— Послушайте! Что вы тут делаете в этот час?
Холодный, как струя воды из-под крана, голос хозяина заставил ее вздрогнуть и внутренне сжаться. Но внешне она все еще оставалась там, в Париже, стояла, мечтательно вздернув нос, глядя затуманенным взором в глаза хозяину.
— Насколько я помню, у вас сейчас уроки вождения в автошколе, — холодно напомнил он, засовывая руки в карманы брюк. Его дорогой костюм отливал глянцем цвета листьев дикого винограда. Ореховые глаза на солнце выглядели янтарными.
Вика зажмурилась, потрясла головой и вернулась в реальность. На нее немедленно обрушился шум улицы с визгом тормозов, звонками трамваев, гомоном толпы и тошнотворным запахом жаренных в горелом масле беляшей.
— Вы что же, прогуливаете занятия? — Хозяин прищурился. Он был готов вылить на нее лавину обвинений… Вика тряхнула волосами и посмотрела ему прямо в глаза.
— Я не прогуливаю. Я гуляю! — с достоинством проговорила она и с вызовом уставилась на него. Янтарь в глазах хозяина начал плавиться и закипать. Макс оглянулся, словно ища поддержки, и Вика заметила, что хозяин не один. Невдалеке стоял мужчина, постукивая по колену газетой, и наблюдал за инцидентом. Этот тип показался неуместным рядом с хозяином. Нет, мужчина выглядел вполне нормальным, и при других обстоятельствах Вика, возможно, не обратила бы внимания на незнакомца, но… Странный тип был похож на хозяина! Но! Эта похожесть была более сродни карикатуре, чем портрету. Это был живой дружеский шарж на Макса.
— Вот, братец, познакомься: это наша новая Мэри Поппинс.
«Ага! — сообразила Виктория. — Это мистер Протестант собственной персоной. Тот самый „урод“ в семье. Братец».
И лицо ее само собой разъехалось в улыбке. Она протянула руку Протестанту. Тот картинно изогнулся и.., поцеловал ее пальцы. Вика не подготовилась к такой выходке и потому с неподдельным интересом воззрилась на него.
— Ни Кита, — раздельно, делая ударение на последнем слоге, представился тот.
— Это как ни шиша? — догадалась Виктория.
— Вот именно. Поэтому любящие племянницы называют меня просто Кит. Чтобы в имени не звучало отрицания.
— Виктория.
— Вик-то-рия… — повторил Кит и многозначительно взглянул на брата.
Тот слегка поморщился. Поведение брата его заметно коробило. И все-таки как они похожи! И до чего похожесть эта странная, что просто выпячивает различность этих двух типов. Такой феномен встречался Виктории впервые. Кит был того же роста, что и Макс, у него были того же оттенка волосы, только… Те, да не те! У Макса прическа тщательно уложена, волосы как бы построены в ряды — попробуй выбейся! Тебя тут же гелем прилижут, и ни-ни! У Кита волосы были пущены в свободный полет и выглядели небрежно, как, собственно, и весь он. Дорогие, но старые джинсы, потертые на коленках, распахнутая замшевая куртка, из-под которой топорщится рубашка. Шнурок от кроссовки развязался и подметал асфальт. Весь облик Никиты являлся немым вызовом застегнутому на все пуговицы Максу — его галстуку, его сверкающим ботинкам, его янтарным в золоте запонкам, холодному выражению лица. Особенно лица. Все черты у Никиты были те же, что и у Макса, только резче, ярче и выразительнее. — Словно Никиту художник обвел контрастным контуром в завершение работы, а Макса — забыл. На резко очерченном живом лице Никиты сидели как два прицела, готовых к выстрелу, глаза. Если вам когда-нибудь доводилось наблюдать за птицами, например, грачами, то вы наверняка вспомните эти внимательные умные глаза, которые видят далеко и четко. Вы приближаетесь, птица еще не сделала никаких движений, она шарит клювом в траве, а глаза уже косят в вашу сторону, изучают вас. Под взглядом Никиты Виктория невольно почувствовала себя вывернутой наизнанку. Ей захотелось уйти. Макс взял ее за локоть и увел на полшага в сторону. Чтобы, как поняла Виктория, отчитать без присутствия третьего лица. Но «лицо» присутствовало — Вика спиной это почувствовала.
— Надеюсь, вы понимаете, уважаемая Виктория, что вам предстоит возить в автомобиле детей! Детей, а не картошку! Я ясно выражаюсь?
— Я все понимаю. Я…
— Нет, дорогая моя, вы, вероятно, не совсем понимаете, если позволяете себе прогуливать занятия. Конечно, инструктору все равно. Ему платят деньги, и он доволен. Но мне не все равно! И я не позволю…
Вике нечего было возразить и предстояло пролепетать банальное «Я больше не буду», но этот грачиный глаз Протестанта косил в ее сторону с любопытством, а четко очерченный чувственный рот уже готовился искривиться в усмешке.
— Я учту ваши замечания! — сухо отчеканила она и покосилась на братца.
Он отвернулся, задрав голову в небо. Его явно веселила ситуация. Макс рассвирепел от ее ответа. Он снова развел руками и ударил себя по бокам. Но произнести ничего не успел.
— Я могу идти? — поинтересовалась Виктория.
— Да, конечно, — процедил он, и уже когда она медленно удалялась, чувствуя между лопаток два черных прицела, Макс нашел предлог, чтобы окликнуть ее. Вика неторопливо развернулась. — Приготовьте, будьте Добры, к вечеру постель для моего брата. Он будет у нас ночевать. В малой гостиной.
— Непременно, — ответила Виктория и с достоинством прошествовала к остановке.
Глава 6
— Что ты там опять натворила?
Звонила Марина. Вика покосилась на часы. Надо же! Успел нажаловаться жене! Похоже, он шага ступить не может без Марины.
— Выбирала себе тряпки и опоздала в автошколу, — пробурчала Виктория в трубку радиотелефона. — Я тебя предупреждала: в магазине я себя чувствую как в чужом огороде — не могу быстро сориентироваться.
— Ничего страшного не произошло. Просто запомни это — место, где столкнулась с Максом. Там находится его адвокатское бюро. В следующий раз обходи это место стороной.
— Постараюсь, — пообещала Вика, поражаясь тому, что успела в подробностях рассмотреть Максова брата и умудрилась не заметить табличку с обозначением офиса. Хуже того — она не запомнил это место. Она ведь была в это время в Париже, на улице Риволи.
— Ну ты хоть купила что-нибудь?
— Купила, — вздохнула Виктория и покосилась на разбросанные по кровати тряпки. Разве она отважится показаться в этом перед хозяином? Легче голой выступать в стриптиз-клубе. Там хоть тебя никто не смеряет ледяным взглядом и не примется отчитывать как школьницу. Марина что-то подробно вещала ей в трубку, но Виктория думала о своем. Одна мысль о том, что она должна напялить на себя лимонную блузку с сердечком впереди и предстать перед хозяином, вызывала у нее ужас.
Марина выцарапала у подруги обещание не робеть и положила трубку. Вика еще некоторое время постояла, прижимая трубку к груди и обреченно глядя на себя в зеркало. Одно дело — размечтаться, поддавшись минуте, разыграть перед простоватым продавцом светскую львицу. Другое дело — ломать комедию перед Марининым мужем. Из тяжелой задумчивости ее вывел приход Александры. Вернее, не приход, а прилет. Ибо актриса впорхнула, по своему обыкновению, на лету выпрыгнула из сапог и вцепилась в пылесос. «Пора собираться за девочками, — вспомнила Вика. — А так хочется поболтать с Александрой!»
Вика уже стояла в плаще, когда Александра закончила убирать кабинет.
— Ты что сегодня такая хмурая? — поинтересовалась домработница.
— Знаешь, я совершенно деревенею, когда приходится общаться с хозяином, — призналась Вика.
Актриса вышла в коридор. То, что она оставила в покое пылесос, Вику несколько взбодрило.
— Ты не правильно к нему пристроилась.
— Что?
— У нас, актеров, есть такое понятие — «пристройка». Вот например, ты собираешься пойти к начальнику попросить что-то для себя.
— Ну?
— Вошла и сначала смотришь, в каком он настроении. И пристраиваешься к его настроению. Если добрый — в одном тоне разговариваешь, если злой — в другом.
— По-моему, — наш хозяин всегда в плохом настроении.
— Еще бы! Да ему так удобнее. Чтоб ты его боялась. Он тебя раскусил.
— Все равно не понимаю. Что я не правильно сделала?
— В жизни у нас сплошные пристройки. Порой бывает — с самого начала не правильно к человеку пристроишься, и все. Так и будешь мучиться.
— Ничего себе!
— Ну вот представь, ты на вокзале. Ищешь кого-то. Обращаешься к буфетчице, милиционеру, к бомжу. Со всеми будешь одинаково разговаривать?
— Наверное, нет.
— Вот именно. К кому-то пристроишься «сверху», будешь говорить снисходительно, с достоинством. А кому-то будешь в глаза заглядывать. Это пристройка «снизу». А с кем-то наравне.
— Что же мне, можно перестроиться?
— Можно, только это нужно быстро сделать. А если затянешь, а потом вдруг сделаешь, это будет воспринято как хамство. Уяснила?
Виктория пожала плечами. Александра только руками всплеснула:
— Господи! Она еще мнется! Да ты должна сделать так, чтобы это он к тебе пристраивался, поняла? Тебя ведь его жена нашла! Не он. Не дрейфь! Ишь нашли рабыню Изауру! Ты у них днюешь и ночуешь, никакой личной жизни. Крепостное право какое-то. Дождешься, он тебя на конюшие начнет пороть!
— Наверное, нет.
— Вот именно. К кому-то пристроишься «сверху», будешь говорить снисходительно, с достоинством. А кому-то будешь в глаза заглядывать. Это пристройка «снизу». А с кем-то наравне.
— Что же мне, можно перестроиться?
— Можно, только это нужно быстро сделать. А если затянешь, а потом вдруг сделаешь, это будет воспринято как хамство. Уяснила?
Виктория пожала плечами. Александра только руками всплеснула:
— Господи! Она еще мнется! Да ты должна сделать так, чтобы это он к тебе пристраивался, поняла? Тебя ведь его жена нашла! Не он. Не дрейфь! Ишь нашли рабыню Изауру! Ты у них днюешь и ночуешь, никакой личной жизни. Крепостное право какое-то. Дождешься, он тебя на конюшие начнет пороть!
Вечером, после спорткомплекса и прогулки, Вика мыла девочек в ванной. Именно в эти часы общения с детьми Виктория могла побыть сама собой. Напряжение таяло без следа, ощущение покоя и радости заполняло ее. Девочки нравились обе — каждая по-своему. Обаятельная малышка Карина умиляла своей нарочитой взрослостью и одновременно шаловливостью. Рената была интересна любознательностью и разнообразием внутреннего мира.
Вику трогала тень печали, затаившаяся в глазах старшей девочки, и она всячески старалась разогнать эту тень.
Пока Виктория занималась Кариной, Рената стояла рядом и держала полотенца. Когда подошла очередь Ренаты, Карина, уже тщательно вытертая, одетая в пижаму, прыгала на одной ноге и норовила подцепить на ладошку кусочек пены.
— Уйди, Карина! — ругалась Рената, норовя полностью завладеть вниманием Виктории. Ей хотелось поделиться впечатлениями дня, но, пока сестра рядом, это практически невозможно. Эта болтушка не даст сказать ни слова. Сама-то уже выложила все сегодняшние новости и пересказывала вчерашние.
— Карина, детка, ты сумеешь найти в шкафу пижаму Ренаты? — озабоченно поинтересовалась Виктория. — А то у меня руки мокрые.
Тон был выбран правильно — Карина, получив ответственное задание, серьезно кивнула и отправилась в детскую.
— Мне ужасно интересно, чем закончилась вчерашняя эпопея с записками? — шепнула Виктория, и лицо Ренаты просияло.
— Сейчас расскажу!
Наслушавшись Ренаткиных школьных историй, вымыв девочек и уложив их спать, Виктория решила сполоснуться сама. Едва она влезла в ванну, услышала шум в коридоре, голоса — пришел хозяин со своим гостем. Виктория одеревенела прямо в ванне. Еще больше ее сковало, когда она поняла, что они прошли на кухню и расположились там.
В ванной горел только настенный светильник с матовыми стеклами, так что с кухни совершенно не видно, что здесь кто-то есть. А поскольку Виктория сидела в мыльной пене совершенно деревянная и не производила звуков, то и догадаться, что она там, никто не мог. В кухне хлопнули холодильником, звякнула посуда. Она в ужасе подняла глаза к потолку: окно, выходящее из ванной в кухню, было приоткрыто! Виктория обречена теперь сидеть в ванне, пока эти двое не покинут кухню. Шевелиться и обнаруживать себя было поздно — теперь это будет выглядеть по меньшей мере смешно. А она не собирается давать этим типам повод смеяться над собой.
Из кухни потянуло кофе.
— Ты, конечно, можешь жить у меня сколько угодно, — услышала она голос хозяина. — Марины нет, а девочки будут рады. А когда остынешь…
Виктория расслышала сдавленный смешок Протестанта.
— Ты не понял, Макс. Я больше не вернусь к Наталье. Я ушел совсем.
— Ты что, серьезно? Да ты спятил!
— Не бери в голову. Это давно надо было сделать.
— Не могу поверить! Да это единственное, что ты сделал правильно — женился на Наталье. Если тебя что и примиряло с семьей, то это твоя жена.
— О да, тут я согласен — она больше ваша, чем я.
Протестант захохотал, он даже поперхнулся — так брат его развеселил. Макс что-то пробурчал себе под нос.
Виктория подобрала коленки к подбородку, вытянула шею. Ей стало интересно.
— Ну, допустим, ты оставишь Наталью. Но как.., где ты будешь жить? — поинтересовался Макс и тут же уточнил:
— Я имею в виду потом, не сейчас.
— Я тебя понял.
Из кухни потянуло дымком — там курили.
— Я собираюсь заняться дедовым домом. Кстати, ты не надумал продавать свою половину?
— Дедов дом? Ты серьезно? Запрешься в эту глушь?
Что-то шумно передвинули на столе. Виктория начала мерзнуть, но включить горячую воду не решилась. Интересно получилось бы, если б в разгар разговора эти двое услышали в ванной журчание воды.
— Датам, наверное, летучие мыши поселились. Там ведь практически не жил никто.
— Теперь стану жить я.
— У меня пет слов! — Макс шумно поднялся, отодвинул стул.
Виктория не слышала, что ответил Кит, но с облегчением убедилась, что братья покидают кухню. Их голоса недолго доносились из гостиной, а затем все звуки поглотил кабинет. Стуча зубами, она вылезла из ванны и завернулась в полотенце. На цыпочках пробралась к себе и залезла под одеяло. Когда уже проваливалась в сон, услышала скрип дивана в малой гостиной, недолгую возню за стеной, и в приоткрытую дверь ее комнаты вполз чужой запах. Резко обозначенный, как и его хозяин. Запах кожи, сигарет и бензина. Виктория повела носом — так и есть, бензина. Ну и соседство! Вскоре Протестант ровно засопел, зато сон Виктории растворился, как и не было. Она ворочалась, переживая внезапное вторжение. Почему-то она приняла сторону хозяина и тоже осуждала Протестанта. Она сразу отнесла его к тем людям, которые любят выпендриваться по поводу и без повода.
Утром она проснулась от шума в малой гостиной. Хрипловатый голос Протестанта смешивался с повизгиванием Ренаты и хохотом Карины. Виктория поднялась и стала приводить себя в порядок. Настроение было паршивое, и хотелось поворчать. Присутствие нового лица создавало для нее большие неудобства. Чтобы выйти умыться и по другим своим делам, она должна пройти через малую гостиную. В конце концов, Макс мог бы разместить своего родственника и в большой гостиной или же отдать ему свой кабинет. Но вероятно, родственные чувства столь «сильны», что чем дальше друг от друга, тем лучше. А такие мелочи, как соседство малой гостиной с комнатой гувернантки, в расчет не берутся. Зачем? Виктория со злостью выгладила новую лимонную блузку и юбку с разрезом на боку. Нацепив все это на себя, решительно взглянула в зеркало. Не обращая внимания на зверское выражение лица, подобрала волосы заколкой и открыла дверь.
— Дядя Кит, побудь слоном! — кричали девочки в два голоса.
Малая гостиная оказалась перевернутой вверх дном. На полу валялись диванные подушки, плед, вещи Протестанта. Сам он в одних джинсах и босиком бегал на четвереньках из детской в гостиную и назад, а девочки носились за ним, пытаясь оседлать. Вероятно, он изображал бешеного мустанга. «Похож!» — с ядом подумала Виктория. Но его настоятельно упрашивали стать слоном.
— Доброе утро, Виктория Викторовна! — прокричали девочки, проносясь мимо нее.
— Доброе утро, — ответила Виктория, не без интереса созерцая происходящее.
— Бонжур, мадам!.. — Мустанг остановился на пороге, ничуть не смутившись, тряхнул головой и.., превратился в слона! Девочки с готовностью оседлали его, и процессия прошествовала мимо.
Бессовестно окинув Викторию своими шоколадными глазами, нагло играя мускулами голого торса, Протестант провез сестер в детскую. Виктория рванула прочь из гостиной и в коридоре чуть не сшибла хозяина.
— Хотите кофе? — изобразив самую сладкую улыбку на лице, спросила она.
— Не откажусь, — буркнул Макс, заглядывая через ее плечо в детскую. Но процессия уже скрылась там и, вероятно, неторопливо шествовала по улицам знойной и душной Индии.
Пока хозяин плескался в ванной, Виктория орудовала кофемолкой. Технику она освоила и теперь управлялась со всеми этими штучками даже не без некоторого изящества. Она сварила кофе для Макса, как ее учила Марина. Неторопливо поставила на стол чашку, вазочку с печеньем, сливочник и сахарницу. Она стойко выдержала пристальный взгляд хозяина, когда наливала ему кофе.
На лице ее тщательно была нарисована безмятежность. Она даже мурлыкала себе под нос негромко. Хозяин пил кофе и поглядывал на нее. Изучал ее новый имидж. Пристраивался, как говорила Александра. Почему-то присутствие в квартире Протестанта непонятным образом разряжало обстановку. Виктория впервые не чувствовала себя скованной в присутствии хозяина. И она догадывалась почему!
Если Макс считает ее деревенщиной, недотепой и вообще сумасшедшей, то кто он сам, имея такого брата? Его родственник Никитушка даст ей сто очков вперед! Виктории до него ого-го как далеко… Так что нечего зря время тратить на комплексы.
— Послушайте, Виктория, — с ноткой некоторого замешательства заговорил Макс, наблюдая, как она протирает стаканы. — Мой брат поживет у нас какое-то время…