Кукла крымского мага - Мария Спасская 3 стр.


— Зря смеешься. Это я нашла его тело. Он лежал в комнате на диване, совершенно мертвый. А за пару часов до этого Караджанов пил водку с Максиком у себя в кабинете, а потом отправил с шофером домой. Караджанов и Максик ругались, и вся редакция слышала, как Тимур Гасанович угрожал Мерцалову.

Она провела по гладко зачесанным волосам рукой, точно проверяя, не выбилась ли случайная прядка, окинула меня подозрительным взглядом и неожиданно спросила:

— Ты чего приехала? На наследство рассчитываешь?

— Как дочь, я имею право… — начала было я.

— Так вот, я хочу, чтобы ты знала, — оборвала меня Алика, — я беременна от Максика и тоже имею право на его собственность. Максик составил завещание в мою пользу. Но я человек совестливый и не могу обделить дочь любимого человека. Хочу предложить разумный компромисс — тебе остается комната, а я забираю дачу.

— Правильно, Алика Николаевна! Берите дачу! Дача хорошая, я там бывал, — раздался за нашими спинами насмешливый голос.

Мы с Аликой почти одновременно обернулись и увидели персидского принца Илью.

— Вечно ты, Калиберда, подкрадываешься, как кошка! — скривила красивое лицо моя собеседница. — Ты что, подслушивал?

— Зачем подслушивал? Просто ждал, пока вы обсудите животрепещущие наследственные проблемы, — Илья по-мальчишески улыбнулся пухлыми губами, в которых была зажата неизменная сигарета. И, став серьезным, проговорил: — Ладно, дамы, хватит болтать! Пойдемте быстрее, уезжаем! Все уже в автобусе, только вас и ждем!

Поднявшись со скамейки, мы двинулись по асфальтированной дорожке к воротам кладбища. Поравнявшись с лилиями, Алика наступила на бутон одной из них изящной туфлей на высокой шпильке и, растоптав второй цветок, надменно проследовала дальше.

* * *

Ветер усиливался, сгоняя похожие на белых коней тучи в табуны. Небо потемнело, начал накрапывать дождь. С могил доносился горький запах мертвых цветов, принесенных в дар мертвым людям. Мы втроем уходили с кладбища. Впереди шла Алика, сзади следовали мы с Ильей. Парень хотел казаться галантным и делал попытки забрать у меня из рук дамскую сумочку, полагая, что мне ее тяжело нести. Впереди торговцы цветами предлагали те самые мертвые цветы, пахнущие горько и безнадежно. У кованой ограды гудели моторами два микроавтобуса с логотипом редакции, забитые до отказа народом. Рядом с автобусами виднелся новенький «Мерседес» с водителем. Облокотившись на распахнутую пассажирскую дверцу, стоял Караджанов.

— Женя, идите сюда! — закричал он, призывно махая рукой.

Илья с заметным сожалением вернул мне сумку и полез в переполненный автобус следом за Аликой. А я двинулась на зов Караджанова. Усевшись на заднее сиденье автомобиля редактора, я почувствовала, как машина мягко тронулась, и, посмотрев в окно, увидела, что Сирин садится в такси. Скрипнув тормозами, авто с Викентием развернулось и поехало в противоположную от нас сторону.

Интересная получается картина. Речи надгробные для папиных коллег Сирин говорил, а поминать отца за одним с ними столом не желает!

— А что, Викентий Палыч не едет в ресторан? — как бы между делом осведомилась я.

— С него станется, — отозвался главный редактор «Невского эстета», с комфортом расположившийся на переднем сиденье рядом с молчаливым водителем. И уточнил, заметив в зеркало заднего вида мой недоумевающий взгляд: — Викентий Палыч большой оригинал. Целиком и полностью оплатил из своего кармана похороны Максика, хотя я предлагал поучаствовать деньгами. Сирин заказал ресторан и не пошел на поминки. Впрочем, это вполне в его духе. Он человек особенный.

Личность папиного соседа интриговала меня все больше и больше, и я не могла удержаться, чтобы не спросить:

— И в чем же его особенность?

Караджанов почесал мизинцем кустистую бровь.

— Ну, Женечка, что вам сказать? — протянул он. — Я и сам знаю немного. В прошлом Сирин блестящий хирург, по-моему, закончил военно-медицинскую академию у нас тут, в Питере. Во время первой чеченской кампании работал в Моздокском госпитале. Оперировал раненых в полевых условиях. Я как-то заглянул к Максику, мы сидели на кухне, и к нам присоединился Викентий. Дружили они, что ли? Не поймешь. Вроде такие разные. — Караджанов с недоумением пожал плечами. — А может, и дружили. И за столом Сирин рассказывал страшные вещи. Говорил, что часто вспоминает широкое поле, бескрайнее месиво чернозема где-то под Старыми Атагами. Говорил, что как закроет глаза, ему так и видится, как в этой хляби чуть ли не по ось засела автоперевязочная. А по бокам к ней прилепились противошоковые палатки. Неподалеку, в расползающейся грязи, каким-то чудом садится «вертушка», доставившая очередную партию раненых. На уцелевшем мукомольном заводе расположился медицинский отряд специального назначения, где он с коллегами проводит операции. Честное слово, Жень, меня, взрослого мужчину, мороз продирал по коже, когда он рассказывал про глубокие впадины вместо лица с дрожащими глазными яблоками, про повреждения сосудов шеи, когда голова держится неизвестно на чем, про ранение трахеи — едва заметную дырочку в горле, края которой бьются при вдохе и выдохе. И про вывернутые наизнанку кишки, которые приносили в отдельной тряпке вместе с раненым солдатом. Я только слушал, и то мне было страшно! А Сирин все это видел. Да что там видел! Пропустил через себя! За сутки у него на столе бывало до семидесяти раненых! Может ли человек после такого оставаться адекватным?

Я неопределенно дернула плечом. Караджанов увидел мой жест в зеркало и подхватил:

— Вот и я говорю. Так что, Женечка, атмосфера в квартире вашего отца, мягко говоря, нездоровая. Прямо — жуткое местечко. От этого Сирина так и веет смертью.

Тимур Гасанович попросил водителя поддать газку и замолчал, глядя на дорогу, серой лентой летящую под колеса авто. Затем сухо проговорил:

— Мне кажется, ваш отец, Женя, умер не своей смертью. У Сирина были все шансы убить его так, чтобы комар носа не подточил. Ведь он врач, хирург! Думаю, он имеет далеко идущие планы присоединить себе освободившуюся комнату и сделает все, чтобы вы от нее отказались. И вот что я вам скажу. Если Викентий будет предлагать вам выкупить комнату отца, не раздумывая, соглашайтесь. А то, боюсь, вас ждет та же участь, что и Максика.

Я покосилась на Караджанова. Полная чушь! Сирина никто не заставлял извещать меня о смерти родителя. Если он планирует завладеть всей квартирой, в его интересах помалкивать. Однако Викентий Палыч для чего-то позвонил и уведомил меня о дате похорон, и это самое надежное его алиби. Но, с другой стороны, сосед, возможно, опасается Алики. Может, Сирин по каким-то своим причинам счел, что ему будет выгоднее, если я унаследую освободившуюся комнату, оттого и вызвал меня в Питер? В любом случае ситуация становится интересной. Алика считает, что к смерти отца приложил руку Караджанов, Тимур же Гасанович кивает на Сирина.

— Если имеются сомнения в естественных причинах смерти папы, то почему не делали вскрытия? — вслух удивилась я.

— Жара, май месяц. — Караджанов задрал подбородок и почесал поросший бородой кадык. — Да никто и не настаивал на вскрытии, — добавил он. — Как известно, для этой процедуры требуется заявление родственников, а вы, Женя, честно говоря, примчались с корабля на бал, когда уже могилу закапывали.

В голосе его прозвучало осуждение, и я с трудом подавила досаду, готовую вот-вот вырваться наружу. Кого я спрашиваю? Караджанова, которого подозревают в убийстве свои же сотрудники? А вдруг он действительно убийца? Так. Стоп. Не хватало затеять расследование! Зачем мне все это? Отца я не знала, а уж людей, которые его окружали, и подавно. Наследство? Жила же я все эти годы без дачи и комнаты в питерской коммуналке, и неплохо жила! Может, имеет смысл оставить все, как есть, и вернуться домой? Но вместо того, чтобы попросить остановить машину, я не без сарказма спросила:

— А что же Алика Николаевна не написала заявления? Она же считает себя гражданской женой отца и даже сообщила, что носит под сердцем папиного ребенка!

— Да что вы? — удивился шеф редакции. — В самом деле? Алика Боярская беременна от Мерцалова? Я ничего об этом не знаю. Мне казалось, что Алика встречается с Илюшей. То-то я думаю, с чего это она вдруг так по Максику убивается? Надо же, гражданская жена. Чудны дела твои, господи!

Он помолчал и, обернувшись, кинул на меня игривый взгляд и растянул в улыбке широкие губы.

— Простите, Женечка, мое любопытство. А вы в какой сфере трудитесь?

— Я тоже журналист, — откликнулась я.

— Не может быть! — еще шире заулыбался Караджанов. — И в каком же издании?

— Я пишу для центральной газеты подмосковного города, в котором живу, — пустилась я в объяснения. — Так, ничего особенного. В основном освещаю события культуры.

— Не может быть! — еще шире заулыбался Караджанов. — И в каком же издании?

— Я пишу для центральной газеты подмосковного города, в котором живу, — пустилась я в объяснения. — Так, ничего особенного. В основном освещаю события культуры.

— Так, значит, мы с вами коллеги! — так и искрился радостью отцовский начальник. — Ну что же! Ваш папа был превосходным обозревателем литературных новинок. Если захотите сменить область творчества, всегда милости просим!

* * *

Машина затормозила у дверей восточного ресторана, переливающегося затейливыми огнями. На сверкающей вывеске арабской вязью тянулось трудно читаемое название. Тимур Гасанович выбрался из салона первым, распахнув заднюю дверцу, галантно предложил мне руку. Несмотря на дождь, перед входом в ресторан толпились добравшиеся раньше нас сотрудники редакции, ожидая разрешения Караджанова заходить внутрь. Шеф вальяжно проследовал в заведение, и только после этого следом двинулись остальные гости. За маленькой прихожей с гардеробом просматривался просторный зал, разделенный на зоны невысокими перегородками по принципу купе. Для поминок отвели дальнюю часть зала, где перегородок не было, а возвышался буквой «п» длинный стол, заставленный бутылками со спиртным, разнокалиберными бокалами, тарелками под закуски и приборами. Караджанов уселся в верхней, короткой части литеры, усадив меня, на правах близкой родственницы покойного, по правую руку от себя. Слева от начальства расположился невзрачный человечек с проплешиной, о котором Илья, пристроившийся с другого моего бока, шепотом сообщил, что это финансовый директор. Меня позабавило, что парень откровенно заигрывает со мной, нимало не смущаясь прискорбными обстоятельствами нашего знакомства. Алика села с другой стороны стола, всем своим видом показывая, что до меня и Ильи ей нет никакого дела. Надо же, а Караджанов говорил, что они встречаются!

В ресторане народ начал отходить после утомительного похоронного процесса. Послышались смешки и громкие возгласы, звон бутылок о бокалы и краткие тосты «хороший был мужик, пусть земля ему пухом»… Нерасторопная официантка с достоинством королевы обносила гостей закусками, расставляя перед каждым его порцию. Я с тревогой смотрела, как Караджанов опрокидывает стопку за стопкой, подливая водку себе и финансисту из стоящей напротив них бутылки. Я сразу дала понять, что в спринтерском забеге без закуски участвовать не буду, и Тимур Гасанович потерял ко мне интерес, отвернувшись в противоположную сторону. Разносчица успела обойти половину гостей, когда Караджанов вдруг хватил кулаком по столу и на весь зал гаркнул:

— По какому праву?

Финансовый директор вжал голову в плечи и принялся его увещевать:

— Тише, Тимур Гасанович!

— Что тише? Что тише? — проревел шеф редакции. — Я спрашиваю, по какому праву Мерцалов узурпировал общение с Грефами? Я, может, тоже хочу регулярно брать у них интервью! А дорогой покойничек настроил Грефов против нас, и Элла бросилась от меня бегом, как только увидела на кладбище!

Главный редактор рывком развернулся ко мне и глянул в лицо мутными пьяными глазами.

— Теперь, вот, доченька Максимкина примчалась! — ернически сообщил он на весь ресторан. Из-за одной из перегородок в середине зала показалось любопытное щекастое лицо с тонкой ниточкой усов и, одобрительно крякнув, скрылось обратно. — Тоже, между прочим, журналист! — гремел Караджанов. — Грефы небось надеются, что теперь она будет в «Невском эстете» статейки о них писать! Вот уж дудки, пусть не рассчитывают! Я не возьму эту провинциальную девицу даже полы у нас мыть! Пусть сидит в своей заштатной газетенке и не высовывается! Не хватало мне еще одну змею на груди пригреть!

Новый удар кулака по столу подкрепил его слова. Толстые губы в бороде вытянулись в трубочку, выплевывая злобные ругательства и напоминая осьминожий клюв в обрамлении щупалец.

— Мы всей редакцией ломаем головы, что за гаденыш накатал на меня донос в прокуратуру! А тут и думать нечего! Судя по наглым Максимкиным глазам, это он, паскуда, меня вложил! Я его к стенке неопровержимыми доказательствами прижал, а он лишь смотрел и ухмылялся! И у доченьки его такие же подоночные глазенки! Ишь, сидит, как ни в чем не бывало!

Нападение было так беспричинно и внезапно, что я с трудом сдержалась, чтобы не закашляться вставшим поперек горла яблоком. До конца не веря в то, что на самом деле слышала только что отповедь из уст приветливого Караджанова, я поднялась и стала пробираться к выходу.

— Иди, иди! — кричал мне вдогонку Тимур Гасанович, размахивая пустой стопкой. — Плакать не будем! Помер Максим — и хрен с ним! Дышать легче стало! Без него воздух чище!

До дверей оставалось совсем немного, и я сделала рывок, чтобы покинуть зал как можно скорее. И с этими людьми мой папа бок о бок прожил жизнь? Да я бы ни минуты не осталась в редакции, будь у меня такой руководитель! Выскочив из ресторана, я подняла руку, голосуя, и сразу же рядом со мной притормозила машина. В голове билась заносчивая мысль: «Хотела уехать, а теперь вот из принципа не уеду! Буду, назло вам всем, мозолить глаза. И, дайте срок, выясню, отчего умер Максим Леонидович Мерцалов!» За спиной хлопнула дверь, и в зеркальном стекле витрины отразился выбежавший из ресторана Илья. Запыхавшись, подбежал и схватил меня за руку, не давая сесть в машину.

— Женя, подожди! — Лиловые губы его виновато улыбались. — Ну что ты, в самом деле? Обиделась на шефа?

— Ни на кого я не обиделась! — с силой рванулась я. — Мне нужно ехать.

— Хочешь, провожу?

— Спасибо, не стоит.

Я сделала еще одну попытку сесть в машину, но парень решительно захлопнул дверцу авто и проговорил, глядя вслед удаляющемуся такси:

— Ну что ты, Жень, завелась с полоборота? Тебе нужно успокоиться. Пойдем, посидим в одном приятном кабачке, пропустим по стаканчику. Если хочешь, я поясню в общих чертах, за что шеф на тебя взъелся.

В ушах все еще стоял пьяный голос Караджанова: «И у его доченьки такие же подоночные глазенки!», и докопаться до истоков лютой ненависти Тимура Гасановича было, конечно же, интересно. Поэтому я позволила взять себя под руку и двинулась с Ильей. Дождь перестал, и город осветило солнце. Мы шли по центру Питера, а навстречу нам двигались веселые беспечные люди, громко смеющиеся и выглядящие абсолютно счастливыми, чего нельзя было сказать обо мне. Ощущение гадливости не отпускало. Казалось, меня вымазали смолой и вываляли в перьях, и теперь все прохожие смотрят на меня и смеются над глупой неудачницей, неизвестно зачем приехавшей в их город.

— Понимаешь, Жень, Караджанов помешан на Элле Греф, — попыхивая неизменной сигаретой, просвещал меня Илья. — Она для него недосягаемая богиня. Звезда. Объект поклонения. Фетиш. Не поверишь, Гасаныч стянул у нее перчатку и хранит в специальной коробке. Правда-правда, я сам видел! Шеф бросил свою старуху, и мы все ждем, когда он посватается к Элле. Но Грефиха так искусно избегает общения с окружающими, что Караджанову остается только кусать локти и злиться на Максика. Твой отец каким-то чудом втерся к Грефам в доверие и оборонял свои позиции до последних дней жизни. Интересно, каким образом ему удавалось это делать?

Щелчком отшвырнув докуренную до фильтра сигарету в клумбу с ирисами, он выдержал театральную паузу, ожидая ответной реплики, но, так и не дождавшись, буднично закончил:

— Вот Караджанов и бесится, ибо не знает, как поведут себя Грефы теперь, когда Максика не стало. Так что ты, Жень, тут ни при чем. Ничего личного. Просто ревность старика к молодой сопернице, способной перейти ему дорогу.

Возможно, что дело обстоит именно так. Но почему вдруг змея, пригретая на груди?

— О каком доносе говорил Караджанов?

— Не обращай внимания, — беспечно откликнулся Калиберда. — Максик тут ни при чем. На шефа кто-то из наших настрочил заявление в прокуратуру, и Караджанов исходит ядом, подозревая всех подряд. А Максик попал под раздачу.

Пока мы шли, Илья ненавязчиво взял меня за руку и время от времени прижимался несколько сильнее, чем мне бы хотелось. Небрежная манера, с которой парень себя вел, выдавала в Калиберде завзятого ловеласа. Подобные типы не вызывают у меня ничего, кроме раздражения. Отстранившись, я вынула руку из его ладони и суровым взглядом пресекла попытку снова завладеть моей рукой.

— Почему ты называешь моего отца Максик? — сухо спросила я, спускаясь по ступенькам в бар «Пикадилли», к которому свернул мой спутник.

Илья придержал дверь, пропуская меня в полуподвальчик, и, проследовав за мной, кивнул на пустующий столик подальше от барной стойки. Я уселась лицом к залу, чтобы видеть дверь, мой кавалер занял место рядом.

— Не люблю сидеть спиной к двери, — пояснил он, пристраивая руку на спинку моего стула.

Назад Дальше