– Где-то я уже слышал эту историю, – заявил ефрейтор Бангатахх.
– Конечно, слышал, – легко согласился рядовой Юлфедкерк. – Любое слово в этом мире уже произнесено хотя бы однажды. Все дело в порядке слов.
Не успел Нунгатау разогреться до необходимого градуса злости и призвать к порядку, как город закончился, и без какой-либо паузы возникла военизированная периферия, с гарнизонами, базами и складами, с настороженно вперившимися в темное небо вышками противокосмической защиты, с непременными защитными полями и патрулями, тоже невыспавшимися и потому особенно злыми. Впрочем, предъявляемый по требованию и без такового церрег мгновенно преисполнял патрульных несвойственной роду их занятий кротости.
Немного утомленный свалившимся на его бедную голову вниманием Нунгатау и не заметил, как впереди замаячил военный космопорт «Гелелларк».
При подлете к территории космического объекта высшей категории секретности «ракушку» принудили припарковаться в последний раз и обшмонали с особым тщанием. Церрег был осмотрен с обеих сторон и просканирован неким прибором, напоминавшим архаичную синюю лампу для лечения простуды и чирьев. Из карманов злонравного сержанта Аунгу, о котором, судя по всему, патруль имел особые сведения, было вытряхнуто все содержимое и частично изъято.
– Я за эту траву половину жалованья отдал!.. – попытался было ерепениться сержант, но патрульный унтер пресек его роптание одним лишь коротким взглядом, в котором мороза было не меньше, чем во всей Ктетхонской тундре.
Испытав от этой картинки короткий пароксизм удовлетворения, мичман, однако же, счел за благо вступиться за подчиненного и, вдобавок ко всему, соплеменника.
– Янрирр офицер, нам не нужны неприятности. Для выполнения возложенной на меня миссии мне требуются именно такие люди, как…
– Следуйте своим курсом, – проронил патрульный, пропуская его речи мимо ушей.
Водитель, все это время старательно и умело изображавший деталь интерьера, шумно выдохнул, ожил и с видимым облегчением проследовал в дозволенном направлении.
– Сука, попадется он мне в увольнении! – досадовал сержант Аунгу, распихивая по карманам всякую ерунду.
– Помню, сопровождал я как-то герцога Кордарна в инспекционной миссии по службам технического обеспечения… – начал было водитель в приступе нервической общительности.
Но мичман Нунгатау, у которого настроение сменилось на прямо противоположное, резко оборвал его:
– Если какая-нито тыловая фикава желает поделиться конфиденциальными сведениями, случайным носителем коих попущением Стихий оказалась, со сторонними персонами, буде и военнослужащими при выполнении особого задания, то означенная фикава есть или провокатор, или тупое трепло и в обоих случаях подлежит искоренению!
Водитель обиделся и заткнулся, и ко времени: урштер уже прибыл в пункт назначения, а именно: на стартовую площадку сто двадцать семь, где в ожидании команды «болтунов» разводил пары военный галактический транспорт класса «Тинкад ВГТ» – маломерный, с повышенной обтекаемостью и теплозащитой для скоростных маневров в плотных газовых оболочках, и чрезвычайно прыткий. Курьерский «доккан», на котором Нунгатау прибыл в метрополию (восемнадцать часов мертвой скуки в четырех голых стенах, прерываемых сном вполглаза; в одной руке скерн на боевом взводе, в другой – бронированный кейс со зловещим розовым конвертом… уж кто мог напасть на курьера посреди экзометрии с целью завладеть сверхсекретным посланием, мичман не мог взять в толк, но инструкция есть инструкция, сочиняли ее либо умники на основании собственного боевого опыта, либо полные идиоты, никогда из своей канцелярской клетушки носа не казавшие… последнее, по итогам общения с несуразным контр-адмиралом из Отдела криптопочты, представлялось более правдоподобным), перед этим шустриком мог показаться речным паромом в сравнении с глиссером.
Экипаж «тинкада», по причине давно сбитых биологических циклов сонливостью не страдавший, был уведомлен заранее и находился в полной готовности рвануть на Анаптинувику. Первый пилот, как ему и полагалось, находился на центральном посту, а второй встречал команду у трапа и выглядел при этом отвратительно бодрым.
– Что, мичман, торопитесь в герои? – спросил он.
Нунгатау, привычно ощетинясь, изготовился было ответить что-нибудь в особенно оскорбительном ключе, но по общему равнодушию выражения лица и голоса летчика вдруг понял, что тот говорит примерно одни и те же слова всякому, кто ступает на борт его корабля. Будь то специальная команда, отправляющаяся к черту на рога на поиски ожившего мифа, будь то кучка военных инспекторов, скукожившихся от постоянного корпения над документами… в розовых, мать их салфетках, конвертах… будь то штурмовая когорта девиц облегченного поведения для поддержания боевого духа гарнизона на каком-то забытом всеми Стихиями форпосте.
Поэтому он промолчал и нырнул в душное жерло люка.
И уже оттуда услыхал, что сержант Аунгу не погнушался и таки ответил:
– Да уж не рассчитываем отсидеться в жестяной скорлупке в рассуждении, что авось не заденет и пронесет!
Пилот, против ожидания, не обиделся:
А сержант, чью кривую ухмылку Нунгатау ощутил буквально лопатками, неожиданно докончил строфу:
И они обменялись понимающим смешком.
«Я что-то о тебе не знаю, Аунгу, сволочь? – подумал Нунгатау. – Сигарета у него, изволите видеть, тлеет! А сам наколотит, небось, в штакетину самой гнусной травы, той же гнячки, и скользит… по кромке тьмы и света…» Однако же до расспросов решил не унижаться, а лишь гаркнул напоследок:
– Располагаться на отдых!
И ушел в командирскую каютку – чуть просторнее гальюна, рослому эхайну и ног не распрямить. К мичману это не относилось, он, как и все кхэри, был приземист и потому со всем комфортом обрушился не раздеваясь на жесткую, без матраца и покрывала, койку, несколько раз глубоко вдохнул стоячий, напитанный застарелыми корабельными запахами воздух и легко скользнул в нездоровый, даже нервический сон. Впрочем, успев перед этим подумать: «Ну да, тороплюсь. В герои не в герои… а к вершинам жизни, это уж точно…»
И сразу же увидел перед собой страшные синие глаза без зрачков.
Часть 2***Боги из машин
«Дайте нам знать!»
– Не понимаю, за каким чертом мы это делаем, – проворчал Оберт.
– А мне нравится, – сказал Руссо.
– Мне тоже, – откликнулся де Врисс.
– По вам не скажешь, – усмехнулся Оберт.
– Просто я себя неважно чувствую. Но мне нравится смотреть, как вы все работаете.
– Труд облагораживает, – сказал Руссо. – Мы, историки, все еще придерживаемся гипотезы, что труд превратил древнюю обезьяну в древнего человека.
– Современного человека он превращает в лошадь, – возразил Оберт сварливым голосом.
– Один старинный русский поэт писал: все мы немножко лошади, – заметил де Врисс. – Вам не повредит, если вы станете лошадью чуточку больше остальных.
Оберт прекратил копать и выпрямился, опершись о лопату.
– Вы говорили с доктором? – спросил он деловито.
– Точнее, он со мной. Бедняга Сатнунк уж и не знает, как меня ублажить.
– Так помогите ему. В конце концов, никому не лучше оттого, что вам хуже.
– Недурная антитеза, – улыбнулся де Врисс. Он сидел на пригорочке, подставляя лицо яркому солнцу и бессознательно удивляясь, что оно совершенно не припекает. – Но я действительно не понимаю, что со мной. Я же не медик и не обязан это понимать. А доктор Сатнунк не человек и тоже не обязан…
– Обязан, – веско сказал командор Хендрикс. – Коль скоро он взялся за эту неблагодарную работу – лечить нас, то должен соответствовать. Ничто не мешает ему обратиться за помощью к земным специалистам.
– Я предлагал, но он боится, – пояснил де Врисс.
– Чего же? – засмеялся Оберт.
– Что зловредные земные спецслужбы тотчас же спеленают его по рукам и ногам, заточат в каземат и нечеловеческими… то есть, конечно, неэхайнскими… пытками выведают у него Самый Страшный Секрет Эхайнора.
– Это какой? – удивленно дернув себя за бороденку, осведомился подошедший Ниденталь.
Оберт посмотрел на него как на идиота, но промолчал.
– Наше местонахождение, – ответил Руссо.
– Глупости, – проворчал командор Хендрикс.
– Вот именно, – согласился де Врисс. – Приходится все сваливать на старые раны. Ничего, если я лягу? – Стиснув зубы от внезапной боли в груди, он медленно опустился на травку. – А ведь доктор Сатнунк даже мог бы прихватить с собой пару-тройку наших специалистов с надлежащим диагностическим оборудованием!
– И вообще им стоило бы договориться с Федерацией о нашем медицинском обслуживании, – оживился Оберт. – Мы оставались бы в заложниках, но у эхайнов перестала бы болеть голова о нашем здоровье.
– Это какой? – удивленно дернув себя за бороденку, осведомился подошедший Ниденталь.
Оберт посмотрел на него как на идиота, но промолчал.
– Наше местонахождение, – ответил Руссо.
– Глупости, – проворчал командор Хендрикс.
– Вот именно, – согласился де Врисс. – Приходится все сваливать на старые раны. Ничего, если я лягу? – Стиснув зубы от внезапной боли в груди, он медленно опустился на травку. – А ведь доктор Сатнунк даже мог бы прихватить с собой пару-тройку наших специалистов с надлежащим диагностическим оборудованием!
– И вообще им стоило бы договориться с Федерацией о нашем медицинском обслуживании, – оживился Оберт. – Мы оставались бы в заложниках, но у эхайнов перестала бы болеть голова о нашем здоровье.
– А у нас перестало бы болеть все остальное, – подхватил Руссо.
– Могли бы организовать визиты родственников, – ввернул Ниденталь. – Я читал, в прежние времена в местах заключения такое полагалось.
– А на уик-энды и праздники нас отпускали бы домой, – прибавил Оберт.
– Такое тоже полагалось, – с серьезным видом кивнул Руссо. – Но не повсеместно, а только в самых цивилизованных на ту пору странах.
– А еще… – начал было Оберт, но командор Хендрикс остановил его жестом.
– На отдых нам положено десять минут, – сказал он. – Из них добрую треть мы стоим и ржем, как последние глупцы.
– Отчего же последние… – промолвил Руссо в сторону.
– Извините, командор, – смутился Оберт. – Но ведь кое-кто хотел поведать нам кое-что любопытное.
– Не кое-кто, а я, – сказал Ниденталь. – Постараюсь быть лапидарным.
– Каким?! – не понял де Врисс.
– Очень кратким, – поморщился Ниденталь. – И если меня не станут перебивать…
– Никто не станет, – обещал командор Хендрикс. – А кто рискнет, того я отправлю дальше копать лунки.
Проходившая мимо с корзинкой рассады Клэр Монфор улыбнулась им и спросила:
– Что это вы тут секретничаете?
– Кто, кто секретничает?! – вскричал Оберт. – Да мы открыты, как просторы небес!
– У вас у каждого на лице написано, – сказала Клэр.
– Что именно, дорогая? – спросил Руссо.
– Ну что-то вроде: «Я – член тайного общества и замыслил ужасное», – ответила женщина.
Когда она, провожаемая гробовым молчанием, удалилась на достаточное расстояние, де Врисс поинтересовался:
– Вы по-прежнему намерены держать наших женщин в неведении?
– Это не обсуждается, – отрезал командор Хендрикс. И тут же счел необходимым добавить: – Если у нас вдруг возникнет некий план… не стану загадывать наперед, какой именно… в колонии достаточно мужчин, чтобы его воплотить. В конце концов, это мужское дело.
– Еще минута долой, – проговорил Ниденталь, ни к кому специально не обращаясь.
– Ну так начинайте, Франц, – сказал Оберт. – Хотя сразу оговорюсь: в домыслы о нашем дискретном бытии я не верю.
– Хорошо, – сказал тот со вздохом. – Буду краток. Очень краток. – Не обращая внимания на смешки, он продолжил: – Кто-нибудь видел за последние дни человека по имени Хоакин Феррейра?
– А кто это? – спросил де Врисс.
– Один из пассажиров, – сказал командор озадаченно. – Я даже его помню – он еще поразил меня своим обликом.
– Что в нем было такого удивительного? – спросил де Врисс.
– Среди довольно-таки бледнокожих европейцев он выделялся своим интенсивным тропическим загаром. У него были пышные черные усы…
– И от него было много шума, – промолвил Оберт. – И весь он был такой… ажитированный. Чересчур энергично жестикулировал, громко смеялся.
– А еще при разговоре потешно таращил глаза, – добавил командор Хендрикс. – И надувал щеки.
– То есть разнообразно пытался выглядеть объемнее и солиднее, чем есть на самом деле, – пояснил Оберт. – Как многие люди невысокого роста и с завышенной самооценкой.
– Я не помню, – сказал де Врисс удрученно.
– Это-то и странно, – заметил Ниденталь. – Кого бы я ни спросил, либо не помнят, либо давно не видели.
– Это же легко проверить, – сказал командор.
– Уже, – сказал Руссо. – Франц поделился со мной, и я взял на себя ответственность… Например, заглядывал к нему в окно. В комнате идеальный порядок, постель слегка примята, на столе кружка с водой, цветы на подоконнике вполне живые. Такое впечатление, что хозяин только что отлучился и вот-вот вернется.
– Может быть, он был в душевой, – предположил командор Хендрикс.
– Его там не было вовсе, – поморщился Руссо. – Иначе, учитывая его темперамент, постель выглядела бы не смятой, а скомканной. И на полу что-нибудь валялось. Вот у вас, командор, при всей вашей любви к порядку, всегда что-нибудь да валяется.
– Думаете, он умер? – мрачно спросил командор Хендрикс.
– Думаю, вам стоит спросить об этом Ктелларна, когда он придет в гости, – сказал де Врисс.
– Нет, – возразил Оберт. Все посмотрели на него. – Ни в коем случае. Они хотят, чтобы мы не знали, что случилось с этим человеком. Пускай продолжают хотеть дальше.
– Но я тоже хочу знать, что с ним случилось, – сказал командор. – Черт знает что! Потеряли человека… В чьей он был группе?
– Думаю, ни в чьей, – сказал Ниденталь. – Идея с группами возникла после того, как он исчез.
Это была одна из удачных придумок командора: разбить все население поселка на группы по десять человек, по числу пальцев на руках, назначить старшего и благодаря этому иметь полную картину происходящего с пассажирами «Согдианы». Были и неудачные, но поскольку их никто не воплощал в жизнь, они скоро забывались.
– Черт знает что, – повторил командор сердито. – Как я мог?!
– Вы же не Ниденталь, чтобы помнить обо всем, – сказал Руссо.
– А мне и не нужно помнить обо всем…
– Когда мы определимся, есть ли у нас планы или нет, – сказал де Врисс и посмотрел в сторону Клэр Монфор, которая на дальнем конце делянки высаживала в лунки свою рассаду, – когда мы на что-то решимся, у вас будет возможность задать все вопросы.
– А у нас есть планы? – спросил Оберт.
– И, кстати, у нас есть время? – в тон ему откликнулся Руссо.
– Ни того, ни другого, – промолвил командор. – Давайте расходиться и думать. А то наш добрый капрал Даринуэрн начинает нервничать.
– Пускай нервничает, – криво усмехнулся Оберт. – У него работа такая. Впрочем, пойдемте уже копать эти чертовы лунки.
– Вы же сами просили устроить всем какое-нибудь занятие на свежем воздухе, – пожал плечами командор. – Чтобы не спятить от праздности и одиночества. Эхайны нашли нам такое занятие…
– Я удивлен, – вдруг сказал Ниденталь.
– Чем именно? – с живым интересом спросил де Врисс.
– Что у нас нет планов.
– Видите ли… – начал командор.
– Ведь нам постоянно шлют сигналы, – продолжал Ниденталь, – а мы делаем вид, что нас это не касается.
– Какие, к дьяволу, сигналы?! – сдавленным шепотом вопросил Оберт.
– Ну как же! – удивился Ниденталь. – Можно сказать, открытым текстом!
– Сейчас не лучшее время для интриг, – сказал Руссо. – Со мной вы могли бы поделиться заранее…
– Это не интриги, – сказал Ниденталь обиженно. – Вот еще! Да я постоянно вижу эти сигналы. Вначале, почти два года назад, в сериале, который так любит наша молодежь, на тридцатой минуте двенадцатой серии на стене дома, где живет протагонист, появились тангутские иероглифы. Они были совершенно не к месту, выглядели так, словно кто-то стряхнул здесь кисть с краской…
– Вы сумели их прочесть? – недоверчиво спросил командор.
– Конечно. Я могу прочесть надписи на всех живых и восьмидесяти двух мертвых языках. И говорить на сорока пяти живых…
– Ниденталь, я вас сейчас придушу за ваше тщеславие, – процедил сквозь зубы Руссо. – Почему вы даже мне об этом не сказали?!
– Потому что я думал, что все видят эти сигналы.
– Что там было написано, мать вашу? – спросил Руссо.
– Примерно следующее: «Дайте нам знать».
– Что мы должны дать знать? – нахмурился командор Хендрикс. – И, главное, кому?
– Так вот, – сказал Ниденталь. – В следующей серии эта же надпись появилась в заголовке новостей, которые смотрела на большом видеале одна из девушек сериала. Но на двадцатой минуте и русскими буквами.
– Та же самая? – переспросил де Врисс.
– Только по-русски, – кивнул Ниденталь. – Мне не составило труда экстраполировать ситуацию, и я не ошибся. На десятой минуте очередной серии какой-то случайный прохожий обратился к главному герою со словами: «Эраман-ро!» Тот еще, помнится, слегка удивился, но не придал значения и продолжал болтать со своей девицей. – Он помолчал. – Видимо, вы тоже не придали значения.
– Ну еще бы, – сказал Оберт.
– А, между прочим, было сказано: «Дайте нам знать!» на ломаном айнском языке.
– Что, есть такие языки? – спросил де Врисс недоверчиво. – Тангутский… айнский…
– Есть, – вздохнул Ниденталь. – А еще грузинский. На первой минуте новой серии. Красивая такая вязь на борту одного из гравитров, что опустился рядом с аппаратом нехорошего парня. Потом еще старовьетнамская письменность «тьы ном», иврит, катакана, азбука Морзе… – Он вдруг встрепенулся. – Если бы мы все знали азбуку Морзе или хотя бы шифр Полибия, он же «тюремная азбука», то могли бы постоянно общаться хотя бы даже и в присутствии эхайнов!