Фабио усмехнулся и повел Валерия дальше, от залы тянулись коридоры к трем спальням, четвертая комната располагалась на втором этаже, как выяснилось, довольно узком и низком, когда‑то, видимо, служившем всего лишь чердаком.
В комнате на втором этаже стояла накрытая лоскутным покрывалом старинная кровать с железной спинкой в круглых набалдашниках, такой же узенький письменный стол и шкаф, уходящий под самую крышу. В крышу было врезано дополнительное круглое окно, сквозь которое струился свет, делавший комнатку необычайно светлой. «Кабинет», — немедленно решил про себя Валерий, приблизился к столику, обнаружил в нем выдвижной ящичек — пустой, но Фабио повлек его дальше, вниз. Он словно бы торопился.
У каждой спальни был выход и в дом, и на террасу, на которой стояли соломенные кресла. Во флигеле, соединенном с домом, располагалась кухня с плитой. Они вышли на улицу. С внутренней стороны дома обнаружился небольшой прямоугольный бассейн, наполненный бирюзовой водой, окруженный лежаками, на которых, казалось, только что кто‑то загорал. На одном так и лежало полотенце, под низким столиком, разделявшим лежаки, Валера разглядел женские шлепанцы.
— Иногда мы пускаем сюда остановиться наших друзей и детей, совсем недавно приезжали родные моей жены, — объяснил Фабио. — Я еще не успел как следует прибраться.
— Тем лучше. Дом живой, — кивнул Валера.
Думать было нечего, и Валерий сказал Фабио, что желал бы приобрести виллу немедленно. Ему вообще не хотелось больше ее покидать. Возвращаться в поджидавшую его далеко внизу гостиницу казалось и утомительно, и бессмысленно. К тому же темнело, ехать обратно в сумерках по горным тропам не хотелось.
— Могу ли я переночевать здесь? — обратился он к Фабио.
— Здесь? Но здесь ничего не готово, белье не застелено, и холодильник пуст. Да и уютно ли вам будет ночевать одному, в этом доме? — чуть дрогнувшим голосом проговорил Фабио.
Валерий вспомнил странные слова Роберто, но только усмехнулся.
— Да, я слышал, здесь водятся привидения!
Валерий хохотнул. Но Фабио был серьезен.
— Я бы рекомендовал вам переночевать в гостинице… — сдержанно ответил он. — Дом простыл, ночью в горах холодно. Впрочем, — Фабио точно вспомнил что‑то, — совсем забыл! Пьетро, хозяин гостиницы и мой сосед, как раз перед тем, как вы позвонили, рассказал, что его оккупировали сегодня туристы. Видели машины на площади? Это они. А в нашей гостиничке всего‑то четыре комнаты. Впрочем, возможно, вам удастся с ними договориться… Это ведь русские, вся группа.
— Русские? — Валерий дернул плечом.
Как и многие, общаться со своими соотечественниками за границей он не любил.
— Нет, Фабио, если можно, я останусь здесь. Поужинаю в ресторане или куплю что‑нибудь в магазинах на площади.
— Хорошо, я принесу вам свежее постельное белье, синьор, фрукты из нашего сада, сыр и местное вино. Мы гоним его сами, не на продажу, для домашнего употребления, — проговорил Фабио и впервые за все это время по — настоящему широко улыбнулся, очевидно, вино было предметом его гордости.
— Я спущусь с вами, мне нужно забрать из машины вещи.
Они отправились вниз.
С рюкзаком и выданными Фабио продуктами Валерий добрался до виллы, по — хозяйски вошел в новое жилище. С наслаждением выпил на кухне местного вина, закусив сыром и кисточкой винограда. На улице уже темнело, он включил уличное освещение, посидел возле бассейна, но купаться не стал, вместо этого решился и написал длиннющую эсэмэску Наташке о том, что нашел домик своей мечты в такой‑то деревушке, не с ирисами, с глициниями, что надеется, любит… И сейчас же получил ответ: «не понимаю, кто тебе дороже, я или она?», впрочем, и смайлик, и красные губки в придачу. Страшно усталый, но совершенно счастливый Валерий поднялся в чердачную комнату. Завтра, думал он, засыпая, целый день придется ехать, зато послезавтра он увидит Наташу, заберет ее и покажет их новое гнездышко — диковатое панно над камином, мозаичные полы, бассейн…
Тихий, настойчивый стук разбудил его. Валерий открыл глаза. Стук послышался снова. Кажется, стучали в оконное стекло. Он включил ночник, поднялся, поглядел в темноту. За окном никого не было. Только горы темнели впереди, над ними, в чернильном небе висела ярко — желтая Луна.
— Почудилось, — Валерий зевнул и собрался было лечь обратно, как снова раздался стеклянный стук.
Стучали не в боковое, как показалось ему сначала, а в верхнее круглое, сейчас совершенно темное окно. Он потушил свет, встал на кровать, схватился за слегка выступавшую потолочную балку, чуть подтянулся и вгляделся в черный круг. Что‑то легкое и бесшумное проскользило прямо над ним и закрыло собой просвет — птица? Но в таком случае гигантская!
Валерий попытался отодвинуть задвижку — тщетно. Таинственное существо снова появилось в просвете, налегло всей тушей на стекло и зацарапалось. Валерий сделал еще одно усилие, задвижка поддалась, окно распахнулось.
В растворе появилась серая птичья голова, Валерий едва успел отскочить и спрыгнуть на пол — сейчас же вслед за ним в комнату ввалилась странная зеленовато — желтая птица на четырех ногах. Ба, да это… грифон! Точно, точно, он видел таких на картинках! Грифон мягко приземлился на крепкие когтистые лапы, беззвучно разинул и закрыл темно — оранжевый клюв, повел умными глазами с золотым отливом, шумно встряхнулся и сложил за спиной широкие густо оперенные крылья. Длинный крепкий хвост его венчался легкомысленной кисточкой.
Грифон показался Валерию огромным. Как он вообще смог протиснуться в это окошечко?
Валерий начал озираться в поисках «айфона» — немедленно заснять чудовище и выложить в инстаграме! Но он слишком волновался, а телефон как провалился.
— Да вон твой мобильник — под подушкой, — проскрежетал грифон человеческим голосом и, кажется, с некоторым раздражением.
Валерий застыл, несколько мгновений провел в оцепенении и вдруг засмеялся.
— Что? Мобильник? Ты знаешь, что это за штука?!
Фабио, Фабио! Чем ты напоил меня? — нервический смех душил Валерия и, казалось, никогда уже он не перестанет смеяться.
— Ну, перестань уже ржать, Валер! — склочно проговорил грифон, однако после этих слов на Валерия напал новый приступ смеха.
Он осел на кровать.
— Валер? Ну, что это?
Смех не прекращался.
Грифон широко раскрыл загнутый клюв и нетерпеливо захлопал крыльями, он явно начинал нервничать. Эти пароксизмы смеха словно бы нарушали его планы. Но Валерий никак не мог остановиться и всхлипывал, и снова смеялся. «Мобильник! Перестань ржать!» — повторял он и заходился снова.
Грифон подлетел и крепко клюнул его в руку, на пальцах выступила кровь.
— Что ты творишь? Ах ты, гадкая куропатка! — гневно вскрикнул Валерий, быстро слизывая кровь. — Что вообще происходит? Если это сон, то забавный, но зачем же драться?
Он схватил пластмассовую двухлитровую бутыль с водой, к счастью, захваченную наверх.
— Я буду защищаться!
— Брось! — прохрипел грифон. — Брось сейчас же. Я боюсь воды.
— Ну уж нет! — Валерий открыл бутылку и отважно плеснул воду прямо на грифона.
Тот отпрыгнул к двери, но тщетно, вода осела на перья. Тут грифон разозлился уже не на шутку. Он стряхнулся — не по — птичьи, а как‑то по — собачьи — брызги полетели во все стороны. Валерий снова хихикнул, грифон, встав на задние лапы, подскочил к нему, клювом выдернул у него бутылку и выкинул в распахнутое окно. Звонко захлопал на Валерия крыльями.
Затем, словно желая успокоить его, он внезапно прижал когтистыми лапами ноги Валерия к полу. Чудо — птица оказалась богатырем, Валерий хотел и не мог освободиться.
— Что тебе надобно, чудовище?
— Забудем, забудем это нелепое вступление к нашей прогулке. Впереди нас ждет путешествие, и тебе придется быть серьезным.
— Путешествие? Но куда?
— Когда я летел к тебе, я хотел исполнить любое твое желание, но теперь…
— Мое желание? Но я никуда не хочу. Мне и здесь хорошо. Я спал, никого не трогал, а тут ты, глупая птица.
— Я не птица! — зашипел грифон, не умея сдержаться. — Меня зовут Димон. Ударение на первый слог, слышишь ли? Димон! — Дед мой по отцовской линии был львом, прабабка орлицей!
Валерий снова засмеялся.
— Хорошо, буду звать тебя просто Дима, — проговорил он сквозь смех.
Грифон только хрипло каркнул.
— Дима! — продолжал Валерий развязно. — Так куда же мы полетим?
— Садись и не спрашивай. Время вопросов позади. Наступает время ответов. Твоей Наташе, пока ты хохочешь и брызгаешься, — грифон обиженно встряхнулся и снова стал похож на щенка, — приходится нелегко.
Валера застыл.
— Наташе?
— Да, Наташа ждет тебя, нуждается в тебе, знаешь ли ты, что сейчас она в Греции, и летим мы именно туда? Садись немедленно, держись покрепче, мы и так потеряли слишком много времени!
Валера застыл.
— Наташе?
— Да, Наташа ждет тебя, нуждается в тебе, знаешь ли ты, что сейчас она в Греции, и летим мы именно туда? Садись немедленно, держись покрепче, мы и так потеряли слишком много времени!
Голос грифона обрел новые зловещие оттенки.
— В Греции? Наташа в Италии, только немного севернее, завтра вечером у нее корпоратив, а потом мы встречаемся!
Тут настала очередь грифона — дикое его карканье, кажется, означало хохот. Но теперь не до смеха стало Валере.
— Почему я должен доверять тебе? Разве ты мне не снишься?
— Какая разница! Наташе нужна твоя помощь! — в изнеможении вскрикнул грифон, снова подставляя спину, и Валера, наконец, послушно уселся.
Новая порция карканья, на этот раз напоминавшего кряканье, и даже легкий матерок, казалось, вырвался в эту минуту из уст грифона, но возможно, ему только почудилось.
Они встали на кровать перед открытым окном и сейчас же нырнули в черно — сливовое небо и рванули навстречу Луне.
В ужасе Валера вцепился в густые перья — они затрещали и испустили какой‑то странный запах — словно бы пыли, старого театрального реквизита, залежавшейся одежды… но сейчас было не до того. Они стремительно мчались вниз. Они неслись по не слишком крутой и все же отчетливо наклонной плоскости, сердце у Валерия захолонуло, в ушах свистал ветер, он крепко обнял грифона за шею. О, как он ненавидел эти идиотские американские горки, лыжные горные спуски, аквапарки с фальшивыми пальмами и кошмарными загнутыми трубами, в которые отец неизменно впихивал его, не позволяя трусить. Папа, это не трусость, это отвращение! Вкусовые несогласия, папа! Сходство с горкой усиливалось от того, что грифон, казалось, летел в точности по твердо фиксированной прямой, но разве так должны летать птицы? Впрочем, что он знал о грифонах? Кто это вообще, из чьей хотя бы они мифологии?
Внизу проступили из тьмы огни города. По невидимым склонам ползли автомобильные огоньки, два рубиновых ручейка текли по вулкану, даже сюда, в далекую вышину, доносился ор цикад. Мелькнули ярко освещенные развалины, напоминавшие древний театр, в котором, однако, шло представление! Валерий сжал крепкое тело Димы пятками: «Притормози!»
Димон повернул голову, недовольно крякнул что‑то, но завис. На старинной каменной сцене среди полуразрушенных античных колонн шел спектакль, опера, актеры явно пели. Один, одетый в какой‑то клоунский костюм, громко зарыдал, затем захохотал и снова заплакал, не переставая при этом петь. Валерий напряг слух и… уловил едва слышную, но отчетливую фразу: «Ridi, Pagliaccio!» Смейся, паяц. Хотя итальянский он начал учить совсем недавно, но вот поди ж ты, Валерий тихо засмеялся от удовольствия и велел грифону лететь.
И снова подумал, живой декорацией, сошедшей с картин романтических живописцев, была не только его деревня — городок, была вся эта страна. Сейчас он никак не мог сосредоточиться и вспомнить, кто же написал эту оперу и в чем там в точности было дело… Внезапно послышалось легкое шуршание над головой, подобное шуршанию колеса о веревку. Грифон пружинисто сел на землю.
— Вот мы и в Греции, — прокаркал Дима. — Прибыли.
Стояла кромешная тьма, аромат ночной свежести мешался с цветочными благоуханиями, полет лишил Валерия воли к сопротивлению, и он не стал задавать вопросов, рассеянно соображая, водились ли грифоны в греческой мифологии — кажется, все‑таки да.
Грифон шагал своими огромными лапами по хрустевшей камешками дорожке — и вдруг остановился, издав странный курлыкающий звук.
В то же мгновение тьма растворилась. Они оказались перед распахнутым дверным проемом, послышались нежные звуки арфы, грифон чуть приподнялся над землей и полетел вперед, Валера двинулся вслед. Музыка зазвучала слышнее. Это была на редкость сладостная и гармоничная мелодия, арфе, углубляя ее легкий трепет, низко и тепло подпевала флейта.
Они оказались в ярко освещенной просторной зале — полы украшала цветная мозаика с чудными фигурами и существами, которые показались Валере знакомыми, но сейчас он не мог сообразить, кто это, персонажи каких именно мифов. Далеко впереди, в середине залы стоял высокий малахитовый фонтан, изображавший морское чудовище с широко и жутко отверстой пастью, из пасти струилась по раздвоенному языку прозрачная вода. Чешуйчатый панцирь был вырезан с большим искусством, голова с двумя острыми ушками напоминала драконью, хвост завивался мощным кольцом. В круглом озерце вокруг чудища плавали два белых лебедя, самец и самка, на головке у одного красовалась маленькая золотая корона, у другого такая же, но серебряная. На золотой сверкнул бриллиант, так ярко и пронзительно, что самый луч его показался Валерию острым. Со всех сторон залы к фонтану начали приближаться, точно из‑под земли выраставшие нимфы, в легких, едва прикрывавших их наготу туниках, одна нимфа была прелестней другой, они шли, словно в медленном танце, улыбаясь друг другу, кивая на пару лебедей и пытаясь приманить их. Валерия они, казалось, не замечали.
Внезапно мелодия изменилась — мирную сладость выбила музыка тревожная, почти военная, невидимые арфу и флейту сменили трубы, начав играть что‑то бравурное и жесткое — из жерла фонтана вырвались пылающие огни фейерверка, сияющие фиалковым светом капли взлетали в воздух и гасли с легким шипением.
Валерий невольно начал оглядываться в поисках камер, постановочного света, проводов, наконец. Но ни проводов, ни камер не было.
В зале становилось все темнее — и нимфы вдруг отпрянули от фонтана, позади, в фиолетовой дымке, закружились уродливые серые пары, кажется, это были вставшие на ноги лягушки, ящерицы, саламандры. Что творится, похожие оптические игры они видели с Наташей в парижском Диснее! Валерий вновь зажмурился, а когда открыл глаза, увидел, что все утонуло во тьме, освещено было только морское чудовище. Теперь в огромной пасти его стоял человек! Невысокого роста, с волосами почти до плеч, коротко остриженной бородой и в темно — сиреневом плаще. В руках он сжимал короткий сверкающий жезл. Следом из глотки чудища выползло ажурное деревянное кресло с багровыми подушками, резными подлокотниками и ножками. Человек в плаще, как разглядел Валерий, почти старик, в глубоких морщинах и седой, величаво сел на выставленный трон.
— Знаешь, кто это? — проскрежетал прямо над ухом Валерия незаметно подлетевший сзади грифон.
— Нет! — не без трепета отвечал Валерий, облик выходца из жерла показался ему зловещим.
— Это дядюшка Фабио, синьор Петро, хозяин той самой виллы, которую ты собираешься купить.
— Но он же в плавании! Что он делает здесь? — изумился Валерий, однако грифона и след простыл.
Огни отгорели, зала вновь наполнилась ярким, почти дневным светом. Замершие было нимфы ожили, но стали совсем другими! Свободная игривость сменилась униженной позой, и вот уже первая, склонив голову, всем видом выражая рабскую почтительность, ступила в воду, и, не обращая внимания на бьющие прямо по ней струи фонтана, медленно приблизилась к старику и поднялась на высокий помост, ведущий к пасти чудовища. Валерий глядел во все глаза, в руках старика был вовсе не жезл, а кнут! Девушка приблизилась, явно готовясь принять удар, но старик покачал головой: «Нет, Филира, сегодня ты свободна!» Филира, не меняя униженной позы, так же медленно удалилась, к старику начала приближаться следующая нимфа — что‑то знакомое почудилось Валерию в ее облике, нимфа оглянулась… это была Наташа.
Что это? Что за жуткий сон? Откуда здесь она?
Наташа приближалась к старику, встала на мост, с той же рабской покорностью, что и ее подруга.
— А вот ты сегодня не избегнешь наказания, — очень тихим, но страшным и властным голосом произнес старик. — Мне сообщили, что ты собралась замуж. Это правда?
Наташа молчала.
— Хотела ли ты скрыть это от меня? Какая наивность! Скрыть и отказаться от служения мне? Так ли?
— Нет, нет, мой повелитель! — тихо и жалобно заговорила Наташа. — Я вовсе не хотела отказаться от служения. Я надеялась соединить…
— Соединить? — старик усмехнулся, жестко и вместе с тем горько. — Ты, лучшая из моих рабынь, хотела повторить путь, пройденный до тебя тысячами и избежать неизбежного? Соединить пламя и снег, звук и тишину, величие и малость? Еще не поздно, откажись прямо здесь и сейчас от жениха своего, от как его….
— Валерия, — едва слышно проговорила Наташа.
Валерий хотел крикнуть, что он здесь, здесь, Наташка! Но необъяснимый ужас и какое‑то новое, странное чувство сковали ему горло. Это чувство заключалось в том, что он должен был во что бы то ни стало дождаться конца представления, потому что прерывать его сейчас и вмешиваться нельзя, запрещено, недопустимо — прямой эфир!
— Да — да, — с кашляющим смехом произнес старик. — Откажись, потому что он не стоит тебя, и сейчас ты это увидишь. Ты это и видишь уже.