться на пол.
Через некоторое время я снова проснулась от того, что дверь в комнату открылась. Я очень осторожно приоткрыла один глаз. Колышущийся силуэт постепенно обрел формы суровой фигуры Муртага, неодобрительно смотревшего на меня от изножья кровати. Я закрыла глаз. Раздалось приглушенное бормотанье, очевидно, обозначающее омерзение. Я снова приоткрыла глаз, но Муртаг уже ушел.
Я уже с благодарностью вновь проваливалась в беспамятство, как дверь опять распахнулась. На этот раз появилась женщина средних лет, видимо, хозяйка этой гостиницы. Она несла кувшин и таз. Женщина весело ворвалась в комнату и с грохотом, отозвавшимся у меня в голове, как столкновение двух танков, распахнула ставни. Надвинувшись на кровать, как целая танковая дивизия, она вырвала из моих дрожащих пальцев одеяло и отшвырнула его в сторону, оставив меня дрожать от холода. — Ну, вставайте, дорогуша, — сказала женщина. — Надо вас быстренько подготовить. — Обхватила меня мощной рукой за плечи и усадила. Я схватилась одной рукой за голову, другой — за живот.
— Подготовить? — промямлила я. Рот как будто был набит гниющим мхом.
Женщина проворно стала умывать меня.
— О да, — приговаривала она — Вы же не захотите пропустить собственную свадьбу, правда?
— Захочу, — отозвалась я, но женщина и бровью не повела. Она бесцеремонно сорвала с меня сорочку и поставила посреди комнаты, приводя в порядок.
Через некоторое время я уже сидела на кровати, полностью одетая, с головокружением и в очень агрессивном настроении, но, благодаря стакану портвейна, предложенному женщиной, была в состоянии двигаться.
Я осторожно отхлебнула уже из второго стакана, пока она пыталась продраться расческой сквозь мои спутанные волосы.
Дверь снова с грохотом распахнулась, и я подпрыгнула, расплескивая портвейн. Одна чертовщина за другой, злобно думала я. На этот раз в комнату ввалились сразу двое, Муртаг и Нед Гован, оба с осуждающим видом. Пока Муртаг медленно обходил кровать, разглядывая меня под всеми углами, я мерилась взглядами с Недом. Муртаг повернулся к Неду и пробормотал что-то, но так тихо, что я ничего не разобрала, кинул на меня последний безнадежный взгляд и захлопнул за собой дверь.
Наконец женщина расчесала мне волосы, стянула их вверх и сделала высокий, тугой узел на макушке, выпустив локоны сзади, так, что они падали на шею, и завитушки вдоль лица.
Мне казалось, что волосы так натянуты, что сейчас сорвут с меня скальп, но результат в зеркале, которое подсунула мне женщина, был неоспоримо хорош. Я стала чувствовать себя немного больше похожей на человека и даже сумела поблагодарить ее за помощь. Она оставила мне зеркало и удалилась, обронив на прощанье, что, мол, какая удача выходить замуж летом, не правда ли, потому что можно украсить волосы цветами.
— Мы, идущие на смерть, — сообщила я своему отражению и отдала ему честь. Потом рухнула на постель, положила на лицо кусок мокрой ткани и снова уснула.
Мне снился дивный сон, что-то связанное с поросшими травой лугами и полевыми цветами, и тут до меня дошло, что за рукава меня теребит вовсе не игривый ветерок, а куда менее нежные руки. Я резко села, отмахиваясь вслепую.
Когда глаза, наконец, открылись, я обнаружила, что маленькая комната теперь больше всего напоминает станцию подземки, в которую набилась толпа народа: Нед Гован, Муртаг, хозяин гостиницы, его жена и долговязый парень, оказавшийся сыном хозяина, с охапкой самых разных цветов — они-то и источали ароматы в моем сне. Тут же была и молодая женщина с круглой плетеной корзинкой. Она дружески улыбалась мне, демонстрируя отсутствие нескольких передних зубов.
Далее выяснилось, что это — деревенская швея, призванная восполнить дефицит моего гардероба, в частности, подогнать по фигуре платье, срочно добытое у каких-то знакомых хозяина гостиницы. Нед держал это самое платье, которое свешивалось у него с руки, как убитое животное. Его разложили на кровати — платье из тяжелого атласа кремового цвета, с глубоким вырезом, с лифом, который застегивался на несколько дюжин крохотных, обтянутых тканью пуговок; на каждой была вышита золотая лилия. Вырез и расширяющиеся книзу рукава были густо оторочены кружевами. Хозяин гостиницы утонул под кучей нижних юбок. Его бакенбарды едва виднелись под пышными складками.
Я взглянула на свою серую саржевую юбку, залитую портвейном, и во мне взыграло тщеславие. Уж если мне и в самом деле придется выходить замуж, то я не желаю выглядеть на свадьбе, как батрачка.
После взрыва кипучей деятельности, пока я стояла посреди комнаты, как портновский манекен, а все остальные носились вокруг, что-то принося, унося, критикуя и налетая друг на друга, конечный результат, дополненный белыми розами, воткнутыми мне в волосы, и сердцем, бешено колотившимся под кружевным лифом, всех удовлетворил.
Платье сидело не совсем идеально, и от него сильно пахло предыдущей владелицей, но тяжелый атлас над многими слоями нижних юбок пленительно шуршал. Я ощущала себя очаровательной и величавой.
— Ты не можешь заставить меня сделать это, — угрожающе шипела я в спину Муртагу, пока мы спускались по лестнице, но и он, и я отлично знали, что это не более чем пустая бравада. Если у меня и была когда-то сила воли, чтобы противостоять Дугалу и англичанам, она растворилась в выпитом виски.
Дугал, Нед и остальные сидели в пивной на первом этаже, выпивая и обмениваясь любезностями с местными жителями, у которых, похоже, не было других забот, как потихоньку напиваться весь день.
Дугал увидел, как я медленно спускаюсь по лестнице, и замолчал на полуслове. Остальные тоже умолкли, глядя, как я, окутанная облаком их благоговейного восхищения, плыву вниз. Глубоко посаженные глаза Дугала неспешно обвели меня с головы до ног и снова вернулись к лицу. Он одобрительно кивнул, похоже, от души.
Со всеми этими событиями мужчины давно не смотрели на меня так, и я в ответ тоже грациозно кивнула.
После ошеломленного молчания посетители пивной начали вслух выражать свое восхищение. Даже Муртаг позволил себе слабую улыбку, глядя на результаты своего труда и удовлетворенно кивая. И кто, интересно, назначил тебя распорядителем моды? — раздраженно подумала я. Но все же должна была признать, что именно его усилиями я буду выходить замуж не в серой сарже.
Замуж. О, Господи! Убаюканная портвейном и кремовыми кружевами, я умудрилась не придавать значения самому событию. Осознание пришло, как удар под ложечку, и я вцепилась в перила. У меня есть муж. У меня есть Фрэнк! Я не могу выйти замуж за другого!
Вглядываясь в толпу, я заметила всего одно вопиющее упущение. Жениха нигде не было. Эта мысль немного успокоила меня — возможно, он сумел сбежать через окно и теперь находился за много миль отсюда. Перед тем, как я вышла из гостиницы вслед за Дугалом, хозяин протянул мне еще один бокал вина «на посошок».
Нед и Руперт пошли за пони. Муртаг тоже куда-то исчез — может, отправился на поиски Джейми.
Дугал поддерживал меня под руку, якобы для того, чтобы я не споткнулась в атласных туфельках, но на самом деле, чтобы не дать мне в последнюю минуту рвануть на свободу.
Стоял «теплый» шотландский день. Это означало, что туман недостаточно густ для того, чтобы считать его дождиком, но уже близок к этому. Внезапно дверь гостиницы отворилась, и на пороге возникло солнышко, то есть Джеймс. Если я была ослепительной невестой, то его, без сомнения, можно было назвать блистательным женихом. Я открыла рот и забыла его закрыть.
Горец при полном параде — впечатляющее зрелище. Любой горец, даже старый, некрасивый или вовсе уродливый. А от вида высокого, стройного и ни в коем случае не уродливого горца просто захватывало дух.
Густые рыжие волосы, тщательно причесанные, сверкали, спускаясь гладкими волнами на воротничок рубашки тонкого батиста со складками на груди, расширяющимися книзу рукавами и кружевными оборками на манжетах, очень подходившими к накрахмаленному жабо, украшенному заколкой с рубином.
Он надел килт ярких кровавых, синих и черных тонов, полыхающий среди более скромных Маккензи в зеленом и белом. Пламенеющая шерсть, сколотая круглой серебряной брошью, изящно драпируясь, ниспадала с правого плеча, цеплялась за пояс, отделанный серебром, ниспадала дальше, задевая аккуратные икры, обтянутые шерстяными лосинами, и кончалась, чуть-чуть не достав до кожаных черных сапожек с серебряными пряжками. Сабля, кинжал и кожаная сумка на поясе завершали ансамбль.
Ростом значительно выше шести футов, широкий в плечах и невероятно красивый, он ничуть не походил на того неопрятного объездчика лошадей, к которому я привыкла — и знал это. Аристократически шаркнув ножкой, он отвесил мне безукоризненно грациозный поклон и пробормотал, лукаво сверкнув глазами:
— Ваш покорный слуга, мадам.
— О, — слабо пискнула я.
До сих пор мне редко удавалось увидеть, чтобы Дугал полез за словом в карман. Густые брови сошлись на переносице, лицо залило краской — кажется, его, как и меня ошеломило это видение.
— Ты что, рехнулся, парень? — прошипел он наконец. — А если тебя кто-нибудь увидит?
Джейми иронично выгнул бровь.
— Что такое, дядя? — протянул он. — Оскорбления? В день моей свадьбы? Но ведь ты же не захочешь, чтобы я опозорился перед женой, правда? Кроме того, — добавил он с язвительной улыбкой, — не думаю, что женитьба будет законной, если я не воспользуюсь своим именем. А ведь ты хочешь, чтобы все было по закону, правильно?
С заметным усилием Дугал все же взял себя в руки.
— Если ты закончил, Джейми, пора приступать, — процедил он.
Но Джейми, кажется, не закончил. Не обращая внимания на пылающего гневом Дугала, он вытащил из сумки короткую нитку белых бус, шагнул вперед и застегнул ожерелье у меня на шее. Я посмотрела на него и обнаружила, что это небольшие жемчужины неправильной формы — такие вырастают в пресноводных раковинах — перемежающиеся крохотными золотыми шариками.
— Это всего лишь шотландский жемчуг, — извиняющимся тоном произнес Джейми, — но на тебе смотрится прелестно. — Его пальцы на мгновенье задержались на моей шее.
— Но это жемчуг твоей матери! — возмутился Дугал, сердито уставившись на ожерелье.
— Ага, — невозмутимо отозвался Джейми. — А теперь он принадлежит моей жене. Пойдем?
* * *
Уж не знаю, куда мы направлялись, но отъехали довольно далеко от деревни. Наша свадебная процессия производила довольно мрачное впечатление — жених с невестой, окруженные остальными, как преступники, конвоируемые в какую-нибудь отдаленную тюрьму. Все молчали, только Джейми вполголоса извинился за опоздание, сказав, что было довольно трудно подыскать чистую рубашку нужного размера.
— Думаю, эта принадлежит сыну местного лэрда, — шепнул он, подергав кружевное жабо. — Сдается мне, он записной франт.
Мы спешились, оставив пони у подножья невысокого холма.
— Ты все приготовил? — услышала я. Это тихо спросил Дугал у Руперта, пока они привязывали животных.
— О да. — В черной бороде сверкнули белоснежные зубы. Руперт похлопал по сумке, которая музыкально звякнула, дав мне представление о том, какова природа приготовлений устроенной в спешке свадьбы.
Сквозь дождик и туман я увидела церковь, поднимающуюся из зарослей вереска. Неверящим взглядом смотрела я на округлую крышу и причудливые небольшие окна, которые мне уже довелось видеть тем ярким солнечным утром, когда я венчалась с Фрэнком Рэндаллом.
— Нет! — закричала я. — Не здесь! Я не могу!
— Тихо, тихо. Не волнуйся, девушка, не волнуйся. Все будет хорошо. — Дугал положил свою лапищу мне на плечо, издавая успокаивающие шотландские восклицания, словно я была испуганным пони. — Это естественно — немного волноваться, — сказал он, обращаясь к окружающим. Решительная рука подтолкнула меня в спину, и я ступила на дорожку. Туфли с влажным чмоканьем погрузились в подстилку из промокших листьев.
Джейми и Дугал молча шли по обеим сторонам, предотвращая побег.
Их облаченные в шотландские наряды, нависшие надо мной фигуры лишали меня присутствия духа, и я почувствовала приближение истерики. Двести лет вперед я венчалась в этой самой церкви, очарованная ее древностью и живописностью. Теперь церковь шокировала своей новизной, ни о каком очаровании не могло быть и речи, а я собиралась венчаться с шотландским католиком-девственником двадцати трех лет, за голову которого назначена награда, чья…