– Ну ладно, сейчас Тяпку запру и приду. Надеждин рыжий кот Бейсик относился к Тяпе по-соседски неплохо, хотя собак, естественно, не любил, но в собственной квартире, охраняя, так сказать, свою территорию, мог устроить скандал. Надеждин муж Сан Саныч, имея взрослого сына, невестку и внука, живущих отдельно, всю свою нерастраченную нежность перенес на кота и обожал его, по мнению Надежды, даже слишком сильно. Наглый котяра этим пользовался и абсолютно распустился.
Надежда сварила кофе, сделала бутерброды, поставила на стол вазочку с печеньем, усадила Марию Петровну поудобнее и приготовилась слушать. Долго молчать о вчерашних событиях соседка не могла, ее переполняли чувства.
– Подумай, Надя, что на свете творится, такие приличные люди, и такое с собой сотворили!
– А как все случилось-то?
– Вчера утром сижу я дома, только с Тяпкой погуляла, вдруг слышу крики ужасные. Я сначала не поняла, думала, что телевизор кто-то врубил на полную мощность, а потом думаю, – что же это за фильм, почему я не смотрю? Я включила, пощелкала – нет ничего похожего. А потом чувствую – за стенкой это орут.
– А что кричали-то?
– Мужской голос все больше, да ты такая-сякая, сука, да я тебя с твоим хахалем видел, да я давно все знаю, да у тебя, говорит, совести нет совсем, на кого меня променяла, а дальше совсем нехорошими словами. А она ему отвечает, что видеть его не может, осточертел он ей, и готова она хоть голая от него уйти, так он ее достал. И что в постели от него никакого толку, так по ее разговорам получается, что вообще он не мужик.
– Ну уж!
– Вот я тебе говорю все, как есть! Мне так даже неудобно стало, как будто я подслушиваю, а куда денешься, если в наших домах слышимость такая!
А потом там крики такие начались, она орет: Гена, Гена, не надо, что ты, больно мне, видно он ее бить начал. И грохот такой, посуда бьется. Я прямо не знаю, что и делать, а потом стон раздался женский, потом возня какая-то – и все стихло.
И бежит вдруг Валентина с пятого этажа, что над ними в квартире живет. Ее с работы сократили, она сейчас с внуком сидит, а невестка работает. Звонит она ко мне прямо с ребенком на руках, что-то там, говорит, нехорошее случилось, такие крики, у меня Дениска проснулся, дома одной страшно. Послушали мы еще немного, там тишина. Она и говорит, давайте в квартиру позвоним. А я говорю, неудобно, может, там люди отношения выясняют, а мы тут припремся. Позвонила туда по телефону, трубку никто не берет. Тогда Валя звякнула им в звонок. Полная тишина в ответ. Ну, что делать. Позвонила я участковому нашему Павлу Савельичу. Все ему рассказала, он говорит, подождите еще немного, я потом подойду. Пришел он где-то через час, звонил-звонил в дверь, потом Иван Иваныч из ЖЭКа подошел, замок сломали, нас-то милиция не пустила, но Павел Савельич говорит – кошмар! Она на кровати лежит зарезанная, а Гена, муж-то, – на полу. И кровищи кругом! Зарезал он ее, а потом – сам себя. Вот такая история. Прямо фильм ужасов.
– Выпейте еще кофейку, Мария Петровна.
– Спасибо, налей. Вот ты скажи мне, Надя, раз у них такие отношения были плохие, зачем им было с обменом заводиться, квартиру ремонтировать, ведь такие деньги на ремонт вгрохали! Ведь стену одну полностью сломали между комнатой и кухней, ты помнишь, выносили прямо глыбы бетонные!
– Да уж, помню.
Соседи въехали к ним недавно, сделали в трехкомнатной квартире евроремонт, что в их простом девятиэтажном доме было всем удивительно. Мария Петровна продолжала:
– И я на нее удивляюсь. Если уж так тебе плохо с мужем, что видеть его не можешь, то разводись. Детей нет, она сама зарабатывала, чего ж мучиться? А если это у нее было так, минутное увлечение, то зачем же было мужу такие слова кричать, что он в постели не мужик? Этого никто не вытерпит, вот он ее и убил.
– Да, странно все это, не похоже на них. Он такой мужчина был спокойный, вежливый, она, конечно, полегкомысленнее, повульгарнее, но тоже ничего. Молодые люди теперь рациональные, сильными страстями не живут. И вдруг – такое.
– Вот и я говорю. Всегда тишина у них, правда, конечно, в будни-то они оба на работе, а где он работал, ты не знаешь?
– Надо полагать, приличная у него была работа, раз квартиру купили и такой ремонт сделали.
– А ты, Надежда, небось и незнакома с ними была? Хоть и давно у нас в доме живешь, а с соседями не дружишь.
Надежда не стала рассказывать Марии Петровне, что с соседями новыми она была довольно хорошо знакома, что сосед, Геннадий, подвозил ее как-то по утрам на машине раза два, и что она даже обменивалась с ними видеокассетами. Муж возился со своим видеомагнитофоном, как ребенок с новой игрушкой. Своих кассет у них пока еще было мало, поэтому Надежда с удовольствием согласилась меняться с соседями. Обмен был неравноценный: те давали три, а Надежда – одну. И прошлую субботу Надежда тоже дала им кассету, и что самое неприятно, не свою, а чужую. Муж принес с работы на несколько дней забавный фильм про животных. В понедельник Надежда пришла поздно, звонить к соседям было уже неудобно, а вчера Мария Петровна огорошила ее страшной новостью. И теперь надо было признаваться мужу, что чужая кассета пропала, потому что достать ее не было никакой возможности.
– Мария Петровна, а вы не знаете, почему они оба вчера дома были, на работу, что ли, не надо?
– Про вчера не знаю, а в понедельник я ее, Нину, встретила днем, идет такая расстроенная, руки в карманы, говорит, сумочку вырвали прямо на улице.
– Да что вы? А где же это было?
– Я не спросила, она такая расстроенная была, хорошо, говорит, что ключи в кармане были, и карточка, а то и до дому не доехать, и в дом не попасть.
– А в сумке денег много было?
– Да нет, говорила, немного, и документов не было. А все остальное – это дело наживное. Вот тебе и наживное…
В это время раздался звонок в дверь. Надежда открыла и обомлела на месте: на пороге стояла следователь прокуратуры Анна Николаевна Громова. Давно, пять лет назад, у них в институте, где работала Надежда, произошло убийство. Сначала думали, что это несчастный случай, но за дело взялась Громова и был у нее на подозрении Сан Саныч, тогда еще Надежде никакой не муж, а просто начальник. Надежде очень не понравились тогда громовские методы, потому что она поверила в то, что Сан Саныч не виноват ни в самоубийстве, ни в убийстве их коллеги. Чтобы спасти Сан Саныча Надежда сама взялась за расследование, дело оказалось ужасно запутанным. Сан Саныч, естественно, был не при чем, и за это время они с Надеждой так успели понравиться друг другу, что решили пожениться, но тем не менее к Громовой Надежда не испытывала теплых чувств. Громова относилась к этому индифферентно, потому что и не подозревала о Надеждином существовании.
– Здравствуйте, – Громова представилась, – пройдите, пожалуйста, в соседнюю квартиру, нам нужны понятые. А вы кто будете? – это она Марии Петровне.
– Соседка из квартиры рядом.
– Очень хорошо. Паспорта не забудьте. Когда она читала Надеждин паспорт, Надежда внимательно на нее смотрела.
– Лебедева Надежда Николаевна, а где вы работаете?
Надежда назвала свой НИИ. В глазах Громовой промелькнуло какое-то воспоминание, потом она помрачнела и вернула Надежде паспорт молча. Марию Петровну уже допросили, теперь снимали показания с участкового Павла Савельича. Оперы и следователь находились в спальне, участковый показывал на месте, как все было, когда он вошел. Надежда с Марией Петровной сидели в гостиной. Надежда незаметно оглядывалась по сторонам. Красивая стенка. Удобная мягкая мебель, уютная комната – и что людям не жилось? На тумбе в углу стоял телевизор, рядом – видеомагнитофон. Внизу в ряд выстроились кассеты – все одной фирмы, Sony. А ее кассета была другая. Надежда незаметно, прямо со стулом подвинулась ближе к видеомагнитофону, так и есть, футляр от ее кассеты Samsung валялся рядом, значит, кассета там, внутри. Она наклонилась к Марии Петровне.
– Мария Петровна, это моя кассета осталась у них. Она вообще-то чужая, мне от Саши попадет. А эти ведь ни за что не отдадут. Начнут спрашивать да расспрашивать…
Соседка кивнула головой:
– Ясное дело, не отдадут. Бери сама, и дело с концом. Я послежу.
Надежда аккуратно, по ковру, пододвинула стул еще ближе, нажала кнопку на видеомагнитофоне, кассета вылезла наружу, она схватила ее и быстро сунула в карман мужниной домашней вязаной куртки, которую второпях накинула на себя, когда Громова пригласила их с Марией Петровной в понятые.
Придя к себе домой, Надежда вытащила из кармана злодейски похищенную кассету и уставилась на нее в некоторой растерянности. Кассета была как бы и не та. Вроде тоже фирмы «Самсунг», 180 минут, но что-то немножко отличалось от той кассеты, которую она давала соседке. Чтобы окончательно проверить свои сомнения, она вставила кассету в видеомагнитофон. Кассета была смотана почти до конца, но проверить можно было в любом месте, и перематывать Надежда не стала, просто включила воспроизведение. Как ни странно, на экране появилась просто настроечная сетка, какая передается по сети при отсутствии передач. Надежда пожала плечами – кому понадобилось записывать пустой экран? Как это часто бывает, на звуковую дорожку записалась передача городской радиотрансляционной сети. Надежда невольно прислушалась. Передавали прогноз погоды:
– Сегодня, 23 марта, в Санкт-Петербурге и пригородах ожидается облачная, с прояснениями погода, температура 0–2 градуса, ветер умеренный, северо-западных направлений, 5–7 метров в секунду. Завтра, 24 марта, ожидается понижение температуры на 2–3 градуса…
Надежда насторожилась. Так-так… Такой прогноз погоды передают перед двенадцатью часами дня. И действительно, после прогноза погоды прозвучали сигналы точного времени. Значит, запись на этой кассете была сделана вчера около полудня, или буквально через несколько минут после того, как соседи услышали доносящиеся из квартиры Березиных страшные крики. Тут что-то не так. Надежда промотала кассету немного назад. В этом месте записи еще не было, тогда она пустила ускоренный просмотр и нашла место, с которого начиналась запись. Взяла часы с секундной стрелкой. Запись началась вчера в одиннадцать часов пятьдесят две минуты, и продолжалась эта странная запись ровно одиннадцать минут. Когда кассета дошла до конца, автоматически включилась обратная перемотка. Немного подождав, Надежда нажала на пульте кнопку воспроизведения и снова увидела экран, расчерченный подстроечной сеткой. А если нажать не на воспроизведение, а на запись, то начнется запись телепередачи, транслирующейся в данный момент по телевизору. Таким образом, если кто-то вчера в квартире Березиных включил видик на запись в одиннадцать часов пятьдесят две минуты, то мы как раз и получили бы то, что сейчас записано на кассете. Однако, судя по показаниям соседей, именно в это время… Надежда бегом кинулась звонить в квартиру к Марии Петровне.
– Ты чего это, Надя, такая взволнованная?
– Мария Петровна, вспомните, пожалуйста, вы время точное не заметили, когда у Березиных крики услыхали?
– А чего мне вспоминать? Я все хорошо помню и следовательше уже рассказала.
Когда крики начались, я ведь сначала подумала, что это телевизор у кого-то работает, ну и посмотрела на часы, чтобы в программе определить, что за фильм.
– Ну и сколько же было времени?
– Так без десяти двенадцать.
– Без десяти? А не без двадцати?
– Да что ты, у меня пока еще склероза нету.
– А на какие часы вы смотрели? – подозрительно уточнила Надежда.
– Ну ты по части допроса похлеще этой следовательши Громовой будешь. Тебе надо в прокуратуре работать, – недовольно проговорила Мария Петровна.
– Да вы не обижайтесь, Мария Петровна, просто я вот на эти ваши настенные часы смотрю, а они ведь на десять минут спешат.
– Ой, правда? Ну-ка, я по телефону проверю.
Соседка набрала по телефону номер точного времени и уставилась на Надежду с уважением во взгляде:
– Ты смотри, и правда спешат… Выходит, я следователя Громову обманула…
– Значит, вы на эти часы вчера смотрели?
– На эти самые.
– Тогда выходит, что крики не без десяти, а без двадцати двенадцать начались?
– Выходит, так. Ну и что с того?
– А выходит, Мария Петровна, что не сами Березины друг дружку убили, а кто-то их обоих пришил, а потом все дело так обставил, что это они сами… Очень хитро все придумано.
– Ну, не пугай ты меня, Надя. И так-то ничего хорошего – вроде приличные люди, а такое с собой сотворили, а ты еще больше все запутала. Следовательша-то ничего такого не говорила, а уж ей-то виднее.
– Ладно уж, не буду вас запутывать, пусть все как есть останется, а только я чувствую, что не все так просто. Если у них без двадцати двенадцать такой скандал получился, то кто же тогда видик на запись поставил?
– Да какая еще запись?
– А вот та самая, что я у них из видеомагнитофона вынула, пока вы на стреме стояли.
– Ой, ну ты меня совсем запутала. Ты же говорила, что это твоя кассета, ты им давала, я потому тебе и помогла.
– Да я сама так думала, а оказалось – ошиблась. Кассета похожая просто, а не та.
– Что же, выходит, что мы как бы улику украли?
– Очень может быть. Но вы, Мария Петровна, не переживайте, что Громовой неправильное время сказали, она сама должна была ваши часы проверить, ей за это деньги платят.
– И то верно!
Надежда в задумчивости попрощалась с соседкой и вернулась к себе в квартиру. Что же это получается?
Без двадцати двенадцать Мария Петровна услышала у соседей крики, причем что-то в этих криках было такое, что она сначала подумала, что это по телевизору фильм идет. Почему ей так показалось? Во-первых, крики могли быть ненатуральными, наигранными, с неестественными интонациями, как в телесериалах. Во-вторых, сам звук мог идти не с разных сторон, как это бывает, когда ругаются два человека, перемещаясь по квартире, а из одной точки – из телевизора. И в-третьих, сам тембр звука, издаваемого телевизором, отличается от тембра человеческих голосов.
Итак, допустим, кто-то без двадцати двенадцать включил в квартире Березиных и поставил на видеомагнитофон кассету с заранее записанным скандалом. Запись продолжалась одиннадцать с половиной минут, потом закончилась, и примерно столько времени слышались крики из квартиры убитых, и столько времени на кассете от начала записи до конца пленки. Затем кассету сматывают на начало использованного куска и включают запись. Зачем? Это очевидно. Чтобы стереть записанный скандал. Но почему же убийца (а манипуляции с кассетой производил, конечно, тот, кто убил Березиных), почему же убийца не унес с собой кассету? И это очевидно. Потому что его в это время в квартире Березиных уже не было. Выходить из квартиры, когда в ней так жутко кричат, самоубийство: соседи могут выбежать на лестничную площадку и увидеть незнакомца. Значит, уйти он должен был раньше, по возможности, – значительно раньше. Тогда – как же он провернул всю операцию с воспроизведением сцены между супругами, впоследствии затертой?
Надежда, несмотря на свое высшее техническое образование и большой опыт инженерной работы, не слишком хорошо разбиралась в современной бытовой технике, поэтому с решением загадки пришлось подождать до вечера, когда вернулся с очередной халтуры ее муж, Сан Саныч. Не дав ему даже толком отдохнуть и поесть, она огорошила его вопросом:
– Саша, представь, что ты хочешь уйти из дома и оставить на видике кассету, чтобы она проиграла какую-нибудь запись, а потом затерлась. Ну, я плохо объясняю, но ты, наверное, понял.
Сан Саныч абсолютно не удивился вопросу и ответил, как обычно, неторопливо и обстоятельно:
– Ну, я ставлю кассету с нужной мне записью, – кстати, если я хочу, чтобы запись пошла не сразу, и если запись не очень большая, я кассету поставлю на начало, а запись помешу ближе к концу. Кроме того, я программирую магнитофон так, чтобы он через точно рассчитанное время включился на запись. Тогда кассета воспроизводится, – сначала пустая часть, потом – моя запись. Затем она доходит до конца и тут же начинает автоматически перематываться назад. Во время перемотки включается заложенная мной программа записи, перемотка прекращается и начинается запись телепрограммы, которая сотрет ту, предыдущую запись. Главное, точно рассчитать время…
Надежда слушала его восхищенно, с горящими от возбуждения глазами. Когда он закончил объяснения, она воскликнула:
– Я всегда знала!
– Что ты всегда знала?
– Я всегда знала, что мой муж – технический гений, и не только технический, а и вообще… Именно так он все и сделал!
Муж мгновенно напрягся и посерьезнел.
– Надежда, отвечай немедленно, что случилось?
– Ничего не случилось, дорогой, сейчас я тебя буду кормить, извини, что я к тебе сразу с вопросами…
– И кто такой он?
– Какой-такой он? Ах, этот? Убийца.
– Надежда, когда у тебя так горят глаза, я знаю, что ты опять влезла в какую-то историю.
– Да никуда я не влезла, не волнуйся, я абсолютно ни причем, только у нас на площадке произошло убийство, двойное.
Сан Саныч чуть не подавился.
– Как? Двойное убийство? Кого же убили-то?
– Да вот эти новые соседи, Березины, которые ремонт делали.
– А-а-а, – оживился муж, – тот самый ремонт, который тебе спать не давал, которым ты меня постоянно донимала! Теперь ты поняла, к чему все эти ремонты приводят?
– Ну, Сашенька, не в ремонте же дело. И вообще милиция считает, что их никто не убивал, что они сами друг друга убили, то есть Геннадий из ревности убил жену, а потом сам себя.
– Да не из ревности он, а потому что она еще один ремонт захотела!
– Ну, перестань, не шути так.
– А что это ты кассетой интересуешься? Подожди-подожди, сам догадаюсь. Ты им давала какую-то нашу кассету?
Она кивнула головой, но как-то неуверенно.
– Что, не нашу, чужую?
Она зажмурила глаза и закивала головой сильнее.
– Что, ту, которую я у Пашки Соколова взял на неделю всего?
– Саша, но я же не знала, что их убьют! А они взяли и… и кассета пропала. А я вытащила из их видика совершенно постороннюю кассету, там и была эта запись, вот я и заинтересовалась.
– И сделала выводы, что соседей кто-то убил? Господи, ну зачем?