- Ну что там? Отчего такой шум? Кто это был? Где он?
- Не смогли поймать, хозяин. Я хотел перерезать ему путь, но он успел броситься в воду.
- А ты бы умер, если бы бросился за ним?
- Честно говоря, испугался.
- Чего?
- Трудно безоружному преследовать человека с винтовкой в руках.
- А что у тебя висит на поясе?
- Кинжал - не винтовка. Им нельзя убить на расстоянии. Хозяин, если бы у меня была винтовка, он не убежал бы от меня. Я был на расстоянии выстрела от него, но что делать? Пока я доскакал до обрыва, он переплыл реку и скрылся на острове.
- Хорошо, я дам тебе винтовку. Посмотрим, что ты скажешь тогда. Ты смог хоть узнать, кто он такой?
- Неизвестный какой-то человек.
- Не Черкез?
- Что вы, хозяин! Что вы такое говорите! Если бы это был Черкез, я бы сразу узнал его. Кто бы это ни был, он не из наших мест...
Джахандар-ага долго молчаливо глядел на слугу, смирно стоящего перед ним. Дымя папиросой, вдетой в мундштук, он прошелся по комнате. Таптыг видел, что сейчас его хозяин похож на разъяренного кровожадного зверя.
- Так говоришь, он не похож на здешнего человека?
- Да, хозяин, это был чужак.
Мужчина глубоко затянулся и снова прошелся по комнате И тут Таптыг тихо сказал, то, что надо бы сказать сразу:
- Хозяин, кажется, ваша пуля не пролетела мимо.
Джахандар-ага круто повернулся и, словно не веря своим ушам, уставился на Таптыга. Его мохнатые брови взметнулись вверх.
- Что ты сказал?
- Я сказал, что ваша пуля не пролетела мимо. Этот человек был похож на раненого. Скорее всего, пуля задела и коня.
- Откуда ты знаешь?
- Вот смотрите, в крови.
- Что это?
- Башлык.
- Чей?
- Не знаю. Нашел на краю обрыва. Кровь свежая. Видимо, тот уронил его, когда отбивался от собак.
- А ну покажи!
Таптыг поднес башлык к свету. Джахандар-ага внимательно разглядел его, потрогал пальцами пятна крови, потер палец о палец - кровь была свежая, самодовольно улыбнулся. Но радость вспыхнула в глазах и погасла, как искра на ветру. Глаза, подобно ночному выстрелу, зеленовато полыхнули гневом.
- Может, этот бесчестный собачий сын, этот презренный трус оставил и свою папаху? Ты хорошо осмотрел все вокруг?
- Я думал о папахе, хозяин, но не нашел ее. На обратном пути, увидев что-нибудь белеющееся на земле, я останавливал коня. Но, кроме башлыка, ничего больше не выискал.
- Надо было ее найти. - Джахандар-ага говорил так, будто папаха обязательно потеряна.
- На рассвете я снова поеду на берег и осмотрю каждый камень, каждый куст. Если только он оставил папаху, я ее принесу.
- Ты думаешь, если он потерял папаху, то не вернется за ней сейчас же?
- Побоится.
- Не болтай глупостей. Пойди и возьми в амбаре винтовку, захвати ребят, кого хочешь. Отправляйтесь на берег и устройте засаду. Ждите его до утра. Если вернется, принесите его ко мне хоть живого, хоть мертвого. Ты все понял? Ступай!
Отослав Таптыга и оставшись один, Джахандар-ага почувствовал неизведанную до сих пор печаль одиночества. Впервые он ясно осознал, что нет около него близкого и верного родного человека. Словно все уехали с эйлага в село и только один Джахандар-ага остался там, в опустевших горах, под порывами холодного осеннего ветра, предвестника суровой зимы. Ни звуков, ни голосов, вокруг, где еще вчера слышались шутки, смех, песни, ржанье коней, блеянье овец, скрип колес, многоголосая речь. Только завывание ночного холодного ветра. Так представилось Джахандар-аге одиночество, в котором он оказался. Из двух сыновей - ни одного рядом. Надейся на слуг. Разве может быть положение для мужчины обиднее и горше. Одному разрешил учиться, думал, что другой сделается опорой и правой рукой, а он вон что натворил, щенок!
"Будь рядом два сына, разве могло бы случиться что-нибудь похожее на это ночное происшествие? Два сына при таком отце - грозная сила. Нет, не надо было отпускать от себя Ашрафа... Но зато он может стать ученым, будет разбираться в государственных делах. В наше время если не опираться на государство, на власть - далеко не уйдешь. Может, Ашрафа назначат приставом или еще кем-нибудь. Тогда небось никто не осмелится поджигать сено среди ночи. Если из Ашрафа выйдет толк, можно послать его в тот город, где живет царь. Лишь бы он оказался способным. А вдруг и он перестанет слушаться меня и начнет делать глупости подобно Шамхалу? Нет, Ашраф не такой. Он не разбросает по ветру мой труд".
Чтобы отвлечься от горьких дум и чтобы прояснить или развеять закравшиеся подозрения, Джахандар-ага позвал жену. Мелек, сидя в соседней комнате, с нетерпением ждала, когда ее окликнет муж. Ей хотелось узнать, кто был ночным гостем, потому что-то, что было для Джахандар-аги подозрением, для Мелек было почти уверенностью. Она тотчас вышла, мгновенно взглянула на мужа, чтобы сразу оценить его настроение. Сердце ее билось тревожно, однако спросила она спокойным голосом:
- Что скажешь?
- Постели мне. Посплю. Если бы не этот собачий сын, я уже глядел бы десятый сон.
Мелек принялась стелить. Она положила рядом две подушки. Закрыла ставни. Взяв винтовку и кинжал, хотела по обыкновению, повесить их на стену, но муж приказал:
- Принеси их сюда. И патронташ тоже.
- На что они тебе, когда спишь?
- Тебя не касается, делай то, что я тебе говорю.
Мелек сделала все, как было приказано, и тут увидела в углу брошенный на пол шерстяной башлык.
- Послушай, зачем ты бросил его сюда? И, кажется, он в крови. Ты не ранен?
- Это не мой башлык.
- Чей же?
- Откуда мне знать? Ребята нашли его у реки. Погляди, может, узнаешь?
Мелек с видом человека, предчувствующего нечто ужасное, развернула башлык и увидела кисточки, связанные некогда ее собственными руками. Она не могла не узнать их. Некоторое время Мелек стояла в оцепенении, но вдруг в ужасе бросила башлык в сторону, как если бы это была змея.
- Это он!
Джахандар-ага вскочил. Подошел к жене.
- Кто - он?
- Аллахяр.
- Кто такой Аллахяр?
- Бывший... мой...
Джахандар-ага прикусил губу. Мелек услышала рядом с собой тяжелое хриплое дыхание и, не зная еще, что сейчас будет, сжалась и опустила голову.
5
Алексей Осипович и Ахмед шли к Куре. На краю обрыва они встретились с девушками, ходившими по воду. Пока девушки не видели посторонних мужчин, они резвились на лугу, несмотря на тяжелые кувшины, бежали наперегонки, смеялись и вообще шли как попало, врассыпную и не закрыв платками своих юных девичьих лиц.
Но вот смех сразу смолк. Словно по чьему-то приказу, лица закрылись платками, веселая гурьба превратилась в стройную цепочку, игривая беготня в стройное степенное шествие.
Для того чтобы больше не нарушать порядка, мужчины сошли с тропинки и сделали вид, что смотрят на Куру, на ее другой берег. Девушки молча прошли мимо. Только Салатын, поравнявшись с Ахмедом, замедлила шаг и приотстала от подруг. Она знала, что через Ахмеда может прийти какая-нибудь весточка от брата, и, когда Ахмед действительно окликнул ее, нетерпеливо повернулась к нему с надеждой и безмолвным вопросом. От резкого движения звякнули бусы поверх красной кофты, платок соскользнул с лица. Глаза, полные ожидания и словно бы удивления, глядели на Ахмеда, а тот молчал, разглядывая девушку и забыв, зачем он ее позвал. Он удивился, как сильно изменилась Салатын с тех пор, как он видел ее в последний раз, около лодки, на которой уплывал из своего села на чужую сторону Ашраф.
Салатын стояла с тяжелым кувшином за спиной и ждала, что ей скажет Ахмед.
- Где твой отец?
Салатын неожиданно смутилась. Она только сейчас осознала, что платок сполз и открыл лицо, и что подруги остановились и ждут ее, и что она слишком задержалась около чужого мужчины. Вместо ответа Салатын показала глазами за реку, и Ахмед понял, что ее отец уехал на хутор. Спросить, нет ли письма от брата, девушка не осмелилась. Она торопливо прикрыла лицо, повернулась и пошла догонять подруг.
- Скажи отцу, чтобы пришел в "Заеж", - крикнул Ахмед. - Приехал человек, который видел Ашрафа.
- Как, моего брата? И что же он говорит?
- Там все хорошо. Ашраф посылает вам привет.
Салатын, услышав такую радостную весть, забыла о степенности и, весело вспорхнув, побежала к подругам. Мужчины стояли некоторое время, глядя вслед удаляющимся девушкам. А те оглядывались на них, щебетали, смеялись, чаще других оглядывалась Салатын.
- Сестра Ашрафа?
- Да.
- Очень похожа. Кто-нибудь из этих девушек ходит в духовную школу?
- Что вы! Сначала были кое-какие занятия. Но потом люди узнали, что молла вместо уроков рассказывает девушкам разную чепуху о заговорах, о гаданиях, стращает их нечистой силой, и перестали посылать своих дочерей в школу. Да и правильно сделали. Какой из нашего моллы учитель. Хитрости он мог бы научить. Сам совершенный неуч, а ведет себя, словно кладезь мудрости и знаний.
- Кажется, ты очень зол на моллу?
- Кажется, ты очень зол на моллу?
- Еще бы не зол! На наше духовенство возложена задача просвещения народа, а оно вместо того, чтобы просвещать, пугает его чертями, домовыми, гневом аллаха.
- Да, если мы хотим помочь народу, надо браться за дело самим. Если каждый из нас выучит и выведет в люди хотя бы одного человека и то великое дело.
- Так-то так. Но что можно сделать одному. От одной ладони не получится хлопка.
- Чтобы не быть одинокими и разрозненными, мы должны помогать друг другу.
Алексей Осипович помолчал, посмотрел в сторону села и спросил:
- Ну так как, сейчас пойдем навестим моллу Садыха или отложим?
- Бесполезный труд.
- Хотя бы познакомимся, посмотрим, что он из себя представляет.
По извилистой дороге, проходящей посреди села, они направились в сторону мечети. Было жарко. Алексей Осипович снял пиджак и перекинул его через руку. Он часто вытирал платком свою лысую голову. Мелкая дорожная пыль припорошила и сделала серыми черные туфли и брюки. Большая палка в руке завершала его живописный вид. Ребятишки, как воробьи, слетелись со всего села. Из-за изгороди они глазели и смеялись над этим странным мужчиной с раскидистой бородой. Алексей Осипович не обращал на них никакого внимания, даже шутливо говорил Ахмеду: "Смотри, над тобой смеются, над тем, что ты идешь с русским, у которого козлиная борода".
Во дворе мечети Алексей Осипович отряхнулся от пыли, надел пиджак, вытер платком лицо, шею, вытер подкладку фуражки, надел ее, поправил галстук и только тогда открыл Дверь мечети. Пахнуло сыроватой прохладой. Земляной пол мечети, аккуратно подметенный и политый водой, покрыт циновкой. Узкие полосы света, падающие из оконных проемов, похожих больше на щели или на бойницы, пересекались друг с другом и ложились на стены желтыми пятнами. В полосах света золотилась мелкая пыль. Всякий вошедший с яркой улицы в полуосвещенное помещение мечети видел в первую очередь эти полосы света, остальное пространство казалось заполненным темнотой. И уж никак нельзя было сразу разглядеть ребятишек, сидящих на полу в дальнем углу мечети.
Алексей Осипович остановился, потому что не видел, куда идти дальше. Надо было подождать, пока глаза привыкнут к темноте. Действительно, через какую-нибудь минуту Алексей Осипович увидел детей, сидящих, вернее, стоящих на коленях, и поодаль от них расположившегося на небольшом тюфячке моллу. Не сразу вошедшие услышали странный звук, похожий на свист прута или тонкой палки. Приглядевшись, они увидели, откуда происходит странный звук. Один из учеников был привязан к специальной скамье, на которой наказывают непослушных и нерадивых. Другой ученик по приказанию моллы сек своего товарища. Наказываемый корчился от боли, но не кричал.
Алексей Осипович и Ахмед по циновке неслышно подошли вплотную к молле, а тот, видно, так был увлечен созерцанием порки, что даже и не почувствовал присутствия в мечети посторонних людей.
Ахмед, узнав мальчика, которого секли, хотел было броситься к нему, но Алексей Осипович вовремя схватил его за руку и остановил. Он тихо спросил у моллы:
- В чем провинился этот мальчик?
Молла вскочил, словно его ужалила змея. А увидев Ахмеда, он поднял вверх руки и закричал:
- Убирайся отсюда, негодяй! Как посмел ты, нечестивец, переступить порог дома аллаха!
- Но, молла...
- Замолчи, не отверзай своих поганых уст! Мало того, что пришел сам, привел в мечеть и еще одного нечестивца. Убирайтесь отсюда!
- Молла Садых. Успокойтесь, - заговорил Алексей Осипович по-арабски. Меня никто не приводил, я пришел сам. И Ахмеда тоже пригласил я.
Услышав, что тот, кого только что обозвал нечестивнем, говорит на чистейшем языке самого пророка, молла смутился и замолчал. Он был настолько потрясен, что забыл даже опустить руки. Так они и стояли некоторое время друг перед другом: Алексей Осипович спокойно и тихо, а молла с поднятыми руками. Потом Алексей Осипович показал глазами на мальчика, привязанного к скамейке:
- В чем же его вина?
Молла больше не кричал и не злился, а если и злился, то про себя. Он понял, что перед ним человек, приехавший из города. Похож на государственного чиновника. А может, и есть государственный чиновник. Кому еще взбредет в голову ехать в такую глушь. Серьезность и достоинство, с которыми держался Алексей Осипович, вообще внушали уважение, но молле они внушили еще и страх. Не зная, как вести теперь себя с этим пришельцем и что говорить, молла крикнул детям:
- Развяжите его, а сами убирайтесь отсюда!
- Не гоните их, молла. У меня к этим ребятам есть дело.
- Какое дело можно иметь к этим чертенятам? Пусть убираются. Все дела можно решить со мной.
Почувствовав, что гость недоволен его ответом, молла умолк. Кроме того, оставался пока что без ответа вопрос, заданный этим человеком, похожим на государственного чиновника. Собираясь с ответом, молла важно провел рукою по своей жиденькой бороде.
- Не наказывать их нельзя. Свет учения плохо проникает в их головы без помощи палки. Умеют только озоровать - подмешали пороху в мой табак. Я знаю, что это дело рук нечестивца Османа.
Мальчик, освобожденный от фалагги8, встал и подтянул штаны, латанные на коленях. Вытер глаза рукавом, шмыгнул носом. Как видно, его колотили по пяткам, стоять теперь ему было больно. При всем том вид его показался смешным остальным мальчишкам, они засмеялись. И наказанный тоже, глядя на них, улыбнулся, показав редкие зубы.
Когда все дети дружно побежали на улицу, Ахмед крикнул им вдогонку:
- Подождите нас во дворе. У нас к вам есть разговор.
Молла Садых проводил детей гневным взглядом и еще три раза огладил бороду. Он поудобнее уселся на своем тюфячке и предложил сесть гостям. Он сидел, перебирая крупные янтарные четки.
- Простите, можно ли узнать ваше имя, ваш род, цель прихода?
- Отчего же? Меня зовут Алексей Осипович Черня...
- Что?! - вскричал молла, не дав Алексею Осиповичу договорить. - Что я слышу?
Он привскочил на тюфячке и глядел на Алексея Осиповича оторопелыми глазами. Потом он перекинул взгляд на Ахмеда, и взгляд этот загорелся гневом. Дрожащие руки моллы снова взметнулись кверху, а губы зашептали:
- О аллах, прости мои прегрешения, я провинился перед тобой, но я не виноват. Это они ввели меня в заблуждение.
После этого молла вскочил на ноги, кое-как надел башмаки и, путаясь в длинных полах абы9, заторопился к дверям.
- Быстрее, быстрее! - говорил он гостям. - Не вводите меня в дальнейший грех.
- Но, молла Садых, ведь нам надо серьезно поговорить с вами.
- Не могу, не могу в доме аллаха говорить с неверным, небеса изрыгнут на меня пламя гнева.
- Ничего они не изрыгнут, - сказал Ахмед. - Мы заступимся за тебя, не бойся.
- Не кощунствуй, нечестивец. Во всем виноват ты. Если бы я с самого начала знал, что он не правоверный, я бы ни за что не пустил вас в мечеть. А теперь поскорее выходите, не навлекайте на меня еще большего греха.
Алексей Осипович посмотрел на Ахмеда.
- Что же теперь мы будем делать?
- Я говорил, что ничего не выйдет. Пойдем восвояси.
- Нет, погоди. - И, обращаясь к молле, добавил: - Молла Садых, нам все равно, где говорить, в мечети или во дворе. Пойдемте во двор.
Они вышли из прохладного сыроватого помещения. Ребята, увидев моллу Садыха, метнулись кто куда и попрятались. Молла, как бы испытывая чувство отвращения, отошел от своих гостей на три шага, остановился, поглаживая бородку, которую ласкал легкий ветерок, прилетевший с Куры, прищурился и посмотрел на Алексея Осиповича.
- О чем вы можете говорить со мной.
- Мудрецы найдут, о чем им поговорить.
Молла Садых не услышал иронии в словах Алексея Осиповича и полыценно улыбнулся.
- Тогда пожалуйте.
- Знаете, молла Садых, мне нравятся люди, которые не жалеют своих сил ради просвещения, - спокойно сказал Алексей Осипович, начиная разговор. - Я не мог не обрадоваться, увидев, что и вы ревнитель науки. Учить бедных крестьянских детей - это самое богоугодное дело. Аллах воздаст вам за ваши труды. Кроме того, и сам царь, само держец всероссийский, высоко ценит такие усилия. Именно поэтому государь разрешил открыть новую школу для детей-мусульман. И вы должны помочь нам в организации, в формировании этой школы. На помощь духовенства мы возлагаем большие надежды.
Алексей Осипович говорил, а сам посматривал на моллу Садыха. Сначала на его лице выражалось довольство и даже самодовольство. Но затем глаза моллы сузились и весь он насторожился, словно почуял западню и опасность. Во взгляде, который он время от времени бросал на говорившего, сквозили подозрение и недоверие.
Конечно, Алексей Осипович не очень-то и рассчитывал на помощь моллы, но все же пренебрегать им было нельзя. Он знал, каким авторитетом пользуются моллы среди крестьянства, в особенности бедного.
Если бы молла захотел, он мог бы без труда уговорить родителей, и те послали бы своих детей в новую школу. Вот почему Алексей Осипович решил поговорить с моллой Садыхом.