Он схватил купальный халат и поспешил вниз по лестнице. Венера не замечала его, пока Гриффин не коснулся ее плеча, и тогда вздрогнула и поспешно вытерла глаза. Кали-Али сердито мяукнула и с надменным видом спрыгнула с кушетки. «Маленькая предательница», — подумал Гриффин.
— Прости, я не хотел тебя испугать.
На Венере был его свитер, тот, который он надевал прошлым вечером. Разумеется, он был ей слишком велик, и от этого Венера выглядела юной и очень-очень сексуальной.
— У тебя есть кофе? — спросила она.
Гриффин нахмурился. Есть ли у него кофе? Он не хотел говорить о кофе. Он хотел подхватить Венеру на руки и сказать, что любит ее и что готов исправить все, что бы это ни было, что заставило ее плакать, — но вид ее слез полностью вывел его из равновесия, почти так же, как мысль о душах-половинках и об их общем будущем.
Но вместо этого он произнес:
— Да, кофе у меня есть.
— Не приготовишь для меня?
— Конечно. — Окончательно смущенный, Гриффин вышел в кухню и начал готовить кофе. — Хочешь горячих оладий или еще что-нибудь?
— Нет, — откликнулась Венера. — Нет, спасибо.
Гриффин стиснул зубы. Она вела себя чертовски, чудовищно вежливо. Гриффин едва дождался, пока кофеварка наполнит две чашки, и поспешно вернулся к Венере. Она все так же сидела на кушетке, глядя на скульптуру, но плакать перестала.
— Будешь пить черный? Если хочешь, у меня есть молоко и сахар.
— Нет, спасибо, мне так нравится.
Венера взяла чашку и сделала осторожный глоток.
Гриффин сел рядом с ней и, не удержавшись, наклонился и нежно поцеловал ее.
— С добрым утром...
Его порадовало, что Венера прислонилась к нему в ответ на поцелуй.
— С добрым утром, — сказала она.
Они молча пили кофе, пока Гриффин не почувствовал, что больше ему этого не вынести. Тогда он поставил чашку на пол и повернулся к Венере.
— Что с тобой? Что случилось?
Венера вздохнула.
— Это очень трудно выразить в словах.
— Это из-за меня? Я сделал что-то такое, что тебя расстроило?
— Нет. Ты — само совершенство.
Ну, черт побери... Она произнесла это так, словно ничего хорошего в совершенстве не было. Гриффин набрал в грудь побольше воздуха и задал наконец вопрос, ответа на который очень боялся:
— Ты сожалеешь о прошедшей ночи?
— Ох нет, конечно же нет! — Венера наконец посмотрела на него. — Прошлая ночь была великолепна.
Гриффин осторожно провел пальцем по ее влажной щеке.
— Тогда почему ты сидишь здесь и плачешь?
Венера снова посмотрела на скульптуру.
— Ты был прав... — медленно произнесла она.
— Насчет чего?
— Насчет Венеры.
— И ты именно из-за этого плачешь?
Она кивнула.
— Да, я загрустила, потому что недавно осознала, что у меня слишком много общего с ней.
— Что ты хочешь этим сказать?
Почему-то от ее слов или, может быть, оттого, что она произнесла их тоном безропотного смирения, внутри у Гриффина все сжалось.
— Ты говорил, что Венера не нуждается в мужчине и от этого становится недоступной и неприкосновенной, а это в особенности трагично, потому что Венера — воплощенная Любовь!
Гриффин кивнул.
— И я была такой же... — Венера говорила задумчиво, даже рассеянно, как будто совершенно забыла о присутствии пожарного и просто рассуждала вслух. — Я помогла бесчисленному множеству пар найти любовь. Меня снова и снова молили о том, чтобы их страсть, их одержимость друг другом, их желания стали истинными и постоянными, но что касается меня, что касается подобного в моей собственной жизни...
Венера тревожно повела плечами.
— Любовь проходила мимо меня, пролетала надо мной, кружила возле меня, а иногда и навещала меня ненадолго, но в конце концов любовь шла дальше — без меня...
Гриффин взял ее за руку, и Венера повернулась к нему лицом. Никогда в жизни Гриффин ничего не желал так, как сейчас желал прогнать печаль из этих фиолетовых глаз, но когда он попытался придумать, что бы такое сказать, чтобы немного поднять ей настроение, он понял, что его столь тщательно охраняемая свобода от близких отношений и его постоянное бегство от любви вообще были не чем иным, как пустынной тропой, ведущей в некое подобие настоящей жизни. И Гриффину даже подумалось, что художник, скрытый в нем, давным-давно понял это одиночество... и, может быть, именно поэтому объектом большинства его произведений были женщины... несмотря на то что он большую часть своей жизни весьма искусно убегал от излишней близости.
Гриффин осознал, что боится произнести то, что необходимо, но еще больше боялся не сказать этого.
— Я никогда не был женат. Я никогда не был обручен. По правде говоря, я избегал любви точно так же, как ты. Я достаточно насмотрелся на семейные проблемы своих сестер и матери, на избыток чертовых эмоций и думал, что гораздо лучше жить без этого проклятого чувства.
Когда Гриффин упомянул своих сестер, губы Венеры слегка дрогнули в намеке на улыбку и лицо немного прояснилось. Гриффин ринулся вперед.
— А потом я встретил тебя. И теперь я вижу шанс обрести то, чего не хватало в моей жизни. Я вижу шанс найти настоящую любовь.
— Даже если любовь приходит вместе со множеством сложностей, и проблем, и... как это ты говорил? Вызывает избыток чертовых эмоций?
Гриффин улыбнулся и снова погладил ее по щеке.
— Даже если.
Венера опять отвернулась от него. Похоже, его рассуждения о любви, вместо того чтобы смягчить ее печаль, произвели прямо противоположный эффект.
— Венера, может быть, я неправильно понимаю то, что произошло между нами? Если ты не думаешь, что можешь любить меня...
— Я могу любить тебя, — быстро возразила Венера. — И я люблю тебя, — мягко добавила она.
Гриффин с улыбкой кивнул, но его облегчение не продлилось долго.
— Но любви не всегда достаточно, — продолжила Венера. — Наши отношения могут оказаться уж слишком сложными и запутанными.
— Я думал, в том и суть любви, чтобы все усложнять.
Гриффин пытался говорить беспечным тоном, но когда Венера повернулась и посмотрела ему в глаза, смятенное выражение ее лица заставило его остановиться.
— В чем дело? — Он обнял ее. — Что может быть такого ужасного? У тебя есть кто-то еще?
— Нет. Никого у меня нет. — Венера чуть повернулась в его руках, так, чтобы посмотреть ему в лицо. — Твоя жизнь здесь, в этом мире, очень важна для тебя, ведь так?
— Так. — Гриффин нахмурился. — Тебя беспокоит моя работа? Да, она опасна, но я всегда очень осторожен.
Гриффин знал нескольких пожарных, чьи жены ужасно пугались каждый раз, когда объявляли тревогу. Ему ненавистна была даже мысль о том, чтобы Венера постоянно жила в таком же страхе. Может ли он бросить эту работу? Может ли он остаться только художником? Гриффин не был в этом уверен, и ему уж точно не нравилась мысль о том, что, возможно, придется выбирать между работой и только что обретенной любовью.
— Нет, дело не в твоей работе. Я с уважением отношусь к тому, что ты делаешь. К тому же жизнь воина невозможна без риска, я это понимаю. Я думала о твоей семье... о твоих сестрах и матери. Ты ведь не захочешь покинуть их.
— Нет, конечно не захочу. — И тут Гриффин понял. — Ты живешь не в Талсе, да?
— Не в Талсе. Я здесь лишь ненадолго, для... для того, чтобы немного помочь Пие в колледже. И когда я закончу все дела, я действительно должна буду уехать.
— А откуда ты?
Венера долго смотрела на него, и Гриффин подумал, что у нее до странного растерянный вид.
— Издалека.
Гриффин улыбнулся и поцеловал ее в лоб.
— Насколько издалека? Нью-Йорк? Чикаго? Ох, помоги господи... — Он хихикнул. — Неужели из Лос-Анджелеса?
— Из Рима. И еще я иногда посещаю Грецию.
Глаза Гриффина расширились от удивления.
— Да, ты права... Это действительно очень далеко. Но тогда... не хочешь подумать о переезде?
— Я не могу, — с несчастным видом ответила Венера. — У меня есть и другие обязательства.
— Ну, тогда мы можем разработать нечто вроде графика поездок и посмотрим, что из этого получится. Взаимоотношения на расстоянии — не такая уж невозможная вещь. В конце концов, мир не так велик, как кажется.
В глазах Венеры отразилось сомнение.
Гриффин обнял ее крепче.
— Но ты ведь не позволишь какой-нибудь ерунде вроде расстояния повлиять на твои чувства ко мне. Не позволишь?
Венера коснулась его лица, провела пальцем по губам.
— Не позволю, но я боюсь, что, когда ты осознаешь, какие последствия влечет за собой любовь ко мне, изменятся твои собственные чувства.
— Что я должен сделать, чтобы ты поверила: от меня не так-то легко избавиться?
Она положила руки ему на плечи. Гриффин наслаждался ощущением ее тела, прижавшегося к нему. Его ладони скользнули вниз, к ее талии, и она вздрогнула в ответ на ласку.
Она положила руки ему на плечи. Гриффин наслаждался ощущением ее тела, прижавшегося к нему. Его ладони скользнули вниз, к ее талии, и она вздрогнула в ответ на ласку.
— Просто люби меня сейчас и позволь моим фантазиям о тебе немножко продлиться.
— Я не фантазия. Мы оба — не фантазия, — возразил Гриффин и пылко впился в ее губы.
Ему хотелось сказать гораздо больше, уверить ее, что он не позволит ничему и никому встать между ними, но тут ее губы ускользнули от него и прижались к его груди, а потом спустились ниже, еще ниже... пока Венера не добралась до восставшего мужского естества. Когда же эти губы сомкнулись на нем, все слова вылетели из головы Гриффина, и он мог лишь со стоном выдыхать ее имя.
Глава двадцать пятая
— Ох, дерьмо! Уже восьмой час!
Пия выпуталась из объятий Вулкана и прямо голышом ринулась в ванную комнату.
— Куда это ты? — сонно окликнул ее бог огня.
— На работу! Я должна быть в колледже в восемь!
Пия высунулась из ванной, одновременно закалывая волосы и натягивая на них купальную шапочку.
— Я бы взяла сегодня выходной, но у меня назначено несколько встреч... ну, ты знаешь, с кандидатами на ту должность, которую ты как будто хотел... мне действительно нужно там быть!
— Я не как будто хотел. Я уверен, что мне бы понравилось быть преподавателем истории.
— Да, ты был бы хорошим учителем, — согласилась Пия.
Бог огня усмехнулся, глядя на нее.
— У тебя очень забавная шляпка.
Пия, прищурившись, уставилась на него.
— Это не шляпка, а шапочка для купания. И я совсем не забавно выгляжу.
— Нет, ты просто очень мила и привлекательна.
Пия решила, что, если в глазах Вулкана она выглядит привлекательно, тогда, возможно, глупая шапочка для купания, которую Венера потребовала надевать, чтобы защитить новую замечательную прическу, не так уж плоха. Она высунула язык, отчего улыбка Вулкана стала еще шире.
— Ты могла бы приблизить свой искусный язычок ко мне, вот сюда...
Пия посмотрела на его обнаженное тело и увидела, что не только улыбка бога огня увеличилась в размерах. И в ней тут же вспыхнул ответный жар, и ей захотелось, чтобы у нее было чуть больше времени...
— Нет! Я не могу! Я действительно должна идти на работу!
Она снова скрылась в ванной комнате и попыталась одновременно умыться, почистить зубы и продолжить разговор с Вулканом.
— А ты не должен вернуться на Олимп, или куда-то там еще, и заняться своим божественным огненным, или кузнечным, или еще каким-нибудь делом?
Она услышала, как бог огня расхохотался.
— Значит, тебе хочется, чтобы я опять считал часы до нашей новой встречи?
— Ага! — крикнула она. — Эй, пока я тут душ принимаю, можешь заняться завтраком. Там в кухне масса всякой всячины, и кофеварка должна быть готова сотворить волшебный кофе.
Пия пискнула сквозь зубную щетку, торчавшую изо рта, когда Вулкан сунул голову в ванную комнату.
— Ты уверена, что тебе не требуется помощь, моя леди?
— Уверена!
Пия, не обращая внимания на сексуальный тон его голоса, вытолкала бога огня наружу и захлопнула дверь. И, стоя под струями воды, девушка хихикала и напевала себе под нос.
Пия в рекордно короткое время собралась на службу. Выходя из спальни, она посмотрела на наручные часы. Семь тридцать. Она могла еще быстренько позавтракать с Вулканом и почти вовремя явиться в колледж. В любом случае, она же никогда не опаздывала на работу. И если сегодня задержится всего на несколько минут, это никому не повредит.
Бог огня сидел за кухонным столом. Удивительно, однако его могучее тело совсем не выглядело неловким или неуместным в маленькой кухне. Наоборот, он как будто дополнял и завершал комнату, делая ее более уютной. Вулкан, закрыв глаза, пил кофе из большой кружки, и Пия улыбнулась.
— Так ты что же, никогда раньше не пил кофе?
— Никогда, — ответил он, открывая глаза и усмехаясь. — Пахнет божественно, и вкус ничуть не хуже.
Пия налила и себе чашку.
— Ты это в буквальном смысле говоришь, бог огня?
Вулкан немного замялся, но потом улыбнулся как мальчишка.
— Думаю, да.
Пия расхохоталась, но тут же ее смех угас, и девушка изумленно уставилась на стол. Теперь, когда Вулкан не загораживал собой картину, Пия увидела, что ее столик сплошь уставлен серебряными тарелками с ручной гравировкой, а тарелки наполнены старым сыром, экзотическими фруктами, хлебом, пахнувшим так, словно его только что вынули из печи, и тонкими ломтями холодного мяса.
— Что это такое? — выдавила Пия.
Бог огня посмотрел на стол, потом на Пию.
— Завтрак, видимо?
— Ты все это прямо тут забабахал?
Вулкан мгновение-другое внимательно смотрел на девушку.
— Забабахать... это как то, что я мог бы превратить тебя в дерево?
— Чего ты делать не стал, помнишь? — пробормотала Пия.
— Чего я абсолютно не собирался делать.
— Ну, тогда — да, «забабахать» именно это и значит.
— Ну, тогда да — я забабахал всю эту еду прямо тут.
— Вулкан, — заговорила Пия немножко неуверенно, а потом наклонилась и поцеловала бога огня в щеку и погладила его по спине, чтобы смягчить свои слова.
Он ведь устроил великолепный завтраки и, наверное, просто не мог придумать ничего лучше.
— Я, видишь ли, немножко неловко себя чувствую, когда здесь что-нибудь забаба... возникает прямо из воздуха.
Она села на стул рядом с Вулканом, так что их бедра интимно соприкоснулись.
— Видишь ли, такого обычно не случается в Талсе.
Вулкан недоверчиво нахмурился, и Пия добавила:
— Правда-правда. От подобных штучек современные смертные просто одуревают.
После небольшой паузы Пия принялась наполнять свою тарелку.
— Одуревают? — переспросил бог огня.
— Считай, что это значит: они чувствуют себя неловко, умноженное на десять.
— И это действительно вызывает у тебя неловкость?
— Действительно.
— Я понятия не имел.
— Ох, я тебе верю. Венера была просто потрясена, когда это обнаружила.
— Тогда я больше не буду ничего забабахивать.
— Я была бы очень этому рада.
— Любая твоя просьба — приказ для твоего бога, моя леди.
Вулкан сидя изобразил поклон, отчего Пия захихикала и порозовела.
И как раз в это самое мгновение в кухню ворвалась Венера.
— Пия, дорогая, мне нужно так много...
Она резко умолкла на полуслове, увидев Вулкана.
— Привет, Венера, — сказал бог огня.
— Привет, Венера, — сказала Пия.
— Ох торчком стоящие фаллосы всех богов... что он здесь делает? — спросила богиня любви.
Пия посмотрела на Вулкана.
— Мне казалось, ты говорил, она ничуть не огорчится.
— Да, но я не говорил, что она не будет потрясена.
— Она вообще-то здесь! — рявкнула Венера.
— Венера, прошу, не злись! — попросила Пия, и ее лицо скривилось.
— Я не злюсь! — заорала Венера.
Закрыла глаза, глубоко вздохнула и начала с начала.
— Я не злюсь, — повторила она более ровным тоном. — С чего бы мне злиться? Я просто пытаюсь понять, почему Вулкан сидит за столом в твоей кухне и завтракает.
Богиня посмотрела на нагруженные доверху тарелки:
— Да еще и притащил сюда завтрак с Олимпа!
— Я просто предложила ему заняться завтраком, пока принимала душ, — пояснила девушка.
— Я именно это и сделал, — сообщил бог огня.
— Ну да, только он не знал, что мне не нравится, когда здесь что-то появляется ниоткуда, так что...
Венера вскинула руку, останавливая Пию.
— Вы оба несете какую-то чушь.
— Извини... — пробормотала Пия.
Вулкан пожал плечами.
Венера, прищурившись, уставилась на него. Он сегодня был чересчур болтлив, что совсем на него не походило. И еще он выглядел спокойным и расслабленным. И еще на нем были свитер и джинсы. Венера присмотрелась повнимательнее — и испытала настоящее потрясение. Вулкан занимался сексом! И судя по всему, очень хорошим сексом. Богиня любви открыла было рот, чтобы заговорить об этом, но тут ее поразила безумная мысль... Богиня любви перевела острый взгляд на девушку, которая тут же смущенно опустила глаза и завертелась на стуле. В буквальном смысле.
— Ох плодородная вагина Геи! Вы трахались! Друг с другом!
— Пожалуйста, не злись, — повторила Пия.
— Хватит твердить одно и то же! — рявкнула Венера.
— Не смей ее обижать! — закричал Вулкан.
— Не кричи на меня! — взвизгнула Венера.
В кухню влетела Хлоя, скользя когтями по полу и заливаясь бешеным лаем.
— Ну, видишь, что ты натворила? — воскликнула Пия сквозь слезы, хлынувшие из ее глаз, и наклонилась к взволнованной скотчтерьерихе, чтобы успокоить ее.
Венера несколько раз глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. А потом позвала собаку: