— Чью?
— Того, кто остался на втором месте, дурная твоя башка!
— А смысл?
— И этого не понял? — искренне удивился Эдуард Николаевич. — Вот молодежь! Это же один и тот же фигурант! И тот, кто задрал цену, и тот, кто остался на втором месте! Вот только хрен докажешь!
— Не доказали?
— Куда там!
Денис протянул Лидскому диктофон.
— Откуда? — спросил тот.
— Сейчас сами все поймете…
— Они что же… Все сами записывали, что ли? — ужаснулся своей догадке Эдуард Николаевич. — Черт, надо было их обыскать…
Лидский дослушал кассету почти до конца, но не выдержал, нажал на «стоп»:
— У тебя еще есть?
— Целый пакет.
— Вот мерзавцы… Ладно, дома внимательно изучу всю эту шпионскую фонотеку. А теперь слушай, что там происходило на самом деле…
— Повтори… — потребовал Сабанов.
— Только по вашему сигналу, — сказал молоденький охранник.
Застегивая ширинку, он вышел из туалета и, поклонившись какой-то даме, толкнул массивную дверь.
В клубном зале было людно и наэлектризованно. Шел активный торг. На дощатой сцене стояла трибуна, с нее-то и вещал аукционист, размахивая молоточком. То и дело в разных концах зала поднимались таблички с номерами.
— Семнадцатый номер — пять миллионов раз… — Аукционист сделал паузу, а затем резко стукнул молотком по трибуне. — Два-три-продано!
Зал вздохнул. Не то с облегчением, не то разочарованно.
Охранник занял место в середине пятого ряда. В соседнем кресле сидела Галина…
— На продажу выставляется лот номер три! — торжественно объявил аукционист. — Нефтяное месторождение «Северное». Стартовая цена двадцать три миллиона… Вижу, номер семнадцать — двадцать три миллиона пятьсот тысяч… — он указал молотком куда-то в глубь зала. — Номер пять — двадцать четыре миллиона… двадцать четыре пятьсот — тринадцатый номер… номер, простите, не видно, тридцать седьмой — двадцать пять миллионов…
Галина подняла над головой табличку.
— Сорок третий номер — двадцать пять миллионов! Тринадцатый номер двадцать пять пятьсот!
Но тринадцатый номер не опускался…
— Да, молодой человек, прошу вас, вы что-то хотите?..
— Миллиард! — громко произнес охранник.
— Раз! Два! Три! Продано! — стукнул молотком аукционист.
Охранник поднялся со своего места и направился к выходу.
Собравшиеся в зале молча провожали ошарашенными взглядами охранника.
Все, кроме Галины. Она смотрела прямо перед собой и загадочно улыбалась краешками губ.
Джоконда…
Глава восьмая
Петров набил трубку, посмотрел на камин и сказал:
— Ну, мистер Холмс, рассказывайте.
— Тогда уж хереса не хватает, — улыбнулся Денис.
— Это легко. — Петров наклонился к бару и вынул в хрустальном графине золотистый напиток, налил по рюмке, поднял, посмотрел сквозь стекло на огонь.
— Мы-то всегда думали, что херес самое дешевое пойло, а вы уже знаете, что это изысканнейший напиток. Да, мне нравятся молодые, они теперь как старики. Те, старые старики…
Грязнов пригубил вино.
— Так вот, доктор Ватсон, жили-были пятеро друзей, с детства — не разлей вода, — начал он размеренно. — Выросли, возмужали, породнились. Хорошие были ребята. А потом некий добрый Дед Мороз вручил им деньги.
— Скорее не Дед Мороз, а Кощей Бессмертный.
— Он тогда еще этого не знал. Он думал, друзья применят деньги к пользе дела и отечества.
— Искренне думал, — кивнул Петров.
— Этот мудрый человек, по закону которого живет целая страна, продолжал Грязнов, — забыл прописную истину — деньги портят людей.
— Неправда, Холмс, — покачал головой старик. — Во-первых, наша страна не живет ни по какому закону. А во-вторых, людей портят только сами люди.
— Философия, — поморщился Грязнов.
— Как угодно.
— А что же, собственно, потом случилось? — повернулся к Петрову Грязнов.
— Вы случайно стихи не пишете? — повернулся к Грязнову Петров.
— Нет, что вы, — слишком активно возразил Денис. — С чего вы взяли?
— Гладко излагаете, — отвернулся к окну Петров.
Грязнов выдержал паузу и спросил о самом главном:
— Владлен Николаевич, зачем вы дали Кириллу эти пленки? Вы вспомнили свою емкую фразу, которая все объясняет в двух словах? — наклонился к Петрову Грязнов.
— Вспомнил. Она звучит по-латыни — sapien sat.
— А по-русски?
— Мудрому достаточно, Петр.
— Я немудрый, — признался Грязнов. — И я не Петр, а Денис.
Петров встал и пошел вдоль нескончаемого стеллажа с книгами.
— Они пришли ко мне… Почему ко мне? Я юрист. А их начали вызывать в прокуратуру. Почему-то там решили, что они нарочно обанкротились. Но дело даже не в прокуратуре. Они впервые пришли не все вместе, а поодиночке. Понимаете? Нет, вы не понимаете. Они поодиночке вообще не ходили. Никогда, никуда. А уж в беде… Не деньги их испортили — подозрительность. Они начали искать, кто их так страшно обманул. Кто же украл эти злосчастные деньги? И у каждого своя версия, а свести вместе никак не могут…
Грязнов делал пометки в блокноте.
— И я им предложил — носите с собой к следователю диктофон. Я считал, что, если они сведут свои показания вместе, они разберутся. Наверное, тогда это была безумная идея. А теперь оказалось…
— А теперь эта идея оказалась убийственной, — сказал Грязнов.
— Вы все-таки пишете стихи, — укоризненно сказал Петров.
— Да, я пишу стихи, — Грязнов тоже вскочил и зашагал по комнате, плохие стихи, потому что поэзия — это не гладкость речи, а бунт. Вот Медведь… э-э, Медведев был бунтарь. Но хотя бы скажите, за что его убили. Зачем вы дали ему эти кассеты? Зачем?
— Мой сын в тюрьме, — тихо сказал Петров.
— Вы считаете, несправедливо? Вы думали, Кирилл до чего-то докопается? Он ни до чего не докопался!
— Он написал только восемь серий, половину. Sapien sat.
— Господи, Владлен Николаевич, перестаньте вы, наконец! Ваши милые мудрецы троих убили! Троих! Они перегрызлись, как крысы, которых посадили в бочку!
— Хорошо вы сказали, — вдруг встрепенулся Петров. — Вы очень хорошо сказали — посадили.
— Я думал, это только поэты все намеками да намеками, я думал — юристы народ четких формулировок.
— Какой вам еще четкости — их кто-то посадил в эту бочку! Это все им кто-то подстроил.
— Никто! Никто им ничего не подстраивал, Владлен Николаевич, — сказал Грязнов жестко. — Их испортили деньги! Огромные деньги. Они просто перегрызли друг другу горло за эти деньги.
— Они обанкротились, откуда деньги?.. — опешил Петров.
— Они не обанкротились, Владлен Николаевич. Это было в самом деле незаконное банкротство. Месторождение «Северное» они купили. Только не за миллиард долларов, а за двадцать пять миллионов. А уж за сколько продали только им и известно.
— Это неправда… Этого не может быть…
— …Потому, что этого не может быть никогда, — усмехнулся Грязнов. А знаете, Петербургская академия наук вынесла это заключение по поводу жирафа. Академики никогда его не видели.
Петров сел, пустыми глазами уставился в огонь камина.
— Значит, Антон меня обманывал?
Грязнов не ответил.
— Значит, они страшно богаты?..
Обшарпанная дверь, обшарпанная лестница, скрежещущий лифт.
Грязнов брезгливо взялся за ручку двери, над которой было написано на бумажке от руки — «АОЗТ „Лорейн“».
В коридоре не было никакого охранника. Обыкновенная контора самого зачуханного ЖЭКа семидесятых.
Но жизнь тут кипела нешуточная. Носились по коридору пожилые женщины с бумагами, стучал телетайп, кто-то кричал по допотопному телефону:
— Двадцать семь вагонов из Дагестана!.. Куда они пошли?!.. А кто будет знать?!..
Грязнов ткнулся в обитую рваным дерматином дверь со стеклянной табличкой «Генеральный директор Г. Ю. Некрасова».
— Здравствуйте, мне бы к директору, — робко обратился он к тетке в толстенных очках.
— По какому вопросу?
— По личному.
— Галина Юрьевна занята. Подождете?
— Запросто. — Грязнов присел на скрипнувший стул. — Богато живете.
Секретарша зыркнула на него сквозь очки убийственно. Грязнов виновато улыбнулся.
Ему оставалось только разглядывать засиженные мухами стены и слушать телефонные переговоры секретарши.
— Да, приемная, слушаю. Какой район? А метраж? Нет, это слишком шикарно для нас. Мы хотим поменьше.
— Пятница — полный рабочий день…
— Мы рекламу не заказывали…
— Бумага кончилась, используйте оборотку…
— Да, двести двадцать метров. В районе Ленинского проспекта. Все удобства, подземный гараж… Пятнадцать метров — вполне достаточно. Можно и в Бутове… Хорошо, я передам ваш телефон…
— Переезжаете? — спросил Грязнов.
— Переезжаете? — спросил Грязнов.
— Галина Юрьевна меняется.
«Странно, — подумал Денис. — Двести двадцать в районе Ленинского проспекта менять на пятнадцать метров, явно в коммуналке, очень странно. Впрочем, может, у этой богатейки несколько квартир…»
Из кабинета выскочил потный человек и, не попрощавшись, умчался, рассыпая документы из папки.
Секретарша заглянула в начальственную дверь.
— Галина Юрьевна. К вам посетитель. По личному. Как вас? — обернулась она к Денису.
— Грязнов. Агентство «Глория».
— Агентство «Глория»… — снова в дверь. — Заходите, — пригласила Грязнова.
Женщина, сидевшая за столом, вовсе не была похожа на Ксению, которая играла ее в кино. Жесткие губы, холеное, но некрасивое лицо, впрочем, не лишенное обаяния.
— Слушаю вас.
— Галина Юрьевна, я к вам вот по какому поводу…
Некрасова слушала Дениса рассеянно, то и дело отвечала на звонки, что-то писала в бумагах, только когда Денис рассказал об Антоне, подняла глаза:
— Конечно, он убил. А что, есть какие-то сомнения?
— Потому спрашиваю.
— Господи, какие сомнения?! Он просто зверь. Накинулся с ножом… Ужас. Правда, он пьяный был в стельку…
— Ваш муж?
— Антон.
Грязнов внимательно посмотрел на Некрасову. Не сразу, но спросил:
— Вы знали, что ваш муж вам…
— Изменяет?
— Да.
— Нет, конечно.
— Вы не видели ничего необычного в отношениях вашего мужа и Петровой?
— Какая глупость! — саркастически рассмеялась Некрасова. — Эта женщина вообще была вне моих интересов. Я даже не представляю, как Женя мог… Я бы никогда и представить себе не смогла, если бы мы случайно не зашли…
— Все втроем случайно?
— Мы вообще имели привычку держаться вместе, — укоризненно проговорила Некрасова. — Если вы занимаетесь тем делом, то уж это наверняка должны знать.
— Да-да. И что же там произошло?
— Это обязательно вспоминать?
— Желательно.
— Антон убил моего мужа. Ножом.
— Семнадцать ударов.
— Я не считала, я пыталась их разнять…
— Так вы это видели?
— Как вас.
— И это сделал Антон?
— Конечно. Суд признал, что он преступник.
Некрасова встала. Открыла холодильник и спросила:
— Выпить хотите? Или вы на работе?
— На работе.
— А я выпью. Тем более работа позволяет.
— Что ж за работа такая? — улыбнулся Грязнов.
— Мы водку производим.
Некрасова налила себе рюмку водки и выпила. Красиво, даже как-то изящно. Снова села к столу.
— А кто снимает этот фильм?
— Вакасян. Знаете такого? Максимов играет Сабанова.
— Максимов? Да вы что! — улыбнулась Некрасова.
— Вот как раз когда снимали сцену самоубийства Сабанова, все и произошло…
— Сабанов с собой не кончал, — перебила Некрасова. — Кто угодно, только не Игорь.
— А записка предсмертная?
— Заставили.
— Сабанова? Он же сильный, вы сами говорили.
— У него были дети, жена.
— Кто? Кто заставил?
— Не я и не Женя.
— Белоусов? А Антон?
— Возможно.
— Но зачем?
— О, если бы я знала!
— Галина Юрьевна, там из Росстандарта, — заглянула секретарша.
— Извините, — встала Некрасова.
— Нет-нет, я, собственно, уже…
— Тем более. А вы сейчас к Петрову поедете?
— Да.
— Далеко.
Грязнов вышел из конторы, взглянул на свою машину и со злостью сплюнул: колесо у «жигуля» было спущено. Чертыхнувшись, он полез в багажник за запаской.
Когда прикручивал гайку, вдруг зазвонил мобильник.
— Шеф?
— Да, слушаю.
— Чем заняты?
— Лошадь расковалась.
— Вас из городской разыскивают.
— Кто?
— Некто Лидский. Просил заехать к нему домой. Адрес знаете?..
Грязнов не дослушал, спрятал мобильник, приподнялся и увидел, как из офиса вышла Некрасова. Она воровато огляделась и, перебежав дорогу, вошла в будку телефона-автомата.
— Ого, — сказал Грязнов, — и на телефоне экономим?
Поезд тронулся. Грязнов распахнул купе.
— Здравствуйте, — сказал попутчикам. — Моя верхняя. На Север?
— А че, нельзя? — спросил маленький мужичок, занимавший нижнюю полку.
Путь предстоял долгий, до Инты. И Денис понял, что с этим попутчиком ему крупно не повезло.
Мужичок, у которого была тоже верхняя полка, спал круглые сутки напролет. Только чаю попьет — и на боковую.
— Вы опять спать ложитесь? — удивлялся Грязнов.
— А че, нельзя?
Самое печальное, что сам Денис спать не мог. По ночам он лежал в темноте с открытыми глазами. Мужичок храпел как трактор.
Грязнов цокал языком, хлопал в ладоши. Мужик не реагировал.
«Он меня убьет, — думал Грязнов. — Меньше всего человек живет без сна».
Только на четвертый день, когда уже подъезжали, мужик вдруг свесился с верхней полки и спросил:
— Станция?
— Ну ты силен спать, — сказал Грязнов.
— А че, нельзя?
Оказалось, что они и выходят вместе.
— А как до Инты добраться? — спросил Грязнов мужичка, когда они оказались на платформе.
— Вон тут автобус подождешь.
— Он когда будет?
— Поди угадай.
До лагеря Денис добрался на перекладных, но к Антону его никто пускать не собирался.
— Не-не, свидания запрещены, — лениво отмахивался офицер на КПП.
— Какие свидания, лейтенант?! — кипел Грязнов. — У меня допуск.
— Документы есть?
— Вот документы, — тыкал лейтенанту в лицо бумажкой, справленной дядей, Грязнов.
— Начальника нету.
— А когда будет?
— Поди угадай.
— Тогда я здесь его подожду, — упрямо сказал Денис, представляя, как сейчас сядет на табурет и уснет.
Грязнов прислонился к дощатой стене, разглядывая усыпанную опилками землю. Кажется, задремал.
— Ну че, доехал? — спросил знакомый голос.
Грязнов обернулся. Его попутчик теперь был в военной форме. В чине полковника.
— Вы и есть начальник лагеря? — удивился Грязнов.
— А че, нельзя?
— Я к заключенному Антону Владленовичу Петрову.
— По какому делу?
— По личному, полковник, — улыбнулся Грязнов. — А че, нельзя?
Полковник рассмеялся. Он отдал распоряжения и повел Дениса за собой.
— Тут он. Давай только чтоб без глупостей.
Денис открыл дверь. Бритый наголо человек поднялся:
— Заключенный Петров…
— Садитесь, Антон, давайте знакомиться.
Рук они друг другу не жали. Грязнов откинулся на спинку стула и закурил.
— Ой, простите, курите? — предложил он Антону.
— Нет.
Грязнов рассказал, по какой причине приехал, о встрече с Владленом Николаевичем, о Ксении, о кино…
— Вот, собственно, и все.
— Очень увлекательная история, — улыбнувшись краем губ, сказал Антон. — Как отец?
— Владлен Николаевич молодцом, — сказал Грязнов. — Привет вам передавал.
— Спасибо.
— И посылку. Но ее еще не проверили, — кивнул на дверь Грязнов.
— Понятно.
— Ничего, что я вас просто Антоном зову? Могу и по отчеству. Но мы, кажется, одного возраста.
— Да, одно поколение, — кивнул Антон. — Ничего. Меня тут и не так кличут, разрешения не спрашивают. Значит, с отцом все в порядке?
— Антон, вы убили Некрасова? — спросил Грязнов.
Антон вздрогнул, но на вопрос не ответил, просто кивнул. Так отвечают на вопрос — «Ты уже позавтракал?».
— Я понимаю, жена вам изменяет, вы узнаёте об этом и… — сказал Грязнов.
— «Изменяет», — словно попробовал слово на вкус Антон. — Смешно. До этого она мне не изменяла…
— Так вы знали?
— Нет. Ничего я не знал! Я просто взбесился. Он еще драться полез. Я был пьян, ничего не помню…
— Очнулся — гипс, — тихо сказал Грязнов.
— Что?
— Нет-нет, я так. Продолжайте.
— Что продолжать?
— Вы специально пришли, чтобы их, ну… застать?..
— Нет, мы пришли случайно. Ну и дальше вы знаете…
— Кто это видел?
— Да все это видели.
— И ваша жена?
— Если хотите, перейдем на «ты». Вам ведь так привычнее?
— Как хотите.
— Жена ничего не видела. Она убежала. В ванную, кажется.
— А потом?
— А потом я убежал. Валялся в каком-то парке. Потом пришел с повинной.
— Странная повинная. Ты ведь все отрицал.
— Ну обычное дело. Успокоится преступник, в руки себя возьмет, сознается даже, а как увидит собственными глазами, что натворил, так страшно станет — и давай опять отнекиваться.
Грязнов вскинул глаза.
— Обычное дело, — ответил не сразу. — А ты, значит, преступник?
— А кто ж я еще, по-твоему?
— Ясно.
Грязнов уже подумал, что зря сюда прикатил. Ничего нового Антон ему не сказал. Правда, вел он себя странно. Но посиди в лагере, — может, вообще шизанешься.
— А Игорь Сабанов? Почему он покончил с собой?