Я передернула плечами, сбрасывая наваждение:
— Так что там еще у нас по плану?
Мы оказались перед настоящей пробкой — толпа выстроилась перед столом с табличкой «Балаган-базар буйного Боба», за которым парень с чересчур длинными усами шумно хлебал суп. На доске у него за спиной выстроились четыре человеческих черепа с надписью: «Последние четверо». Завидев нас, он начал во весь голос требовать, чтобы Лайл представил ему свою маленькую подружку. Лайл попытался от него отмахнуться и вместе со мной просочиться сквозь толпу — не получилось. Он шепнул мне на ухо, что это очередной участник ролевой игры.
— Боб Берделла, — обратился Лайл к парню и подмигнул, шутливо упирая на фамилию, — познакомься, это Либби Дэй из семьи Дэев… Резня на канзасской ферме в Киннаки.
Парень через стол наклонился ко мне, в зубах у него застрял кусочек гамбургера.
— Будь у тебя член, ты была бы уже на свалке, разрезанная на куски, — сказал он и радостно заржал. — На мелкие-мелкие кусочки.
И он шлепнул по мне, как по комару. Я невольно отпрянула, но тут же в ярости рванулась к нему с кулаком наготове, как делаю всегда, когда меня пугают. В нос его, чтоб кровь пошла! Чтобы вообще остался без носа! А потом еще раз ударить! Но не успела я до него добраться, как он отшатнулся на стуле, подняв руки вверх и бормоча, но не мне, а Лайлу:
— Да ладно тебе, я пошутил! Что такого-то!
При этом он даже не взглянул на меня, будто я ребенок. Пока он ныл, я бросилась на него, но сумела достать только до подбородка, поэтому мой удар кулаком превратился в подобие шлепка — так наказывают нашкодившего щенка.
— Ты, козел!
Вмешался Лайл и, бормоча извинения, увлек меня за собой, но я еще не растеряла пыл и, удаляясь, довольно сильно пнула стол, за которым сидел Боб; стол качнулся, суп пролился на пол. Жаль, не перевернула! Что может быть позорнее, чем неудачная попытка женщины-недомерка врезать обидчику! Хуже могло быть, если бы меня уносили прочь, а я бы по-детски отчаянно сучила ногами в воздухе. Я оглянулась — Боб стоял столбом с розовым от моего шлепка подбородком и безвольно опущенными руками, пытаясь решить, то ли ему стыдно, то ли его зло берет.
— У нас в клубе это не первая потасовка, — констатировал Лайл.
— Не люблю, когда мне угрожают.
— Вообще-то он не… да-да, понимаю, — пробормотал Лайл. — Когда-нибудь эти артисты оставят нас в покое. Люди в нашей группе вам понравятся — в группе расследования гибели Дэев.
— Разве она называется группа расследования гибели Дэев, а не группа расследования резни на канзасской ферме в Киннаки? — недовольно пробурчала я.
Он попытался протиснуться через бутылочное горлышко в тесном проходе, но его попытка закончилась неудачей. Я же лицом почти уткнулась в спину какого-то мужика в синей накрахмаленной рубашке и несколько секунд созерцала безупречную складку посередине. Кто-то настырно подталкивал меня сзади в спину.
— Люди, как правило, так или иначе упоминают в этом деле Сатану, — заметила я.
— Да, но у нас другое мнение, поэтому мы стараемся имя дьявола, прошу прощения, не упоминать, — сказал Лайл, ввинчиваясь в толпу.
— Понятно, значит, дело в названии, — съязвила я, не отрывая взгляда от синей рубашки впереди.
Мы протолкались за угол и наконец оказались на относительном просторе, где можно было хотя бы отдышаться.
— Хотите увидеть еще какие-нибудь группы? — Он кивнул в сторону: слева у стола, обозначенного номером 31, толпилась кучка мужчин: кое-как постриженные, кое-кто с усами, на многих старомодные рубашки с пристегнутым воротом. Они отчаянно спорили приглушенными голосами. — Это очень продвинутый народ. Они тут, по сути дела, создают собственную тайну: они убеждены, что вышли на серийного убийцу, который действует в нескольких штатах — Миссури, Канзасе, Оклахоме, где помогает людям уйти из жизни. Людям семейным, иногда пожилым, которые не могут выбраться из долговой ямы, на кредитках ни цента или ипотека душит, — короче, тем, у кого нет выхода.
— Убивает, потому что они не умеют обращаться с деньгами? — Я вытаращила глаза.
— Не совсем так. Здесь его считают чем-то вроде Джека Кеворкяна по прозвищу Доктор Смерть для людей, у которых беда с кредитами, зато хорошие страховки, и называют Ангелом — Спасителем-от-долгов.
Один из участников обсуждения за тридцать первым столом, юноша с выступающей вперед челюстью и губами, которые не закрывали зубы, услышав последние слова Лайла, живо к нему повернулся и сказал:
— Кажется, в прошлом месяце Ангел поработал в Айове: там отец четырех детей, имевший шикарный загородный дом, разбился на снегоходе — с виду не подкопаешься, да и время года подходящее. Точно такой же случай произошел год назад. Наш герой теряет оригинальность.
Парнишка собирался продолжить и хотел, судя по всему, затащить нас к себе. У них на столе в беспорядке валялись таблицы, диаграммы, графики, вырезки из газет, еще какие-то непонятные бумажки. Из стоявшей там же миски спорщики прямо руками зачерпывали соленую смесь сухариков с орешками, часть еды падала на пол. Я покачала головой и потянула Лайла в другую сторону — туда, где не пахло потом и солью. Оказавшись в проходе, я вздохнула и глянула на часы.
— Верно, — сказал Лайл, — у нас впереди еще много дел. Пошли. Так вот, мне кажется, наша группа вам понравится. У нас куда более серьезные люди. Посмотрите, там уже собирается народ.
Он показал в сторону аккуратного столика в углу, рядом с которым жирная тетка с мелкой химией на голове отхлебывала кофе из одноразового пластикового стаканчика размером с хороший кувшин. Рядом, не обращая на нее внимания, двое ухоженных мужчин средних лет оглядывали помещение, уперев руки в боки. Внешне они напоминали полицейских. За карточным столиком у них за спиной сгорбился лысеющий дядька в летах и что-то писал в блокноте, у него за плечом стоял мальчишка студенческого возраста и читал, что он пишет. Чуть дальше несколько мужчин неопределенного вида копались в сложенных стопками бумажных скоросшивателях или бесцельно торчали рядом.
— Посмотрите, есть женщины! — победно произнес Лайл и показал на женщину-гору в мелких кудряшках на голове. — Хотите подойти сейчас или дождемся более торжественного момента?
— Можно и сейчас.
— У нас очень-очень серьезные люди, а не глупые, одержимые фанаты. Вам правда они понравятся. Вы у них непременно узнаете для себя что-то новое.
Я недоверчиво хмыкнула и последовала за Лайлом. Тетка заметила меня первой: сначала она подслеповато сощурилась, потом вылупила глаза. У нее в руках был самодельный скоросшиватель с приклеенной сверху моей школьной фотографией, где на мне цепочка с золотым сердечком, которую мне прислал кто-то из благодетелей тех лет. Она подалась вперед, словно хотела вручить мне свою папку, которую держала как театральную программку. Я успела заметить, что к голове на снимке пририсованы рога, как у черта.
Лайл коснулся моего плеча, но тут же убрал руку:
— Всем привет! Прибыла наша особенная гостья. Позвольте представить: гвоздь программы и главная участница нынешней конференции — Либби Дэй.
Кто-то из присутствующих удивленно вскинул брови, кто-то одобрительно закивал. Один из похожих на копов воскликнул: «А ни хрена себе!» — и поднял руку, готовый всей пятерней одобрительно шлепнуть о ладонь Лайла, но передумал, и рука застыла в каком-то нацистском приветствии. Пожилой господин отвел от меня взгляд и продолжил что-то царапать в своих бумажках. На секунду я забеспокоилась, а не ждут ли присутствующие от меня некой торжественной речи, но вместо нее буркнула «здрасте» и присела к столу.
Последовали обычные приветствия и вопросы. Да, я живу в Канзас-Сити. Нет, временно не работаю. Нет-нет, с Беном у меня никаких контактов. Да, несколько раз в год он присылает мне письма, но я их рву, не читая, и отправляю в мусорную корзину. Нет, мне нисколечко не интересно, что он там пишет. Да, я готова продать следующее же его письмо.
— Итак, — прогрохотал Лайл, перекрывая гвалт, — перед нами ключевая фигура в деле Дэев, так называемый очевидец, поэтому давайте-ка перейдем к вопросам, непосредственно связанным с интересующими нас событиями.
— У меня есть вопрос, — сказал один из «копов». Он выдавил из себя подобие улыбки. — Если не возражаете, перейдем прямо к сути, возьмем, так сказать, быка за рога. — Он даже как будто подождал, чтобы я ответила, что не возражаю. — Почему вы свидетельствовали, что вашу семью убил Бен?
— Потому что это сделал именно он, — сказала я. — Я там в это время находилась.
— Вы, дружочек, прятались и просто никак не могли видеть то, что, как вы утверждаете, видели. В противном случае вас бы тоже в живых не оставили.
— Я видела то, что видела, — привычно заученно начала я.
— У меня есть вопрос, — сказал один из «копов». Он выдавил из себя подобие улыбки. — Если не возражаете, перейдем прямо к сути, возьмем, так сказать, быка за рога. — Он даже как будто подождал, чтобы я ответила, что не возражаю. — Почему вы свидетельствовали, что вашу семью убил Бен?
— Потому что это сделал именно он, — сказала я. — Я там в это время находилась.
— Вы, дружочек, прятались и просто никак не могли видеть то, что, как вы утверждаете, видели. В противном случае вас бы тоже в живых не оставили.
— Я видела то, что видела, — привычно заученно начала я.
— Полная чушь. Вы видели то, что вам велели видеть, потому что вы были напуганной до смерти послушной девочкой, которая хочет помочь. Следствие изрядно запудрило вам мозги. Вас использовали, чтобы призвать к ответу человека, которого было легче всего объявить виновным. Более безответственное ведение следствия трудно представить.
— Я находилась в доме…
— Да, а как же вы объясните выстрелы, от которых погибла ваша мать? — парировал «коп» и, подавшись вперед, даже привстал со стула. — На руках Бена не обнаружено следов пороха…
— Господа, — перебил его пожилой дядька и помахал рукой с толстыми скрюченными пальцами, потом, кивнув в сторону тетки с кудрями и мою, сладко добавил: — И дамы! Мы же еще не представили факты рассматриваемого дела. Мы должны все запротоколировать, иначе наше мероприятие будет ничем не лучше болтовни в Интернете. Раз у нас такая гостья, мы должны быть особенно корректны и приходить к единому мнению по ряду вопросов.
Поскольку никто особенно не протестовал, старик облизнул губы, посмотрел на всех поверх толстых очков и откашлялся. Вид у него был начальственный, но при этом какой-то неухоженный. Я представила, как он один у себя дома, стоя у стола рядом с холодильником, поглощает консервированные персики прямо из банки и шумно прихлебывает сироп. Он начал зачитывать из блокнота:
— Факт первый. Около двух часов ночи третьего января восемьдесят пятого года некто, возможно не один, убил трех членов семьи Дэев в их доме на ферме в Киннаки, штат Канзас. Среди погибших — Мишель Дэй, десяти лет; Дебби Дэй, девяти лет, а также мать семейства Пэтти Дэй, тридцати двух лет. Мишель Дэй задушена; Дебби Дэй погибла от ран, нанесенных топором; Пэтти Дэй — от двух огнестрельных ранений, ударов топором и глубоких ран, нанесенных охотничьим ножом.
Кровь бросилась мне в голову, в ушах зашумело, но я сказала себе, что ничего нового для себя не слышу. Нечего паниковать. Я стараюсь не вслушиваться в детали убийства. Слова проходят сквозь мозг и выходят через уши, как у обезумевшего от ужаса ракового больного, который слышит из уст врача непонятные ученые слова и понимает только одно: все очень плохо.
— Следующий факт, — продолжал оратор. — Во время убийства младшая из детей, семилетняя Либби Дэй, находилась в доме и не попала в руки убийцы (или убийц), потому что выбралась на улицу через окно в комнате матери. Факт номер три. Старший из детей, Бенджамин Дэй, пятнадцати лет, утверждал, что после ссоры с матерью провел ту ночь в сарае у одного из соседей. Он до конца придерживался этой версии, а его поведение во время следствия делу не помогло. Позже его арестовали и осудили, во многом на основании ходивших в округе слухов, что он увлекся сатанизмом и отправляет соответствующие обряды: стены внутри дома были покрыты символами и словами, ассоциировавшимися с культом дьявола. Стены были исписаны и изрисованы кровью его матери. — Старик замолчал в ожидании соответствующей реакции, оглядел слушателей и вернулся к своим записям. — Однако решающим стал тот факт, что его чудом уцелевшая младшая сестра Либби свидетельствовала, что видела, как он убивал. Несмотря на ее путаные показания и юный возраст, Бена Дэя осудили. И это при поразительном отсутствии вещественных доказательств и улик. Мы собрались здесь, чтобы изучить другие варианты и рассмотреть конкретные обстоятельства дела. По моему мнению, однозначным пока можно признать то, что убийства связаны с событиями, происходившими накануне, а именно второго января восемьдесят пятого года. Буквально в один день все пошло не так. Еще утром второго января ничто не предвещало трагедии. Что-то действительно произошло несколько позже.
Из папки говорившего показался краешек снимка с места преступления: пухлая окровавленная ножка и кусочек ночнушки бледно-лилового цвета. Дебби… Старик поймал мой взгляд и затолкал снимок назад в папку, словно меня это никак не касалось.
— Кажется, мы в целом пришли к выводу, что это дело рук Раннера Дэя, — сказала толстуха, так яростно копошась у себя в сумочке, что оттуда выпало несколько ватных дисков.
При имени отца я вздрогнула. Раннер Дэй — ничтожный, никчемный человечек.
— Я права? — продолжала она. — Он приходит к Пэтти и угрозами пытается вырвать у нее деньги; как обычно, ничего не получает, злится и идет вразнос. То есть я хочу сказать, он же псих.
Тетка извлекла откуда-то бутылку с водой и приняла две таблетки аспирина, как делают в кино, — резко забросив голову назад. Потом взглянула на меня, ожидая подтверждения своих слов.
— Да, пожалуй. Я не очень хорошо его помню. Они разошлись, когда мне было года два. После этого мы мало общались. За несколько месяцев до убийств он жил с нами все лето, но…
— Где он сейчас?
— Не знаю.
Она вытаращила глаза.
— А как насчет следов, оставленных обувью взрослого мужчины? — подал сзади голос какой-то человек. — Полиция так и не объяснила, почему в доме, где никто не носил выходных мужских туфель, обнаружены окровавленные следы таковых…
— Полиция очень многого так и не объяснила, — снова подал голос старик.
— Например, происхождение того кровавого пятна, — подхватил Лайл и повернулся ко мне. — На постели Мишель обнаружили пятно крови — по группе она не совпала с кровью ни одного из членов семьи. Но к несчастью, простыни оказались даром некоего благотворительного фонда, поэтому следствие объявило, что кровь могла принадлежать кому угодно.
Так называемые «бывшие в употреблении» простыни. Да уж, Дэи были большими поклонниками этого фонда: у нас все было оттуда — диван, телевизор, лампы, джинсы, даже занавески на окнах.
— Не знаете, как можно найти Раннера? — спросил студент. — Вы могли бы задать ему интересующие нас вопросы?
— И все-таки я считаю, — сказал старик, — что имеет смысл побеседовать и с некоторыми из тогдашних друзей Бена. У вас остался кто-нибудь в Киннаки?
Несколько человек начали спорить и рассуждать по поводу страсти Раннера к азартным играм, приятелей Бена и из рук вон плохого полицейского расследования.
— Эй, — встряла я, — а как же Бен? Он уже не в счет?
— Помилуйте, но это грубейшая из когда-либо допущенных судебных ошибок, — сказала толстуха. — И не делайте вид, что вы придерживаетесь другого мнения. Если, конечно, вы не покрываете своего папочку. Или же вам слишком стыдно за то, что вы наделали.
Я бросила на нее свирепый взгляд. В кудряшках у тетки застрял кусок яичного желтка.
«Господи, ну какой идиот ночью трескает яйца! Или он у нее там с утра?»
— Наша Магда очень серьезно занимается этим делом, она среди тех, кто хочет добиться освобождения вашего брата, — сказал старик, снисходительно приподняв бровь.
— Он чудесный! — сказала Магда, обращаясь ко мне. — Пишет стихи, сочиняет музыку. Он просто воплощение доброты. Либби, вам непременно нужно его узнать, непременно.
Магда перебирала разложенные перед ней папки, по одной на каждого члена моей семьи. На самой толстой были наклеены фотографии моего брата: рыжеволосый Бен в детстве торжественно-серьезно держит в руках игрушечный самолет-бомбардировщик; Бен с черными волосами и испуганным лицом сразу после ареста; Бен сегодня — в тюрьме, снова рыжеволосый, с видом ученого мужа, рот приоткрыт, словно его сняли посередине фразы. На папке Дебби было единственное фото в костюме цыганки на Хеллоуин: щеки нарумянены, губы накрашены, каштановые волосы прикрывает красная мамина бандана, подол юбки подоткнут. Справа к ней тянется моя покрытая веснушками рука. Эта фотография была в нашем семейном альбоме, я и не предполагала, что она окажется где-то еще.
— Где вы ее раздобыли? — спросила я.
— Кое-где. — Толстая рука легла на папку.
Я глянула на стол, борясь с искушением наброситься на толстуху. Из папки старика снова показался снимок мертвой Дебби. Теперь была видна не только окровавленная нога, но и исполосованный живот и почти отрубленная рука. Я перегнулась через стол и вцепилась в руку старика.
— А ну немедленно убери эту мерзость! — зашипела я.
Он спрятал снимок; схватив папку, прикрылся ею, как щитом, и заморгал.
Вся группа теперь смотрела на меня с любопытством и некоторой опаской, словно на любимого кролика, который взбесился прямо на глазах.