Голову бьет жуткая вонь, тело скукожено как мертворожденный младенец. Яррад обнаруживает себя на горе мечей, щитов, топоров, доспехов, шлемов. Толстый ковер пыли как серый мох, все загажено мухами, крысами. Стена трещит, доски опасно выгибаются внутрь трюма, между сочится бурая жижа, ползет на груду ржавого хлама. Похоже, драконье дерьмо выгребут только к ночи. Весь день убьют на поиски нового слуги — поймают, изобьют, заставят быть добровольцем.
Йир сидит рядом, нос печально болтается, тяжко вздыхает. Яррад поднимается, кусает губы, на животе горит огромный как лепеха синяк. Слева тонкие лучи текут сквозь решетку, орк подходит за глотком воздуха.
— Постарался, гад, весь корабль провонял.
Яррад достает из торбы щетку и тряпку, чистит доспехи. Пластины вспыхивают, по трюму пляшут солнечные зайчики.
— Хоть бы сейчас доспехи снял, — ворчит Йир.
Сталь сияет, орк похож на гигантского жука. Смотрит на волны с прожилками пены, мерный плеск целебным эликсиром на душу.
Яррад кивает на свалку клинков:
— Твое копье здесь?
Йир прячет глаза, руки и ноги оплетают тщедушное тельце, голова по-черепашьи ныряет вниз. Ушастое яйцо качается как в трансе.
— Раньше смерти не боялся, — урчит гоблин будто мертвец. — Но этот монстр хуже смерти… Он всемогущ! Если б знали, что драконы так сильны, вождь бы ни за что…
Волны взрываются фонтанами, грохот воды подбрасывает орка и гоблина.
— Что это?! — Йир затравленно вертит головой.
Корабль дрожит, будто лупят градины размером с дыни, завесу шума рвут крики. Так кричат перед смертью.
Яррад прыгает в центр, доспехи дыбом как шипы, тело хищно сгибается, на полморды оскал. Все внимание наверх. Дерево трещит, щепки как ливень дротиков, из потолка торчат зазубренные как листья стрелы. Наконечники пускают ростки вьюнов, те растут, закручиваются, алые цветки раскрываются словно жадные пасти.
— Эльфы! — Яррад выхватывает меч.
Цветки набухают тяжелыми красными ядрами плодов, брызжет сок, вылупляются громадные скользкие многоножки. Белые тела извиваются, тысячи лапок-крючьев бешено трепещут, пилят потолок. Жвала щелкают, оттуда как из песочных часов смерти течет стружка. Дюжина тварей грызет потолок в уродливое решето, доски и бревна проседают, вот-вот рухнут, задавят.
Йир трясется, перепуганный взгляд скачет с одной твари на другую, плечи заливает стружка, гоблин в истерике стряхивает.
Клинок орка режет горячий воздух, черные головы с хлюпаньем падают, в агонии грызут пол, Яррад башмаками плющит, всюду зеленые брызги.
Дрожь в теле гоблина утихает, голова вертится медленнее. Грудь наполняется спокойным дыханием, Йир озирает тварей одним взглядом. Губы дергает оскал.
— Лучше от них, чем от дракона!
Гоблин яростно каркает, костлявая рука хлыстом ныряет в груду оружия. Рывок — и ржавый хлам разлетается в стены, кулак Йира стискивает копье. Лезвие шириной с орочью ладонь сверкает, свистит, через секунду по нему течет зеленая слизь, у ног свирепого гоблина брыкаются пять игольчатых голов.
— Узнаю прежнего Йира. — Орк рубит последнюю многоножку.
Ливень стрел затихает, Яррад бросается к окну.
Фонтаны оседают, теперь это вновь мерные волны. Стрелы все еще падают, но растворяются в невидимой преграде оранжевыми кругами.
— Шаман раскрыл щит!
По ту сторону двери матерный крик, лязгает замок. Мешком вваливается капитан, весь в кровоточащих укусах, кожа бледно-зеленая, кровь блестит ядовитым оттенком. Ноги, руки, пальцы… все разбухшее. В пробитом насквозь бедре висит мертвая многоножка.
— Оба за мной, живо! — Слова жидкие.
Капитан бросает обмякшее тело к лестнице, бьется о стены.
Верхняя палуба.
Гремят слова заклинания, шаманский плащ развевается от эха, руны сияют волшебной паутиной. Шаман качается в такт словам, руки над головой кружат в магическом танце, чертят огненные дуги. Небо мерцает сотнями вспышек, стрелы и зеленые кометы заливают щит, превращаются в энергию, вдоль сферы бегут оранжевые волны.
Палубы как вспаханные поля щепок, клубятся облака стружки и пыли, глаза слезятся, дышать нечем. Оголтелые в укусах матросы отбиваются от полчищ белых извивающихся многоножек бочками, ящиками, мотками канатов, обломками судна.
Галеру лижут языки зеленого пламени. В его объятиях дерево стремительно гниет, морщится, осыпается трухой, кишит личинками, колонии целыми поколениями мрут, плодятся, вместо павшей прахом древесины растут кочки мха, лишайники, грибы, лабиринты вьюнов — все за какие-то мгновения.
Зеленое пламя пожирает одного из орков. Несчастный рвет горло криком, бьется о палубу, но пламя обволакивает гуще. Тело быстро тощает, вдоль и поперек рубцы морщин, кожа бледнеет, выпадают волосы, зубы. Мелькают тугие жгуты трупных червей, черные рои мух, белые кости…
Ворота ангара нараспашку, створка висит на выдранных петлях, другой нет вообще. Дракон созерцает бойню в полудреме, словно любуется закатом.
— Какого… — Лицо Яррада в когтях гнева. Йир жмется к его ноге, обнимает дрожащее копье.
— Дракон не взлетит, пока вы не попросите прощения, — хрипит капитан. Хочет крикнуть, но в жилах больше нет здоровой крови подвести силы к горлу. Бледно-зеленая туша падает ничком, многоножки накидываются, но почему-то сразу же уползают…
— Рехнулась, гадина?! — Яррад сквозь орду многоножек прорубается к дракону. — Тут бой, а ты задом не воротишь и требуешь извинений?!
— Не извинений… Просите прощения.
— Кормили год как свинью, дерьмо чистили, а ты… — Яррад задыхается, в глазах красный туман.
— Грустно… Твои братья гибнут… По твоей вине…
Дракон кивает на кровавое месиво.
— Лучше себя убью, чем унижусь перед ничтожной змеей!
Яррад подносит меч к горлу, из ноздрей пар, с каждым вдохом кожа опасно упирается в лезвие.
— Убей… Я останусь лежать… Погибнут все…
Спину Яррада, словно грязный колючий плащ, накрывают вопли орков и гоблинов.
Дракон томно смотрит на орка черными провалами.
— Я… убью ТЕБЯ! — Яррад кидает меч в дракона, клинок с глухим звоном отскакивает от костяных пластин. Дракон не шевелится.
В борт вонзается стрела. Затем в палубу. Еще две и еще, стрелы накрапывают как дождик перед ливнем, на крышу ангара падает сгусток зеленого пламени.
— Щит слабеет! — кричит кто-то. — Нас убьют!
Шаман уже на коленях. Руки вздернуты к небу, ладони объяты огненным свечением, губы что-то шепчут, но голова болтается словно на одних позвонках, глаза закрыты.
Сердце Яррада сжимается от боли.
Из драконьей пасти вываливается желто-зеленый ком в пенистой слизи, от него прет рыбой и желудочным соком. Яррада скручивает мерзость, он зажимает нос, шагает назад.
— Ты со мной… не отобедал, — гудит дракон. — Приглашаю… еще раз…
Черный взгляд указывает на смердящие рыбьи потроха, те медленно растекаются, ползут к ногам, плавники и хвосты еще шевелятся.
— Макните лица… сюда… И я прощу…
Йир бросается к тошнотворной массе, копье падает, жалобно дребезжит. Гоблин валится на колени, перепуганная рожа со всей дури впечатывается в рыбу, летят брызги.
— Вот так… — Дракон кивает, взгляд рушится на орка. — Теперь ты…
Яррад не желает верить в происходящее, в горле комок.
Так быть не может. Несправедливо! Это сон, бред…
Матросы дерутся с тварями: вопли, шипение, хруст дерева. Или костей.
Истошный крик:
— Яррад, сделай это!
Дыхание орка учащается, хрипит, жар валит из груди так, что ребра надламываются. Сквозь клыки сочится слюна, налитые кровью глаза слепнут. В красном тумане проступает задница гоблина, равнодушный взгляд дракона, рядом ползают раненые орки с тварями на шеях, те душат жертв…
Ярость, ярость, ЯРОСТЬ!..
— Ты всех нас погубишь!
— Яррад, макни!
— Прошу тебя!..
Внутри обрывается какая-то нить, ярость гаснет. Душу затягивает смертельная тоска, мир выцветает, все вязкое, тихое. Скучное. Ноги подгибаются, орк падает на колени.
На морде дракона стынет равнодушие. Наверное, думает Яррад, у меня такое же.
Опускает лицо…
Пронзает боль — гораздо сильнее клинка шаманского фантома, откушенного пальца или удара в живот. Яррад хочет забыться на эти бесконечные мгновения, полные тошнотворной гадости.
Разум ищет спасение…
…цепляется за вчерашний разговор с шаманом. Наставник поделился мыслью, что потрясла Яррада.
Орфы — раса не вымершая, а грядущая! Не зря назвались Повелителями Времени. В далеком будущем орфы подчинили время и странствуют из века в век, из эры в эру, оставляют хроники, пророчества. Вот почему им известны все события, почему их летописи есть в эпохах, когда в мире даже не зародилась жизнь.
Орфы придут, создадут великую цивилизацию, укротят время…
Убьют драконов!
Вчера дракон измотал зверски, но Яррад ночь не спал. Безумная мысль как бриллиант хранится в глубоком тайнике сердца. Лишь ее лучи озаряют черное дно, куда орк рухнул. И еще рисунок: силуэт в плаще двумя мечами отрубает дракону крылья…
Яррад с трудом поднимает себя, части тела будто из камня, суставы почти не гнутся… Долго не может осознать, где находится, что происходит…
Перед глазами качается палуба галеры, каша из древесины, дохлых тварей, мха, крови, запятнанной чести, позора…
Рядом суетится гоблин, рот сплющен улыбкой.
— Видишь, как просто! — Вытирает тряпкой лицо орка. — Ничего страшного, раз — и все…
— Смотрите! — радостный крик. — Стрелы отражаются от щита, летят к эльфам! Мы побеждаем!
И правда… Стрелы и кометы отражаются от щита с легкостью лучей, целыми роями уносятся к горизонту, где блистает белыми парусами эльфийский фрегат.
По морде дракона, от шипа к шипу, проскальзывает тревога. От хмуро смотрит куда-то поверх Яррада. Черные глаза вспыхивают огнем.
Крик шамана. Удар падающего тела, а затем — режущий уши свист, барабанная дробь стрел, взрывы зеленых комет, вопли матросов.
— В укрытие!
Шаман лежит пластом, кожа дымится, мерцает тлеющими островками.
Дракон расправляет крылья, стены и крыша взрываются, с грохотом разлетаются на обломки. Небо затмевает драконья тень. Град стрел исчезает, многоножки засыхают, зеленое пламя гаснет…
Тишина…
Все в тумане. Орк помнит обугленный скелет эльфийского фрегата: бока полыхают, в туче дыма корабль словно огромный дух темного мира. Меж мачтовых ребер сидит как в гнезде дракон, крылья заслоняют все три палубы, фрегат погружается в ночь. На коготь дракона нанизан эльф, бьется отчаянно, но безмолвно. Из пасти вырывается лавина огня, гудит, жареного эльфа дракон кладет на язык словно ягоду. Вдумчиво жует, потирает когтями друг о друга, прикидывает, чего же не хватает: соли, перца, лимонного сока…
Орки липнут на труп корабля как мухи, пускают жадные слюни, ломают шеи выжившим обгоревшим эльфам, рубят головы грязными ржавыми клинками. Тупая сталь застревает, вояки машут сильнее, еще и еще, под кожей булькает жир, мучает отдышка, пот струится жидкими зеркалами, отражения орков и гоблинов выпуклые как свиньи. Меч одного орка на третьем замахе перевешивает, оба с грохотом падают в дымную пробоину…
Яррад склоняется над шаманом.
— Прости, — кряхтит изуродованный старик. — Я отнял у тебя честь.
— О чем ты? — Яррад заботливо приподнимает его голову.
— У меня кончались силы… — Шаман срывается на кашель. — Нужен был источник… А рядом ты. Твоя ярость. Поэтому ты сдался дракону… Я взял твою ярость и… ее было так много, что я обратил стрелы врагов на них же… Думал, выдержу… Но…
— Ты сделал что смог. — Яррад обнимает за плечи, обгоревшую кожу с хрустом оплетают трещины. Старик морщится, орк сглатывает ком. — Не рассчитал силы…
— Это ОН! — Шаман смотрит на черные с красными прожилками руки, трогает такое же лицо. — ОН меня… таким…
Орка захлестывает ярость, пьянит красный туман. В пелене проступает огненный взор дракона, направленный куда-то поверх Яррада. Вспыхивает безумие, гнев берсерка…
Ярость гаснет, будто ее заморозили, ударили и она рассыпалась. Туман отступает, голову проветривают мысли…
Ожоги шамана медленно заживают, уголок рта поднимается:
— Спасибо за источник.
Двое орков тащат по трапу эльфийку в мантии мага — в плавании матросам нужны утехи. Серебристая одежда местами разодрана, в пятнах крови, длинные волосы липнут к щекам, веки опущены. На поясе волнистый меч, узоры вьюнов и листьев сплетаются в руны.
Яррад бросается к ней. Миг — и конвой валяется без сознания. Яррад осторожно опирает эльфийку на свои плечи. Девушка слабо шевелится, под пушистыми ресницами мерцают синие глаза.
— Ты орк, — шепчут сухие губы. — Почему помогаешь?
— Мы уже не орки.
Галера похожа на руины. Деревянные иглы, обломки досок, бочек, ящиков, обрывки канатов, паруса как решето. Все замшелое, в лианах, грибах. Где-то еще трепещут зеленые языки пламени, рыщут прожорливые многоножки, стынет раздувшееся тело капитана…
Держась за обломки борта, подходит шаман.
— Отсюда нужно убираться. — Яррад отводит взгляд от разрухи.
— Бежать некуда, — слова эльфийки слышны едва.
Яррад поворачивает голову к островам, девушка ловит взгляд.
— Самоубийство! — Нежные пальцы стискивают плечо Яррада. — Там твари пострашнее драконов, оттуда никто не возвращается.
— Здесь шансы меньше.
— Мне не доплыть. — Шаман опускается на колени. — Слишком слаб.
— Я тем более. — Глаза девушки закрываются, ладонь сжимает рану.
— А магия?
— Щит меня истощил, гожусь только болтать языком. — Шаман кивает на эльфийку. — Коллега тоже время не теряла, била зеленым огнем.
— Плыви один, орк. — Девушка отстраняется, садится рядом с шаманом, голова устало падает на борт.
Шаман орков и волшебница эльфов как беспомощные щенок и котенок жмутся друг к другу. Орк качает головой, досадно сплевывает, слишком уж это сопливо.
— Пора колдовать мне.
Брови эльфийки взлетают до волос, в глазах блеск.
— Рубака умеет колдовать?
— Здравая мысль, — кивает шаман, с губ слетает усмешка. — Не зря же мы каждый вечер пытали мою каюту. Возьми плащ, его руны тебе помогут.
Шаман развязывает пояс, плащ соскальзывает.
— И мой меч. — Окровавленные пальцы эльфийки сжимают серебристый клинок, растения на рисунках похожи на те, что порождало зеленое пламя. — Сожалею, что твои братья познали его мощь.
Яррад горько взирает на крушащих фрегат орков и гоблинов.
— Они мне больше не братья.
Через минуту Яррад смотрит на острова из-под края рунического плаща, ветер путается в ровных складках, за спиной крест-накрест два меча, сломанный орочий и волшебный эльфийский.
— Ты сможешь, — улыбается шаман, глаза весело сверкают.
Яррад хватает эльфийку и шамана, кладет на плечи как перышки. Взгляд пронзает воду, губы вздымаются, опускаются, как волны, в них рождаются слова заклинания, кожа ощущает тепло от рун плаща и меча…
Глаза вспыхивают синевой.
Яррад прыгает за борт, под ногами ладонью бога всплывает волна, несет прочь от галеры. Яррад возвышается на гребне, в лицо ветер, стремительно плывут навстречу острова.
Беглецов не замечают. Дракон потягивается на черной палубе, укрывает взгляд веками, кутается в дымное облако, лениво, величественно, как разомлевший от вина и девичьих ласк вождь. Коготь ящера на вытянутой лапе плавно покачивается, матросы дружно пляшут, подстраиваются под ритм, орут песни, дракон кивает. Праздник разгорается, орки и гоблины победили — мужественно дорезали эльфов, прежде сожженных и порванных драконом.
На галере два орка отбиваются от гигантской как тролль жирной многоножки, черная в шипах голова еще хранит черты лица капитана. Тварь вонзает лапы в спину орка, встает на дыбы, из короны жвал летят брызги слизи. У второго ранена нога, барахтается, отползти не может, силы растеклись лужей пота, осталось лишь сало. Монстр падает на орка, доски хрустят, на месте бойни зияет мрачная дыра. Галера медленно тонет.
Предсмертные крики и вой чудовища не отличить от грохота плясок и хохота.
Три пары ног ступают на теплый песок острова.
— На каждом шагу опасность. — Эльфийка ворошит вниманием деревья, скалы. — Это дикие острова.
— Нет. — Яррад последний раз оглядывается на погибающие корабли. — С диких островов мы уплыли.
Волна несет к берегу обломок бревна. Его обнимает ногами гоблин, вращает головой, костлявое тельце горбится, отчаянно гребет широким копьем.
— Подождите меня! — визжит Йир.
Яррад улыбается. Плащ хлопает на ветру как знамя, в руках сверкают мечи.
В песке тонет каменная плита. Серая гладь хранит знакомые символы и рисунки. Значит, слухи не врут, на эти острова и впрямь ступала нога орфа.
Среди рисунков Яррад узнает свой любимый: силуэт в плаще отрубает дракону крылья двумя мечами, один — волнистый, в рунах, другой — прямой и сломан.
Необитаемые острова. Всякого здесь ждет гибель. Острова кишат монстрами, хищными деревьями, землетрясениями, молниями, лавой. Проклятая земля пожирает смельчаков и беглецов. Когда-нибудь здесь будут жить орфы — легендарные Повелители Времени.
Весна — лето, 2012 г.