- Это я, - тихо сказал ей Шамхал. - Не шуми. Быстрее зажги лампу и проведи ее внутрь. Бедняжка совсем продрогла. Все платье мокрое.
Салатын не узнала девушку, которая стояла в тени, да к тому же завернувшись в чоху.
- Кто она?
- Гюльасер. Не шуми!
- Гюльасер? Шамхал, что ты наделал?
- Не болтай лишнего. Делай то, что я тебе говорю.
Салатын зажгла лампу. Шамхал подтолкнул вперед Гюльасер и позвал сестру:
- Если у тебя есть лишнее платье, дай ей, пусть переоденется.
Они прошли в комнату. Салатын с жалостью посмотрела на посиневшую от холода девушку. У той зуб на зуб не попадал.
- Послушай, что произошло?
Гюльасер вспыхнула, как ребенок, и бросилась к Салатын, она обняла ее и заплакала.
- Да буду я твоей жертвой. Посоветуй, что мне делать?
- Что советовать? Ведь ты уж пришла.
- Он не тронул меня. Может, не поздно, может, я могу еще вернуться домой?
Теперь покраснела Салатын. Ей было и жалко Гюлъасер и стыдно за брата. Все у них не как у людей. Но если бедняжка сейчас вернется домой, это будет для нее в тысячу раз хуже. Подумают, что она уже была с пороком, потому и возвратили после первой же ночи. Ее закидают камеями. Прольется кровь. Вспыхнет вражда, месть. Нет, возвращаться Гюльасер никак нельзя. Что сделано, то сделано - не вернешь.
Словно опытная и мудрая женщина, Салатын стала утешать Гюльасер, а под конец твердо сказала:
- Никуда ты теперь не пойдешь. Ты что хочешь, что бы над тобой смеялось все село?
В то же время Салатын была зла на брата. Не посоветовавшись ни с кем, привел в дом жену. Совсем потерял голову. Хорошо, если у отца после этого не разорвется сердце, но что-то и радовало Салатын. Ее брат женился! Разве этого дня она не ждала столько времени? Разве не она частенько дразнила Шамхала, спрашивая: "Ну, когда приведешь невесту?" Зачем же она злится? Надо радоваться и смеяться, а не хмурить брови. Салатын огорчало то, что брат женился без подобающей пышной свадьбы, а просто выкрал бедную девушку. Салатын мечтала танцевать до упаду на свадьбе брата. Но что же делать? Гюльасер нравилась ей давно. Они виделись редко, но в их отношениях было что-то такое, что заранее сблизило их.
- Ну хорошо, хватит реветь. Не к чужим же пришла.
- Ведь я не хотела так... Это он...
- Кто знает, может, это и к лучшему.
- Я не виновата, не ругай меня.
Салатын вдруг словно очнулась. Спохватившись, она обняла и поцеловала Гюльасер.
- Ну, что ты! Добро пожаловать! Пусть будет счастливым твой приход. Пусть аллах вместе состарит вас. И еще, не притворяйся, пожалуйста, ведь я знаю, ты давно мечтала об этом. О чем же плакать?
Салатын как будто подменили. Куда делась недовольная, сердитая и холодная Салатын? Перед Гюльасер стояла прежняя ее веселая, бойкая, с задорными глазами подружка. Она быстро открыла сундук и достала сухое платье.
- Господи, как ты вся дрожишь! Совсем посинела, возьми и сейчас же переоденься. Еще простудишься да заболеешь, вот будет позор Шамхалу, скажут, застудил девушку, вместо того чтобы согреть.
Эта легкость и веселость подействовали на Гюльасер. Она тоже улыбнулась и повеселела. Кое-как стащила мокрую кофточку. Оказывается, рубашка тоже намокла. Сквозь прилипшую ткань живо и выпукло прорисовывалось крепкое тело: округлые плечи, молочно-белая грудь с темными пятнами сосков. Гюльасер, почувствовав на себе пристальный изучающий взгляд Салатын, застыдилась и загородилась скомканным платьем.
- Прошу тебя, отвернись, я сменю рубашку.
Подруги не раз, конечно, видели друг дружку совсем без одежды. Вместе росли с самого детства, вместе купались в Куре. Раздевались, не стесняясь, а иногда, разбаловавшись, шутя топили друг дружку, хватаясь за плечи, за грудь.
Но сейчас Салатын увидела свою подругу глазами брата Шамхала, и непонятное волнение охватило ее.
- Хорошо, раздевайся, я отвернусь. - Она отошла к нише и начала разбирать постель.
Послышались шаги Шамхала. Салатын бросилась к двери и загородила ему дорогу.
- Подожди. Пусть она переоденется. Успеешь еще.
Отогнав брата, Салатын постелила на тахте постель на двоих, положила рядышком две подушки. Потом поцеловала Гюльасер и хотела уйти.
- Не уходи, я боюсь.
Салатын рассмеялась, еще раз поцеловала девушку и вышла из комнаты.
Когда появился Шамхал, Гюльасер так растерялась, что забыла все, чему ее учили в свое время женщины. Например, она не наступила Шамхалу на ногу и тем самым навсегда упустила возможность главенствовать в доме.
Шамхал, видя, что Гюльасер забилась в угол комнаты и стоит там дрожа, спокойно, уже по-хозяйски распорядился:
- Раздевайся и ложись. Чего дрожишь?
Она не помнила, как юркнула под одеяло и оказалась рядом с чужим, горячим и беспощадным телом.
10
Салатын провела беспокойную ночь. Только под утро она забылась сном. Но тут уж загорланили петухи, шумно полетели с насеста куры, замычали коровы. Салатын слышала все это сквозь сон, но проснуться и встать не могла. Пожалуй, это было первое утро, которое она проспала. Свет, упавший сквозь щели на лицо и глаза, и то не мог разбудить ее.
Шамхал тоже впервые видел сестру спящей, когда все уже встали. Он, проходя мимо, долго глядел на нее и понял, что она очень устала после всех событий в доме. Она и спала-то, не сняв платья. Однако надо было сестру будить.
- Вставай, приготовь что-нибудь поесть.
Салатын открыла глаза, но, как видно, не понимала спросонья, где находится, и недоуменно глядела на Шамхала. Потом ее глаза затуманились, сузились, она хотела снова заснуть. Она даже повернулась на бок, но, опомнившись, откинула одеяло и вскочила на ноги. Оправила подол смятого платья, рукой отвела назад упавшие на лицо волосы.
- И к ней спустись, - распорядился Шамхал.
Салатын только сейчас все вспомнила и поэтому сразу же поняла многозначительный тон брата. Лишь теперь она увидела, что Шамхал держит в руке ружье.
- Ты скоро вернешься?
- Немного поброжу.
Шамхал бодро перекинул винтовку за плечо и вышел на улицу. Салатын смотрела вслед брату, и ей было странно, что за одну ночь он так изменился. Его плечи как будто стали шире, рост выше, походка тяжелее, движения медленней. До вчерашнего дня он был быстрый и угловатый, как мальчишка, а теперь стал солидным и спокойным, как аксакал.
Эта перемена, скорее почувствованная, чем увиденная в брате, и обрадовала и опечалила Салатын. "Совсем мужчиной сделался наш Шамхал. Прощайся с детством, прощайся с юностью, прощайся с беззаботностью. Скоро и твоя очередь, Салатын".
Девушка взяла из костра тлеющую головешку и развела огонь. Поставила кастрюлю, развела самовар, подмела двор. Она все оттягивала ту минуту, когда нужно будет войти в комнату Гюльасер и поглядеть ей в глаза. Несколько раз она подходила на цыпочках к двери, но каждый раз сердце ее начинало биться, и она возвращалась назад. До вчерашнего дня они были подруги, вместе гуляли, а теперь незримая черта разделила их. Теперь между ними большая разница. И вот Салатын не знала, как войти первый раз в комнату бывшей подруги, какие слова ей сказать.
Гюльасер тоже затаилась в своей комнате, даже не шевелилась там. Может быть, и ей стыдно выйти на свет божий, на утреннее солнце, на глаза Салатын и вообще всех людей. Солнце между тем поднималось все выше. Салатын два раза разогревала и кастрюлю с едой и чай, а Шамхал все не шел и Гюльасер не выходила из своей комнаты. Вдруг на дворе появилась тетя, сестра Джахандар-аги Шахнияр.
- Как ты здесь оказалась, тетя? - с недовольным удивлением воскликнула Салатын.
- Все разбежались кто куда. Должен же вас кто-нибудь собирать.
Шахнияр обняла и поцеловала племянницу в виски и в лоб. Потом она деловито заглянула в кастрюлю, в чашки, посмотрела на тахту, во все углы, остановилась перед закрытой дверью.
- Почему же до сих пор дрыхнут хозяева этой жалкой лачуги? Скоро полдень. Разве можно так долго спать?
- Ты о ком, тетя? - с невинным видом спросила Салатын.
- Как это о ком? О женихе и невесте.
- Ты... знаешь? Откуда?
- Земля слухами полнится.
Салатын обмерла. Она не думала, что это событие так скоро будет известно всем. Ей показалось, что сейчас, вслед за тетей, сюда придут все жители села и будут смеяться. Болыпе всех девушка боялась отца. Салатын знала, что отец страшно рассердится на сына за эту женитьбу. Но тут же мелькнула мысль: "Может, тетя берет на пушку и только прикидывается доброй, а когда узнает обо всем, поднимет скандал?" Шахнияр заметила, что девушка чего-то боится.
- Э-э, что с тобой? Почему ты так побелела?
- Да стану я твоей жертвой. Знает ли об этом отец?
- Ну и что, если знает?
- Вспыхнет ссора, прольется кровь.
- Ничего не случится. И потом никто ничего не знает, кроме меня.
- А тебе кто сказал?
- Таптыг.
- Он проговорится еще кому-нибудь?
- Не проговорится, я его предупредила.
- Чем только все это кончится!
- Чем только все это кончится!
- Не думай о плохом. Иди, разбуди молодых, хватит им спать.
- Брата нету.
- А куда он ушел?
- На берег Куры.
- Ах, вот как?... Тогда чего же мы здесь стоим, пойдем к ней.
- Жалко. Пускай поспит.
- С чего это ей так долго спать?
Шахнияр засмеялась. Она вообще любила посмеяться. На ее щеках в это время выступали красные пятна, а маленький подбородок совсем утонул во втором, благоприобретенном. Яркие губы, растягиваясь, выгибались уголками кверху, обнажая ровные, белые зубы. Золотая цепочка на шее с мелкими золотыми монетками начинала звенеть, складки атласного платья, вышитого блестками, начинали колыхаться, потому что колыхалось все ее пышное, дородное тело.
- Нехорошо нам самим заходить, подождем Шамхала.
- Э, кто такой Шамхал! - Новый приступ смеха заколыхал тетю. Она подмигнула Салатын. - Пока его нет, пойдем поглядим, что он там натворил.
Оказывается, Гюльасер давно сложила и убрала постель и теперь сидела на краешке тахты. Она съежилась под взглядами вошедших и, кажется, была бы рада превратиться ну хоть в маленькую ящерицу, чтобы юркнуть куда-нибудь в щель.
Шахнияр критически оглядела комнату. Тщательно выметенный пол, постель, аккуратно сложенную в нише, ковер, разостланный на полу, коврики, развешанные по стенам. Ей понравилось, что невестка, встав пораньше, прибрала комнату. Она закрыла за собой дверь и пошла вперед.
Гюльасер не знала, что и делать. Может, сидеть, как и сидела, сжавшись в комок, может, подняться и упасть в ноги Шахнияр? Что сейчас скажет ей эта женщина? Может, схватит ее за косы и выбросит во двор? А может, обнимет и поцелует?
Пока Гюльасер раздумывала, не зная, на что решиться, Шахнияр подступила к ней. Положив руки на бедра, она посмотрела сверху вниз на совсем съежившуюся девушку и жалостливым голосом возгласила:
- А ну вставай, погляжу на тебя! За какие такие прелести полюбил тебя сын моего брата?
Гюльасер спустила ноги с тахты и встала. Она не знала, что нужно отвечать на такой вопрос, и потому молчала, опустив голову. Она ожидала каких-нибудь тяжелых, оскорбительных слов. Шахнияр между тем разглядывала ее со всех сторон, удовлетворенно чмокая. - Хм, неплоха. А ну повернись вот так... Красивая девчонка, честное слово, я говорю правду. Оказывается, наш дурень со вкусом. Что отводишь глаза? А ну посмотри на меня, не стесняйся. Разве это не случается с каждой из нас? Эх, дуреха, ничего ты не понимаешь. Быть бы мне снова девушкой и выйти замуж!..
- Тетушка, перестань! - вступилась Салатын.
- А что случилось? Что я сказала? Разве плохо выходить замуж? Ей-богу, все мы хотим. Если ты встретишь парня с закрученными усами, разве ты не согласишься выйти за него замуж? Ну, что смеешься? Кажется, тебе это понравилось?
- Ради бога, не стыди нас.
- Ничего, вас не застыдишь! - Она снова повернулась к Гюльасер. - Ты не слушай ее, доченька, юность прекрасна. В особенности если у тебя красивый муж. По ночам, когда, обнявшись, лежишь в постели, водой и то невозможно разъединить. Хочется съесть его, как свежий мед. Но что поделаешь, мне не посчастливилось... Да пойди ты к свету, пожалуйста... Я хочу посмотреть на твое лицо. Ишь ты, как почернело у нее под глазами. Наверное, этот шайтан измучил тебя за ночь, не так ли? Пусть только вернется, уж задам ему!
- Тетушка, перестань, не стыди ее.
- О чем ты говоришь? Какой стыд? Тот, кто сумел выйти замуж, уже не стесняется.
Шахнияр, вздохнув, присела на тахту. Притянула к себе Гюльасер.
- Что ты молчишь и хмуришься, разве ты вышла за плохого парня?
- Ей-богу, откуда мне знать?
- Не вздыхай, доченька, каждая девушка рано или поздно должна оказаться в руках парня. Ты хорошо сделала.
- Если бы все думали так, как вы!
- Ну и пусть их... Да перейдут все мои горести в их сердца! Лишь бы муж любил, об остальном не беспокойся. И не изводи себя, ты девушка сдобная. Шамхал от тебя не отстанет. Но и ты должна уметь держать мужчину в руках. Всякий мужчина похож на кошку. Если погладить его, приласкать, то все в порядке. Не дай бог идти наперекор ему, слышишь? Можно и пококетничать с ним. Разве он сможет устоять перед кокетством такой красавицы!
- Тетушка, прошу вас, не заставляйте меня краснеть.
- Зачем краснеть, доченька, я говорю правду. Если мужчина не разбирается в женском кокетстве, то он напоминает осла. Вот, послушай-ка.
Она взяла в руки косу, которая сползла с ее плеча на грудь, изобразила из косы саз и стала кружиться по комнате, подражая ашугу. Тихим, но приятным голосом она запела.
Кончив петь, Шахнияр захохотала. Все еще кружась, она подошла к тахте, села. Тяжесть, давившая на сердце Гюльасер, исчезла. Салатын тоже смеялась.
- Ты, оказывается, совсем ашуг, тетушка. Как хорошо ты поешь.
- Я веселюсь с горя, доченька. А люди за это считают меня легкомысленной.
- Слава аллаху, чем ты хуже других, тетушка? Ты богата, ни в чем не нуждаешься.
- Эх, доченька, на что мне богатство! Будь у меня муж с лихо закрученными усами, не надо бы мне никакого имущества.
- Кто тебе мешает выйти замуж?
- Ты думаешь, с каждым, кто носит папаху, можно положить голову на одну подушку? Да перейдут мои горести в их сердца, большинство из них не достойны считаться мужем. Мужчина должен быть сильным и страстным как сокол. А зачем тебе смирный вол, который сидит около тебя целый день, словно наседка.
- Тетушка, только не сердись, я давно все хотела спросить у тебя. Ты сама выбирала покойного дядю
Абила?
- Нет, доченька, - сказала женщина, глубоко вздохнув. - Парень, которого я любила, боялся моего отца. Он, как у нас говорят, не мог показаться ему на глаза даже краешком своей папахи. Насильно выдали меня за Абила. Покойник был неплохой человек, кое-как жили. Но аллах и его посчитал для меня излишней драгоценностью и отправил его в черную землю. Теперь осталась я одна под черным потолком. Сама не знаю, вдовой мне себя считать или невестой.
Салатын почувствовала, что тетка сейчас расплачется. Чтобы отвлечь ее от грустных мыслей, она обняла Шахнияр.
- Полно, тетушка, ты еще не старая.
- Так-то так, но время проходит. Пока можете, веселитесь, чтобы потом не жалеть.
Вытерев слезы, Шахнияр постаралась улыбнуться.
- Хватит, заговорили меня, заставили прослезиться. Я пришла сюда не за этим, а для важного дела.
Она скользнула взглядом по постели, аккуратно сложенной в нише. Затем осторожно тронула Гюльасер.
- Покажи, чиста ли ты досталась Шамхалу.
- Тетушка!.. - вспыхнула Салатын.
- Ты занимайся своим делом, а я буду своим. Ну, что стоишь?
Гюльасер готова была провалиться сквозь землю, но, чтобы не вызвать подозрений, тоже покосилась в сторону сложенной постели.
Салатын не выдержала и пошла вон из комнаты. Она остановилась в дверях. Шахнияр быстро и ловко стала копаться в постели, нашла там простыню и вдруг, словно резвый пятилетний ребенок, выскочила на середину комнаты с радостно поднятыми вверх руками и пустилась в пляс. Гюльасер закрыла было лицо руками. Но торжествующая Шахнияр схватила ее за руку, вывела на светлое место, оглядела ее всю еще раз и начала шумно чмокать в обе щеки.
- Да будет светлым твое лицо. Отдам тебе в жертву всю свою жизнь. Оглядывая Гюльасер, она словно впервые увидела ее босые ноги, ее старенькое застиранное платье. Она сняла с пальца кольцо с яхонтом, потом с полной белой руки стянула браслет.
- Это твое обручальное кольцо, бери. А это подарок от меня, бери и его. Чего у тебя еще не хватает?
Салатын решила заступиться и защитить достоинство бедной девушки. Кроме того, она подумала, что Шамхал заругает свою молодую жену за эти подарки.
- Тетушка, у нее все есть. Зачем ей еще одно кольцо и еще один браслет?
- Тогда почему она в таком виде? Где ее белое свадебное платье? Ну-ка открывайте сундук, покажите мне!
Салатын подняла крышку сундука, где лежали ее собственные платья. Тетушка решительно отстранила ее. Вытащив одно из шелковых платьев племянницы, она бросила его Гюльасер и приказала:
- Надевай, оно подойдет, вы обе одного роста.
- Мне ничего не нужно.
- Бери, бери, - вмешалась и Салатын. - Мое или твое, какая разница?
Шахнияр сама раздела Гюльасер. Надела на нее новое платье, туфли. Не забыла и кольцо с браслетом. Она сняла с себя также серебряный с позолотой широкий пояс.
- Возьми, погляжу, к лицу ли? Вот так. Теперь ты стала писаной красавицей. А ну подожди, подожди. Вот возьми еще эти золотые мониста. Тут три ряда. Покойный привез их из Тифлиса, купил у какого-то лезгина-ювелира. Особенно хорошо они выглядят на черном бархате. Повяжешь под келагаем. О, ты раскрылась, словно роза. У тебя нет дырочек в ушах? Почему? Уж в ушах-то можно было проделать дырочку и до замужества. Может, ты хочешь ходить без сережек? Я не позволю. Я сама все исправлю. Сейчас же сделаю дырочки в ушах и повешу серьги. Салатын, помоги-ка мне, принеси иголку, нитку и немного золы.