— Ты что-то сказать хотел…
Денис отрицательно покачал головой.
— О чем ты думаешь?
Денис пожал плечами.
— Тогда уйди.
Денис не двинулся с места. Он вообще не двигался. Сидел как удав, гипнотизирующий кролика.
— Прости меня… — мучительно выдавила Ксения. — Ты это хотел услышать?
Денис опять покачал головой.
Наверное, именно в ту минуту она и была настоящей Ксенией. Не жеманной, не резкой, не развязной, не вызывающе сексуальной. Совсем другой. Трогательной, милой, беззащитной… И потрясающе красивой.
Она все еще стояла перед Грязновым. Стояла покорно, сложив красивые тонкие руки за спиной.
— А ты другая, — отметил он.
— Да… — тихо проговорила она. — Это маска, это защитная оболочка, доспехи… Ты же не знаешь всего… Ты обо мне ничего не знаешь… И не надо, пожалуйста, не спрашивай… Это тяжело…
Денис медленно перевел взгляд на кровать.
— Хочешь, мы будем с тобой дружить? — как-то заискивающе спросила Ксения. — Я умею дружить, правда… Давай хотя бы подождем немного… Пока грязь смоется… Я грязная… А ты чистый… Теперь понимаешь?..
Грязнов рукой прикрыл глаза.
— Я виновата, я первая начала… Как в дурном кино… А по телефону тогда правду сказала… И еще раз скажу: влюбилась… Но то, что ты так серьезно… Не ждала, прости… Не ждала, что ты такой… такой настоящий…
— «Ксения Петрова» звучит не хуже, чем «Ксения Короленко». Даже лучше звучит.
— А? Что?! — задохнулась Ксения.
— Его здесь убили? — Денис пальцем указал на кровать и добавил уже утвердительно: — Прямо здесь, на этом самом месте?.. Семнадцать ножевых ранений. Сколько же крови было…
Грязнов попытался представить себе эту картину… Некрасов уже не кричал, не стонал даже, его тело распласталось на кровати, податливо принимая удары ножа. На стену бурой струей брызнула кровь…
Жутко.
Это уже не кино…
Ксения подняла голову, как-то бесстрастно посмотрела на Грязнова, затем взяла из бара бутылку коньяка, села на ту самую кровать в позе андерсеновской Русалочки, подогнув под себя ноги.
— Ты все знала, — тихо, будто самому себе, сказал Денис. — С самого начала все знала. А он так искал сюжет… Когда вы познакомились? Как и где?
— С кем?
— С Медведем. С Кириллом.
— Нас Максимов познакомил… Перед началом съемок… Месяца два назад, на киностудии.
— Не сходится.
— Ну два с половиной… А что не сходится?
— Все не сходится. Кто-то подкинул пистолет, Медведь из него застрелился, но отпечатки там только его. Значит, сам. Принес пистолет с собой и застрелился. Но зачем он сначала положил пистолет в шкаф? И зачем было портить пленку? Медведь испортить ее уже не мог. Он и застрелиться не мог, исключается. Тогда кто? Что я теперь должен думать? А, Ксюш? Скажи?
Ксения молчала.
— И теперь выясняется, что фильм снимался о тебе, о твоем муже, о твоих друзьях…
— Они мне не друзья!
— Выясняется, что это именно ты подбросила Медведю сюжет, но зачем-то от всех это скрывала. И почему-то играла не саму себя, а взяла другую роль. Ах, ну да, она же больше, главней…
— Я ничего не скрывала… — Ксения отрешенно глядела перед собой. — И не выбирала… Меня пригласили… Спроси у Виктора.
— Спрошу.
— Я прошла пробы, меня утвердили… Все как обычно… Даже не читала сценарий… Я не знала, о чем фильм… Витя сказал, что будет интересно, что я смогу раскрыться.
— Раскройся сейчас.
— Я не знала! — взвизгнула Ксения. — Поверить не могла, думала совпадение! Но таких совпадений не бывает!
— Когда ты познакомилась с Кириллом?
— Думаешь, приятно, когда кто-то копается в твоей жизни? Тем более так грубо, так бездарно! Там все вранье!
— Все?
— Я не блядь! Если хочешь, Антон был у меня первым! Родители так воспитали — первый, значит, последний, на всю жизнь! А тут вдруг — бах! — с любовником в постели! Ни с того ни с сего! Сценарный ход!
Грязнов вынул из кармана черно-белую фотографию. На ней Некрасов с перекошенным лицом лежал в луже крови.
— Убери! — закрылась руками Ксения, и коньяк потек из горлышка, растекаясь на покрывале коричневым пятном. — Не так!
— Седьмая серия, двенадцатый эпизод…
— Не так все было! Ну почему я должна…
— Должна!.. — сурово сказал Денис.
Ксения, как кокон, с головой закуталась в плед. Наверное, ей казалось, что она спряталась, что ее не видно. Она буквально по букве выдавливала из себя слова.
— Он гулял страшно… А сам ревновал к каждому столбу. Бил меня. Небольно, он не умел драться. Мне от обиды больнее было. Он менялся. Не сразу, постепенно. Когда на работе неприятности начались. Мне казалось даже, что он с ума сошел, с ним уже поговорить нормально нельзя было. Сразу истерики, слезы, кулаки. И еще бабы эти…
Грязнов слушал ее развалившись в кресле и полузакрыв глаза — будто медитировал.
— Одна подруга посоветовала. Сказала, что, если я пересплю с кем-нибудь, сразу легче станет. Знаешь, как долго не могла решиться? А когда решилась… Дура, даже законспирироваться как следует не сумела. Антон сразу нас накрыл. Я сама не видела, убежала… Спрятаться хотела… А потом дверь хлопнула…
— Что было дальше?
— Его судили, он сейчас сидит где-то под Томском.
— По сценарию. Нет! В жизни, после восьмой серии!
— Ничего… — Она подняла на него влажные глаза. — Все кончилось.
— Там что-то еще было. — Грязнов не выдержал, вскочил с кресла, зашагал по комнате. — Это же не финал, это только половина!
— Это еще и подлость. Они наживаются на моей личной трагедии. А я не могу им этого запретить. Я не могу это остановить!
— Ну почему же… Например, убить сценариста…
— Тогда уж и съесть, — истерично захохотала Ксения. И тут же осеклась.
Грязнов смотрел на нее зло.
— Мы опять вернулись к самому началу. Ты знала Медведева?
— Повторяю, нас Виктор познакомил, когда сценарий был уже готов.
— И опять не сходится. Станиславский в таких случаях говорил: «Не верю!» Кто еще был в курсе? Максимов? Вакасян? Варшавский? Чья идея была снимать?
— Отец…
Денис подумал, что кто-то неслышно вошел в квартиру. Он даже в коридор выглянул.
— Ну, конечно… отец… — облегченно выдохнула Ксения. — От него же скрыли… Вот почему столько неправды…
— Что скрыли? От кого? От твоего отца?
— Вторая серия, эпизод четвертый… Там все перевернуто. Знаешь, как было на самом деле? Знаешь?
— Просвети.
— А ты уверен, что хочешь услышать правду?
Трактор стоял посреди просеки, ревя мотором. Чуть поодаль скромно пристроились «мерседесы» и джип.
— Дай сяду! — попросил Антон у тракториста.
— Не, не сможешь…
— Дай, не жмись!
— Вот дернешь не за тот рычаг, опрокинешься, а мне потом отвечать, помотал головой тракторист. — Нет уж, я сам.
— А так? — помахал перед его носом стодолларовой банкнотой Антон.
— Хоть миллион дай, не пущу. Техника безопасности, слышал про такую? И он с силой захлопнул дверцу кабины.
Антона это задело. Он стоял в хлюпающей грязи, глядя на траки трактора и сжав кулаки.
— Отойди! — прикрикнул на него из окошка тракторист.
Антон заставил себя улыбнуться и шагнул в сторону. Оглянулся на друзей. Нет, они не заметили его унижения, так были поглощены важностью момента.
В тракторе лязгнуло, он заревел еще громче.
— Да-вай, да-вай, да-вай! — закричали в один голос Сабанов, Некрасов, Галина и Белоусов.
Только охранник молча улыбался.
Антон встал рядом с ними.
Трактор медленно двинулся с места, под радостные улюлюканья собравшихся вытягивая из земли медный кабель толщиной с пивную кружку.
— Мы сделали это! — Белоусов бросился обниматься с Сабановым.
Галина протянула руки к мужу, но тот, будто спохватившись, вдруг что-то быстро стал подсчитывать на калькуляторе.
— Давай, — обратился Антон к охраннику.
— Мигом, — кивнул тот и исчез, вернувшись через мгновение с подносом в руках. На подносе стоял хрустальный штоф и пять рюмок.
Антон наполнил свою рюмку и залпом выпил.
— Нахал! — деланно возмутился Белоусов. — Нет, вы видели этого алкоголика-одиночку?
Кабель натянулся, мелко вибрируя и сбрасывая с себя комки густой грязи.
— Как струна арфы… — восторженно произнесла Галина. — А водку я пить не буду.
— Понял, мигом, — снова кивнул охранник и снова исчез.
Внезапно натяжение кабеля спало, после чего он и вовсе обвис. Спустя еще секунду из земли выполз лохматый хвост.
— Это змея! — засмеялась Галина. — Это огромная кобра!
— Это не кобра, это боа констриктор! — заржал Белоусов, но вдруг лицо его застыло в глупой гримасе. — Что? Что-о-о?!
Сабанов уже бежал к трактору.
Некрасов оторвался от калькулятора, вопросительно посмотрел на жену.
Сабанов уже бежал к трактору.
Некрасов оторвался от калькулятора, вопросительно посмотрел на жену.
— Оборвалось?.. — сжалась она под его взглядом. — Просто кабель оборвался?.. Да?
Антон напряженно наблюдал за Сабановым, который что-то доказывал трактористу — тот уже выбрался из кабины и, почесывая шею, смотрел на скрутившийся под его ногами огрызок кабеля.
— Ну что там? — сложив ладони рупором, крикнул Некрасов.
Сабанов в ответ лишь руками развел.
— Получили? — вдруг зло расхохотался Антон. — А я же предупреждал!
— Когда? — растерянно хлопнул глазами Белоусов. — Что предупреждал?
— Так вы же не слушаете! Вы вообще никогда меня не слушаете!
Рядом с ними опять возник охранник. На этот раз он держал в руках бутылку вина.
— А ты чего здесь? — окрысился на него Антон.
— Отстань от него! — рявкнул Некрасов.
— Да пошел ты!
— Сволочи! — сказал Белоусов. — Как мальчишек надули!
Антон выхватил у охранника бутылку и быстро скрылся в темноте леса.
— Не было там никакого кабеля… — одними губами улыбнулась Ксения. Десять метров с одной стороны и столько же с другой. А в середине пусто. Наверное, военные так пошутили…
— А что твой отец?
— Не мой, Антона.
— Ну конечно… — что-то сопоставил в уме Грязнов. — Автор Конституции России…
— Они решили ему не говорить. Верней, сказали, что все нормально, кабель вытянули и продали. Он еще много чего не знал. Поэтому и такие ошибки. Теперь сходится?
— Думаешь, Кирилл на него вышел? Или он на Кирилла? Но зачем?
— Если бы ты пришел на час раньше, то смог бы сам его спросить.
— Владлен Николаевич был у тебя? — удивился Денис.
— А что тут такого? Родные люди.
— Нет, ну после всего… Его же сын из-за тебя…
— Знаешь, и так, оказывается, бывает, — развела руками Ксения.
Щербак сидел рядом с бабушкой-вахтершей в комнате с зашторенными окнами. На мониторе компьютера щурилось похожее на отнюдь не дружеский шарж лицо мужчины.
— Нет, брови совсем не такие… — с сомнением в голосе произнесла бабушка. — Лохматее.
Щербак щелкнул мышкой. Брови отъехали в сторону, и на их месте встали другие, полохматее.
— Нет, опять не то.
— Может, все-таки с усами попробуем?
— Не было у него усов! — убежденно сказала бабушка, но вдруг опять засомневалась. — Давайте попробуем с усами, если вы так настаиваете…
Составили фоторобот с усами, затем снова их «сбрили». Бабушка продолжала сомневаться. У Щербака с непривычки слезились глаза, он же не подросток, чтобы вот так целый день сидеть перед монитором.
Но свидетелей было еще много, и следующая бабулька отвергла прежнюю работу категорически.
— Ничего общего!
— Совсем ничего?
— Абсолютно.
— То есть ни капельки?
— Уши уж больно большие, как у этого… Ну как его…
— Чебурашки?
— Да, и уши, и глаза, и… вообще.
— В человеке все должно быть прекрасно…
— Но главное — у того были усы!
«А Грязнов сейчас, наверное, с девчонкой какой-нибудь развлекается, с тоской подумал Щербак. — Хорошо быть начальником…»
Карандаш сломался, бумага порвалась.
Точить другой было бы глупо и странно. Он поискал на столе, нашел шариковую ручку и, выдернув новую страницу из блокнота, что-то быстро написал. Поискал глазами, куда бы положить записку, но не нашел, оставил на столе. Некоторое время стоял, глядя себе под ноги, а потом медленно, словно во сне, обернулся. За ним был шкаф с оружием…
— Не могу!.. — Губы Максимова жалко затряслись. — Не могу…
— Стоп! — сказал Вакасян. — Все нормально, очень хорошо, очень точно в зерно попал, очень точно.
Съемочная площадка притихла. Все затаились, как мыши.
Максимов уперся руками в стол, громко вздохнул и задержал дыхание. Затем с силой выдохнул, грубо смахнул с накрашенной ресницы слезу.
— Все, я в порядке.
— Попробуем еще разок? — осторожно предложил Вакасян. — Или перерыв объявим? Хочешь, мы объявим перерыв?
— Работаем, — хрипло сказал актер.
— Мотор! — скомандовал Вакасян.
Максимов долго держал в вытянутой руке пистолет. Затем приставил его к голове и… в голос разрыдался.
— Стоп, — понуро скомандовал Вакасян.
— Перезаряжаемся, — пыхнула папиросой Успенская.
— В двух кассетах орешки остались, — сказал рослый помощник оператора. — Дощелкаем?
Успенская равнодушно махнула ему рукой: мол, давай.
К Максимову подлетела гримерша с огромным ватным тампоном в руке. Актер сгреб ее в охапку, крепко прижал к себе, и они оба затряслись в такт его рыданиям.
— Не снимем сегодня, а, да? — материализовался обеспокоенный Варшавский.
— У кого-нибудь есть психолог знакомый? — тихо спросил окружающих Вакасян.
— У меня есть, — встал с раскладного стула Морозов. — Я сам психолог.
Затем вызвали «скорую». Над Максимовым долго колдовали врачи, тыкали ему в нос ватку с нашатырем, мерили давление.
— До свадьбы заживет, а, да? — крутился возле него Варшавский.
— Марик, отстань, — морщился актер.
Морозов перебирал пистолеты в шкафу, внимательно рассматривая каждый со всех сторон.
— Ну сколько можно повторять, чтобы к оружию не подходили! — окликнул его пожилой пиротехник.
С того дня как вскрылись делишки, которыми занимались Гарипов с Линьковым, весь пиротехнический цех перетрясли, половину народа поувольняли для профилактики, а на их место набрали новых.
— Спокойно, этот товарищ из милиции, — заступился за Морозова Вакасян.
— Я готова… — заговорщицки подмигнула им Успенская.
— Только Дениса позову… — Морозов трусцой направился к выходу из павильона.
— Прошу минуточку внимания! — Вакасян несколько раз громко хлопнул в ладоши. — Сейчас мы по просьбе наших друзей из правоохранительных органов попытаемся провести нечто схожее со следственным экспериментом!
— Сле… чего? — отталкивая медиков, с интересом переспросил Максимов.
— Следственный эксперимент! — наслаждаясь звучанием этого словосочетания, повторил Вакасян. — Итак, приступим! Подойдите все поближе!
— А это обязательно? — недовольно пробурчал актер Костенко.
— Вам не обязательно, вас в списке нет, можете пока отдыхать, разрешил Вакасян.
— В каком еще списке? — испуганно спросила гримерша.
— Вот кстати, а где список-то? — завертел головой Вакасян. — У кого список?
— Потеряли, да, потеряли? — участливо хлопотал Варшавский.
— Я готова, — напомнила Успенская.
— У меня! — отозвался вернувшийся Морозов, на ходу разворачивая бумажку. — Значит, так… Вакасян, Успенская, Юркова, Журавлев, Юзвяк, Елкина, Архипова, Прихач, Мостовой, Матвеева, Фа… Фа-фа-фа…
— Фандера? — сделала шаг вперед костюмерша. — Это я.
— А мыло и веревку с собой приносить или выдавать будут? — пошутил кто-то из темноты.
— Да, Фандера, Косых, Иванова… — продолжал зачитывать Морозов. Что? Какую веревку?
— Эй, люди в белых маскировочных халатах! — оторвалась от глазка камеры Успенская. — Вам не трудно сменить место своей дислокации?
— Для вас, Людмила Андреевна, все что угодно! — ответил за врачей Максимов.
Актеру сделали укол, и теперь он чувствовал себя превосходно.
— Хлопинов, Снитко и… и все пока. — Морозов сложил бумажку и сунул в карман. — Убедительная просьба! Кого я сейчас перечислил, пожалуйста, подойдите к камере.
— Чемоданчик забыли! — крикнула Успенская.
Бросив на полдороге Максимова, врачи вернулись за чемоданчиком.
— Сергей Петрович, я быстро с Виктором переговорю? — шепнул на ухо Морозову Денис. — Вы тут без меня как?
— Справимся.
— А меня нет в списке! — радостно воскликнула гримерша.
— Что делать-то надо? — за всех перечисленных спросил высокий седой дядечка — главный «светик».
— На полу метка уже стоит, — сказала Успенская.
— Ох, чуть не забыли! — хлопнул себя по лбу Вакасян. — В майки же нужно переодеться. Кто не в майках, переоденьтесь, пожалуйста.
— А я свою застирал… — виновато сказал реквизитор.
— Одолжите кто-нибудь товарищу майку!
Грязнов подошел к Максимову.
— Можно вас на минуточку?
— О, привет! — раскинул руки актер. — Как там Ксюха?
— Хорошо… Не знаю… — Денис увернулся от его объятий. — Виктор… забыл, как по отчеству.
— С каких пор? Просто Витя.
— Я вас, Витя, обо всем спросил, а об этом нет.
— Представляешь, а у меня настоящая истерика была, — пожаловался Максимов.
— Вам бы вообще в санаторий какой-нибудь поехать…
— Начнем с тебя, — Вакасян ткнул пальцем в помрежа, «хлопушку». Ну-ка встань… Люда, куда ей встать?
— На полу метка.
— Где? Не вижу!