Я рассчитывал задержаться здесь на несколько минут, чтобы почтить память родителей и двух других, похороненных рядом с ними. Вспомнить часы, что я провел в этих хижинах с книгами в руках или исследуя различные незнакомые мне предметы, которые я открыл здесь для себя в 1898 году. В то время я еще не знал, чему служит книга или инструмент, и, конечно, даже не имел понятия о словах, существующих, чтобы обозначить их на английском или любом другом человеческом языке. С особым чувством я всегда припоминал тот день, когда впервые увидел здесь длинные пепельные волосы Клио Исанны де Карполь.
В тот день она, естественно, не была одна. Ее два спутника были первыми самцами с белой кожей, которых я впервые увидел, так сказать, в живом виде. До этого они были мне знакомы лишь по иллюстрациям в книгах. Но Клио была женщиной, а мне было двадцать лет. Тогда я не знал (а если бы и знал, то это для меня не имело бы никакого значения), что она была дочерью университетского профессора в отставке, который нарек ее этим именем в честь музы Истории, что она происходила из старинной гугенотской семьи, которая бежала из Франции после отмены Нантского эдикта. Семья бежала в Америку и занялась возделыванием плантаций и разведением лошадей в Джорджии, Вирджинии и Мериленде. Вне пределов периметра площади в несколько десятков метров мое знание внешнего мира ограничивалось теми крохами, которые я мог почерпнуть из книг, в основе своей остающихся для меня тайной за семью печатями.
Подозреваю, что я задумался более чем на одну минуту.
Мое внимание привлек внезапно раздавшийся неясный шум.
Повернувшись на восток, я успел заметить коротко блеснувший луч света среди густой листвы группы деревьев, располагавшихся метрах в шестидесяти от меня. В то же мгновение я оказался в ближайшей от меня рытвине, промытой в почве последними дождями. Секундой позже до меня донесся звук выстрела и шлепок пули, ударившейся в землю у подножия ближайшего дерева. И сразу вслед за этим кустарник над моей головой был прошит очередями трех пулеметов, сопровождаемых выстрелами автоматических винтовок. В чаще, метрах в двадцати к северу от меня, кто-то грозно крикнул и сразу же раздался взрыв гранаты точно в том месте, где когда-то располагался склад.
Я был открыт со всех сторон. Необходимо было срочно выбираться отсюда, но я не мог двинуться с места из опасения быть сразу же перерезанным надвое первой же очередью.
Да, уж если говорить о профессионализме, то на Девять всегда можно было положиться.
Обнаружив, что я покинул Порт-Жантиль на самолете и направляюсь в сторону Сетэ Гама, Девять, или их агенты, не без оснований предположили, что я не смогу не нанести визит в Национальный парк «Малый Лоанго», в места, столь дорогие моему сердцу. На самом деле я рассчитывал покинуть здесь самолет и дальше отправиться пешком в направлении горного массива Уганды. Конечно, пересечь материк на своих двоих у меня займет гораздо больше времени, но я считал, что к секретным пещерам Девяти лучше всего добираться, идя по джунглям. В лесу я становлюсь невидимым и неслышимым. Здесь даже Девять были бессильны помешать мне идти к цели тем путем, который я выберу сам. В дело мог вмешаться лишь какой-нибудь непредвиденный случай, но это вряд ли.
И все же, даже хорошо зная Девятку, я не предполагал, что они так быстро пойдут по моему следу, поэтому не ожидал ни встречи с истребителем, расстрелявшим мой беззащитный самолет как учебную цель, ни с этой засадой. По логике вещей, пилот должен был бы сообщить им, что свою задачу он выполнил полностью. И, следуя дальше той же логике, Девять должны были отозвать своих наемников из всех пунктов, где они могли поджидать моего появления. Но в том-то и дело, что патриархи часто клюют на обычную логику. Скорее всего они приказали всем группам оставаться на своих местах еще в течение недели, что бы там ни случилось. В том, что касается осторожности и предусмотрительности, Девять не уступают никому, особенно в тех случаях, когда они собрались поквитаться с одним из своих бывших служителей.
Тем не менее я думаю, что мое появление должно было их удивить. Вполне возможно, они не были сейчас уверены, что я именно тот, кого они были посланы поджидать. Засевшие в засаде должны были иметь связь по радио с остальными группами. Поэтому они наверняка не ожидали увидеть меня здесь так быстро после сообщения, что я отправлен на корм акулам.
Однако это не помешало им соблюдать приказ об абсолютной тишине в месте засады, что говорило об их профессионализме и дисциплине, К тому же им помогал ветер, доносивший сюда соленый запах моря и помешавший моему обонянию предупредить меня вовремя.
Граната разорвалась совсем неподалеку от меня, и от грохота я наполовину оглох, но одной такой для меня было явно недостаточно.
Я выкатился из своего ненадежного укрытия и пополз в сторону людей, стрелявших в меня, вернее, в то место, где, как они считали, я должен был находиться. Сверху на меня продолжал сыпаться дождь веток и листьев, сбитых непрекращающимся ни на секунду градом свинца. Вторая граната взорвалась почти в том же месте, что и первая. Увидели они меня или нет? Думаю, что нет. В противном случае я был бы уже нашпигован свинцом по горло.
Я думаю, храбрость их безмерно бы возросла, заметь они одну деталь: то, что все мое вооружение состояло из одногоединственного кинжала.
Внезапно стрельба рядом оборвалась. Все тот же голос громко прокричал по-английски, чтобы солдаты рассыпались в цепь и окружили место со всех сторон. Голос приказал также прекратить стрельбу наугад, дабы в условиях кругового построения не перестрелять друг друга. При моем обнаружении стрелять только по ногам, чтобы обездвижить и уж после того спокойно прикончить.
Молодец. На его месте я приказал бы то же самое. Я был ужасно зол на себя. Настолько, насколько позволяло мне ощутить это мое внутреннее состояние, учитывая тот жуткий цейтнот, в котором я сейчас находился. Я клял себя за самонадеянность и беззаботность, в то время как должен был быть осторожен, как никогда, и следить за любым шорохом, любой тенью в лесу. Мы совершили одну и ту же ошибку, как я, так и они, с той лишь разницей, что они были лучше вооружены, чтобы исправить ее.
Я продолжал осторожно передвигаться вперед. Количество врагов мне было неизвестно. Во время стрельбы я насчитал около десяти стволов, но мог и ошибаться, ведь часть их могла не стрелять, сберегая патроны. На то, чтобы замкнуть кольцо окружения, у них уйдет немало времени. Вначале они все находились в одном месте, а теперь им придется продираться сквозь густой подлесок, переплетенный ветвями кустарника и лианами, перекликаясь между собой, чтобы знать положение друг друга.
Я отчетливо слышал каждый их шаг, сопровождаемый шумом и треском ломающихся ветвей. Теперь до меня доносился и их запах. Их было десять слева от меня. Передо мной оставалось столько же или больше.
Когда я приблизился к дереву, поблизости от которого заметил вспышку света, предупредившую меня об опасности (вероятно, в тот момент, когда стрелок наводил свое оружие), то остановился и поднял глаза вверх. Он все еще был там, сидя верхом на толстой ветви в шести метрах над землей, и внимательно оглядывал окрестности. Я тоже тщательно прислушался и огляделся. Никого. Судя по всему, это был лишь часовой.
Мгновенно выпрыгнув из-под широких листьев растения с поэтическим названием «слоновьи уши», я метнул кинжал.
Этот маневр, хоть на долю секунды, но выдающий мою позицию, требовал максимальной быстроты и точности.
Элемент внезапности сыграл мне на пользу. Единственный, кто заметил меня прежде, чем я вновь оказался под листьями растения, был сам часовой. Но у него не осталось времени, чтобы крикнуть, лезвие тут же пронзило его гортань. Винтовка выпала из его рук и кувыркнулась в куст у подножия дерева.
Солдат закачался, будто собираясь рухнуть вниз, но так и остался сидеть верхом, удерживаемый веревкой, закрепленной вокруг ствола дерева. Винтовка слегка лязгнула при падении, Но в шуме и треске, доносившихся отовсюду, этот звук никто и не услышал. Солдаты, занятые тем, чтобы смотреть, куда следует сделать следующий шаг, даже не оторвали носа от земли.
Обойма бельгийской автоматической винтовки FN вмещала двадцать пуль калибром 7,62 миллиметра. Густая растительность вынуждала меня стрелять, при необходимости, очередями, поэтому я перевел рычажок в положение автоматической стрельбы. С сожалением я подумал о том, что придется расстаться с моим кинжалом. Я предпочел не подставлять себя лишний раз под пули, карабкаясь по стволу, чтобы достать его.
С минуты на минуту здесь мог появиться какой-нибудь солдат и пустить по кругу новость, что я бежал с оружием в руках.
С восточной стороны послышались приближающиеся голоса. Кольцо за моей спиной должно было вот-вот сомкнуться.
С восточной стороны послышались приближающиеся голоса. Кольцо за моей спиной должно было вот-вот сомкнуться.
Среди солдат один, по крайней мере, нес на себе запас гранат.
Я удвоил осторожность.
Возбуждение и ощущение приближающейся схватки заставило сердце забиться сильнее, что сразу отозвалось гулкими ударами в груди. Охотник или добыча, я всегда испытываю похожее опьянение. Какую-то особенную внутреннюю дрожь, когда предстоит поставить на кон самое ценное, что есть в этой жизни: себя самого, жизнь, которая может прерваться в каждую секунду. Мое существование может длиться бесконечно, во всяком случае около тридцати тысяч лет, и мне есть что терять, гораздо больше, чем большинству людей. Но я об этом никогда не думаю. Я всегда буду готов рисковать, будь то сейчас, или через тридцать тысячелетий (если доживу до той поры).
Солдаты медленно продвигались вперед на расстоянии около шести метров друг от друга. Передние — с повернутой вбок головой, чтобы их могли слышать те, кто шел следом. Ближайший из них находился в трех метрах от меня. Вот он сделал еще шаг. Приклад моей FN скользнул ниже ветвей и с силой обрушился на его кадык, мгновенно сломав все хрящи. Он еще не успел упасть навзничь, когда я поймал его голову и резким поворотом сломал ему позвоночник. Я тут же освободил его от кинжала и запасных обойм. Но тот, что следовал в шести метрах за ним, видимо, что-то услышал, потому что обеспокоенно спросил:
— Эй, Броди! Ты где? — Его английский был с явным итальянским акцентом. — У тебя как, все в порядке?
Я постарался как можно лучше воспроизвести голос Броди (которого, правда, никогда не слышал):
— Я ободрал себе лицо в этом чертовом кустарнике!
Послышалось несколько поспешных приближающихся шагов. Потом они остановились, и итальянец сказал:
— Поднимись и встань так, чтобы я тебя видел!
Я быстро надел на голову шляпу убитого — она оказалась мне в самый раз — и выпрямился, как раз настолько, чтобы тот увидел ее и самый верх моего лица. Ворча что-то, итальянец приблизился и резко остановился, когда мой кинжал по самую рукоять вонзился в его солнечное сплетение.
В ту секунду за моей спиной раздались крики.
Командир отряда, чей тяжеловесный английский выдавал его шотландское происхождение, разорался не на шутку, приказал всем оставаться на месте и не двигаться. И не стрелять ни в коем случае, чтобы не поранить друг друга. Сейчас он будет называть всех по очереди. Солдаты будут отвечать по очереди, чтобы обозначить свою позицию. Заодно станет ясно, кого не хватает.
Я подождал и, когда пришел мой черед, вновь постарался ответить за Броди, а затем за его друга — итальянца. Я не з-нал его имени, и командир легко мог бы вывести меня на чистую воду, если бы сам не снабдил меня необходимыми сведениями.
По голосам я насчитал тридцать двух человек. Как я и предполагал, они двигались в две линии, задние подстраховывали передних.
Пока шла перекличка, я успел незаметно подобраться к солдату, ближе всех оказавшемуся ко мне слева, и одним движением кинжала рассек ему сонную артерию. Путь был открыт и я мог бы воспользоваться брешью, чтобы спокойно углубиться в лес, где уже никто бы меня не смог поймать.
Но у меня есть собственное достоинство. Я не мог лишить себя удовольствия преподнести еще один урок Девяти, а с другой стороны уменьшить количество моих противников.
К тому же необходимо было учитывать, что на их базе, которая не могла быть далеко отсюда, наверняка имелся мощный радиопередатчик, с помощью которого они всегда могли вызвать к себе подкрепление.
Однако если когда-то и надо было действовать очень осторожно, то это был именно тот случай. Беззвучной тенью я скользнул под сень джунглей. Я неслышно преодолел метров пятьдесят, когда услышал за собой приглушенные возгласы.
Они обнаружили трупы. Думаю, многих при этом охватил страх. Большинство, если не все, знали, кого они ждут. Они слыхали о моих делах, а теперь сами имели возможность убедиться в том, что это были не бабьи сплетни. Кроме того, теперь им приходилось дрожать при мысли о том, как они будут докладывать о случившемся Девяти. Думаю, для них было бы лучше умереть, чем позволить мне выскочить из их капкана.
Я попытался представить себе, где они могли расположить свою базу. Но ничего не получалось. Было время, когда я мог с закрытыми глазами точно определять расположение каждого дерева, каждого кустика в округе. Но с тех пор прошло много времени, и лес сильно изменился. Я чувствовал себя так же.
как на любой другой незнакомой территории. Оставалось одно: забраться повыше и понаблюдать оттуда за противником.
Закинув винтовку на спину, я вскарабкался на самую вершину дерева и стал наблюдать оттуда сквозь густую листву.
Увидеть меня было невозможно.
Вскоре я обнаружил с десяток солдат из тридцати двух преследующих меня. Остальные прятались в зарослях. Девять из них окружили офицера, лицо которого украшали длинные черные усы. Офицер оживленно размахивал, жестикулировал руками, сопровождая этим слова своих распоряжений, которых я, к сожалению, не мог слышать с того места, где находился.
Я уже видел его раньше и слышал его голос: это было в пещерах, где Девять собирались на ежегодные секретные инициации, во время которых члены их древнейшей организации, так называемые служители, подвергались мрачному ритуалу и вкушали Эликсир Молодости. В день нашей первой встречи этот офицер еще не носил усов и был гол, как новорожденный.
Это случилось лет десять тому назад. Поэтому-то я не сразу его и узнал.
Он назвался Джеймсом Муртагом, что было достаточно близко к его настоящей фамилии, его и его знаменитого отца.
Он родился в 1881 году в Мейрингене, в Швейцарии, и с восьми лет безвыездно проживал в Уэльсе. Так же, как и его отец, талантливейший математик, Муртаг был недалек от того, чтобы прослыть гением в своей области. Он преподавал высшую математику в Оксфорде и в Таллинском университете.
В то время он выглядел лет на сорок, значит, Девять пригласили его стать членом их организации в 1921 году.
Муртаг мало что рассказал мне о себе — я думаю, что он вообще был скрытным человеком, — но графиня Клара Экджайер, прекрасная валькирия из Дании, которая в течение шестидесяти семи лет была моей верной спутницей на всех ежегодных ритуальных собраниях в пещерах, знала о нем довольно много. И, конечно, ничего не утаила от меня. Может быть, и по приказу Девяти, которые заранее решили мою судьбу и готовили в замену тому, кто первый освободит свое кресло за церемониальным Овальным Столом в пещере Собраний.
Я мог бы свалить Муртага одним выстрелом, но предпочел пока этого не делать. Он мог бы помочь мне преодолеть некоторые трудности в будущем. Удостоверившись, что рычажок стоит в положении «автомат», я нажал на курок и опусто: весь диск в направлении окружавших его людей. Пятеро человек упали, оставшиеся в живых бросились под защиту деревьев. Не дожидаясь, пока они придут в себя, я выпустил винтовку из рук и покинул свой пост, прежде чем они смогли высмотреть меня в листве. Соскользнув вниз по стволу, я побежал на юг. Было маловероятно, что их база располагалась к северу от меня, так как там были мангровые заросли. Бешеные автоматные очереди застучали мне вслед, целя по вершинам деревьев. Я прибавил ходу. Автоматные очереди уже доносились издалека, когда я услышал чей-то голос, неожиданно раздавшийся в нескольких сотнях метров от меня. Удвоив осторожность, я неслышно продолжал скользить от дерева к дереву, пока не выбрался на опушку большой поляны.
Поляна была искусственного происхождения. На это потребовалось, вероятно, не менее трех дней, чтобы топорами и мачете расчистить достаточно широкое пространство, на котором смогли бы расположиться джип с прицепом и два больших вертолета типа «Бристоль-192». Ближе ко мне на поляне были раскинуты шесть палаток. В самой большой из них располагалась полевая радиостанция, которую обслуживали три человека. Это подтверждала длинная тонкая телескопическая антенна, устремленная точно в зенит.
Я обошел лагерь по кругу и не обнаружил ни одного часового. Я шел очень осторожно, каждую минуту ожидая наткнуться на мину или еще какую-нибудь ловушку. Муртаг как раз был из того сорта людей, которые находили особое удовольствие в том, чтобы расставлять мышеловки на каждом шагу. Что же, эта игра мне, пожалуй, даже нравилась. Я сам подвластен такому искусу и частенько ловлю себя на том, что улыбаюсь, готовя своему противнику очередной сюрпризец подобного рода.
Он был хорошим тактиком и должен был догадаться о моей ближайшей цели. Поэтому с минуты на минуту я ждал появления его людей, которых он, вероятно, уже послал в преследование за мной. Отсутствие часовых лишь указывало на то, что он не был готов к мысли, что я смогу уцелеть после атаки истребителя. Время поджимало.