Сын цирка - Джон Ирвинг 20 стр.


Дхар единственный из кинознаменитостей пользовался машиной карлика, потому Вайнод очень ценил эти случайные фотографии с любимым Инспектором. Уже много лет бывший клоун лелеял надежду, что коллеги последуют примеру Инспектора Дхара, однако они не хотели пользоваться машинами класса «люкс», ни Димпл Кападия, ни Джая Прада, ни Пуджа Беди, Пуджа Бхат, Чинки Панди, Санни Деол, Мадхури Диксит, Мун Мун Сен. Вероятно, они считали, что не следует видеть их в машине с «личным шофером-убийцей» Инспектора Дхара.

Вайнод курсировал между отелями «Оберой» и «Тадж», поскольку он любил подбирать здесь поздних ночных клиентов. Швейцары отелей знали карлика и хорошо к нему относились, поскольку во время приездов Дхара в Бомбей актер одновременно останавливался в этих двух отелях. Так он добивался отличного обслуживания: и «Оберой» и «Тадж», соревнуясь за клиента, стремились перещеголять друг друга в предоставлении актеру наибольшей уединенности. Местные детективы были строги со всеми искателями автографов или желающими поглазеть на знаменитость. Тем, кто не мог назвать постоянно менявшегося пароля, отвечали, что актер в отеле не останавливался.

Говоря об «убивании времени», Вайнод подразумевал под этим случайных клиентов. Обычно на него «клевали» туристы у выхода из обоих отелей. Карлик предлагал иностранцам отвезти их в хороший ресторан или по нужному адресу. Наметанным глазом он сразу замечал тех туристов, которые уже прошли через его обслуживание и больше не испытывали такого желания.

Дарувалла понимал, что карлику не свести концы с концами, если он будет возить только его и Дхара. Более частым клиентом был у него мистер Гарг. Фарук уже знал о привычке карлика просить, чтобы ему оставили «весточку». Вайнод использовал имя кинозвезды, чтобы повысить свой авторитет у швейцаров отелей. Было очень неловко звонить швейцарам, но только так Вайнод мог получать вызов. В Бомбее не существовало сотовой связи, не было и радиотелефонов в такси, что огорчало не только карлика, но и всех частных владельцев таксомоторов. Шоферы использовали пейджеры. Это был сигнал, что нужно позвонить по известному им номеру, однако карлик этим устройством не пользовался.

— Предпочитаю немножко подождать, — говорил Вайнод, подразумевая тем самым, что он ждет дня, когда его предприятие заимеет телефоны сотовой связи.

Если Фарук или Джон Д хотели вызвать карлика, они оставляли для него информацию у швейцаров отелей. Однако существовала еще одна причина, почему1 Вайнод не хотел появляться в доме доктора без вызова. В подъезде отсутствовал телефон, а карлик не хотел выглядеть слугой и подниматься вверх по лестнице, что было для него сущим мучением. Отстаивая его права в комитете жильцов дома, доктор делал упор на то, что карлик является калекой, а таким людям нельзя подниматься по лестнице. В ответ комитет жильцов заявил, что не следует нанимать калек в слуги. Тогда Дарувалла привел другой довод: Вайнод является независимым бизнесменом и не служит никому, поскольку владеет таксомоторной компанией. Однако комитет жильцов имел твердое мнение: шофер — это тот же слуга.

Не подчиняясь абсурдным правилам, Фарук сказал Вайноду, что приходя к ним, он все равно должен пользоваться лифтом до шестого этажа, запрещенным для слуг. Однако, даже поздно ночью, когда Вайнод стоял в подъезде и ждал лифт, все собаки жильцов первого этажа, которых развелось неисчислимое множество, отзывались на его присутствие злобным лаем. Доктор не верил заявлениям карлика, утверждавшего, что собаки ненавидят карликов, однако не мог найти этому другого объяснения: все они просыпались и устраивали целый концерт, когда карлик появлялся в подъезде.

Поэтому для Вайнода и представляла такую насущную необходимость договоренность о точном времени вызова такси для доктора и Дхара. Карлик ждал их в машине на обочине дороги или в близлежащей аллее и не входил в подъезд дома. Так сохранялось равновесие его тонкой экосистемы — и собаки, и комитет жильцов не имели основания для беспокойства.

Правда, дрова в костер недовольства неизменно подбрасывало происхождение Даруваллы, поскольку он являлся сыном великого человека, которого убили столь драматично, что об этом стало широко известно. Доктору не добавило популярности ни то, что он, живя за границей, содержал квартиру, в которой жили его слуги, ни то, что сам он не появлялся там годами. Многие его открыто за это презирали.

Домашних собак Фарук ненавидел не только потому, что они осуществляли дискриминацию по отношению к карликам. Сумасшедший лай раздражал доктора своей полной иррациональностью, а любое необъяснимое явление напоминало Фаруку обо всем, что он не понимал в Индии. Не мог понять.

Этим утром, стоя на веранде, он услышал, как молится его сосед с нижнего этажа. Доктор Малик Абдул Азиз был примерным слугой Всемогущего Аллаха. Когда Дхар спал на веранде, он говорил Фа руку, насколько сладостно просыпаться под молитвы Азиза.

— Восхвалим Аллаха, создателя всего сущего, — только и смог перевести Дарувалла из молитвы, в которой потом говорилось что-то о «правильном пути». Фарука умиляла чистота этой молитвы, и то, как благоговейно читал ее доктор Азиз. Однако сейчас мысли Даруваллы от религии устремились к политике, поскольку он вспомнил о стендах и плакатах, виденных им в городе.

ИСЛАМ — ЕДИНСТВЕННЫЙ ПУТЬ ДЛЯ ВСЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА.

Это заключение казалось ему столь же враждебным, как лозунги Шив Сены, расклеенные по всему Бомбею: «Махараштра для последователей его религии! » Или «Скажи с гордостью: Я — индус! ».

Что-то злое уничтожало чистоту молитвы доктора Азиза на его молитвенном коврике. Возвышенно и лично обращался он к Богу со своего балкона, но на пути молитвы оказались прозелиты и политики, которые извращали ее. Если бы это сумасшествие обрело звуки, то Фарук знал: это будет бестолковый лай собак.

Неоперабельный

В их подъезде доктор Дарувалла и доктор Азиз вставали раньше всех — у каждого была намечена операция. Специалист-уролог доктор Азиз молился каждое утро, поэтому Дарувалла предполагал, что и ему надо следовать примеру соседа. В то утро он терпеливо подождал, пока внизу не зашаркали шлепанцы доктора, скатывающего молитвенный коврик, и начал листать свою книгу молитв. Отыскивая нечто подходящее или по крайней мере знакомое, Фарук устыдился того, что прежняя его любовь к христианству уходит в прошлое. Может быть, его вера пропала?

В конце концов он перешел в христианство из-за совсем небольшого чуда. Быть может, необходимо еще одно чудо, чтобы оживить его веру? Но ведь большинство христиан верили в Бога без всяких дополнительных чудес. Эта мысль мешала ему остановиться на определенной молитве. В последнее время доктор стал сомневаться, не ложный ли он христианин.

В Торонто Дарувалла представлял собой неассимилированного канадца и индуса, который избегал общества себе подобных индусов. В Бомбее доктор постоянно ощущал, насколько мало он знал Индию и насколько он здесь чужой человек. В этой стране доктор был ортопедом и членом клуба Дакуорт. В обоих случаях он принадлежал двум маленьким группам людей, будто состоял в двух частных клубах. Даже его переход в христианство выглядел фальшиво, поскольку он ходил в церковь лишь по праздникам. Фарук не мог вспомнить, когда он испытывал удовлетворение от Рождественских или Пасхальных служб.

Доктор остановился на молитве хотя и длинной, но включавшей всю сущность его веры, уменьшенную до размеров ядрышка ореха.

— Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, — начал читать он, однако его сбивали заглавные буквы в тексте, и на этом порыв его иссяк.

Позднее, когда Фарук вошел в лифт и вспомнил, с какой легкостью пропало у него желание молиться, он решил, что при первой же возможности похвалит доктора Азиза за его преданность Аллаху и дисциплину. Однако в тот момент, когда на пятом этаже его сосед вошел в лифт, Дарувалла растерялся.

— Доброе утро, доктор. Вы сегодня хорошо выглядите, — только и смог выдавить из себя Фарук.

— О, спасибо! Вы тоже хорошо выглядите. — Азиз показался ему злым и таинственным.

Дверь лифта закрылась, и они остались одни.

— Вы что-нибудь слышали о докторе Дэве? — спросил Азиз.

Фарук начал перебирать в памяти, о каком Дэве шла речь. Один такой человек работал кардиологом, другой — анестезиологом. Вообще можно было насчитать с десяток докторов с такой фамилией. Да и самого доктора различали в медицинском мире как уролога-Азиза, чтобы как-то выделить его среди других специалистов с такой же фамилией.

— О докторе Дэве? — переспросил Дарувалла осторожно.

— О гастроэнтерологе-Дэве, — ответил уролог-Азиз.

— А… теперь понял, это тот самый Дэв, — облегченно вздохнул Фарук.

— О докторе Дэве? — переспросил Дарувалла осторожно.

— О гастроэнтерологе-Дэве, — ответил уролог-Азиз.

— А… теперь понял, это тот самый Дэв, — облегченно вздохнул Фарук.

— Но вы слышали? У него СПИД! Он поймал его от пациентки. Причем никакого полового контакта не было, — добавил Азиз.

— При осмотре пациентки? — удивился Дарувалла.

— От исследования частички ткани из влагалища этой проститутки, — уточнил Азиз.

— От исследования?.. Но как это случилось? — спросил Фарук.

— Как случилось? СПИДом заражены по крайней мере сорок моих пациенток-проституток. У двадцати процентов из них анализ подтверждает это, — пожал плечами Азиз.

— Но от исследования?! — не сдавался Дарувалла, однако его собеседник был слишком возбужден, чтобы слушать.

— Пациентки говорят мне, урологу, что они излечиваются от СПИДа, выпивая свою мочу!

— О да, уринотерапия очень популярна, однако… — пробормотал Фарук.

— В этом «однако» и заключается проблема! Вы знаете, что говорится в «Кама Сутре»? — возбужденно продолжал Азиз, вытаскивая из кармана сложенный лист газеты, на котором было что-то написано ручкой.

Ситуация складывалась поистине нелепая: мусульманин спрашивал бывшего члена клана Парси, перешедшего в христианство, знает ли тот об индийских афоризмах, относящихся к сексуальным позам при половом акте, который некоторые люди называют «любовь». Доктор Дарувалла решил поосторожничать и на вопрос не ответил. Промолчал он и по поводу уринотерапии, что тоже было мудро, поскольку бывший премьер-министр и участник национально-освободительного движения Морарджи Десаи практиковал уринотерапию. Кто-то даже организовал фонд «Вода жизни». Фарук заключил, что лучше ничего не говорить и по этому вопросу. Кажется, уролог-Азиз решил прочесть что-то из «Кама Сутры», а ему оставалось просто послушать.

— «Среди многих случаев, когда измена супругу разрешается, имеются обстоятельства, когда эти тайные отношения безвредны для организма и когда это хороший способ заработка денег». Ну, вы поняли? — спросил Азиз, свернув истрепанный кусок газеты и сунув это вещественное доказательство в карман.

— Что вы этим хотите сказать? — вежливо уточнил Дарувалла.

— То, что это — явно видимая проблема! — воскликнул Азиз.

Фарук все еще мысленно пытался представить, как можно поймать СПИД при исследовании, а доктор Азиз закончил свой монолог тем, что болезнь эта поражает проституток оттого, что в «Кама Сутре» содержатся плохие советы. Однако Фарук сомневался, читают ли вообще большинство проституток.

Злобно залаяли собаки на первом этаже, и Дарувалла нервно улыбался, пока они шли от выхода к аллее, где уролог-Азиз оставил машину, после чего случилась маленькая заминка, поскольку автомобиль Вайнода закрыл выезд из аллеи. Однако вскоре доктор Азиз уже проехал мимо него.

Фарук ждал, пока карлик не развернет свою машину. Аллея казалась маленькой и узкой. Здесь пахло морем, поскольку залив находился совсем рядом, но воздух был теплым и влажным, будто в забившемся сточном колодце. Аллея представляла собой рай для нищих, они часто наведывались к маленьким отелям, расположенным вдоль Марин-драйв. Доктор предполагал, что нищих особо интересовали арабы, считалось, что они дают больше милостыни.

Возникший на аллее оборванец, внезапно появившийся перед доктором, явно не принадлежал к здешним завсегдатаям. Это был сильно хромой мальчишка, которого часто видели делающим стойку на голове в районе пляжа Чоупатти. Доктор понимал, что появление оборванца не связано ни с Вайнодом, ни с Дипой, желающими пристроить мальчика в цирк.

Парнишка переночевал на пляже — в его волосах застрял песок. Первые лучи солнца подняли его и пару часиков он решил поспать в аллее. Два автомобиля, которые с трудом разъехались, привлекли его внимание, и когда Вайнод загнал машину задом в аллею, нищий преградил доктору путь к автомобилю. Ребенок стоял, вытянув ладони вверх. В уголках его глаз виднелся гной, а уголки губ окрашивала белая слизь.

Взгляд ортопеда упал на ногу мальчика. Правая нога попрошайки была вывернута вправо, будто стопу и лодыжку что-то постоянно стягивало. Такое искривление доктор знал по обычным заболеваниям изуродованной ступни. Однако в этом случае стопа и лодыжка непривычно сплющились, по-видимому, после какой-то аварии, поэтому вес своего тела мальчик опускал точно на пятку. Кроме того, больная нога казалась намного меньше здоровой, что привело доктора к мысли о том, что при катастрофе повредилась точка роста кости. В результате ступня и лодыжка соединились вместе, а рост прекратился. Доктор пришел к выводу, что больному нельзя делать операцию.

В этот момент Вайнод открыл дверь машины. Попрошайка заметил карлика, однако Вайнод не стал брать ручки от поломанных теннисных ракеток. Идя открывать заднюю дверь для доктора, он просто оттолкнул оборванца с дороги, поскольку тот уступал карлику в массивности. Фарук увидел, как мальчишка запнулся — правая его нога совершенно не гнулась.

Уже из салона автомобиля доктор опустил стекло окошка ровно настолько, чтобы мальчик его услышал.

— Мааф каро, — мягко сказал Дарувалла фразу, с которой всегда обращался к нищим. Эти слова означали «прости меня».

— Я не прощаю тебя, — ответил оборванец по-английски.

— Что случилось с твоей ногой? — произнес Фарук первое, что пришло ему на ум.

— На нее наступил слон, — ответил калека.

Фарук подумал, что объяснение соответствует истине, однако он не поверил сказанному, потому что нищие всегда лгали.

— Это был цирковой слон? — спросил Вайнод.

— Обыкновенный слон, он спускался с железнодорожной платформы. Я был еще ребенком. Отец оставил меня на платформе, а сам пошел в магазин.

— На тебя наступил слон, пока отец покупал сигареты? Поэтому, думаю, зовут тебя Ганеша, как и бога-слона, — сказал Фарук, увидев, что мальчик утвердительно кивнул головой. Казалось, ребенок не уловил скрытого сарказма его слов.

— Мне выбрали неправильное имя, — сказал мальчик.

— Он — доктор. Может быть, он тебя вылечит, — указал карлик на Даруваллу. Похоже, Вайнод поверил оборванцу, однако тот уже заковылял от машины.

— Он не сможет вылечить то, что сделали слоны, — мудро заметил Ганеша.

— Мааф каро, — повторил Дарувалла, который гоже считал бесполезными попытки исправить то, что натворил слон.

Не останавливаясь и не оглядываясь, калека не удостоил внимания любимые слова доктора.

В госпитале ему предстояло две операции: на ноге и на шее. Чтобы сосредоточиться, Фарук стал думать о последней сложной операции при лечении перелома со смещением, потом мысли его обратились к еще более сложной операции при коллапсе легких. Однако даже взяв скальпель, он не мог отделаться от утренней встречи. Как вылечить ногу нищему?

Конечно, чтобы удалить кость, он мог разрезать ткани. Однако как разделить ее на две части? Распилить кость? Если связки и суставы вокруг костей стопы будут травмированы, можно уменьшить приток крови. Но тогда возникнет угроза гангрены, а с ней ампутация, протез. Мальчик, наверное, не согласится на операцию. Фарук знал, что его отец от нее бы отказался. Будучи хорошим хирургом, Ловджи руководствовался старым правилом врачей: «Не навреди».

Вздохнув, Фарук подумал, что нужно забыть мальчишку. Он провел две свои операции, потом в клубе Дакуорт встретился с членами комитета по приему новых членов, позавтракал с Инспектором Дхаром. Их ленч оказался прерванным смертью мистера Лала и потерял свою прелесть от вопросов заместителя комиссара полиции Патела.

Теперь, прослушивая текст на автоответчике, Фарук попытался представить момент, когда был убит мистер Лал. Быть может, в этот момент Фарук находился в операционной. Или все произошло раньше, когда он встретился в лифте с доктором Азизом. А не тогда ли, когда он сказал «мааф каро» нищему калеке, чей английский оказался на удивление хорошим. Без сомнения, мальчишка крутился возле иностранных туристов.

Фарук знал, какие опытные карманные воры эти калеки. Самые квалифицированные. Многие из них сами себя калечат, некоторых специально уродуют родители, чтобы им больше подавали.

Мысли о нанесении себе увечий привели Даруваллу к проблеме хиджры, потом снова вернулись к убийству на поле для гольфа.

Обдумывая случившееся в очередной раз, Фарук поразился, каким образом человек смог подойти настолько близко к старому игроку в гольф, чтобы нанести удар его же клюшкой для гольфа. Как можно так подкрасться к человеку, стоящему в цветах? Тело Лала в этот момент, вероятно, покачивалось из стороны в сторону, он наклонялся над непослушным мячом. А где же находилась его сумка? Должно быть, неподалеку. Человек незаметно подошел к сумке, вынул клюшку, замахнулся, чтобы ударить ею по голове, и мистер Лал ничего не увидел? В кинофильме это выглядело бы неправдоподобно. Даже в кинофильме об Инспекторе Дхаре.

Назад Дальше