…Она шла по Миллионной. Вечер явно не располагал к свиданиям. Дул пронизывающий ветер, накрапывал дождь. Татьяна корила себя за то, что не взяла зонт: «Конечно, теперь я похожа на мокрую курицу! Старалась, укладывала волосы, и все пропало – на голове слипшиеся пакли! Вдобавок замерзла, а когда я мерзну – нос краснеет! Увидев такую красавицу, герой испугается и убежит!» Она пыталась представить Сергея: воображение рисовало высокого брюнета лет сорока приятной, разумеется, наружности.
Выйдя на Дворцовую, Татьяна почувствовала волнение, которое усиливалось по мере того, как женщина приближалась к Ангелу, и совсем зашкалило, когда она увидела мужчину, стоящего у колонны. Татьяна разочарованно охнула: «Господи, за что мне это?!» Перед ней стоял кругленький невысокий человек лет пятидесяти. Что делать? Татьяна невольно замедлила шаг. У нее даже появилась предательская мысль: сделать вид, будто она просто гуляет по площади, пройти мимо, скрыться в арке, но… Ведь Сергей хороший, тонкий, ранимый человек, а что с виду не похож на героя – ну что ж… Уйти сейчас, не представившись, было бы нечестно. Вздохнув, Татьяна направилась к мужчине. Но в этот момент от колонны, откуда-то сбоку, отделилась тень, и знакомый голос назвал ее по имени.
Она смущенно откликнулась:
– Добрый вечер, Сергей! Где вы прятались?
Он оказался высоким брюнетом лет тридцати семи, писаным красавцем не назовешь, но, как и грезила барышня, приятной внешности. Широкие плечи, большие серые глаза, открытая, располагающая улыбка…
«Кажется, я пропала, – счастливо ойкнула Татьяна, – он совершенно такой, каким и должен быть!»
– Замерзли?
– Ничего! Спасибо, что не опоздали! – рассмеялся Сергей. – Я бы, конечно, не ушел и ждал вас сколько надо, но вскоре бы, видимо, умер. Петербургский климат для меня сущий экстрим. Вы тоже замерзли! Идем отогреваться!
Он привел ее в ресторан, оформленный со вкусом. На стенах висели правильные картины, ненавязчиво и тихо звучали ноктюрны Шопена. Место оказалось в хорошем смысле буржуазным.
– Здесь славно! – заметила Татьяна, оглядевшись.
– Я люблю сюда заходить, когда приезжаю в ваш город, – пояснил Сергей.
– Как вы оказались в Праге?
– Я там родился. Родители – русские, работали в русском посольстве.
– Кто вы по профессии?
– Строитель, – улыбнулся Сергей и поднял бокал. – За знакомство? Вы невероятная красавица! Признаться, подобного я и представить не мог.
Татьяна возмутилась:
– Какая дешевая лесть!
Тем не менее комплимент ее приободрил, женщина почувствовала себя уверенней. Они выпили.
– Любите свою работу? – спросил Сергей.
Татьяна пожала плечами:
– Как вам сказать… Редактировать современную литературу, будучи воспитанной на классической, порой непросто, да и общение с иными авторами не доставляет удовольствия. Часто вспоминаю слова Мандельштама. Знаете, тот однажды спустил с лестницы молодого литератора, посмевшего заявить, что он написал роман, а его не печатают! Мандельштам вытолкал незадачливого автора взашей и кричал ему вслед, что для романа нужна каторга Достоевского или десятины Толстого!
Сергей смутился:
– Простите, вот я самонадеянный наглец, посмел назвать свой опус романом!
– На свой счет можете не беспокоиться! В вашем случае как раз речь идет о романе. Сергей, я хочу поздравить вас, вы написали удивительную книгу!
– Вам понравилось?
– Не то слово. Мне кажется, я всю жизнь ждала ее! И вас…
Сергей засиял от радости:
– Меня?
– В смысле вас – автора, – смущенно поправила Татьяна. – Только я не уверена, возьмутся ли вас печатать в нашем издательстве. Извините меня, – она чувствовала себя бесконечно виноватой перед Сергеем, – не знаю, смогу ли помочь вам.
– Это неважно! – улыбнулся мужчина и взял ее за руку. – Главный выигрыш я уже получил!
– Какой?
– Встретил вас!
Татьяна осторожно высвободила руку:
– Я не знаю, сможете ли вы заработать на книге. Скорее всего, первый гонорар будет весьма скромным.
Он пожал плечами:
– Пустяки… Я занялся литературой не из-за денег. Я не бедный человек, у меня строительный бизнес. Литература – это мои нереализованные амбиции нематериального толка. Мне совершенно неважно, сколько я получу за книгу. Если нужно, я сам могу оплатить весь тираж. Впрочем, хватит об этом! Давайте поговорим о другом. Кстати, есть предложение перейти на «ты»?!
– Категорически принимается!
Татьяна улыбнулась – его естественность и искренность подкупали. С Сергеем ей было удивительно легко. Она давно не чувствовала такой безоговорочной симпатии к незнакомому человеку. Ей хотелось узнать о нем больше. Татьяна спросила, когда он начал писать.
– Лет пятнадцать назад, – ответил Сергей. – Правда, моя бывшая жена считала, что это пустая трата времени и мы не сможем жить на писательские гонорары. Пришлось уйти в бизнес. Зато сейчас я могу заниматься литературой, не думая о деньгах. К тому же у меня теперь и жены нет!
– Почему? – не удержалась Татьяна.
– Обычная история. Как там у Шелли: «Они встретились. Они расстались. Чего же еще?» Она прекрасная, во всех отношениях достойная женщина, и это моя вина, что я не смог сохранить наши отношения. Отчасти меня оправдывает только одно – мне было двадцать, когда мы поженились, и двадцать девять, когда разошлись. А до тридцати человека вряд ли вообще можно воспринимать всерьез. Посему я не ответственен за собственные действия в том периоде.
– У вас есть дети?
– Единственное, на что хватило ума в ту бессознательную пору, – не произвести потомство. Я понимал, что до этого сверхважного поступка надо дорасти.
После ужина они отправились гулять и вновь заглянули на Дворцовую площадь. Накрапывал дождик, в небе над городом в своем вечном полете плыл александрийский Ангел. Татьяне вдруг показалось, что счастье рядом, оно возможно, даже для нее. Мужчина и женщина долго стояли, запрокинув головы в небо.
– Удивительный город, – вздохнул Сергей.
– Да, – согласилась Татьяна. – Но жить в нем нелегко. Порой он словно окрыляет меня, дает силы – и тогда я счастлива, а иногда равнодушен, безжалостен – и тогда чувствуешь себя покинутой и одинокой.
– Ты здорово похожа на петербурженку!
– А что это значит?
– Невская вода преображает местных женщин. Бледная кожа, голубизна в глазах…
– Забавно. Кстати, по ощущениям твой роман очень петербургский!
– Представь, и в моих жилах течет чухонская кровь! Моя мать была из Петербурга.
– А знаешь, Сергей, кроме всего прочего в твоем романе меня поразило удивительное понимание женской природы, проникновение в самую суть женщины.
– Это было несложно, – усмехнулся Сергей, – главный женский секрет, как известно, давно открыт Гоголем.
– О том, что женщина влюблена в черта? – улыбнулась Татьяна. – Иногда мне кажется, я понимаю, о чем он говорил, иногда нет. А вот о чем пишешь ты – понятно. В твоем романе много точных фраз, удачных определений и подлинной, волнующей эротики. За всем этим чувствуется недюжинный мужской опыт и хм… знание многих женщин!
Сергей усмехнулся:
– Я всегда думал, что для того, чтобы понять женскую природу, надо прожить всю жизнь с одной женщиной.
Они дошли до «Астории». Сергей сообщил, что остановился в этом отеле, и предложил подняться к нему в номер. Татьяна вздрогнула.
– Боюсь, я не готова к такому стремительному развитию событий.
– Я буду ждать. – Он взял ее руку, осторожно снял перчатку, поднес ладонь к губам. – Завтра я уезжаю…
– Если ты когда-нибудь еще приедешь, я буду рада встретиться.
– Приеду! Тебя проводить?
Татьяна осторожно высвободила руку:
– Не стоит. Я живу недалеко. До свидания, Сергей!
Он не сделал попытки задержать ее. Просто стоял и смотрел вслед, пока хрупкая женская фигура не растворилась в ночи.
Глава 2
Полина не то чтобы часто вспоминала Климова – она просто не переставала о нем думать. Постоянно, всегда… Так люди учатся жить с хронической болезнью, смиряясь и привыкая к боли. Наверное, свою болезненную любовь к Климову Полина воспринимала именно так. Образовавшуюся после его отъезда пустоту она заполняла чтением и музыкой. Отчасти спасала и новая работа – с некоторых пор Полина преподавала балет в детской студии. Зарплата, конечно, мизерная, но зато от этой деятельности она получает куда большее удовлетворение, чем от работы в парфюмерном магазине. К своим детям Полина относится если не с любовью, то по крайней мере с уважением и жалостью, понимая, что большинство девочек из ее класса однажды простятся с иллюзией о карьере великой балерины, как это произошло когда-то с ней самой.
Итак, новая работа, искусство, общение с сестрами – чего ей желать еще? К тому же после отъезда Климова отношения с Даниловым стали куда более гармоничными, в них появились теплота и доверие, каковых давно не наблюдалось. Теперь муж и жена подолгу разговаривают о серьезных вещах, читают друг другу вслух, а в воскресные дни гуляют в парке. Совсем как в первые годы супружества. Данилов стал спокойнее, увереннее. Похоже, шум и ярость, бушевавшие в нем прежде, улеглись. Наверное, то же самое она могла бы сказать и о себе. Полина учится быть спокойной, сдержанной, и, судя по всему, у нее неплохо получается. А недавно она даже поняла нечто, безмерно ее удивившее.
В тот день Данилов в качестве подарка (он теперь частенько баловал жену различными культпоходами – театры, выставки, музеи) преподнес билеты на концерт классической музыки, проходивший не где-нибудь, а в Эрмитаже.
– Гайдн, «Прощальная»? – обрадовалась Полина. – Замечательно! Бегу надевать любимое платье!
…Осенний вечер. Дворцовая площадь в огнях. Камерная экскурсия по Эрмитажу перед началом концерта. Ночной дворец совсем не похож на дневной туристический – пустые залы, необычайно тихо.
Они застыли в галерее Рафаэля. Волшебные своды, полумрак…
Данилов неловко обнял ее и выдохнул:
– Спасибо!
Она ахнула:
– За что?
– За все!
Он сказал это очень серьезно, будто подчеркивая значимость сказанного.
Полина долго вглядывалась в темные своды галереи. Ей почему-то вспомнился день, когда после созерцания Родена они с Климовым стали любовниками… А еще вдруг вспомнился рассказ Набокова о том, как посетитель музея, выйдя в одну из дверей, оказался неизвестно в каком пространстве и времени. Что, если она, открыв ближайшую дверь, попадет в тот день с Климовым?!
– Хочешь подняться на третий этаж: импрессионисты, Роден? – спросил Данилов.
– Нет, не стоит, – испугалась она. – Идем, Иван, концерт уже начинается!
Они сидели в прекрасном зале среди величественных картин, и музыка плыла над дворцом и городом. Смахнув слезу, Полина не без удивления поняла, что вполне довольна своей сегодняшней жизнью.
* * *Маша стремительно погружалась в депрессию. Сегодня после репетиции Палыч сделал ей замечание. Конечно, он явно не хотел ее обидеть и старался быть деликатным, но после слов режиссера Маша все равно почувствовала, как яд медленно разливается где-то внутри ее.
– Мария, что с тобой происходит? Ты стала несколько тяжеловата…. Видишь ли, роль Джульетты предполагает некое изящество… – Палыч замялся и сконфузился.
Маша сдержанно кивнула: да, мол, понимаю, приму меры. В гримерке она долго и пристально разглядывала себя в зеркало – м-да, годы, что ли, выходят на лицо? Кажется, и впрямь растолстела, на Джульетту никак не похожа, прав Палыч. И глаза грустные, потухшие… Бог с ним, с весом, а с глазами что делать?
Из театра она вышла совершенно понурая и вдруг, надо ж такому случиться, увидела Сашу! Они не встречались с того самого дождливого вечера, когда Маша караулила Бушуева у его парадного. Ей, конечно, часто хотелось вновь отправиться к тому дому или позвонить Саше, сделать что угодно, лишь бы вернуть его. Но всякий раз Машу останавливал страх вновь увидеть холод и безразличие в его глазах, как это было в тот вечер.
И вот, пожалуйста, – нежданная встреча! Саша эффектно вышел из дверей ресторана под руку с блондинкой неприлично модельной внешности. Ему и надо-то было пересечь всего пару метров до припаркованной напротив машины, но прошлое неминуемо настигло его. Увидев Машу, Бушуев смутился, сбивчиво пробормотал невнятное приветствие, поскорее запихнул блондинку в автомобиль и попытался сбежать от прошлого.
Придя домой, Маша первым делом бросилась к зеркалу и разревелась.
– Что с тобой, Маруся? – испугалась Татьяна.
Маша ответила, что видела Сашу.
– А чего ревешь? – спросила Татьяна.
Сквозь слезы Маша призналась:
– Потому что выгляжу черте как. И вообще… Толстая!
Татьяна растерялась, пробормотала:
– Маша, ты у нас такая красавица!
– Прекрати, Таня! Знаешь, с какой он девицей был! Ноги – во! Сиськи – во! Одним словом, блондинка!
– Мало ли с кем он был… А любит-то тебя!
– Вот у меня где ваша любовь! – закричала Маша.
У нее началась натуральная истерика.
– Что я хорошего от этой любви получила? Пусть бы он не любил меня, но был рядом! Понимаешь?
Татьяна только горестно вздохнула.
…Маша накрыла праздничный стол: бутылка хорошего вина, фрукты, торт. Она зажгла свечи, поставила в вазу влажные хризантемы. Как-никак праздник – Сашин день рождения. Может она, в конце концов, отметить день рождения любимого мужчины?! И неважно, что его давно след простыл, Маша-то все помнит, у нее вполне хватит сил любить за двоих.
Она налила вина и задумалась: где сейчас Саша, с кем? С блондинкой, брюнеткой, а может, рыжей? Впрочем, не все ли равно… Она включила диск с песней, которую любил Саша. Чистая лирика: сирень, стрижи, льняные локоны и нежный бессвязный лепет полночных откровений… Маша всплакнула, выпила еще вина и вслух, как если бы Саша сейчас ее слышал, поздравила его и пожелала счастья без примесей чего-то «грустного» и много новых хороших стихов.
Дверь распахнулась. В комнату вошла вернувшаяся с работы старшая сестра.
– Ты чего? – испугалась Татьяна, увидев Машу с полупустой бутылкой наедине. – Тихое пьянство?
Маша пожала плечами.
– Почему такая грустная, Маруся?
– Потому что все проходит!
– Все пройти не может. То, что было однажды, не может исчезнуть бесследно, – печально улыбнулась Татьяна.
Маша усмехнулась:
– Но я не могу найти утешение в этом! Хотя стараюсь… Часто роюсь в воспоминаниях, перебираю их, как книгу или фотоальбом. Помнишь лето, когда мне исполнилось девятнадцать? В то лето я была так фантастически счастлива, что его тепло и свет до сих пор освещают мою жизнь.
– Машенька, у тебя впереди много счастливых лет и солнечного света. Тебе рано жить воспоминаниями. Но я понимаю, о чем ты говоришь…
Сестры помолчали, потом старшая спросила:
– Как дела в театре, Маруся?
– Хорошо. Палыч дает мне лучшие роли. Скоро едем на театральный фестиваль в Москву. Почетно, престижно и вроде должно радовать!
– Я тебя поздравляю!
– Спасибо, – Маша горестно вздохнула, – хотя меня это не радует. Я давно ни в чем не вижу смысла.
– Так уж категорически ни в чем?
– Да. Именно. Вот послушай стихи моего любимца Введенского:
– Но это страшные стихи, Маруся! – ужаснулась Татьяна.
В ответ Маша лишь пожала плечами.
* * *Татьяна подготовила восторженную рецензию на роман Сергея Листика, в которой написала, что это явление в литературе, и отправилась с нею к главреду.
Ознакомившись с рецензией, Сан Саныч хмыкнул:
– Так уж и явление?
– Вне всяких сомнений! – подчеркнуто серьезно ответила Татьяна. – Давайте заключать договор!
– Не спеши, голубушка! Тут еще подумать надо – этот твой «талантливый автор» явно не вписывается ни в одну из существующих серий! Куда мы его воткнем? На внесерийку я, уж извини, не согласен.
– Интересно, куда бы вы вписали Толстого? – не выдержала Татьяна.
Но Сан Саныч был не лыком шит и быстро нашелся:
– В разряд сокрушительных провалов! Кому сейчас нужен Толстой с его утомительной и нудной привычкой разъяснять, что в каждую минуту подумал тот или иной персонаж?!
– Ах так?! Ну тогда увольняйте меня! – заявила Татьяна.
Сан Саныч опешил:
– Ты чего? Белены объелась?
– Сергей Листик – талант! Кого еще печатать, если не его!
– Условия ставишь?! Да я таких, как ты, редакторов в базарный день по рупь пучок найду!
– Знаю, – грустно сказала Татьяна. Она не обиделась на шефа, поскольку слишком его уважала.
Тот, однако, неожиданно сменил гнев на милость.
– Ладно, я подумаю. На всякий случай можешь готовить авторский договор!
Обрадованная Татьяна кинулась звонить Сергею. Его сотовый не отвечал, и она набрала номер домашнего телефона в Праге. Раздались гудки, ей ответил женский голос. Женщина на чистейшем русском сказала, что Сергей в отъезде и, когда вернется, она не знает. После звонка в Прагу настроение у Татьяны резко испортилось. Причина была очевидна – ее огорчило присутствие некой женщины в доме Сергея. Воображение услужливо и безжалостно подсказывало – молодая, ослепительно красивая любовница.
За окном шел дождь, и Татьяне хотелось утонуть в ближайшей луже. Подумав о предстоящем одиноком вечере, она едва не разрыдалась, но неожиданно вспомнила, что еще на прошлой неделе приобрела билет в филармонию на сегодняшний концерт. Татьяна решила сходить туда – все лучше, чем загибаться от тоски!
Этот концертный зал она считала своим любимым, каждый концерт в филармонии был для нее праздником, но сегодня ее ничто не радовало. Татьяна прошла в зал, устало опустилась на диванчик сбоку от сцены. Она уже собиралась отключить сотовый телефон, но тот вдруг зазвонил.
– Таня, это Сергей Листик!
– Сергей?! – обмерла Татьяна. – Где ты?
– В Петербурге! Я так соскучился, что все бросил и приехал! А где сейчас ты?
– В Большом зале филармонии.