Синцов отметил, что утром мир всегда кажется лучше, чем есть на самом деле. Со стороны улицы Диановых послышался резкий звук мотора, через минуту перед домом остановился уже виденный Синцовым мотоцикл с коляской. Грошев заглушил мотор и, не выбираясь из-за руля, кинул Синцову побитый зеленый шлем.
– Готов?
– Готов.
Шлем покрывали царапины и глаза, приглядевшись, Синцов понял, что действительно глаза – когда-то поверхность была оклеена переводными картинками, изображавшими лошадиные головы, со временем головы облупились и остались от них только глаза, они почему-то держались крепче.
– Далеко едем?
– Километров тридцать, – ответил Грошев. – По лесу, правда, но ничего, Боренька хорошо по лесу ходит. Я его Боренькой зову…
– Почему?
– Военный еще, – пояснил Грошев. – Пулеметный. У него на коляске написано было «К борьбе за дело». Вот и Боренька.
– Что задело? – не понял Синцов.
– Думаю, «К борьбе за дело Ленина – Сталина будь готов!» Мотоцикл, построенный на деньги пионеров, собранные во время войны. У одного деда тридцать лет ржавел за ненадобностью, хорошая машина.
Грошев лягнул стартер, мотоцикл забурчал.
Синцов хотел спросить, есть ли у Грошева права, но решил не спрашивать, нет у него никаких прав, так ездит, понятно же, Гривск город маленький, все друг друга знают, прокурор собирает пряжки, мэр опасные бритвы, друг Лобанов наверняка зять начальника ГИБДД.
Синцов ухватился покрепче за ручку сиденья, Грошев рванул с места.
Несмотря на возраст, мотоцикл оказался проворным. И водил Грошев остро, так что Синцов держался с трудом, прилагал усилия.
Повернули на Диановых и долго катили, объезжая лужи и кошек, поднимая пыль. Улица Диановых закончилась на окраине города, трансформировалась в опилковую дорогу. Синцов думал, что здесь Грошев снизит скорость, но он ее, напротив, прибавил. Мотоцикл запрыгал по мягким холмикам, и каждый раз, когда он проваливался в опилочную яму, у Синцова перехватывало дух.
Опилочная дорога скоро тоже закончилась, перешла в лесную тропу. Здесь Грошев скорость поприбрал, они покатили размеренно и ровно, так что Синцов успевал смотреть за окрестным лесом.
Минут через пять езды Грошев остановился и принялся фотографировать местность, не забывая отмечать координаты в блокноте.
– Зачем фоткаешь? – поинтересовался Синцов.
Местность так себе, обычная, скоро совсем лесом затянется.
– Да человек просил один… Есть такая группа, они изучают историю узкоколеек.
– А где здесь узкоколейка? – не понял Синцов.
– Да мы на ней стоим. Тропка. Раньше была узкоколейкой. У узкоколейщиков сайт есть, а материала мало, вот хочу помочь людям.
– С какой целью?
Синцов уже понял, что без цели Грошев почти ничего не делает.
– Историю узкоколеек с какой целью изучают? Не знаю. Зачем люди вообще что-то изучают? Просто так. Вот, есть фанаты этого дела. Остались, кстати, еще действующие кое-где, под Алапаевском сохранился отрезок…
– Зачем ты им помогаешь? – уточнил Синцов.
– Почему не помочь приличным людям… – Грошев выпустил фотоочередь. – Мало ли где в жизни пересечемся…
– Ты и Царяпкиной помогал, – напомнил Синцов. – А она? Ей зачем?
– Бывают в жизни огорчения, с этим сложно спорить, – согласился Грошев. – Царяпкина дура, такое случается, что ж теперь, совсем людям не доверять… Людей надо понимать, не все корысти ради…
Грошев сделал еще несколько кадров, убрал аппарат в кофр.
– Жизнь – это связи, – поучающе объявил Грошев. – Чем больше связей и чем раньше ты их заведешь, тем проще жить дальше. Связи должны быть разветвленные, в разных слоях общества, а увлечения – лучшее средство для завязывания таких контактов…
Грошев вдруг замолчал, вздохнул, ссутулился и сгномился, Синцову показалось, что Грошеву вдруг стало немного стыдно за то, что он говорит. Наверное, это из-за леса, лес мешал. Рассуждать о связях, доходах и перспективах лучше в окружении предметов, природа наводит на совсем другие мысли, Шишкин был прав.
– Ладно, поехали дальше, – сказал Грошев. – А то на сегодня дождь обещали, не хочется обратно грязь месить…
Синцову надоело сидеть верхом, и он перебрался в коляску, Боренька покатил дальше. Почти сразу Синцов понял, что в коляску он перебрался зря – песок из-под переднего колеса летел теперь ему прямо в глаза, так что на следующей остановке Синцов вернулся обратно за Грошева.
Они останавливались еще три раза, Грошев фотографировал насыпь и сгнившие столбы, следы когда-то существовавшей дороги.
Лес постепенно менялся, делался севернее и чище. Сама местность начала подниматься, и Боренька ехал с натугой, порой зарываясь в песке.
Синцову нравилось это путешествие. С каждым километром он чувствовал себя отчего-то спокойнее.
– Держись!
Синцов перехватился крепче, стукнулся шлемом о спину Грошева. Грошев добавил газу, мотоцикл влез на плоский бугор.
– Приехали. – Грошев заглушил двигатель.
Когда-то здесь прошел пожар. Сосны выгорели до половины, а сверху засохли, и вокруг раскинулся сплошной Марс, таким Синцов его всегда представлял после «Аэлиты», и могила самой Аэлиты тоже наверняка скрывалась где-то здесь.
– Разъезд семь, – пояснил Грошев. – Путь шел от Гривска в сторону Козыревских торфяных разработок, каждый день здесь по двадцать торфяных составов проходило, два запасных пути было, стрелки и склад с горючим.
Из земли торчали шпалы, промасленные и мало поддающиеся гниению, но уже все-таки обгнившие по торцам, из-за шпал издали казалось, что разъезд вдумчиво бомбили или что тут открыли кладбище великанов, но хоронили кое-как, не проверив, и великаны пытались выбираться, но только лишь выставили почерневшие пальцы. Грошев это тоже сфотографировал, но, как показалось Синцову, уже не для сайта «Узкоколейки Империи», а для души, потому что тут красиво, потому что странно, Грошев любит такое.
Чуть поодаль на высоком берегу ручья стоял мотовоз, похожий на мертвого носорога. Носорог умер, и санитары саванн его изрядно почистили, оставив лишь кости да обрывки мяса и шкуры. Черметчики. С мотовоза было снято все, что можно, и кое-где начали срезать автогенами то, что нельзя. Синцов подумал, что пройдет совсем немного времени, и локомотив догрызут до конца. А еще подумал, что природа чрезвычайно быстро занимает утраченные позиции – недавно, каких-то двадцать лет назад здесь была жизнь, возделывался лес, ходили дрезины, а теперь о промышленном прошлом почти не вспоминалось, кроме шпал о нем говорили лишь ржавые и смятые железные бочки. Бочки валялись вокруг, постепенно врастали в землю и походили на сморчки.
Сам ручей на изгибе разливался в небольшой плес, вода скользила быстро и мелко, отлично просматривалось дно, и только под кустами, буйно разросшимися на противоположном берегу, тянулась темная полоса глубины. Синцов подумал, что там, наверное, сидят рыбы. Ельцы. Здесь должны водиться ельцы.
– Станция была прямо здесь, – топнул Грошев. – На этом берегу сосновые делянки, на другом, наоборот, высаживали лес. По узкоколейке каждый день подвозили рабочих из Гривска и продукты для столовой. Потом сгорело все в девяностые.
– Почему?
– Потому. Кто знает, почему… Торф стал никому не нужен, а лес стали ближе к городу рубить. Экономика, однако, все в этом мире экономика.
– Интересно, – кивнул Синцов. – Дальше поедем?
– Нет, это здесь, приехали уже. Вот прямо здесь…
Грошев показал пальцем. От ручья поднимался песчаный склон – от воды прямо к корням сосен, песок белый, вымытый и хрустящий, как сахар.
– И что здесь такого интересного?
– Перспективное место, – сказал Грошев. – Давно к нему приглядываюсь, никак руки не доходили. Да и одному, честно говоря, ехать не хотелось. Лба не потащишь опять же…
– Почему одному не хотелось? – на всякий случай спросил Синцов.
– Да так…
Грошев принялся разгружать багаж. Он вытащил две лопаты с зелеными рукоятями, жестяное ведро, белый пластиковый контейнер и моток веревки, сделал это обстоятельно, не торопясь, оглядываясь, словно разминаясь.
– Я же говорю, тут была контора лесного участка, – рассказывал Грошев, разгружая багаж. – Столовая, лавка, пиво рабочим привозили по субботам. И так почти пятьдесят лет. Добра накопилось, думаю, немало…
– И как мы его будем искать? – поинтересовался Синцов. – Копать будем, что ли?
– Зачем копать? Копать тут бесполезно, да я и не копарь, я же говорил…
Грошев открыл пластиковый футляр и вытряхнул из него блестящую толстую шайбу с железными петлями, одна сверху, другие по периметру.
– Что за штука?
– Магнит, – объяснил Грошев. – Довольно хороший, кстати, магнит, немецкий. Сам магнитит.
– А что магнитить-то будем?
Грошев вручил магнит Синцову. Синцов сделал неосторожное движение, и магнит прилип к пряжке ремня.
Грошев открыл пластиковый футляр и вытряхнул из него блестящую толстую шайбу с железными петлями, одна сверху, другие по периметру.
– Что за штука?
– Магнит, – объяснил Грошев. – Довольно хороший, кстати, магнит, немецкий. Сам магнитит.
– А что магнитить-то будем?
Грошев вручил магнит Синцову. Синцов сделал неосторожное движение, и магнит прилип к пряжке ремня.
– Опа…
Синцов попробовал оторвать, но не получилось, магнит впился крепко.
– Я же говорю, немецкий, – подмигнул Грошев. – Надо резче дергать.
Синцов дернул резче, но и резче не получилось.
– Не так.
Грошев подошел, взял магнит за ушки, дернул.
Отцепить магнит удалось с четвертого раза.
– Там, – Грошев махнул рукой в сторону запада, – там Сендега и болота. Когда снежный год, ручей разливается и подмывает берег, все, что тут собралось за пятьдесят лет, все смывает в ручей.
– А что смывает-то?
– Советы. Советские монеты, тут их много, думаю. Монеты, пуговицы, пряжки разные, жетоны, возможно…
– Жетоны? – переспросил Синцов. – Тут тоже были жетоны?
– Ну да, жетоны, – кивнул Грошев. – Краеведение – чудесная вещь, краеведы – святые люди, они для меня кое-что раскопали. Здесь были жетоны на торфяные брикеты и на дрова, ориентировочно в пятидесятые годы их выдавали на местных гривских фабриках, на швейной, в частности…
Синцов попытался представить жетон на дрова, не представлялось, жетоны на дрова, талоны на солому, карточки на кизяк.
– Попробуем потралить магнитом, – сказал Грошев. – Ты – магнит, я – лопата, только смотри не прилипни опять.
Они спустились к воде, и Синцов увидел, что и у этого берега имеется глубокая промоина, что тянется она далеко, метров на пятнадцать вдоль и только после этого переходит в отмель. Все просто.
Грошев вытряхнул из ведра инструмент, похожий на алюминиевый совок, только дырявый, как дуршлаг.
– Это скуб, – пояснил Грошев. – Вроде сита, все, кто ходит по пляжам, такие используют. Сам сделал. Попробуем дно пощупать.
Грошев подхватил лопату, спрыгнул в воду и стал ковырять лопатой по дну. Поднялась разная муть, ее вынесло на отмель, и из глубин тут же поднялись некрупные ельцы. Грошев же шагал вдоль и работал лопатой.
Синцов понял, что пора и ему включаться, он привязал к магниту плетеный капроновый линь и забросил магнит в промоину. Чтобы тащилось удобнее, пришлось тоже зайти в воду.
Магнит тянулся, цепляясь за неровности дна. Синцов думал, что будет, если магнит зацепится за что-нибудь солидное? Ядро или старые пушки. Не вытащить ведь ядро. Но магнит не цеплялся, Синцов протянул его до конца промоины и вытащил из воды.
С уловом.
Гайка и два гвоздя. И то и другое в хорошо проржавевшем виде. Грошев подошел, посмотрел.
– Нормально, – сказал он.
Грошев вытащил бронзовый нож, отковырнул от магнита гайку и гвозди, выкинул в сторону.
– Так всегда и бывает, – сказал он. – Первый раз закинул старик невод, явился невод с травой морскою. Лет пять назад я залез под наш мост с таким магнитом и прошарил дно. В основном блесен наискал, решил в последний раз закинуть. Пистолет вытащил.
– Пистолет?
– Ага. Револьвер то есть. «Наган».
– И что?
– Что-что, обратно выкинул. К чему мне такая радость?
– Ну да, правильно.
Грошев принялся опять баламутить промоину лопатой. Синцов забросил магнит и поволок его по дну. В этот раз он избрал другую технику – сдвигал немного магнит на расстояние ладони и останавливался, предоставляя ему возможность как следует осмотреться, потом снова потягивал. На середине промоины магнит заметно отяжелел, и Синцов поднял его на поверхность.
Магнит вытащился с шариками от подшипника, с бородой, напомнившей Синцову лягушачью икру. Грошев поглядел на шарики без интереса, хрястнул бороду об берег, шарики разлетелись.
Двинулись дальше, но опять ничего не подняли, кроме шариков, ну, да еще в конце вытянули топорище. Не древнее, семидесятого года.
Повернули на третий заход.
В этот раз Грошев немного разозлился и поднимал грунт ручья усерднее. Синцов тянул магнит, как обычно. Шарики в этот раз не прицепились, остановившись в середине промоины, Синцов проверил магнит.
В этот раз улов оказался интереснее. К магниту прилип рубль восемьдесят первого года. Тусклый и пятнистый.
– Тут рубль, – сказал Синцов.
Грошев уже подбежал, отбросил лопату, схватил рубль. Рубль не отлип.
– Это что такое…
Грошев разглядывал рубль, приставший к магниту. И очень этот рубль его интересовал.
– Шутка?
Грошев уставился на Синцова.
– Что за шутка? – не понял тот.
– Это шутка? – снова спросил Грошев.
– Не понимаю…
– Ты нашел тут гагаринский рубль?
Грошев отлепил монету бронзовым ножом, перевернул.
Гагарин, Синцов его узнал, в шлеме, по бокам ракеты.
– Да, – сказал Синцов. – Нашел. И что?
– Ты не мог его найти, – сказал Грошев.
– Почему это?
– Гагаринский рубль – немагнитный. Вся советская юбилейка немагнитная. То есть он не мог физически прилипнуть к магниту.
– Но прилип, – Синцов указал на магнит. – Значит…
– Ты представляешь, сколько магнитный рубль может стоить?! – Грошев подкинул монету. – Если честно, я раньше и не слышал про магнитные. Вполне может быть, это даже рарик…
– Рарик?
– Раритет. Такая монета может стоить… гораздо дороже. Я же говорю – удача идет за тобой по пятам. Если честно, я не ожидал здесь юбилейный рубль…
– Да еще и гагаринский.
– Что?
– Ты же гагаринские рубли собираешь, ты же тогда рассыпал…
– Я? Нет, с чего ты взял… А, ну да, собираю. Видишь ли, я хочу проверить одну теорию…
Грошев замолчал, подышал на рубль.
– Есть предположение…
Грошев замолчал, быстро соврать не получилось.
– Ладно, давай еще погребем.
Он взял лопату и полез в ручей. В этот раз Грошев стал грести сильнее, лопата погружалась в воду полностью и еще на полруки Грошева, сам Грошев раззадорился и работал энергичнее. По течению, привлеченный мутью, поднялся голавль, остановился метрах в двадцати и перехватывал с поверхности неудачливых насекомых.
Жетонов на торф и дрова не попалось, в этот раз, однако Синцов вытащил на магнит две железные ложки и полусгнившие бутылочные пробки.
– Перерыв, – объявил Грошев. – Пора немного пообедать.
Они вернулись на берег.
У Синцова задубели ноги, все-таки ручей был холодный. Он снял сапоги, выставил ноги на солнце, это немного помогло. Грошев ноги греть не стал, ходил вокруг с лопатой и отгонял ею редких комаров. Явно хотел что-то спросить, но почему-то стеснялся.
– Если ноги замерзли – хорошо попрыгать, – посоветовал Грошев.
Синцову не хотелось, но он попрыгал и действительно согрелся.
– Перекусим, – предложил Грошев.
Синцов против не был. Стали есть. У Синцова были яйца и пирожки с рисом и зеленым луком, у Грошева тоже яйца и мини-пиццы. И томатный сок в двух предусмотрительных бутылках. Поели с удовольствием, даже пирожки с рисом и луком не вызвали у Синцова отвращения. Он и еще парочку бы съел, пожалуй.
После обеда Грошев объявил пятнадцать минут лени, лег на землю и стал рассказывать о том, как в прошлом году он купил у алкаша серебряный подстаканник, в который было для украшения заплавлено четыре николаевских рубля, причем не абы каких, а хороших годов. Грошев выложил неплохие деньги, а когда выпаял рубли из подстаканника, они оказались хорошо сделанным китайским фуфлом.
– Так тебя что, накололи, что ли? – не понял Синцов.
– Ага, – сказал Грошев. – А как без этого? Любого коллекционера накалывают. Вначале часто, потом редко. Но все равно. Рубли выглядели толково, я губу раскатал от жадности и не подумал даже, что гурты не зря запаяны. Сам виноват, повелся и попался.
– И что с монетами сделал?
– Оставил, – ответил Грошев. – Коллекция фуфла – тоже коллекция. Кстати, многие собирают.
– Фуфло?
– Ага. Некоторые современное фуфло собирают, а некоторые эстетствуют – и оригинальное выискивают. То есть фальшак того времени. Все собирают, все. Ну что, пойдем?
Опять полезли в воду, и снова Грошев стал копать, а Синцов магнитить. На восьмом проходе магнит застрял, линь натянулся, и Синцов едва не разрезал ладонь. Он подергал, но магнит не сдвинулся. Синцов потянулся по линю, погрузил в воду обе руки, нащупал.
Магнит зацепился за корягу, Синцов дернул и выворотил магнит вместе с корягой.
– Что там у тебя? – спросил Грошев.
– Коряга. Магнит…
На нижней части магнита поблескивал металлический кружок с бороздками. Жетон. Синцов обрадовался. Жетон на торф наверняка…
– Да! – рыкнул Грошев над ухом.
Он каким-то образом оказался тут же, отодвинул Синцова, отобрал у него магнит и стал отковыривать добычу, ноготь сломал, конечно, но это его ничуть не остановило, все равно отковырнул.
А Синцов уже увидел, что это жетон, только да, не на дрова, а на связь. Гривская ГТС.