– Мой психолог очень крутая. Тебе она бы понравилась. Ты ей нравишься, – сообщает он, выпуская мою руку.
Звучит странно, но я скучаю по его прикосновениям.
– Правда?
– О да. Я много о тебе рассказывал. Она довольна, что ты вернулась в мою жизнь. – Он не так сильно огорчен, как мне показалось сначала. Рада, что ему есть с кем объективно поговорить о личных проблемах. Но если он снова назовет имя той стервы, мне захочется пойти и поколотить ее.
Я действительно, действительно ненавижу ее.
Все остальное время в дороге мы болтаем о всякой ерунде. Я говорю, что в ресторане было мало народу, рассказываю, сколько уже там работаю и как обзавелась подругой. А еще о завтраке с Оуэном и о том, что он был расстроен.
Хорошо, о последнем я вру. Мой брат все еще гордится тем, что ударил Дрю в челюсть, но не могу же я в этом признаться. Насколько же этот мальчишка невоспитанный, если бурно радуется из-за того, что врезал моему парню за все пережитые мной страдания?
Хотя в глубине души мне нравится, как быстро брат встал на мою защиту. Это трогательно. И, значит, я ему небезразлична. Неважно, что я расстроена или думаю, что он меня не слушается. Он любит меня и хочет убедиться, что со мной все в порядке. И я тоже люблю брата и всегда хочу знать, что с ним все хорошо.
Ну, пожалуй, из нас двоих я забочусь больше, но я ведь старшая. На мне лежит ответственность. Просто я должна приглядывать за ним.
– Ты хорошая сестра, – говорит Дрю, заезжая на стоянку комплекса. – Надеюсь, брат ценит то, что ты для него делаешь.
– Надеюсь.
– Что насчет мамы?
Лучшая защита – нападение.
– А что с ней?
Он паркует внедорожник и выключает двигатель.
– Она ценит твою помощь?
– Большую часть времени она вряд ли вспоминает о нашем существовании. – В моем голосе звучит печаль, но ничего не могу с собой поделать. Как только начинаю говорить о маме, рот наполняется горечью. Словно от растворимого кофе, только хуже. – Ее никогда нет. Накануне Дня благодарения она потеряла работу и теперь постоянно зависает со своим бойфрендом-неудачником вместо того, чтобы заботиться об Оуэне или найти новое место.
– Она не нашла другую работу? – Он словно не верит.
– Это не так просто, когда у тебя практически нет никаких навыков.
– А кто платит за аренду квартиры?
– Ты смотришь на этого человека. – Тыкаю пальцем в грудь.
– И по счетам? Покупает продукты и все необходимое?
– Должно быть, тоже я.
Он медленно качает головой, в его взгляде читается уважение.
– Почему ты такая чертовски замечательная?
Его слова наполняют меня теплом, но я отгоняю это чувство.
– Просто делаю то, что нужно. Не сотвори из меня героя.
– В твоем возрасте любой свалил бы от ответственности. Я не шучу.
– Не думаю… – начинаю я, но он перебивает меня.
– Но я думаю. Тебе же только двадцать, Фэйбл. А на твоих плечах вся тяжесть мира. Заботишься о брате, платишь по счетам. Работаешь и делаешь все, чтобы удержаться на плаву. – Он медленно качает головой. – Восхищаюсь тобой. Ты такая сильная, какие бы испытания судьба тебе ни предлагала.
– У меня нет выбора, – говорю я, пожав плечами. – Просто делаю то, что нужно делать.
– Знаешь, мне бы поучиться у тебя. – Дрю наклоняется над центральной консолью, обхватывает мое лицо руками и дарит мне долгий поцелуй. – Всегда есть выбор. И ты решила остаться. Никогда не преуменьшай свои заслуги. Большинство людей бежит от ответственности, как черт от ладана. Я бы сбежал.
Смотрю в его глаза, и вижу там восхищение, страсть и… что-то еще плещется в них.
– Ты недооцениваешь себя, Дрю. Как обычно.
– Хорошо. В прошлом я всегда сбегал. Но ты, Фэйбл… Из-за тебя мне хочется остаться.
Дрю
Как только Фэйбл входит в квартиру, сразу расстегивает ненавистное ей дутое пальто и кидает его на стоящий рядом с дверью стул. И появляется короткое черное платье, обтягивающее фигуру так плотно, что, клянусь, впервые увидев в нем Фэйбл, я практически язык проглотил. Ее тело прекрасно. Ноги, несмотря на невысокий рост, кажутся бесконечными, и я испытываю искушение медленно стащить платье, и сделать с ней все те грешные вещи, о которых мечтал с тех пор, как оставил ее сегодня утром с братом.
Вместо этого я спрашиваю, какую именно пиццу она предпочитает, и делаю заказ.
После того как я вешаю трубку, Фэйбл говорит, что хочет снять платье и одеть что-то более удобное, поэтому я предлагаю свою футболку. Она идет в спальню следом за мной, ее сладкий аромат окружает меня, пока она стоит рядом, и мы вместе изучаем содержимое шкафа. Снимаю с вешалки футболку, и тут она повергает меня в изумление, привычным жестом сдергивая платье через голову и позволяя ему упасть на пол.
Стоя передо мной в черном кружевном лифчике и черных трусиках, которые больше похожи на шортики, она невероятно сексуальна. Протягивает ко мне руку и шевелит пальцами, требуя футболку. Отдаю молча, потому что во рту пересохло, и она через голову надевает футболку. Футболка старая, бледно-голубая с гавайским рисунком на груди. Прикупил во время какого-то дерьмового семейного отпуска на острове и редко носил, поскольку она напоминала мне о времени – и о человеке – обо всем, что хотелось бы забыть.
Но на Фэйбл эта футболка мне нравится. Она буквально тонет в ней, нижний край доходит до середины бедра. Но я знаю, какое тело скрывается под этой слишком большой одеждой, которая делает его только сексуальнее. Она чертовски горяча.
Хочу ее. Но жду, изо всех сил старюсь быть терпеливым. Нам нужно поговорить, как двум взрослым ответственным людям, которые начинают серьезные отношения. И мы должны поесть, я умираю от голода, почти не ел весь день.
Пицца прибывает минут через тридцать, и мы ужинаем, сидя по-турецки на полу перед журнальным столиком, и смеемся над немым комедийным кино по ТВ. Нам нужно отвлечься после серьезного разговора, произошедшего в машине. Я не собирался его заводить прямо там, но так уж вышло, и не жалею.
Надеюсь, она поверила мне, когда я сказал, что она удивительная. Но я и правда восхищаюсь тем, как она справляется с жизненными неурядицами. Она чертовски сильная, а я всю жизнь чувствовал себя слабаком. Чувство жалости к себе и привычка сбегать от проблем привели меня в никуда.
Одна короткая неделя с Фэйбл изменила меня навсегда. Заставила понять, что я тоже могу быть сильным. Я мог бы с легкостью вернуться к старым привычкам, но я снова с ней, и это как напоминание о том, что нужно продолжать.
Оставаться сильным.
Мы расправляемся с пиццей и заканчиваем смотреть кино, хотя посмотрели не больше половины фильма. И сейчас единственное, что остается сделать, – поговорить. Фэйбл затихает, отколупывая яркий красный лак, которым покрыты ее короткие ногти. Волосы закрывают лицо, я смотрю на них и понимаю, что оттенок немного другой.
– Твои волосы стали темнее, – говорю я внезапно.
Она смотрит на меня с улыбкой.
– Ты наконец заметил.
– Когда ты перекрасилась?
– Несколько дней назад. – Она сосредотачивается на мне, а не на облупившемся лаке. – Обещай не злиться?
Звучит странно.
– Обещаю.
– Мой босс попросил, и я сделала это. Он сказал, что прежний цвет выглядел дешево.
Гнев наполняет меня.
– Вот придурок. – Чем больше я узнаю о нем, тем хуже становится впечатление об этом парне.
– На самом деле нет, знаешь почему? Он был прав. Я натуральная блондинка, но начала осветлять волосы еще в средней школе. И продолжала делать это, пока не испортила волосы. Колин привел меня в салон, пришлось отрезать несколько сантиметров и сделать цвет темнее. Теперь я словно новая версия самой себя.
– Старая версия мне тоже нравилась, – отвечаю сухо. – И макияжа стало гораздо меньше.
– Отказалась от этого после поездки в Кармел. Просто слегка подвожу глаза, вот. – Фэйбл качает головой. – Тебе нравится новая я?
– Мне любая нравится, – говорю я. – Старая версия, новая версия. Ты мне всякая нравишься.
Она улыбается и стремительно бросается ко мне.
– Ты говоришь такие милые слова.
– И готов подписаться под каждым.
– Знаю.
Опираясь на край журнального столика, она встает на колени, подбираясь так близко, что коленями упирается в мое бедро.
– Я люблю в тебе это. Ты никогда не подбираешь слова, когда дело касается меня.
Повернув голову, встречаю ее взгляд. Она произнесла слово люблю так буднично и заставила меня задуматься. Я вспомнил о словах доктора Харрис. Стоит ли Фэйбл того, чтобы рискнуть, если я действительно в нее влюблен.
Теперь не сомневаюсь: я влюблен. Нет смысла отрицать.
– Скажи, что случилось сегодня, – шепчет она, красивые зеленые глаза сверкают в тусклом свете лампы, который падает на нас. – С твоим отцом.
– Скажи, что случилось сегодня, – шепчет она, красивые зеленые глаза сверкают в тусклом свете лампы, который падает на нас. – С твоим отцом.
Вздыхаю – желания затрагивать данную тему нет. Но знаю, это необходимо, если строить честные отношения.
– Отец приезжал ко мне несколько дней назад.
Она выглядит удивленной.
– Правда?
– Да. Он объявил о разводе с Адель.
Ее глаза сужаются при упоминании имени Адель, и мне это нравится. Это потрясающе, как она немедленно становится на мою защиту против женщины, которая почти разрушила меня.
– Было бы здорово.
– Было бы. – Резко выдыхаю. – Сегодня после обеда он позвонил и сказал, что пересматривает решение.
– Почему?
– Говорит, что когда вернулся домой, они вроде как… помирились. – Я не вдаюсь в подробности примирения. Полагаю, Фэйбл не захочет знать о подобном дерьме, которое я сам хочу забыть.
– Можно сказать честно? – уточняет она.
– Разумеется. – Мне нужно знать ее мнение.
– Твой отец идиот, если к ней вернется.
Тихо смеюсь.
– Поверь, это я понимаю.
– Почему он решил передумать? – Она так мило морщит нос, что я наклоняюсь и целую его.
– Потому что она мастерски манипулирует отцом. – С помощью секса и бесконечных обещаний, ни одно из которых не будет выполнено.
– Значит, отец обнадежил тебя, что она навсегда исчезнет из твоей жизни, а потом все разрушил, объявив о решении не разводиться. – Фэйбл усаживается на пятки, положив сжатые в кулаки руки на колени. Словно готовится кого-то ударить. – И в панике ты вызвал своего психолога на срочный разговор днем в воскресенье. Лично я думаю, она просто чудо, а не психолог.
Ага, вроде моей чудесной подружки, хотя я не произношу этого вслух. Как так удачно сложилось, что в моей жизни не одна, а две женщины, готовые помочь мне?
– Верно подмечено.
– Дрю, мне так жаль. – Она касается моей щеки, пальцы нежно гладят кожу. – Беседа с ней тебе помогла?
– Да. – Закрываю глаза, ощущать ее пальцы на лице чертовски приятно, и я хочу насладиться прикосновением немного дольше. Чувствую, как Фэйбл придвигается ближе, как легко, словно перышко, касается губами моих губ, и я сижу неподвижно, боясь пошевелиться и разрушить магию момента.
– Помог ли разговор со мной? – Она снова целует меня, захватывая нижнюю губу и слегка потянув ее, прежде чем отпустить.
Черт, невероятно. Вчерашняя ночь и сегодняшнее утро с ней были удивительны, но я слишком торопился насытиться ею. Она заслуживает большего. Она заслуживает несколько часов одних поцелуев.
– Разговоры с тобой всегда помогают. – Я удерживаю ее до того, как она успевает отстраниться, глаза по-прежнему закрыты, но я точно знаю, где она. Кладу ладонь на затылок и притягиваю к себе, наши губы почти касаются друг друга, ее горячее и сладкое дыхание опаляет мой рот. – Может, позже мы поговорим еще. Я вроде как все сказал.
Она скрещивает руки на груди, пальцы сжимают ткань моей футболки.
– Протестую. Ты пытаешься использовать секс, чтобы избежать серьезного разговора.
Я открываю глаза и вижу ее улыбку.
– В самом деле?
Она медленно перебирает пальцами, ныряет ими под футболку и гладит мой живот.
– Не совсем так, – бормочет она, потом наклоняется и снова касается губ.
Мы должны поговорить. Знаю, должны. Еще так много нужно сказать. Но разве можно говорить, когда она меня целует, гладит. Я хочу утонуть в ее ласках.
Так я и делаю. Еще немного. Касаюсь ее губ языком, и Фэйбл легко раскрывает их, позволяя мне проникнуть внутрь. Я крепче сжимаю ее волосы, и, слегка потянув, заставляю ее, откинув голову назад, подставить мне шею. Она стонет, и я разрываю поцелуй, двигаясь ртом вниз по горлу, облизывая и покусывая ароматную кожу.
Она шепчет мое имя, и этот звук отзывается прямо в члене. Я ждал весь день. Мечтал делать это с ней, для нее. Я одержим.
– Может… – Ее дыхание прерывается, когда я прикусываю мочку уха. – Может быть, еще немножко поговорим, а потом займемся… этим.
– Этим? – Я поднимаю голову, чтобы видеть ее красивое лицо. Щеки порозовели, губы припухли, в глазах стоит туман. Она знает, я ее дразню.
Улыбается уголками губ.
– Ты знаешь чем. – Скользит руками вверх под футболкой, когти царапают кожу, и меня пронизывает дрожь. – Ты превращаешься в плохого мальчика, Дрю. Вот уж не думала, что ты такой.
– Ты делаешь меня таким. – Я тяну ее к себе, и она встает на колени, обхватив ногами мои бедра. Вот наша любимая поза. Мне очень нравится эта позиция сегодня, когда на ней трусики и футболка. Чувствую ее тепло даже через джинсы, у меня вырывается стон, когда она начинает двигаться на мне.
– Хм, сколько я еще могу терпеть? – Она стягивает мою футболку. Пытаясь помочь, я поднимаю руки вверх. Она жадно осматривает мою грудь, пока облизывает губы, и я глотаю очередной стон.
Она пытается меня убить. Я точно это знаю.
– Я скучала по тебе. – Эти слова меня удивляют, и, судя по выражению лица самой Фэйбл ее они удивляют не меньше. – Скучала по тому, чтобы быть с тобой. Смотреть на тебя. Прикасаться. Трудно поверить, мы сидим здесь вместе, и это не сон.
– Безусловно, не сон. – Касаюсь ее лица. Нежно обвожу контур губ. Фэйбл дрожит, я пальцами ловлю эту слабую дрожь, притягивая девушку ближе, соединяясь губами на один долгий, спокойный момент.
Нет языков, нет страсти, никаких безумных поцелуев. Просто наши губы сливаются, и мы пьем дыхание, поглощаем друг друга. Мне нужно это единение. И, думаю, ей тоже.
Может быть, мы слишком сильно нуждаемся друг в друге. Но меня не беспокоит это. Не сейчас, когда в моих руках любимая женщина, которая крепко меня обнимает.
Глава десятая
Фэйбл
Вхожу в квартиру, напевая. Обычно я так не делаю. Но я безумно счастлива и чувствую, что в любой момент начну снова что-то мурлыкать. Правда, пою я отстойно, и потому, пока Дрю вез меня домой, старалась сосредоточиться на чем-то знакомом, что крутят по радио.
Я буквально ощущаю улыбку на своих губах, и провожу по ним пальцами, словно хочу ее стереть. Не срабатывает. Прикосновение напоминает, как он целовал меня, пока я не вышла из машины. То, как он смотрел на меня, спрашивая, можем ли мы увидеться сегодня вечером. У меня есть отгул, но он должен идти на занятия, и был готов пожертвовать ими ради меня, чтобы мы могли провести день вместе. Однако я заставила его пойти в университет.
Такая суровая, властная подружка.
В квартире темно, несмотря на чудесный день, все шторы и жалюзи закрыты, и я подхожу к каждому окну и впускаю солнечный свет. Кухонная раковина полна грязной посуды, и я про себя ворчу на Оуэна, мысленно отмечая, что нужно заставить его вымыть все, когда вернется домой из школы.
Когда вхожу в коридор, то замечаю, что дверь в мою спальню распахнута. Во мне растет мрачное предчувствие, я ощущаю тревогу. Никогда не оставляю дверь открытой. Она всегда плотно закрыта. Если бы могла запереть ее, то сделала бы это. И дело не в том, что я не доверяю Оуэну или маме. Скорее это мера предосторожности из-за тех придурков, которых приводит мать, хотя в последнее время это всего лишь один придурок.
Но и дружки моего брата не подарок. Я помню, какими бывают подростки мужского пола. Черт, да и девчонки совсем не лучше. И я была точно такой же. Все мы воровали, словно сумасшедшие, косметику и конфеты в местном супермаркете. Ненормальные.
Представьте себе мое изумление, когда я обнаруживаю в своей комнате маму, которая роется в куче вещей, сложенных в верхнем ящике комода. Уперев руки в бока, я откашливаюсь, и она резко выдыхает, разворачиваясь ко мне с прижатой к груди рукой.
– Фэйбл! Когда ты вернулась домой? – Она машет рукой перед своим лицом, словно южная красавица в полуобмороке от удушающей жары. – Ты до смерти меня напугала.
– Отлично. – Дергаю подбородком в ее сторону. – Что ты здесь делаешь?
Мать усмехается, флер «южной красавицы» испаряется как дым.
– И никакого тебе: привет, мамочка, как поживаешь? С каких это пор ты стала такой грубой?
– С тех самых пор как ты совершенно перестала о нас заботиться. – Я вхожу в свою комнату, сразу ощущая усталость, – как после боя. Мое приподнятое настроение улетучивается, и я остаюсь лицом к лицу с реальностью, где есть дерьмовые отношения с моей беспутной матерью. – Почему ты роешься в моих вещах?
– Потеряла кое-что. – Она вздергивает нос: верный признак лжи. – Мое колечко куда-то пропало.
Словно я беру ее дурацкие украшения.
– Что ты хочешь сказать?
– Брала его?