– Сказал – редко кто отсюда выходит. Будто бы туннель – это лента Мебиуса. И Непутевый он потому, что пути здесь нет…
Сашка помолчал некоторое время, обдумывая что-то.
– Как думаешь – правда?
Данил пожал плечами:
– А кто знает?.. Увидим…
Он вновь оглянулся, подсветив фонариком, – ощущение взгляда в спину стало вдруг пугающе реальным, будто взгляд этот обрел материальное воплощение. Луч, однако же, уперся все в ту же плотную, чернильную тьму.
– Ничего не ощущаете? – спросил он. – Будто наблюдает кто… Гадостное какое-то чувство.
– Да я не знаю, как ты там последним идешь, – отозвался тут же друг. – Нервы у тебя стальные, что ли?.. Меня только то и спасает, что шаги твои сзади слышу. Как от колонны отошли – так затылок и сверлит, – он поежился. – Леха, ты там как впереди?
Шрек буркнул что-то обнадеживающее, показывая, что уж его-то такой ерундой, как взгляд в спину, не испугать.
– Опять мы в какую-то аномалию вляпались, – тоскливо протянул Санька. – Везет нам на них…
Ему никто не ответил, и он, поворчав еще немного для порядка, затих.
Теперь в тишине туннеля раздавался только стук каблуков по асфальтовому покрытию, шуршание комбинезонов да изредка лязг металлических частей снаряжения. Фонари светили только вперед, оставляя стены во тьме, и Данилу с некоторого времени – опять это проклятое чувство, как и тогда, в подвале детсада! – начало казаться, что на самом деле они шагают на одном месте, а навстречу, словно лента транспортера, движется одна лишь дорога с белой полосой посредине. Когда это началось, он не помнил, – время в здесь словно замерло на одном месте, не давая точного представления, сколько они уже шагают – но чувство это постепенно становилось все сильнее и сильнее, пока, наконец, не нахлынуло скачком, пугая до ужаса своей правдоподобностью. Чтобы избавиться от наваждения, сталкер резко перевел луч на стену справа… и мог бы поклясться, что она в то же мгновение дернулась и побежала назад с той же скоростью, что и дорога! Данил, мгновенно вспотев от страха, сморгнул, протер глаза и уперся в стену напряженным взглядом.
«Да нет… показалось…» – он облегченно вздохнул, и ледяной комок в груди начал постепенно растворяться.
– Привидится же…
– Что такое? – тут же отозвался Семеныч.
– Показалось, будто мы идем, а вперед не движемся, – натужно усмехнулся Данил, но даже сам он расслышал в своем голосе нотки страха.
Профессор помолчал немного и ответил:
– А я шаги какие-то минут десять уже слышу. То впереди, то позади… То вообще слева откуда-то раздаются, а ведь там стена… Вот! Слышите?!
Данил прислушался, стараясь ступать тише, но ничего особенного не услыхал. Зато увидел вдруг, как впереди, вдалеке, сквозь окружающую тьму блеснул огонек и послышался невнятный говор, будто переговаривались несколько человек. Видимо, это услышал не он один. Шрек тут же дернул фонариком вперед, но чернильная тьма внезапно уплотнилась, словно втягивая в себя свет, и луч бессильно растворился в нескольких шагах впереди. Сталкеры остановились, напряженно всматриваясь и шаря стволами по сторонам. Данил видел, как подрагивает рука стоящего перед ним Сашки, да и остальным тоже было не по себе – Семеныч, обычно спокойный, сейчас как-то неловко и суетливо вертел головой во все стороны, а Кубович что-то шептал, и когда Добрынин прислушался, то явственно различил слова молитвы.
Говор вдали повторился и вроде бы даже послышались отдельные слова…
– Про туннель говорят, – подтвердил Кубович. – Тоже непутевым его назвали. Я точно услыхал. Может – наши?
– А где они раньше были? Нас бросили и ушли? Шрек, шумни.
Леха поднял ствол пулемета вверх и саданул короткой очередью в потолок. Голоса тут же утихли и послышались размеренные, неторопливо удаляющиеся шаги.
– Бегом! – скомандовал Данил, и Шрек со скоростью торпеды тут же сорвался с места.
– Стойте! Эй! Стойте! – заорал на бегу Сашка, но звук тут же потонул в окружающей тьме, как в вате.
Бежали они минут десять, но нагнать никого так и не смогли. Создавалось впечатление, что те, кого они преследовали, свернули в какой-то боковой переход, незамеченный в спешке сталкерами. Поняв бесполезность дальнейшей погони, Данил вновь велел перейти на шаг. И тут же фонарь Лехи, который по-прежнему двигался впереди, выхватил из тьмы стоящую на правой полосе цистерну. А за ней виднелся угол ураловского кунга с намалеванной на нем белой краской цифрой «7».
– Караван! – вырвалось у Лехи. – Наш!
Он шагнул было вперед, но Данил, сделав два гигантских скачка, цапнул его за рюкзак.
– На месте! – яростно прошипел он, настороженно глядя на возникшую перед ними невесть каким образом колонну. – Сидеть всем! Рассредоточиться! Держать периметр!
– Мы строили, строили – и наконец построили… – послышалось сзади растерянное бормотание Счетчика.
Шрек, сообразив, что проштрафился, стоял уже на одном колене, уперев ствол пулемета в сторону застывшего каравана. Из-за его плеча выглядывал хлопающий глазами китаец. Сашка держал тыл, а Кубович с Профессором усиленно секли по сторонам. Данил огляделся, убеждаясь, что вверенное ему подразделение расположилось грамотно, и встретился глазами с Семенычем.
«Как?» – указав глазами на караван, знаками спросил тот.
Данил в ответ пожал плечами.
«Вы – на месте», – так же жестами ответил он. Ткнул вилкой пальцев себе в глаза, указал в сторону каравана – «глядите в оба».
Семеныч кивнул.
Данил, осторожно стянув со спины винтовку, двинулся вперед, обходя колонну по дуге. С каждым шагом он все больше и больше убеждался, что караван этот, без сомнения, их. Что стоили хотя бы цифры, обозначающие номера кунгов, или знакомые очертания бэтэра и КШМ, стоящих в голове. А заглянув в кунг с единицей, он и вовсе утратил последние надежды на то, что это какое-то дикое, невозможное сходство и не более того – на полу возле выхода лежали распотрошенные баулы. Их баулы. И лежали они именно так, как сталкеры оставили их примерно с час назад. И здесь же валялся брошенный за ненадобностью плюшевый медведь.
Растерянно почесывая затылок, Данил вернулся назад.
– Ну и как это понимать? – встретил его вопросом в лоб Семеныч.
Добрынин развел руками.
– Разве только тем, что мы по кольцу идем, – пробормотал он.
– Мы б уклон в сторону почувствовали, – возразил Ли. – А тут, глянь, – полоса прямая, как стрела.
– Могли и не почувствовать. Из мрака выходит и во мрак возвращается, – возразил ему Профессор. – Никакой перспективы… Проверить надо.
– Как же проверишь?
Вместо ответа Профессор стащил со спины рюкзак, порылся внутри, вытащил две большие бобины с толстой нитью и продемонстрировал своим спутникам:
– Вот. Специально захватил. В одной бобине – шесть тысяч метров. В двух, соответственно, двенадцать километров. Дальше излагать?
Данил одобрительно кивнул. Если тоннель и впрямь изгибается и делает петлю, то нить рано или поздно соприкоснется с одной из стен тоннеля, и это и станет сигналом, что отряд идет по кругу. Если же нет… он даже не знал, что и думать в этом случае… Впрочем, он все явственнее понимал, что место это имеет много общего с детским садом, и ожидать тут можно чего угодно.
– Все на второй заход пойдем или кто-то останется? – спросил он.
– Все, – ответил Семеныч, продевая руки в лямки рюкзака. – Делиться не будем. Шли мы не так долго, часа полтора, так что одной бобины должно хватить – если тоннель уходит в сторону, мы это по положению нити заметим гораздо раньше, чем вернемся к каравану.
– И что тогда? – заинтересованно спросил Счетчик.
Профессор пожал плечами:
– Тогда будем стены осматривать – как-то же мы сюда попали… Найдем выход – вернемся за вещами.
Уходя от колонны, Данил снова испытывал легкое чувство дежа-вю. Все было в точности, как и в первый раз, – так же убегала назад разделительная полоса, так же кто-то настойчиво смотрел ему в спину, и даже двигались они снова в том же порядке. И лишь только нить, с легким шелестом уходящая с бобины, которую держал шагающий впереди Профессор, свидетельствовала, что все это не бред воспаленного воображения, а действительно происходит наяву.
Пятна фонарей бродили по полу и стенам словно гигантские светляки. Они на короткое время разгоняли наваливающуюся со всех сторон тьму, но, едва луч уходил в сторону, как та вновь отвоевывала свои позиции. Она казалась живой, и временами Данилу казалось, что это сама тьма смотрит ему вослед, и тогда его начинало окутывать неприятное, мерзкое чувство липкого страха, постепенно заполняющего все уголки сознания.
Туннель тянулся бесконечно. Разделительная полоса, появляясь в луче фонаря из мрака и исчезая во мраке сзади, давила на психику – казалось, что путники уже тысячу лет движутся в одном направлении и обречены еще столько же брести все вперед и вперед в этом отупляющем однообразии. Тягомотина и размеренность движения притупляла ощущения, стирая чувство времени и пространства и заставляя мозг паниковать в приступах сенсорного голода.
– Я как-то в библиотеке Братства научный журнал нашел. Так вот, там статья была насчет сенсорного голода… – тут же ответил Кубович, едва лишь Добрынин обмолвился об этом чувстве.
– Что писали? – спросил Данил скорее для того, чтобы заполнить окружающую тишину чем-то еще, кроме звука шагов.
– Эксперимент проводился на орбите, в космосе. Человека в состоянии невесомости помещали в специальную капсулу, на лицо накладывали маску, закрывая глаза и рот, и так оставляли, в полной тишине. Мозг, не получая из внешнего мира никаких сигналов, через какое-то время начинал испытывать такой приступ сенсорного голода и паники, что можно было и с катушек съехать. Приступ клаустрофобии по сравнению с ним просто небольшой детский испуг, и только…
Счетчик недоверчиво фыркнул:
– Фантазии!..
– Как сказать… – пробормотал Сашка. – С часок еще так вот прошагаем – и у меня точно крыша поедет. Мы вот тоже так шли… по подвалу в детском саду. Помнишь, Дан? Километр точно отмахали, пока не выбрались. Вот сколько уже топаем?
Данил открыл было рот, чтоб назвать приблизительную цифру – и, крякнув, замолк. Мозг не давал никакой подсказки – абсолютно никакой. Сколько они уже прошли? Километр? Десять? Сто? Однообразие и отсутствие ориентиров сделали свое дело, и на вопрос о точном времени и расстоянии можно было смело пожать плечами.
– А мы по времени это выясним, – выкрутился он. – Наша средняя скорость километра четыре в час. Сейчас поглядим, сколько уже идем, – он вытащил дозиметр, и снова слегка обалдел: в правом верхнем углу окошка мерцали нули.
– У меня тоже нули, – проследив за товарищем, тоскливо усмехнулся Санька. – Такое впечатление, что здесь всегда ноль часов. Ни времени нет, ни расстояния… Только направление. Только дорога… в никуда.
– Что вы панику разводите? – послышался голос Профессора. – Дальше, чем нить закончится, все равно не уйдем. Бобина вполовину уменьшилась – три километра долой.
Слова эти – а больше спокойный и уверенный голос – разрядили начавшую было сгущаться атмосферу неуверенности и страха. Данил, поглядев еще раз на дозиметр, легонько потряс его и, пожав плечами, сунул в карман разгрузки. В самом факте обнуления времени ничего странного не было – батарейки давно не меняли и только. Ну а одновременно сели – так мало ли… Совпадение. А приступ накатывающей паники он приписал влиянию туннеля. Слишком уж странен он был – и эта тьма, и взгляд в затылок, и караван, повторно встретившийся на их пути…
– Давайте хоть говорить, что ли?.. – послышался спереди голос Счетчика. – В самом деле – тишина такая стоит, аж жуть забирает.
– Как-то не способствует туннель разговорам… – тут же откликнулся Профессор. – Мне все время только слушать хочется. На самом деле тут не так тихо, как кажется…
Он вдруг оборвал сам себя и резко остановился. Сашка, не ожидавший этого, впечатался ему в спину, но Семеныч, стоящий в своем унике, словно скала, даже не дрогнул. Он смотрел куда-то вперед, туда, куда светил дальнобойный фонарь Шрека. Данил пригляделся – и онемел… Это было что-то дикое – колонна, которую они оставили за спиной часа полтора назад, вновь находилась перед ними. И это при том, что нить, на которую возлагалось столько надежд, так и не коснулась стены…
– Лента Мебиуса… – потерянно выдохнул Профессор. Ноги его подогнулись, и он со стоном, где стоял, там и уселся на землю. – Старик был прав! Этот туннель – лента Мебиуса! Закольцованное до бесконечности пространство! Ловушка!
И Данил вдруг с потрясающей ясностью понял, что Семеныч прав – как иначе, шагая все вперед и вперед, можно постоянно натыкаться на оставленный за спиной караван? Иного варианта просто не существовало, если не считать того, что в ситуацию вмешался какой-нибудь невидимый джинн, перенося колонну машин и раз за разом оставляя ее на пути сталкеров. Похоже, это поняли и остальные бойцы – следуя примеру Профессора, они, один за другим, опускались на землю и только Счетчик еще стоял на ногах, переводя фонарь с одного на другого.
– Вот здесь подробнее, будьте добры, – послышался его недоумевающий голос. – Какая лента?
– Представь себе кольцо, склеенное из длинной полосы бумаги. Только концы полоски соединены не как обычно, а один из концов предварительно перевернут, – усталым, безразличным каким-то голосом, пояснил Семеныч. – Лента станет перекрученной, и если ты будешь двигаться по поверхности этого кольца – неважно, вперед или назад, – то рано или поздно вернешься в ту же точку, откуда вышел. Это бесконечность, и выхода из нее нет…
– Такое разве возможно? – голос Счетчика задрожал.
– А то, что ты в меня пулю чуть не всадил, увидев за окном, в то время, когда я рядом был, – это возможно? – усмехнулся Сашка. – Молчи уж…
– Что же делать?.. Так и будем плутать по этому туннелю?
– Можно боковые проходы поискать, – вяло отозвался Данил.
– К тому же, мы ведь слышали голоса! И свет видели! – поддержал его китаец. – Значит, здесь были люди! Надо их отыскать!
– А не мы ли сами это и были?.. – безнадежно махнув рукой, пробормотал Профессор.
– Как это – сами? – опешил Ван.
– А вот так. Если пространство такие шутки шутит, то, заглянув за угол, ты можешь сам с собой столкнуться…
Данила от этих слов аж передернуло – тут же вспомнилась собственная мерзко ухмыляющаяся рожа в темном окне.
– Проф, ты же ученый! – заорал Счетчик. – Ты что говоришь-то?
– Потому и говорю, что ученый. Свойства пространства-времени полностью не изучены. Можно выдвигать какие угодно гипотезы, и каждая из них имеет право на существование.
– Да это точно были люди! Я ж своими ушами слыхал! И Кубович вот…
– Мы туннель два раза прошли! Давно бы нагнали! – вмешиваясь в разговор, заорал в ответ Кубович.
– Значит – не заметили! Или они все время впереди идут! – разозлился Ван. – Ты, придурок, разве не понимаешь – надо идти, иначе мы тут навсегда останемся!
Кубович вскочил, резко вскидывая «Миними», клацнул предохранителем и прошипел, сузив глаза:
– За придурка ответишь, сука!..
– А-атставить! – Добрынин рванулся вперед и ногой подбил ствол пулемета вверх. – Совсем охренели?! Успокоились оба!
Кубович злобно зыркнул в ответ, но пулемет все же опустил.
– Ван прав. Нельзя нам тут оставаться, – уже совсем другим голосом, спокойнее, сказал Данил. Поглядел на друзей… – Забыли? Убежище за нами. И без того опаздываем, из графика выбиваемся. А ведь это последний шанс, другого у нас нет и не предвидится.
– Что делать-то будем? – понемногу успокоился и Кубович. – Есть мысли?
– Да, сидеть на одном месте нельзя. Ссориться начинаем, беситься… – Профессор поднялся, долгим взглядом посмотрел на бобину с ниткой, которую все еще держал в руке и, сплюнув, отбросил в сторону. – Так недолго и друг друга перестрелять. Будем искать боковые проходы. Добрыня – командуй.
– Двое по левой обочине, двое по правой. Сергей впереди, Леха – замыкающим, – глядя в упор на Кубовича, тут же отдал команду Добрынин. – Выполнять.
Кубович открыл было рот, но наткнувшись на этот взгляд, тут же его захлопнул и, развернувшись, не оглядываясь, потопал вперед. Решение было принято – чтоб не сидеть, поддаваясь постепенно черной панике, стучащейся в двери разума, стоило хоть чем-то занять свой мозг, безуспешно пытающийся найти выход из создавшегося положения. Идти вперед и вперед, искать боковые ответвления – это было все же лучше, чем постепенно сводящее с ума безделье.
Это был какой-то сюрреализм – группа вновь, в третий раз подряд двинулась прочь от каравана, вперед, во тьму тоннеля.
– Слышь, Проф, ты ведь кандидат технических наук, – спустя некоторое время подал голос Сашка. – Про ленту Мебиуса знаешь больше нас. Так, может быть, есть способ, как ее разорвать? Что ж нам, до скончания веков бродить?
– Как же ты ее порвешь? – ответил Семеныч. – Это ж не материя – пространство… Сквозь стены пробиваться? Чем?
– Тут не все просто, – раздался голос Кубовича. – Силой не пробьемся. Мне все больше кажется, что здесь для мозга работа… Ты кандидат, тебе и мозгами шевелить.
Семеныч печально усмехнулся, но промолчал.
– Вот ты сам подумай – каковы ее свойства? – не отставал от него Кубович.
– Слышь, Серега! Тебе свойства ее в трехмерном пространстве рассказать? Или в двумерном? – разозлился Профессор. – А ты поймешь?
Кубович буркнул что-то обиженно, но вопросов больше не задавал. Однако Данил, обернувшись назад, заметил, что Семеныч все же задумался.
Дальше отряд двигался молча. Говорить не хотелось – тоннель не способствовал пустым разговорам. Чем дальше шли сталкеры, тем все явственнее им начинало казаться, что тоннель – это какой-то невообразимо огромный живой организм. Тишина его, как верно заметил Профессор, на самом деле была лишь кажущейся. Стоило прислушаться – и становилось ясно, что он живет своей, странной и непонятной жизнью. Легкий ветерок доносил из глубин тревожные шорохи, непонятный гул и далекие глухие удары, пол время от времени часто и мелко подрагивал, словно где-то глубоко под землей работали гигантские механизмы, а своды иногда потрескивали, будто сверху на них тысячетонной тяжестью давили пласты грунта, и тогда казалось, что тоннель залегает на огромной глубине, чуть ли не в самом центре земли. От этого становилось еще страшнее, отчаянье мерзкой холодной змеей вползало в душу, и каждый думал лишь об одном – выберутся ли они когда-нибудь наверх или же обречены вечно скитаться по этой однообразной, закольцованной кишке?