– Будь счастлива, – сказал он, и его грудь взорвалась оранжевым пламенем.
Взрыв выжег весь кислород в туннеле. В воздухе заплясали похожие на перья дерущихся птиц многоцветные язычки пламени. Взрывная волна отбросила Элфи назад, ударив по каждому дюйму поверхности её тела, обращённой в сторону командира. Микронити в костюме мгновенно сгорели из-за схем перегрузки теплом и ударом. Цилиндр камеры шлема вырвало из гнёзда, и он полетел в шахту.
Саму Элфи тоже сбросило в шахту и закрутило как ветку в смерче. Звуковые губки в динамиках шлема автоматически закрылись, как только за взрывной волной последовала звуковая. Командир исчез в облаке пламени. Он погиб, в этом не было сомнений. Даже магия не могла ему помочь. В такой ситуации никто не мог ему помочь.
Все, что находилось во входном туннеле, включая Крута и Кривца, превратилось в облако пыли и обломков. Камни с пронзительным свистом рикошетили от стен туннеля. Это облако стало распространяться по пути наименьшего сопротивления, то есть туда, где находилась Элфи. Она едва успела включить крылья и подняться на несколько метров, прежде чем шрапнель ударила в противоположную стенку шахты, оставляя глубокие отметины.
Элфи зависла в широкой шахте, в шлеме было слышно только её судорожное дыхание. Командир погиб. Поверить в это было невозможно. Погиб в одно мгновение, по прихоти мстительной пикси. А было ли уязвимое место на приборе? Или Элфи действительно не попала в цель? Скорее всего, она никогда не узнает об этом. Но у наблюдателей из полиции не останется никаких сомнений в том, что она застрелила собственного командира.
Элфи посмотрела вниз. Выброшенные из туннеля обломки падали к центру Земли. Приближаясь к вращающейся сфере магмы, они вспыхивали от страшного жара, и в этом огне сгорало все, что осталось от Джулиуса Крута. На мгновение частички становились бронзовыми и золотыми, как миллионы падающих на землю звёзд.
Элфи не двигалась с места ещё несколько минут, пытаясь обдумать все, что произошло. Она не могла. Произошедшее было слишком ужасным. Она решила обдумать все потом, потому что сейчас все её чувства словно замерли от страшных страданий и чувства вины. Сейчас она должна была выполнять приказ. И она будет его выполнять, чего бы это ни стоило, потому что это был последний приказ, отданный ей Джулиусом Крутом.
Элфи увеличила мощность крыльев и полетела вверх по широкому обугленному туннелю. Ей предстояло спасти людей.
Глава 4 По уши в непрятностях
Мюнхен
Мюнхен в рабочие часы ничем не лучше любого другого мегаполиса: улицы его намертво забиты машинами. Несмотря на наличие метро и развитой системы железнодорожного транспорта, население предпочитает уединённость и комфорт личных автомобилей, в результате в самый час пик Артемис и Дворецки попали в пробку, которая протянулась от Международного банка до отеля «Кронски» – по этой дороге машины выезжали в сторону аэропорта.
Артемис ненавидел задержки. Но сегодня все его внимание было сконцентрировано на последнем приобретении, все ещё запечатанном в тубусе из плексигласа. Ему не терпелось открыть его, но прежние владельцы, компания «Крейн и Спарроу», могли снабдить контейнер сюрпризами для воров. Отсутствие видимых ловушек вовсе не означает, что нет ловушек невидимых. Самый простой вариант – вакуумная упаковка полотна и введение в контейнер агрессивного газа, который при реакции с кислородом сожжёт бесценный шедевр.
До отеля они смогли добраться только через два часа, хотя обычно на такую поездку уходило не больше двадцати минут. Артемис переоделся в чёрный хлопчатобумажный костюм и первым делом нажал на мобильном телефоне кнопку быстрого вызова особняка Фаулов. Но перед соединением он подключил телефон шиной сверхбыстрой передачи данных к ноутбуку, чтобы записать разговор. Ангелина Фаул ответила после третьего гудка.
– Арти, – сказала мать, слегка запыхавшись, как если бы звонок оторвал её от какого-то важного дела.
Ангелина Фаул не была сторонницей праздной жизни и, вероятно, в данный момент заканчивала тренировку по методике тай-бо.
– Как дела, матушка? Ангелина вздохнула в трубку.
– Со мной все в порядке, Арти, но ты, как всегда, говоришь как на собеседовании о приёме на работу. Так формально. Неужели ты не можешь назвать меня «мамочкой» или даже «Ангелиной»? Это для тебя так ужасно?
– Не знаю, матушка. «Мамочка» звучит как-то совсем по-детски, а мне уже четырнадцать, помнишь?
Ангелина рассмеялась.
– Разве я могла забыть? Немногие мальчики в твоём возрасте просят билет на симпозиум по генетике в качестве подарка ко дню рождения.
Артемис смотрел одним глазом на плексигласовый тубус.
– Как отец?
– Чудесно, – радостно откликнулась Ангелина. – Меня поражает, как хорошо он себя чувствует. Протез блестяще подошёл, отец прекрасно выглядит. Ни на что не жалуется. Мне действительно кажется, что он стал относиться к жизни по-другому, иначе, чем до потери ноги. О нем заботится превосходный терапевт. Врач говорит, что психическое состояние важнее, чем физическое. Кстати, сегодня вечером мы уезжаем на частный курорт в Уэстмите. Там лечат морскими водорослями. Нам обещают, что они сотворят чудеса с мышцами твоего отца.
Артемис Фаул-старший потерял ногу, когда его похитила русская мафия. К счастью, Артемису удалось спасти его – конечно, с помощью Дворецки. Тот год был богат событиями. После возвращения Артемис-старший сдержал слово начать все с нового листа и вёл праведный образ жизни. Артемис-младший должен был последовать его примеру, но никак не мог отказаться от некоторых своих преступных предприятий. Впрочем, иногда, когда он смотрел на своих отца и мать вместе, идея стать нормальным сыном любящих родителей не казалась ему нелепой.
– Он проходит физиотерапию дважды в день?
Ангелина снова рассмеялась, и Артемису вдруг страшно захотелось оказаться дома.
– Да, дедушка. Я слежу за этим. Твой отец говорит, что через двенадцать месяцев сможет участвовать в марафоне.
– Хорошо, рад это слышать. Иногда мне кажется, что вы готовы дни напролёт гулять, взявшись за руки, если я не буду за вами присматривать.
Мать вздохнула, и Артемис услышал в динамике телефона шорох помех.
– Ты беспокоишь меня, Арти. Юноша в твоём возрасте не должен быть таким… ответственным. Не волнуйся о нас, волнуйся о школе и своих друзьях. Думай о том, чем тебе действительно хочется заниматься. Используй свой гениальный ум, чтобы сделать счастливым себя и других людей. Забудь о семейном бизнесе, сейчас главное дело нашей семьи – просто жить и наслаждаться.
Артемис не знал, как ответить на это. Часть его хотела сказать, что никакого семейного бизнеса давно не было бы, если бы он тайно не заботился о нем. Другая часть мечтала побыстрее сесть на самолёт, вернуться домой и гулять со своей семьёй.
Мать снова вздохнула. Артемису совсем не нравилось, что мать так тревожится, когда он ей звонит, чтобы просто поговорить.
– Арти, когда ты вернёшься домой?
– Поездка заканчивается через три дня.
– Я имела в виду, когда ты вернёшься домой навсегда? Я знаю, что обучение в школе Святого Бартлби является семейной традицией, но мы так хотим тебя видеть рядом. Директор Гвини все поймёт. Здесь так много хороших дневных школ без пансиона…
– Понимаю, – сказал Артемис. Способен ли он на это? Стать обычным ребёнком в нормальной семье… Покончить с преступной деятельностью… Сможет ли он жить честно?
– Через пару недель начинаются каникулы. Поговорим об этом потом, – сказал он, применив тактику проволочек. – Честно говоря, сейчас я не могу сосредоточиться. Неважно себя чувствую. Сначала я подумал, что у меня пищевое отравление, потом оказалось, что это всего лишь лёгкая вирусная инфекция на один день. Местные врачи говорят, что завтра я буду в полном порядке.
– Бедный Арти, – пожалела его Ангелина. – Может быть, я должна посадить тебя на самолёт и отправить домой.
– Нет, матушка. Мне уже лучше. Честно.
– Как хочешь. Я знаю, что простуда доставляет массу неудобств, но отравление – это гораздо хуже. Ты мог на несколько недель оказаться прикованным к постели. Пей больше воды и постарайся уснуть.
– Так и сделаю, матушка.
– Скоро ты будешь дома.
– Да. Скажи отцу, что я звонил.
– Скажу, если смогу найти его. Кажется, он сейчас в спортивном зале, занимается на беговом тренажёре.
– До свидания.
– До свидания, Арти. Поговорим, когда ты вернёшься домой. – Голос Ангелины стал низким и печальным. Она словно отдалилась от сына.
Артемис отключился от сети и немедленно воспроизвёл разговор на компьютере. Он чувствовал вину при каждом разговоре с матерью. Ангелина Фаул обладала уникальной способностью взывать к его совести. Это чувство возникло совсем недавно. Ещё год назад, солгав матери, он ощущал лишь лёгкий укол вины, а теперь даже этот вполне невинный трюк не даст ему покоя несколько недель.
Артемис смотрел на измеритель звуковых волн на экране компьютера. Он сильно изменился, в этом не было сомнений. Эта неуверенность в себе возникла несколько месяцев назад и постоянно усиливалась, начиная с того дня, когда он однажды утром обнаружил у себя в глазах загадочные зеркальные линзы.
Такие же линзы оказались в глазах Джульетты и Дворецки. Они вместе попытались выяснить, откуда взялись эти линзы, но Дворецки, задействовав всех своих агентов, смог узнать лишь то, что Артемис лично заплатил за них. Все запуталось ещё больше.
Линзы остались загадкой. Как и ощущения Артемиса. Перед ним на столе лежал шедевр Эрве «Фея-воровка», добыча, благодаря которой он становился самым выдающимся вором столетия, а об этом статусе он мечтал с шести лет, и сейчас, получив его, он почему-то мог думать только о семье.
«Может быть, пора уходить на покой, – подумал он. – Лучший вор в мире, в возрасте четырнадцати лет и трех месяцев. В конце концов, чего ещё я надеюсь добиться?» Он проиграл часть разговора по телефону: «Не волнуйся о нас, волнуйся о школе и своих друзьях. Думай о том, чем тебе действительно хочется заниматься. Используй свой гениальный ум, чтобы сделать счастливым себя и других людей».
Может быть, мать права. Он должен использовать свои таланты, чтобы сделать счастливыми других. Но в сердце был и тёмный, колючий уголок, который не удовлетворится спокойной жизнью. Может быть, только ему одному были доступны способы сделать счастливыми других людей. Способы по другую сторону закона. За тонкой синей линией.
Артемис потёр глаза. Он не мог принять решение. Возможно, постоянная жизнь дома поможет принять такое решение. А пока следует заняться текущей работой. Выиграть время и доказать подлинность картины. Он чувствовал некоторую вину, украв полотно, но недостаточно сильную, чтобы вернуть его. Особенно господам Крейну и Спарроу.
В первую очередь следовало позаботиться о том, чтобы из школы не было никаких запросов, касающихся его деятельности. Ему потребуется по крайней мере два дня, чтобы доказать подлинность картины, так как необходимо было произвести некоторые испытания.
Артемис открыл программу обработки звука на своём ноутбуке и занялся вырезкой и вставкой произнесённых матерью в разговоре по телефону слов. Отобрав нужные слова и расположив их в нужном порядке, он выровнял уровень громкости, чтобы разговор звучал естественно.
Когда директор Гвини включит свой мобильный телефон после посещения мюнхенского олимпийского стадиона, его будет ждать сообщение. Сообщение поступит от Ангелины Фаул, причём пребывающей явно не в лучшем расположении духа.
Артемис направил вызов через особняк Фаулов, затем переслал отредактированный звуковой файл по инфракрасной связи на свой мобильный телефон.
– Директор Гвини, – произнёс легко узнаваемый голос Ангелины Фаул, причём личность звонившей подтверждалась идентификатором. – Меня очень беспокоит Арти. Он страдает от пищевого отравления. Выглядит он прекрасно, ни на что не жалуется, но мы хотим видеть его дома. Вы понимаете. Я посадила Арти на самолёт домой. Меня крайне удивляет, что он получил пищевое отравление, находясь под вашей опекой. Мы поговорим об этом после вашего возвращения.
Это избавило Артемиса от забот о школе на несколько дней. Тёмная его сторона чувствовала возбуждение от такой хитрости, а пробуждающаяся совесть – вину из-за того, что он использовал голос матери, чтобы сплести паутину лжи.
Он подавил в себе чувство вины. Это безобидная ложь. Дворецки проводит его домой, а образование не пострадает от нескольких дней отсутствия в школе. Что касается кражи «Феи-воровки», он не считал её настоящим преступлением, так как картина была украдена у воров. Такое преступление вполне оправданно.
«Да, – согласился с ним внутренний голос, – если ты вернёшь картину обществу».
«Нет, – возразила непримиримая половина. – Картина принадлежит мне, пока её кто-нибудь не украдёт. В этом все дело».
Артемис подавил в себе нерешительность и выключил мобильный телефон. Он должен был сосредоточиться на картине, и от вибрации телефона в неподходящий момент могли задрожать руки. Ему не терпелось сорвать крышку с плексигласового тубуса. Но это было бы не просто глупо, а смертельно глупо. Компания «Крейн и Спарроу» могла оставить для него множество маленьких сюрпризов.
Артемис достал из жёсткого чемодана, в котором хранилось лабораторное оборудование, хроматограф. Прибор должен был взять пробу газа внутри тубуса и провести анализ. Артемис выбрал из набора игольчатое сопло и навернул его на торчавший из хроматографа резиновый шланг. Иглу он осторожно держал в левой руке. Артемис одинаково свободно владел обеими руками, но левая была более твёрдой. Крайне аккуратно он проткнул иглой силиконовое уплотнение тубуса так, чтобы игла оказалась как можно ближе к полотну. Игла не должна была шевелиться, чтобы содержащийся в контейнере газ не вытек и не смешался с воздухом. Хроматограф отобрал пробу газа и всосал её в оборудованное нагревателем отверстие для ввода. Любые органические примеси удалялись нагревом, а газ-носитель перенёс пробу через разделительную колонку в пламенно-ионизационный детектор – именно в нем определяются отдельные компоненты. Буквально через несколько секунд на цифровом дисплее прибора появилась диаграмма. Процентное содержание кислорода, водорода, метана и углекислого газа соответствовало пробе, взятой заранее в центральной части Мюнхена. Неопознанной оставалась пятипроцентная доля газа, но тут не было ничего подозрительного. Возможно, это объяснялось наличием комплексных загрязняющих газов или чувствительностью оборудования. Теперь Артемис знал, что может открыть тубус, если не обращать внимания на загадочные пять процентов. Он так и сделал, осторожно вскрыв уплотнение ножом для резьбы по дереву.
Артемис надел хирургические перчатки и извлёк картину из тубуса. Она упала на стол тугим свитком и практически мгновенно развернулась – видимо, находилась в тубусе недостаточно долго, чтобы принять его форму.
Артемис расправил холст и прижал углы гладкими мешочками с гелем. Он мгновенно понял, что перед ним – не подделка. Достаточно было одного взгляда, чтобы узнать основные цвета и живописную манеру. Все образы Эрве словно состоят из света. Они были так восхитительно написаны, что картина, казалось, искрилась. Картина была совершенной. На ней был изображён запелёнатый младенец, спящий в залитой солнцем колыбели рядом с открытым окном. Фея с зеленой кожей и прозрачными крылышками парила над подоконником и собиралась украсть ребёнка из колыбели. Обе ноги сказочного создания находились на улице.
– Она не может войти в дом, – рассеянно пробормотал Артемис – и поразился своим словам.
Откуда он это знал? Обычно он выражал своё мнение только в том случае, если мог его каким-то образом подтвердить.
«Успокойся, – приказал он себе. – Обычная догадка. Возможно, основанная на обрывке информации, найденной во время бесконечных скитаний по Интернету».
Артемис сконцентрировал внимание на самой картине. Он получил её. «Фея-воровка» принадлежит ему, по крайней мере в данный момент. Он достал скальпель из набора хирургических инструментов, срезал мельчайшую частичку краски с края картины, положил её в пробирку и приклеил этикетку. Артемис собирался послать частичку краски в Мюнхенский технический университет, где установлен гигантский спектрометр. Радиоуглеродный анализ, который произведёт работающая в университете знакомая Артемиса, подтвердит, что картина или, по крайней мере, краски соответствуют времени написания.
Он позвал Дворецки из соседней комнаты апартаментов.
– Дворецки, не мог бы ты отвезти этот образец в университет немедленно? Передай его Кристине лично в руки. Кстати, напомни ей, что мне крайне необходимо быстро получить результаты анализа.
Он не услышал ответа, но в следующее мгновение в комнату ворвался Дворецки. Глаза у него были дико вытаращены, и вообще он не был похож на человека, который собирался взять образец краски.
– Проблемы? – спросил Артемис.
За две минуты до этого Дворецки стоял у окна, приложив ладонь к стеклу, и наслаждался редкой возможностью немного побыть наедине со своими мыслями. Он смотрел на ладонь так, словно комбинация солнечного света и пристального взгляда могла сделать её прозрачной. Он знал, что каким-то образом изменился. Под его кожей что-то было спрятано. Он чувствовал себя странно весь прошедший год. Чувствовал себя постаревшим. Возможно, давали о себе знать десятилетия трудных испытаний. Ему не было и сорока, но по ночам ныли кости, а грудь сдавливало, словно он постоянно носил пуленепробиваемый жилет из кевлара. Он определённо был уже не таким проворным, как в тридцать пять, и иногда ему приходилось прилагать усилия, чтобы сосредоточиться. Куда приятнее было предаваться размышлениям… «Как сейчас», – отругал себя телохранитель. Дворецки пошевелил пальцами, поправил галстук и вернулся к работе. Его не устраивал уровень безопасности в номере отеля. Гостиницы всегда были кошмаром для любого телохранителя. Служебные лифты, изолированные верхние этажи, отсутствие нормальных маршрутов эвакуации не позволяли гарантировать полную безопасность охраняемого лица. «Кронски», несомненно, был фешенебельным отелем, его сотрудники работали эффективно, но не это интересовало Дворецки. Он предпочёл бы поселиться в номере на первом этаже без окон и со стальной дверью пятнадцать сантиметров толщиной. Нет необходимости говорить, что такой номер найти невозможно, а если бы ему это каким-то чудом удалось, господин Артемис, несомненно, задрал бы нос и отказался поселиться в таких условиях. Дворецки пришлось согласиться на номер на третьем этаже.