Как и во всем, что существует в жизни, вы нуждаетесь в некоторой порции страха, но не слишком большой.
Когда Агате было пять лет, над их семьей нависла угроза разорения.
Позже она честно признавала: «Дедушка сколотил приличное состояние. Отец, главным образом из-за доверчивости к партнерам, существенно уменьшил его, брат же молниеносно спустил оставшееся». При этом отца она не винила, что поделать, тот не имел никакого таланта к бизнесу. Пока поступали проценты с капитала, он жил и не тужил, но как только начались сложности и понадобилось что-то сделать, он оказался совершенно беспомощным.
Наследство, полученное Фредериком Миллером от старой тетушки, немного отсрочило их разорение, но все же было принято решение экономить. «Испытанным средством в те далекие времена считалась поездка на некоторое время за границу, – вспоминала Агата Кристи. – И вовсе не из-за налогов, как теперь… просто за границей жизнь была гораздо дешевле. Смысл отъезда состоял в том, чтобы сдать дом вместе со слугами за хорошие деньги, уехать на юг Франции и поселиться в скромном отеле».
Они выгодно сдали дом американцам и уехали на юг Франции, в По. Разумеется, Агата была в восторге от путешествия, даже несмотря на то, что ее страшно разочаровали Пиренейские горы – они оказались гораздо ниже, чем она представляла. Зато во Франции она наконец-то нашла себе подруг – английских девочек, родители которых тоже приехали пожить в По, чтобы сэкономить.
Счастливые люди – обычно неудачники, потому что они настолько довольны собой, что ни черта не добиваются.
Во Франции Клара Миллер решила нанять для младшей дочери гувернантку.
Няня к тому времени уже покинула их семейство, и за шестилетней Агатой должен был кто-нибудь присматривать, к тому же Клара хотела, чтобы девочка выучила французский. Первая попытка успехом не увенчалась – английская гувернантка мисс Маркхем была всем хороша, но толку в изучении языка от нее не было, все равно все важные вопросы они с ее подопечной обсуждали на английском.
Тогда вместо нее появилась мадемуазель Моура. Новая гувернантка была француженкой, любила детей, но Агату пугал ее бурный темперамент, и она всячески стремилась увильнуть от занятий.
Третьей гувернанткой стала уже упоминавшаяся Мари, которую миссис Миллер выбрала, повинуясь неожиданной прихоти. Мари была швеей, с детьми никогда не работала, но как сказала Клара: «У девушки чудесный характер, она веселая. Из приличной семьи. Ей хочется поехать в Англию, и она может обшивать всю семью». Мари Агате понравилась, а поскольку новая гувернантка не знала ни слова по-английски, им пришлось как-то объясняться, сначала жестами, а потом Агата как-то понемногу начала понимать французский и вскоре, взяв книгу, осознала, что может на нем даже читать. Но самым главным для нее было приобретение нового друга.
«Через неделю мы были уже настоящими друзьями, – вспоминала она знакомство с Мари. – Радостью стало все – гулять с ней, делать все, что угодно. Так сложился наш счастливый союз».
Для ребенка мир – это то, что происходит с ним, и, следовательно, люди в нем делятся на тех, кто им нравится, кого они ненавидят, и тех, кто делает их счастливыми или несчастными.
Агата Кристи говорила, что у нее наследственная страсть к коллекционированию.
Унаследовала она ее прежде всего от отца, потому что хотя Клара Миллер и увлекалась собиранием фарфора, эта страсть у нее была общая с матерью и мужем. «Когда бабушка переехала жить к нам, она привезла с собой свой дрезденский и итальянский фарфор Капо ди Монте, – вспоминала Агата Кристи. – Наши буфеты и так ломились от посуды, поэтому пришлось заказать новый, чтобы разместить в нем бабушкины сервизы».
А вот отец обожал покупать еще картины и мебель. Правда с разным результатом. Из картин, которыми были увешаны все стены дома, Агата впоследствии не сохранила ни одной, так они все были ужасны. «Вынуждена констатировать, что у папы всегда был очень плохой вкус в живописи», – писала она.
Зато старинная мебель, которую ее отец скупал повсюду по дешевке, оказалась настоящим спасением для их семьи. Она постоянно росла в цене, и после смерти Фредерика его вдова довольно долго жила на средства, которые выручала от продажи предметов обстановки.
«Семья, без всяких сомнений, состояла из коллекционеров, и я унаследовала эту черту, – резюмировала Агата Кристи. – Неприятность заключается в том, что если вы унаследовали коллекцию фарфора или мебели, это лишает вас радости начать коллекционировать. Как бы то ни было, страсть коллекционера нуждается в удовлетворении, и я собрала внушительный ассортимент вполне красивой мебели из папье-маше и безделушки, которых не было в коллекциях моих родителей».
Умный человек всегда осторожен, даже во сне.
После возвращения из Франции Агату начали учить музыке.
Мэдж к тому времени уже начала выезжать в свет, и Клара Миллер решила, что пора начать готовить к будущей светской жизни и младшую дочь. Так в жизни Агаты появилась фрейлейн Удер, которая, по ее словам, открыла ей «счастье наслаждения музыкой». От родителей она унаследовала хороший слух, учительница ей понравилась, поэтому уроки превратились в настоящее удовольствие. «Когда я наконец смогла сыграть «Утро» из «Пер Гюнта», счастье просто переполнило меня… – вспоминала она спустя много лет и с долей ехидства добавляла: – Мне кажется, я была куда более довольна достигнутыми результатами, чем все остальные члены семьи, несколько угнетенные моим рвением и находившие, что я слишком много занимаюсь».
Кроме того, раз в неделю Агата ходила на уроки танцев, где вместе с другими девочками делала упражнения для развития грудной клетки и рук, а после разминки училась танцевать польку и народные танцы. Став постарше, она стала посещать другую школу, где танцевала уже более сложные танцы, и не только с девочками, но и с мальчиками. Правда, в отличие от музыки, танцы она не особо любила. «Единственный танец, которому я научилась и который пригодился мне в жизни, – писала она, – это вальс, но при этом я никогда не любила вальсировать. Мне не нравился ритм, и у меня всегда страшно кружилась голова».
Если ребенок не оправдывает родительских ожиданий, он живет с чувством вины. Окружающие твердо уверены, что все зависит только от благоприятного стечения обстоятельств, а отнюдь не от природных склонностей.
Расставшись с подругами, Агата вновь придумала себе воображаемых друзей.
В Англии она, как и раньше, оказалась в одиночестве, у соседей не было девочек подходящего возраста, поэтому она решила прибегнуть к испытанному средству. «Я выдумала себе целую компанию близких друзей, преемников Пуделя, Белки, Дерева и знаменитых Котят, – вспоминала она. – На этот раз я сочинила Школу. Школа служила лишь местом для семи девочек разных возрастов и разной наружности, вышедших из различных социальных кругов. У Школы не было названия – просто Школа».
Первыми воображаемыми подругами Агаты стали брюнетка Этель и блондинка Анни, потом к ним присоединилась богатая золотоволосая Изабелла (которую Агата терпеть не могла) и ее бедная кузина Элси. Потом в Школе появились девочки помладше – Элла и Сью, причем Сью была Альтер-эго самой Агаты. Позже добавились еще пять девочек.
«Должна сказать, что «девочки» не расставались со мной долгие годы, разумеется меняясь и взрослея… – писала Агата Кристи в автобиографии. – Уже взрослой девушкой я то и дело вспоминала их и примеривала им разные платья из моего гардероба… Я сама смеюсь над собой в такие моменты, но девочки по-прежнему со мной, хотя, в отличие от меня, не состарились. Двадцать три года – самое большее, что я могу представить… Судьба у них сложилась по-разному – одни вышли замуж, другие на всю жизнь остались одинокими. Этель не встретила суженого и жила в маленьком домике с доброй и милой Анни – сейчас мне кажется, что это весьма правдоподобно…»
Женщины редко ошибаются в своих суждениях друг о друге.
Став постарше, Агата начала вести менее замкнутую жизнь.
У них в семье все были завзятыми театралами, Мэдж и Монти посещали спектакли каждую неделю, а со временем с ними разрешили ходить и Агате. В мемуарах она писала об этом с приличной долей ехидства: «Мы всегда занимали кресла позади партера – сидеть в самом партере считалось дурным тоном – места стоили всего шиллинг».
Одним из главных событий в Торки, где они жили, была августовская регата, о которой Агата начинала мечтать еще с мая, как, впрочем, и Мэдж. Но если старшую сестру интересовали яхты и светские приемы, то младшая обожала ярмарку. «Веселые карусели, где верхом на лошадке с развевающейся гривой можно было кружиться без конца, круг за кругом, круг за кругом; русские горки с их стремительными головокружительными подъемами и спусками… Во всех лавках продавались лакомства и игрушки», – вот оно, детское счастье.
А по вечерам во время регаты устраивались фейерверки, которые семья Миллеров наблюдала из сада каких-нибудь друзей, живших поблизости от гавани. «Из-за того, что Торки стоял на семи холмах, всем приходилось преодолевать солидное расстояние, – вспоминала она. – Пешие прогулки по гористой местности, на высоких каблуках, при непременном условии, что левой рукой надо было изящно приподнимать край юбки, а в правой держать зонтик, представляли собой тяжкое испытание. Но вечера в саду стоили того».
Молодость так ранима и в то же время безжалостна и самоуверенна. Она так великодушна и так требовательна.
Когда Агате было одиннадцать лет, она потеряла отца.
Вероятно, его здоровье подкосили финансовые проблемы. Как уже говорилось, Фредерик Миллер не был деловым человеком, поэтому доставшимся ему от отца состоянием управляли посторонние люди, которых он совершенно не умел контролировать. «Деньги, оставленные дедушкой, исчезли в неизвестном направлении, – вспоминала Агата Кристи. – Куда они подевались? Папа неплохо жил на свои предполагаемые доходы. Они значились в бумагах, но в действительности не существовали; всегда находились правдоподобные объяснения, сводящие все неувязки к недосмотру или невыполнению обязательств, которое носит чисто временный характер, – нужно лишь внести необходимые поправки. Видимо, попечители плохо распорядились бумагами с самого начала, но теперь было уже поздно пытаться исправить дело».
Фредерик Миллер пытался устроиться на работу, но это было бесполезно, поскольку он, как большинство джентльменов его круга, не имел никакой профессии. Ситуация была безнадежная. Все закончилось, как в викторианских романах, – он заболел воспалением легких и умер, оставив жену и детей самих выпутываться из сложившегося положения.
Семья горько оплакала его и занялась насущными вопросами. Клара поспешно выдала замуж Мэдж, привела в порядок финансы, урезала расходы и продолжила тихо жить в Торки вдвоем с младшей дочерью.
Изменить человека никому не под силу.
Первым напечатанным произведением Агаты Кристи стало стихотворение.
Ей было тогда одиннадцать лет, и ни о какой писательской карьере она не помышляла. Да и вообще считала себя посредственностью. Вот Мэдж у них в семье была признанным талантом – еще до замужества она написала несколько отличных рассказов. Агата Кристи всегда считала, что сестра талантливее, чем она, и кто знает, возможно, если бы та занялась литературой серьезно, в Англии действительно было бы одной хорошей писательницей больше.
Что касается первого творения Агаты, то это было сатирическое стихотворение о трамвае, который начал ходить по их улице и вызывал страшное раздражение местных жителей. Начиналось оно так:
Напечатали его в местной газете с подачи Агатиной бабушки. Естественно юная авторша, как и положено, была очень горда этим событием. Но у нее даже мысли не возникло стать писательницей. Юным леди ее круга была одна дорога – замуж.
Человек, который так и не повзрослел, самый опасный человек – думает, что ему все дозволено…
Агата Кристи утверждала, что в подростковом возрасте думала только о счастливом замужестве.
Это был предел мечтаний как ее, так и всех знакомых девочек. «Мы жили в сознании ожидающего нас безоблачного счастья, – говорила она, – мы ждали любви, восхищения, поклонения, ждали, как о нас будут заботиться, холить и лелеять, намереваясь в то же время идти собственным путем во всем, что было для нас важным, одновременно заботясь о муже, его жизни, успехе, карьере, считая эту заботу своим священным долгом».
Вся жизнь девочек и девушек была подчинена одной главной цели – встретить своего суженого и выйти за него замуж. Именно поэтому тратились деньги на наряды, и барышни в любой ситуации – на празднике ли, на прогулке, в магазине или где-нибудь еще – должны были выглядеть идеально. Ведь они всегда знали, что в любой момент могут встретить Его – «свою судьбу». О том, чтобы заниматься каким-либо делом, кроме как быть женой, даже речи не было, хотя некоторые девушки все же не вступали в брак, причем по своей воле:
«Конечно, всегда находились девушки, заявлявшие, что они не хотят выходить замуж, обычно по какой-нибудь благородной причине. Как правило, они собирались уйти в монастырь или работать в лепрозории. Речь шла, таким образом, о том, чтобы принести себя в жертву ради какого-то очень важного дела, – неизбежный этап… Но главной темой оставался брак: за кого вам предстоит выйти замуж – вот главный вопрос».
Чудесно все-таки заведено в природе. Любой мужчина, с виду совсем не привлекательный, обязательно становится избранником какой-то женщины.
Подростковые годы Агаты Кристи выпали на период больших перемен в общественном сознании.
Коснулись они и ее – описывая это время в своей автобиографии, она часто упоминает о том, что те или иные события, действия или предметы не одобрялись ее матерью, бабушками или их знакомыми. Так, например, она увлеклась романами, но некоторые из них ей приходилось читать тайком, сгорая от стыда, поскольку она знала, что мама бы их не одобрила (ничего неприличного, просто Клара находила героинь этих книг вульгарными). Когда она участвовала в любительской постановке, где играла джентльмена елизаветинских времен, опять возникли сложности – Клара считала, что неприлично появляться на сцене в коротких штанах XVI века.
Но нельзя сказать, чтобы эти мелкие препоны чем-то особо мешали Агате или делали ее несчастной. Она жила полной жизнью: занималась музыкой, много читала, каталась на роликах, вышивала, играла с маленьким племянником Джеком – сыном Мэдж.
А еще она обожала купаться и потом с иронией вспоминала, что этого развлечения в то время как раз тоже коснулись новые веяния, ужасавшие консервативных дам – мужчины и женщины стали купаться совместно, на одних и тех же пляжах. Это было страх как неприлично, несмотря на то, что купальный костюм того времени представлял собой «довольно уродливое одеяние из темно-синей или черной материи (альпага) с изрядным количеством юбок с воланами и оборочками, доходящее до колен на ногах и до локтей на руках».
Мы походили на буйные заросли цветов, – может быть, даже сорняков, – но силы в нас били через край, мы пробивались вверх – сквозь щели тротуаров и мостовых, в самых зловещих уголках, подталкиваемые любопытством к жизни, жаждой наслаждения, и прорывались к солнечному свету в ожидании, пока кто-нибудь придет и сорвет нас. Нас могли помять, но мы снова поднимали головы. Теперь, увы, обзавелись гербицидами (особенными!), и у сорняков нет больше шансов снова поднять голову.
Однажды Агата Кристи едва не утонула.
Погода была не самая лучшая, на море были приличные волны, однако она все же отправилась купаться с сестрой и племянником. Мэдж оставалась на берегу, а Агата с Джеком пошли плавать. Точнее, она плавала, а он в то время еще едва держался на воде, поэтому она возила его на спине. Однако оказалось, что они переоценили свои силы, и волны едва не утопили их обоих. Агате удалось вытолкнуть Джека к деревянному настилу, но сама она ушла под воду.
«В этот момент я уже не особенно соображала, что творится вокруг, – вспоминала она. – Единственное, что я ощущала, было глубокое возмущение. Мне всегда говорили, что, когда человек тонет, перед ним проносится вся его жизнь, и еще мне рассказывали, что, когда умираешь, слышится прекрасная музыка. Никакой прекрасной музыки не было, и я совершенно не могла думать о своей прошедшей жизни; по правде говоря, я не могла думать ни о чем, кроме того, чтобы вдохнуть немножко воздуха. Потом я погрузилась в черноту и… и следующее, что я помню, это сильные ушибы и боль, когда меня грубо швырнули в лодку».
Спас будущую королеву детектива старик, наблюдавший за купавшимися. Если бы не он, Агата точно погибла бы – никто больше даже не понял, что она тонет.
Смерть создает предвзятые мнения в пользу умерших.
Несмотря на то, что Агата Кристи не собиралась становиться писательницей, она продолжала сочинять.
Так, в период сильного увлечения музыкой она сочинила оперетту под названием «Марджори». Причем не только либретто (в духе сентиментальных викторианских романов), но и музыкальные отрывки. К сожалению она их не записала, а воспоминания об этом творении у нее остались очень смутные: «Деталей содержания теперь не помню, но, полагаю, это была в достаточной мере трагическая история. Прекрасный юноша… был безрассудно влюблен в девушку по имени Марджори, которая, само собой разумеется, не отвечала ему взаимностью. В конце концов он женился на другой девушке, но на следующий день после свадьбы из далекой страны приходит письмо от Марджори, которая пишет, что умирает и только теперь поняла, что всегда любила его. Он бросает новобрачную и мчится к своей Марджори. Когда он приезжает, она еще жива, – во всяком случае, достаточно, чтобы, приподнявшись на локте на смертном ложе, спеть красивую прощальную арию…»