Приманка оказалась не вечной: сталкеры, сожжённые, обуглившиеся, сгнившие в «студне», сгинувшие в «комариных плешах» и, наконец, уцелевшие, растащили хабар, пропили его, прожили, просадили в карты и на баб. Хабара почти не осталось, но неведомый кто-то смилостивился вдруг и вспомнил о потерявших промысел недобитых бедолагах. А вспомнив, решил их подкормить. По новой настроил ловушки и западни, разбросал наживку и теперь сидит где-нибудь, потирает беспалые, а может быть, наоборот, десятипалые инопланетные руки и хихикает в предвкушении предстоящей охоты. А мы: глупцы, придурки, недоумки, олухи – послушно подыгрываем этому гаду, и новые из нас готовы лезть в пасть к неведомому чудищу, гореть, гнить, поджариваться… Но ещё среди глупцов и недоумков попадаются такие, как он, Карл, которые не просто тащат наживку, а тащат её по-особому, по-умному, организованно, чужими руками и во множестве.
– Карлик!
Карл потряс головой, отгоняя не слишком лестные о себе мысли. Носатый Бен-Галлеви переминался с ноги на ногу в дверях кабинета.
– Входи, – пригласил Карл. Он взглянул на часы. Ежедневный доклад должен был начаться только через сорок минут, и не здесь, а традиционно внизу, в холле. – У тебя что-то срочное?
– Да как сказать, – Носатый переступил через порог. – В принципе, могло бы и подождать, но я подумал, что ты захочешь узнать сразу. Только что этот парень, Ян, ухлопал Картавого Гендерсона и скрылся.
– Что?! – От накатившего бешенства Карл побагровел. – Этот сучий сын так и будет истреблять моих людей, а ты мне об этом докладывать?! Как он его ухлопал? Говори, ну!
Носатый Бен-Галлеви невозмутимо переждал начальственный гнев.
– Застрелил, – бесстрастно сообщил он, когда накал бешенства у Карла пошёл, наконец, на убыль. – Ты несправедлив, Карлик. Ещё недавно мы об этом парне ничего не знали. В общем, сегодня Картавый и Корсиканец его нашли отсыпающимся на пустыре за Новым кладбищем. Ребята взяли его на прицел и сказали, что с ним хотят побеседовать, как ты и велел.
– И что? – спросил Карл с издёвкой. – «Здравствуй, милый» ему не спели? Верительные грамоты не вручили?
Носатый отвёл взгляд.
– Знаешь, Карлик, – сказал он. – Ты слишком многого хочешь от парней. Его надо было сразу класть, на месте, это ведь твой приказ был найти и доставить к тебе для беседы. Картавый поплатился за это жизнью. Корсиканец чудом уцелел – и то лишь потому, что у Яна патроны кончились. От пушки Прощелыги Мартена, между прочим, патроны, пушку он там, на пустыре, и бросил. А не закончись патроны, Корсиканцу бы тоже настал конец, это к бабке не ходи.
– Не понимаю, – Карл с силой грохнул кулаком по столу. Новомодный сотовый телефон подпрыгнул и упал на пол. Корпус с треском раскололся, но Карл даже не обратил внимания. – Почему Корсиканец не мог его попросту пристрелить, когда увидел, как оборачивается дело?
– Наконец-то мы добрались до сути, – вздохнул Бен-Галлеви. – Там произошло недоразумение: парень, видать, спросонья решил, что его накрыла полиция, и грудью попёр на стволы. Корсиканец стрелял в него, и Картавый стрелял, пока был жив. Знаешь, Карлик, тебе, наверное, не понравится, что я сейчас скажу. Я думаю, пули его не берут. Можешь считать меня идиотом, но этот парень – заговорённый.
Карл саркастически хмыкнул.
– Так-таки прямо и заговорённый.
– Так-таки. Бывает, счастливчик хапнет главный приз в казино. Но я не знаю ни одного, который бы хапнул дважды. А этот парень, считай, за пару месяцев трижды сорвал джекпот.
Карл насупился.
– Джекпот, говоришь, – раздумчиво сказал он. – Вот что: я не хочу больше терять людей. Приказ отменяю, скажи ребятам, пусть его оставят в покое. У меня есть человек, который с удовольствием этим счастливчиком займётся.
Карл выслушал ежедневный отчёт, затем отпустил управляющего и взялся за телефонный справочник. Четвертью часа позже он набрал арлингдейлский номер.
– Меня зовут Карл Цмыг, – представился он, когда на другом конце линии сняли трубку. – Могу ли я поговорить с мистером Роберто Джиронелли?
– Говорите, – отозвался абонент. – Джиронелли у телефона.
– Прекрасно. У меня есть к вам предложение, мистер Джиронелли. Как говорил один ваш соотечественник, – Карл хохотнул в трубку, – предложение, от которого вы не сможете отказаться. Как вы смотрите на то, чтобы навестить меня? Все расходы, разумеется, за мой счёт.
Ян Квятковски, 22 года, без определённых занятий
Лёжа на спине, Ян мысленно подгонял невидимые в чернильном небе облака, наползающие на диск ущербной луны. Облака не спешили, они издевались над Яном, словно играли с ним в прятки и правила игры соблюдать не желали, то облизывая молочный лунный диск по краям, то отступая от него прочь. Когда, наконец, облака усовестились и накрыли диск полностью, Ян перевернулся на живот и, подняв голову, выглянул из-за скрывающей его кочки.
– Сволочи, – вслух сказал Ян. – Долдоны картонные.
Дорога была футах в шестистах, и свет трёх пар прожекторов с патрульных машин прорезал в Зоне прямые жёлтые коридоры, словно вогнали вояки в Зону исполинский позолоченный трезубец.
Пятясь по-рачьи, Ян пополз назад, под прикрытие полуобвалившейся кирпичной кладки. Сзади и слева взревело вдруг, затем загремело, и земля затряслась, забилась под животом. Потом гром и рёв стихли, сменивишсь утробным, недовольным ворчанием, и земля, дрогнув пару раз напоследок, угомонилась. Ян облегчённо выдохнул и пополз дальше. Землетрясения в Зоне за последние пару месяцев стали делом обычным, но привыкнуть к ним Ян так и не смог, всякий раз обмирая, когда кто-то невидимый, взрёвывая от натуги, тщится выдрать из-под него опору.
Чероки, бессильно раскинув в стороны короткие жилистые руки и задрав в небо массивный упрямый подбородок, натужно, с хрипом дышал. Ян подполз к нему. Привстав, оглядел в неверном мутном свете растолкавшей облака луны покрытое страшными, вздувшимися волдырями лицо.
– Не жилец, – в который раз зашипел Сундук Родригес. – Слышишь, Джекпот, краснокожему конец, надо убираться отсюда.
Ян сунулся к Сундуку, ухватил за грудки.
– Ещё раз услышу – удавлю, – пообещал он.
Сундук проворчал что-то невнятное и затих. С полчаса лежали молча, Ян с отчаянием слушал, как с хрипом высыпаются из Чероки крупицы жизни.
– Говорил же, не надо было сюда лезть, – вновь заворчал Сундук Родригес. – С кладбища заходить надо было, Джекпот, у кладбища патрулей нет, не ходят они туда, мертвецов боятся. Мы попёрлись тут напролом, а офицерикам разнарядку выполнять надо, им за нашего брата зелёными платят. Засекли небось и теперь ждут, теперь их отсюда ничем не выкуришь, не отвадишь.
Ян не ответил, и Сундук, минут пять помолчав, повернулся к индейцу.
– Чероки, амиго, – жарко зашептал он. – Помри уже скорее, богом тебя прошу. Через тебя тут и нам конец. Слышишь, амиго, я за тебя свечи ставить буду, молиться за тебя буду, только прошу: не тяни.
Вновь взревело, загрохотало в ночи, и ходуном заходила земля.
– Боже всемогущий, – зачастил Сундук. – Смилуйся и сохрани, что ж Ты такое творишь с нами, Боже.
– Сундук, – позвал Ян, когда Зона стихла и земля успокоилась. – Ты как думаешь, это что там ревело?
Сундук приподнял квадратную небритую рожу с колючими злыми глазами.
– Парни говорят, что «Бродяга Дик», – сказал он. – Завод там раньше был, амиго, до посещения ещё. Вот там, в подвалах, он и поселился, «Бродяга» этот, чтоб ему сгореть.
Ян недоверчиво хмыкнул.
– И как он выглядит, этот твой «Бродяга»?
– А пёс его знает, – в сердцах сплюнул на землю Сундук. – Не видел его никто. «Бродяга» – это тебе не какой-нибудь «призрак» или там «мочало». Слушай, Джекпот, кое-кто болтает, что ты Киприота с Прощелыгой пришил. Правда, что ль?
– Не твоё сучье дело, – жёстко ответил Ян. – Будешь болтать, и тебя пришьют.
С Чероки и Сундуком он ходил в Зону уже трижды, и все три раза были удачными. Немногословный, ловкий, резкий в движениях и нетрусливый индеец напарником был надёжным. От вечно ворчащего и всем недовольного Сундука Ян не прочь был бы избавиться, но за сбыт отвечал именно он, рисковал на передаче хабара тоже он, и цены брал с покупателей хорошие, честные.
На вырученные деньги Сундук прикупил «понтиак», бывалый, облезлый, но с отличной проходимостью и мощным мотором. Вслед за «понтиаком» на толкучке приобрёл видавший виды двухосный трейлер. Чероки нашёл заброшенный песчаный карьер в двадцати милях за городом, трейлер они втроём перегнали туда и отлёживались в нём после каждой ходки. За четыре неполных месяца Яну удалось скопить пару тысяч, он зарыл их в лесу под приметной елью с расщеплённым стволом и полагал, что напарники со своими долями поступили так же. Если удастся тем же манером дотянуть до зимы, то денег должно стать достаточно, чтобы прикупить домик на окраине и перевезти семью: отца с матерью и брата. О семье Ян думал часто, и всякий раз, когда начинал думать, у него нехорошо становилось на сердце. Однажды он не выдержал и послал открытку на день рождения отца, пустую, без подписи и обратного адреса. Больше не рисковал, и корил себя за это, и тешил надеждой, что к зиме они все будут вместе…
Ян выругался от злости – загадывать нельзя, в который раз сказал себе он. Чероки тоже небось загадывал, а теперь каждая лишняя минута из тех, что они проторчат в Зоне, пожирает шансы Чероки на жизнь.
Интересно, каковы шансы на жизнь у меня, подумал Ян отстранённо. Если брать в общем и целом, то, наверное, нулевые. Хотя… Полицейский стрелял в него с десяти шагов и потом ещё дважды в спину, с расстояния, с которого трудно промазать. Двое явно подосланных кем-то парней бандитского вида выпустили в него пуль по пять. И это не говоря о «весёлых призраках», пожалевших для него молнию, о «ведьмином студне», в который он не вляпался, о «комариных плешах», которые почуял и обошёл стороной. Неужели причиной тому и на самом деле «Золотой шар», закопанный им в землю на склоне пика Боулдер?..
Поверить в это было трудновато. Однако если даже допустить, что Яну невероятно везёт именно благодаря неосознанному желанию жить, которое «шар» воспринял и теперь прилежно исполняет, то почему же не повезло, к примеру сказать, Киприоту? Или и в самом деле «шар» хорош только для избранных? Тогда получается, что он, Ян, избранный и есть. В этом случае весьма любопытно, кто и для чего его избрал. Возможно…
«Бродяга Дик» вновь взревел, разразился грохотом и не дал додумать. На этот раз прогремело так мощно, что у Яна заложило уши. Секунду спустя земля затряслась, а потом вдруг вздыбилась, и затрещало уже повсюду вокруг, и кирпичная кладка, накренившись, обрушилась. Ян вжался в землю, ногтями вцепился в грунт. В пяти футах слева заскулил от страха Сундук, тонко, со всхлипами, словно перепуганный младенец. А затем треск, грохот и рёв разом вдруг смолкли, и от дороги донёсся крик, пронзительный и отчаянный, а за ним другой и ещё. Зашёлся рыком автомобильный мотор, свет фар метнулся, шарахнулся по Зоне жёлтой метлой и сгинул прочь.
Ян вскочил, прыгнул к заваленному рухнувшей кладкой Чероки. Обдирая пальцы, принялся разбрасывать кирпичный мусор. Подхватил бесчувственное тело под мышки, рывком взвалил себе на спину.
Сундук сидел, обхватив ладонями голову и раскачиваясь из стороны в сторону, словно молился языческому божеству.
– Вставай! – заорал на него Ян. – Быстро! Где хабар?!
Сундук перестал раскачиваться и принялся ошалело озираться, увидел отброшенный землетрясением в сторону мешок с хабаром и по-собачьи, на четвереньках, припустил к нему.
– Уходим!
Чероки застонал у Яна на спине, заскрежетал зубами от боли.
– Потерпи, – уговаривал Ян, шатаясь под тяжестью ноши. – Потерпи, немного уже осталось.
Сундук, пригнувшись, словно украдкой улепётывающий с места преступления вор, трусил шагах в десяти спереди. Мешок с хабаром мотался у него по спине, будто верблюжий горб. Ян, грузно ступая, брёл следом. Внезапно Сундук резко остановился, затем попятился, Ян по инерции едва не налетел на него.
– Джекпот, – ошеломлённо прошептал Сундук. – Ты посмотри. Там.
Ян обогнул его, шагнул к дороге и в следующую секунду замер, врос в землю. Дороги больше не было, на её месте бугрился и дыбился разорванный трещинами асфальт. Врытые вдоль границы Зоны бетонные столбики лежали теперь плашмя, будто их скосили. А за дорогой, там, где раньше был редкий перелесок, сейчас чернел бурелом из выдранных из земли, с корнями выкорчеванных, деревьев.
Сундук, левой рукой придерживая мешок с хабаром, правой принялся истово осенять себя крестом.
– Пошли! – рявкнул на него Ян. – Богомолец хренов.
Сундук не отреагировал. Тогда Ян с наслаждением влепил ему ногой под зад и, не оборачиваясь, двинулся дальше.
У кромки поваленного леса он бережно положил Чероки на землю. Выпрямился. Светало, августовское солнце как ни в чём не бывало поднималось над восточным горизонтом.
– Жди здесь, – приказал Ян ошалевшему от непонимания и страха Сундуку и полез через бурелом.
Там, где перелесок заканчивался и начиналось поле, Ян остановился.
– Вот оно что, – сказал он вслух. – Надо же, дрянь какая.
Зона подросла. Новая её граница проходила по краю поля. Сразу за ней плакала росой высокая изумрудно-зелёная трава. А та, что под ногами, на глазах скукоживалась и жухла.
Ян, озираясь по сторонам, двинулся вдоль новой границы Зоны туда, где они вчера оставили «понтиак». Тот стоял на прежнем месте, заваленный ветками, с придавленным рухнувшей сосной задком. Ян, надрывая жилы, приподнял сосновый ствол, отпихнул в сторону. Раскидал ветки, забрался на водительское сиденье, врубил зажигание. Вывел «понтиак» на целину и погнал к просёлку.
Вдвоём с Сундуком они на руках подтащили Чероки к машине, уложили на заднее сиденье, и Ян повёл «Понтиак» по просёлку в город. Надрывный вой сирен они услышали, едва достигли окраин.
– Не проедем, амиго, – вцепившись в торпеду и озираясь на высыпавших из домов горожан, бубнил Сундук. – Там сейчас такое творится…
Ян не ответил. Стиснув зубы, он гнал машину по пригородным улицам.
– Если попадёмся, загремим за решётку, – попытался уговорить Сундук.
Ян дал по тормозам.
– Выходи, – бросил он. – Забирай хабар и сматывайся.
Сундук обиженно засопел, но возражать не стал. Он выскочил из машины, вытянул за собой мешок с хабаром, навьючил на плечо и косолапо заковылял прочь.
Ян обернулся. Чероки был жив, грудь вздымалась от дыхания, вспухали и лопались пузырьки крови на губах. Яна передёрнуло, когда он перевёл взгляд на лицо напарника, превратившееся в уродливую гнойную маску. Тогда он вновь дал по газам, и через пять минут пригородные одноэтажные домики остались позади. Начинались рабочие кварталы, мрачные сутулящиеся люди жались к стенам домов, собирались в группки на перекрёстках, но полиции и военных видно ещё не было. Не сбавляя скорости, Ян погнал к центру. Пролетел по мосту, за которым начинались деловые кварталы. Прямо по ходу полицейские разворачивали заставу, по их суетливым, беспорядочным перемещениям легко было догадаться, что полицейских недавно подняли по тревоге с постелей, и ни рядовые копы, ни начальство ничего ещё толком не знают.
Ян с визгом притормозил, свернул, огибая заставу, в переулок, снова свернул, потом ещё и ещё. Центр города был охвачен паникой. Кто-то неразборчиво орал в мегафон слова команды, кто-то недвижно стоял, воздев к небу руки, толпы людей беспорядочно сновали по тротуарам. Где-то заполошно, истерично голосила женщина, а с колокольни местной баптистской церкви летел, вонзаясь в барабанные перепонки, отчаянный гуд набата.
Ян сам плохо понимал, как удалось добраться до клиники Каттерфилда. Здесь, в отличие от городских служб, работали чётко и слаженно. Завывая сиреной, непрерывно подкатывали машины неотложной помощи, санитары сноровисто перегружали пострадавших на носилки и бегом тащили в задние клиники. Джеймс Каттерфилд по прозвищу Мясник, взъерошенный, расхристанный, не успевший вставить искусственную челюсть, самолично распоряжался во дворе.
– На второй эташ, – шамкал Мясник проносящимся мимо него санитарам с носилками. – В реанимацию, срошно. Этого к доктору Дшекшону. А этот мошет пока подошдать.
– У меня в машине пострадавший, – выскочил из «Понтиака» наружу Ян. – Эй, кто-нибудь…
– Что с ним? – подбежал санитар.
Ян замялся, бормотнул «извините» и бросился к владельцу клиники.
– Я привёз человека, – понизив голос, быстро проговорил он. – Из Зоны.
Объяснять Мяснику, что означает «привёз человека из Зоны», было не надо.
– Што ш ним?
– Ожог «жгучим пухом». Сплошной нарыв вместо лица.
– Понял, – Мясник поймал за рукав пробегающего мимо санитара. – Двое с ношилками. В операционную, шиво! – он обернулся к Яну. – Шем шобираетесь платить?
Ян охнул, его пробило холодным потом. Хабар, который лучший специалист по нечеловеческим заболеваниям человека охотно брал в качестве гонорара, унёс с собой Сундук.
– Я рассчитаюсь, – поспешно забормотал Ян. – Доктор, поверьте, у меня есть чем, но не с собой, так получилось.
Джеймс Каттерфилд хмыкнул.
– Ладно, запишу на ваш шшёт, – сказал он. – Клишка?
– Д-джекпот, – запинаясь, в первый раз в жизни произнёс Ян дурацкое амбициозное прозвище, которым наградили его напарники.
– Шлыхал, шлыхал, – Мясник похлопал Яна по плечу, повернулся и стремительно зашагал к зданию. – Зайдёте завтра, – на ходу бросил он через плечо и скрылся в дверях.
Карл Цмыг, 29 лет, предприниматель
К полудню паника в городе улеглась. Карл, стоически выдержавший шквал телефонных звонков с вопросами, докладами и истериками, кликнул Сажу.
– Меня нет, – сказал он устало. – Заболел, ушёл в запой, для самых настырных – умер. Исключения – только информация особой важности, это по сотовому. Остальные идут в… – Карл хмыкнул, – в общем, пускай обращаются к Носатому.
– Хорошо, Карлик. Не волнуйся, Карлик. Ты, Карлик, можешь идти.
Новоиспечённая секретарша водворилась в кабинете и придвинула к себе телефонный аппарат. Карл благодарно поцеловал приёмную дочь в макушку, слетел по лестнице в холл и в первый раз за день облегчённо вздохнул.