Но Инка как сквозь землю провалилась. Только один раз Ольге показалось, что она видит подругу: сногсшибательный костюм Инки эскортировал какой-то молодой человек гораздо менее презентабельной наружности. Должно быть, лыжный инструктор, вон как ловко они ринулись обходить вешки на слаломе… "
…Погруженная в свои мысли, она даже не заметила, как отошла от всех спусков на значительное расстояние. Все началось с райского уголка, который вчера показал ей Иона: скалы с трех сторон и несколько уступов, заканчивающихся плато. Ольга так ненавидела себя за возможную неверность мужу (гордая кровь Мананы, кровь грузинских князей, отвергала саму мысль о предательстве), что решила съехать вниз по уступам.
Солнце уже заходило за скалы, и снег становился сиреневым, он мерцал изнутри ровным успокаивающим светом, свободным от низменных страстей.
Если я съеду сейчас вниз и ни разу не упаду, все кончится хорошо, мы вернемся в Москву, имя Иона забудется так же, как и сегодняшний кошмарный сон. А в следующий раз мы поедем куда-нибудь в Северную Лапландию, в какой-нибудь заштатный Саариселькя, к собачьим упряжкам, к Санта-Клаусу, к черту на рога…
Или в Венецию.
Конечно же, в Венецию, хрустящую простынями Венецию, самую сладкую постель их любви. Да. А сейчас нужно собраться, помнить, что центр тяжести переносится на внутреннюю лыжу, что же еще? А-а, кой черт, пусть они сами меня несут, эти лыжи, они ведь замечательные, как уверяли продавцы, прыщавые мальчики с каталогами; они ведь «smart ski» <Smart ski — здесь: думающие лыжи (англ.).>, как уверял Марк, пусть тогда и думают за меня. Если она удачно съедет, все будет хорошо. Вот так. Это и есть последнее слово.
Ольга надвинула горнолыжные очки и оттолкнулась палками от склона.
Ну, вперед, пробьемся касками, как любит говорить отец.
Плотный воздух, несшийся ей навстречу, обжигал щеки и оставался далеко позади, лыжи летели по рыхлому снегу, а где-то в диафрагме вдруг зазвенела тоненькая нота торжества: я могу, я могу это делать, я могу… Ольга прошла первый уступ, послуживший ей маленьким трамплином для второго.
Как говорил Иона — вдохновение, только вдохновение; а Марк говорил — драйв! Нужно полностью довериться лыжам, полностью довериться полету, полностью довериться себе самой — и тогда все получится. Не думать о том, как пройти поворот, — просто пройти и все.
Теперь она срезала поворот, уменьшила его радиус — и все получилось! Сердце готово было выпрыгнуть из груди: все получилось! Второй уступ был пройден, трамплин оказался даже чуть повыше, она почти упала на бок и прижалась к лыжам, как прижимаются к любовнику, перед тем, как закрыть глаза… И чиркнула палками по склону, может быть, чуть сильнее, чем это было необходимо. Палки придали движению еще большее ускорение — теперь она летела навстречу плато.
Все.
Все, она прошла, она загадала — и выиграла. Иона будет навсегда изгнан из храма, жалкий фарисей, братоубийца! Иона будет изгнан, а она выиграла!
И как только она подумала об этом, плато осталось позади:
Ольга вылетела из него и помчалась дальше, вниз по склону, по девственно-чистому сиреневому снегу. Это никак не входило в ее планы: должно быть, скорость была слишком высокой. Ей хватало сил, чтобы нестись дальше, но не хватило мастерства, чтобы остановиться. Склон же становился все круче и круче, но, странное дело, она перестала бояться его.
Будь что будет, именно этого здорового авантюризма ей не хватало в жизни, именно этих острых ощущений…
И все-таки она упала.
Упала, неловко завернув, пытаясь объехать одинокую сосну. Падение не было ни страшным, ни болезненным: в самый последний момент ей удалось сгруппироваться. Лыжи простили ей ошибки в скольжении и неопытность. Но она все-таки по касательной задела сосну и потеряла палку, только и всего. Отличную палку.
Только о ней думала Ольга, сидя в снегу. Уже потом она ощупала себя: вроде бы все в порядке, никаких повреждений.
Когда дрожь от падения унялась, она подняла голову и осмотрелась. Впрочем, что-либо увидеть в сумерках было не так-то просто, в глаза лезли только злополучная, искореженная временем сосна и скалы — справа и слева от Ольги.
Она понятия не имела, где находится: ей казалось, что Спуск длился полчаса, не меньше. Впрочем, время имеет тенденцию сжиматься и растягиваться, так что не стоит особенно доверять своим ощущениям.
Судя по всему, «Роза ветров» где-то справа. Если попытаться подняться наверх…
Ольга с сомнением посмотрела на однообразный склон.
"Нет, такую высоту, заслоненную скалами, ей не осилить. Но если попытаться обойти их и двинуться направо…
Для начала нужно найти палку.
Ольга обшарила все пространство в радиусе нескольких метров, проклятая палка как в воду канула. Но и оставаться здесь было бессмысленно. Недавнее счастливое ощущение полета и полного внутреннего освобождения сменилось легкой паникой: только этого не хватало. Нужно взять себя в руки, подняться и пойти. Черт ее дернул совершать такие рискованные променады на ночь глядя! Ольга поднялась в сгущающихся сумерках и покатила вдоль скал. Она даже приспособилась к одной палке, но спустя некоторое время поняла, что от лыж лучше отказаться: рядом со скалами почти не было снега: здесь скорее пригодились бы альпинистские ботинки с шипами. Ольга отстегнула лыжи и взвалила их на плечо — идти стало легче, хотя она до сих пор сомневалась в правильности выбора направления.
К ночи похолодало, и это стало серьезно беспокоить Ольгу. Не хватало еще замерзнуть на этом фешенебельном курорте, заплатив бешеные бабки за путевку и снаряжение! От этой мысли ей даже стало весело. Что ж, она замерзнет, но зато и Ионе не придется входить в дом ее тела, тщательно вытирая ноги при входе.
Главное — не паниковать. Помни, ты дочь своего отца, а он вовсе не порадуется, когда узнает, что ты бездарно замерзла, заблудилась, не нашла выхода из создавшегося положения.
Ольга шла, пока не выбилась из сил, а скалы все не кончались.
Стоп.
Нужно где-нибудь передохнуть и оценить ситуацию. Она вплотную приблизилась к скалам и спустя несколько минут нашла то, что искала: небольшую нишу, которая может послужить ей временным пристанищем. Ольга прислонила лыжи к черной поверхности скалы и присела на корточки. Самое время, чтобы подумать. Ольга похлопала по карманам своего костюма. Слава богу, сигареты и зажигалка лежали на своем месте.
В Москве она редко курила, да и за все время пребывания в «Розе ветров» выкурила не больше пяти сигарет. Но сейчас именно та ситуация, когда стоит сделать пару затяжек. Она достала начатую пачку «Мальборо», выбила сигарету и, щелкнув зажигалкой, с жадностью затянулась. Огонек сигареты успокаивал ее и давал возможность спокойно размышлять.
Минут через сорок станет совсем темно. Значит, до наступления ночи у нее остается время. Будь реалисткой, Ольга, спуск занял двадцать минут, не больше. Ты все время двигалась по прямой вниз. В самом начале спуска «Роза ветров» оставалась справа. Десять минут ушло на фуникулер. Ольга взяла палку и нарисовала прямо на снегу некое подобие схемы. В ее центре лежал квадрат. Нижняя правая его точка означала место подъема фуникулера. Верхняя правая — начало трассы. Верхняя левая — то место, откуда она начала свой полубезумный отчаянный спуск. Нижняя левая — ее нынешнее местоположение. Квадрат — очень ясная геометрическая фигура, она может успокоить кого угодно. Похоже, что «Роза ветров» и нынешнее место ее пребывания находятся где-то на одной прямой.
Ольга приободрилась и улыбнулась самой себе: иногда и гуманитарии способны к точным логическим построениям!
Ольга откинулась назад и прислонилась к скале — и тотчас же услышала, как что-то звякнуло.
Ну конечно же, ключ от их коттеджа.
Ключ от коттеджа, который она не отдала портье, а прихватила с собой, когда вернулась, чтобы взять лыжи. Тогда, после бегства от Ионы, спустя двадцать минут Ионы уже не было у коттеджа, хотя она втайне надеялась (предательница, предательница, предательница!), что он будет ждать ее…
А теперь ключ выскользнул из кармана. Не хватало, чтобы она потеряла его — так же, как потеряла лыжную палку! Ольга наугад пошарила рукой по снегу: проклятый ключ не находился! Но ведь он не мог отлететь далеко. Она встала на четвереньки и поднесла к снегу зажженную зажигалку. Слава богу, — ключ сразу же нашелся, он тускло поблескивал у самой скалы.
Ольга сунула его в карман и только теперь заметила, что огонь зажигалки странно отклонился к скале. Его как будто что-то потянуло к гладкой поверхности камня. И это при полном-то безветрии! Но спустя секунду такое странное поведение огня получило вполне реальное физическое объяснение: у самого основания скалы Ольга увидела узкую щель, едва заметную в снегу. Она наткнулась на щель случайно, только потому, что искала ключ и воспользовалась для его поисков зажигалкой. Ольга машинально сгребла перчаткой верхний слой снега, и щель расширилась.
Ничего себе, пещера Али-Бабы!
Заинтригованная, она принялась отбрасывать снег, и спустя минуту щель превратилась в лаз. В него вполне мог протиснуться человек.
Ольга колебалась недолго: похоже, затяжной вечерний полет по снежной целине задел в ней какую-то доселе неведомую авантюрную струну. А вдруг там, внутри скалы, действительно пещера Али-Бабы, несметные сокровища, золото скифов, золото рейха, золото партии?.. Она скользнула вниз, даже не задумываясь о последствиях.
…Спуск оказался совсем пологим и не занял больше нескольких секунд. Оказавшись внутри скалы, Ольга снова зажгла зажигалку.
Вот это да!
Рядом с ней, у правой стены, лежала связка факелов. И большой коробок охотничьих спичек в целлофановом пакете.
Возбуждение Ольги достигло крайней точки. Она вытащила из пакета спички и взяла один из факелов. Когда ярко вспыхнувшее пламя осветило все вокруг ровным светом, Ольга увидела прямо перед собой узкий коридор, похожий на штольню. Коридор уходил в глубь скалы, и Ольга двинулась по нему. Шла она недолго, коридор же постепенно расширялся и наконец превратился в довольно большой зал с низкими сводами. Очертания зала терялись в темноте, так что Ольга даже представить не могла его реальной величины.
Справа от входа она заметила какой-то странный механизм: алюминиевые соединения трубок, чем-то неуловимо напоминающие самые обычные, вполне невинные мелиоративные машины. Но то, что она увидела спустя секунду…
Факел в ее руке преобразил зал.
Он ожил, заиграл нестерпимо ярким светом: только теперь Ольга поняла, от чего идет этот свет.
В самом центре зала жил своей собственной жизнью ее собственный, увиденный только сегодня кошмарный сон.
Она еще не до конца поняла это, но уже почувствовала.
Холодея от страха, на подломленных ногах, она медленно приближалась к своему сну, и факел в ее руках дрожал.
Это был самый страшный музей, который только можно себе представить. Музей одной-единственной, но совершенной скульптуры.
Сначала Ольга так и восприняла это — как скульптуру. Как маленькую часть того ледяного городка, который так страшно напугал ее… Но там был только лед, самый безобидный лед, только и всего. Лед, осколки которого вполне сгодились бы для бокала с мартини. Сплошной лед без всяких изысков.
Под этим же льдом была смерть. Она поняла это, как только подошла поближе: семь человеческих фигур из льда, застывших в самых разных позах. С той лишь разницей, что это были не просто искусно сделанные фигуры.
Каждая из фигур когда-то была человеком.
Нет, это и были люди!
Когда Ольга поднесла факел к первой фигуре, то сквозь толщу льда проступило лицо, искаженное мукой. Отблески огня играли на гладкой поверхности и делали мертвые черты живыми: широко открытые остекленевшие глаза, темная прядь, упавшая на лоб; человек подо льдом был абсолютно голым.
— Хорошо развитая грудь, темные пробоины сосков, впалый живот, завитки волос в паху — греческая скульптура, совсем мальчик, юный Ганимед, обносящий вином небожителей…
Ольга закричала.
Ее крик, отраженный стенами зала и равнодушным льдом, вернулся к ней, тысячекратно усилившись. Но даже этот исполненный отчаяния крик не нарушил ужасающий покой мертвого человека, который был так не похож на мертвого.
…Женщина смотрела прямо на Ольгу. В отблесках огня ее глаза казались живыми. Тоже обнаженное тело, которому уже безразличен холод. Какой-то неведомый Ольге сумасшедший скульптор идеально чувствовал плоть: линии тел были сохранены и любовно повторены во всех изгибах, хотя ледяная корка была довольно плотной: ничего лишнего, абсолютно гладкая поверхность. Женщина сидела у ног еще одного мужчины. Сколько она просидела здесь, после того как умерла?
Или была убита?.. Кем-то, кто создал этот Пантеон, кто снял с них одежду… Ведь, когда они были живы, — у них была одежда… Конечно же, у них была одежда… Может быть, они стоят здесь уже несколько веков, может быть, это жертвенный алтарь какого-то древнего народа, позднее превратившегося в птиц… Нет, нет — Ольга явственно увидела на шее женщины тонкую золотую цепочку и сережки в ушах: маленькие сверкающие листики, точно такие же подарил ей отец на шестнадцатилетие…
Факел дрогнул в ее руках и осветил мужчину, у ног которого сидела женщина.
Она уже видела это лицо. Только где?
Фотография! Ну конечно же, фотография, которую ей показывала подвыпившая Наташа. Парень с фотографии, Кирилл, пропал за пять дней до их приезда в «Розу ветров», тогда все они думали, что его накрыло лавиной…
Ольга лихорадочно пыталась сохранить остатки мутнеющего сознания: если сейчас она упадет в обморок, то может не очнуться никогда. И будет смотреть на кого-то, кто придет после нее, такими же мертвыми глазами.
Должно быть, она слишком близко поднесла факел к лицу Кирилла: лед потек, и его совершенство сразу же нарушилось. Освободившееся от плена лицо было пугающе живым и близким: холод — самый надежный спутник вечности, только теперь она по-настоящему поняла это. На нем застыла удивленная улыбка.
Чему же он улыбался перед смертью?
Ольга больше не могла справляться с собой: находиться здесь, среди мертвых тел, в их братской ледяной могиле, было совершенным безумием.
Безумие.
Конечно же, она безумна, и сны ее так же безумны, как и она сама, — но нужно попытаться вырваться из этого сна…
Нужно сделать волевое усилие — и нырнуть в реальность, в смятые простыни, на которых деликатно спит никогда не храпящий Марк…
Но сон не хотел уходить: лицо Кирилла так же парило над ней, как и губы цыганки.
Просыпайся, просыпайся же!..
В отчаянии она провела ладонью над факелом, и руку сразу же обожгла резкая боль. Ничего не изменилось, она по-прежнему стояла перед ледяным Пантеоном. Незначительные детали лезли ей в глаза — только для того, чтобы узаконить ее присутствие в этом кошмаре: маленькая ссадина на скуле Кирилла, сережки и цепочка женщины, закованной в лед, завитки волос в паху юного Ганимеда. За ними стояли еще четверо, но приблизиться к ним у Ольги не хватило сил.
Она не помнила, как бросила факел, как сама бросилась вон из страшного склепа, как вырвалась на волю, царапая ногтями снег.
Она бежала, проваливаясь в снег по колено, она бежала до тех пор, пока, обессиленная, не рухнула в какую-то лощину и не потеряла сознание…
* * *Тепло.
Слава богу, тепло.
Как тепло в глубине, в толще воды, куда почти не доносятся голоса. Нет-нет, только голос. Один-единственный голос…
— Кара! Ты слышишь меня, кара?!
Сознание медленно возвращалось к ней — вместе со светом, струящимся сквозь веки. Это не был мертвый свет льда, нет. Только поняв это, Ольга решилась открыть глаза.
Она лежала на кровати, в своем коттедже, а рядом с ней, осунувшийся и побледневший, сидел Марк. Ольга заплакала.
Марк бросился к ней, обнял за голову, прижавшись губами к ее волосам.
— Как же ты нас напугала, кара!
— Марк…
— Я чуть не умер… Как ты могла! Как ты могла так поступить с нами? Так поступить со мной! Отправиться одной, на ночь глядя… Я больше никуда тебя не отпущу… Это я, я во всем виноват…
— Нет, ты не виноват…
— Мы искали тебя всю ночь. Только к утру нашли. Счастье, что твой костюм и куртка были с подогревом, иначе ты бы замерзла насмерть…
Марк судорожно вздохнул, кадык его беспомощно дернулся.
— Никогда, никогда больше тебя не оставлю.
Путаясь и сбиваясь, он рассказал ей, что, обеспокоенные ее долгим отсутствием, они отправились на поиски: он, Иона, его горноспасатели, даже Инка. «Милая Инка, — подумала Ольга, — моя единственная подруга…» Кто-то из последних уходящих с трассы горнолыжников видел ее у трех скал, оттуда они и начали поиск. Ее нашли Влад и Иона, ближе к утру, в какой-то лощине, занесенную снегом (ночью, оказывается, прошел снег). Ни лыж, ни палок с ней не было. Только пачка мятых сигарет, зажигалка и ключ от коттеджа. На ее левой ладони был сильный ожог: очевидно, она пыталась прикурить или развести огонь…
Ольга машинально поднесла к глазам забинтованную руку.
Она обожгла ее факелом там, в жуткой пещере. Значит, это не было сном! Все, произошедшее с ней, не было сном! Она вспомнила лицо мертвого Кирилла так явственно, что оно на секунду даже заслонило лицо Марка. Ольгу начала бить мелкая дрожь.
— Что с тобой, кара? — Даже руки Марка не могли спасти ее от воспоминаний.
Наконец-то она разлепила губы:
— Ты помнишь мой кошмар, Марк?
Его брови удивленно приподнялись: не самое лучшее время вспоминать о страшных сновидениях, когда она спаслась так счастливо и так случайно!
— Ты помнишь?
— О чем ты говоришь, кара?
— Вчерашний кошмар… Я говорила тебе, я обо всем тебе рассказала… Помнишь о людях из моего сна? Они были закованы в лед… Ты помнишь?
— Не нужно об этом.
— Нет, нужно. Потому что это не мой сон. Потому что это правда.