Галина Емельянова Сказка о Морозко, ягоде клюкве и любви
Было это в те стародавние времена, когда Макошь была людям Матушкой, а не мачехой, а Перун строгим Батюшкой. Худо ли бедно ли, но растили они своих детей, и не переводился, род людской. В лесах было много дичи и зверей, в полях зрел ячмень, просо и лен. В озерах и реках плескалась рыба. Звалась та сторона Полесье.
В Лесу дети Перуновы грибы, ягоды, мех, мед добывали, только на болота не ходили. Места те гиблыми считали, и имена болотам давали Поганое, да Проклятое.
И в стародавние времена не росли на болотах ягоды — голубика, морошка и клюква. Сказка наша о том, как ягода клюква на болоте появилась.
Эту историю даже старожилы Полесья забыли, а помнят только лесные жители: русалки, кикиморы и лешие.
В стародавние времена недалеко от Сине — озера, в чащобе, бил родник Жизни. Старикам он давал молодость и здоровье, а молодым красоту.
И вот поздней осенью пришел к роднику сам Морозко-воевода, сил набраться на долгую зиму. Окунулся в родник дедушка, борода лопатой, а вышел на бережок добрый молодец с кудрявой бородкой. Кафтан свой, старый, сермяжный, Морозко на вышитый жемчугом поменял, и решил воевода на отражение свое в Сине — озере полюбоваться. Тут на беду медведь в те места забрел, потревожили сон его зайцы-русаки. Известное дело, кто добрым будет, коль спать не дали. Подслеповат были хозяин лесной, да еще и злоба глаза застила. Сгреб в охапку зверь Морозко, и ну ломать. Да только родник Жизни подарил не только красу воеводе, но и силу молодецкую. Справился удалец со зверем голыми руками, а вот сил с себя скинуть тушу медвежью, уже не осталось, так и остались лежать оба на поляне в смертельных объятьях.
Пришли к роднику дочери Батюшки Водяного, русалки, да в страхе убежали от чудища лесного, и на помощь никого не позвали.
А ближе всего к роднику Жизни росла Елочка, зеленая красавица. Зима еще только вступала в свои права, и оттого не иссякла еще в деревце жизненная сила. Душа ее, добрая, ожила, и превратилась в девицу — красавицу, и вышла дева из ствола древесного. Всем хороша — изящна и стройна, да только волосы ее — хвоя пушистая, кожа — шелушащейся серая кора.
Расхрабрилась Елочка и позвала дядюшку Лешего, да сестер кикимор.
Леший, тот всегда рад народу лесному помочь, это он только на вид такой сердитый
Сестры Пушица, Купальница и Лютик, хоть и родные, а все разные и с лица, и по нраву.
Купальница была высокой и худенькой, и тут же похвалилась, что никто не справится ней по части запутывания следов
Пушица оказалась мастерицей плести венки и наводить на людей морок. Идет какой-нибудь селянин по лесу и вдруг чудится ему, что ребенок плачет или клад грезится, так это кикимора Пушица развлекается.
Лютик самая младшая из сестер, была названа ими бесталанной, за то, что только песни любила петь, да танцевать при луне.
Освободили все вместе воеводу от зверя.
Дядюшка Леший ежом обернулся, да по лесу покатился, страсть не любил, когда его благодарили за добрые дела.
Сестры — кикиморы, на уроки в лесную школу опаздывали, попрощавшись, убежали.
Принесла Елочка водицы живой и омыла раны молодцу. Вздохнул Морозко, застонал, и открыл глаза. Взглянула в них красавица, и пропало девичье сердечко. Глаза у парня, были синее самого синего неба, и глубже самого глубокого омута, блестят в солнечном свете кудри златые. Залюбовалась красотой молодца, дева лесная, а Морозко — воевода уже весел и здоров, стоит на земле крепко, улыбается.
— Здравствуй Морозко — воевода.
— И ты, дева лесная, здравствуй.
— Живи сто лет воевода.
— И твоему батюшке Лесному царю, того же, и тебе девица.
Оторвал с кафтана пуговицу, с камешком изумрудом, и деве лесной подарил.
— Не за подарки я старалась, — сказала Елочка.
— Не таи обиду, это тебе на память добрую от меня.
Поклонились друг другу, да на том и расстались.
Елочка и медведя оживила водой из родника Жизни, а Рябина, хозяйка леса повелела зверю в берлогу снова спать идти. Косолапый побурчал, побурчал, но матушку-рябину не ослушался, да и время — то пришло ему спать до весны.
Забыть Морозко Елочка и не могла.
Над лесом и озером, зазвучала песня, то пела Елочка, шелестя изумрудной хвоей, о своей любви к воеводе. На гладком стволе застывала смола, янтарными слезами, плакала Елочка, тоскуя по Морозко.
Слушала те песни и Рябина, хозяйка леса. Грустно ей было, ничем в этой кручине не могла она помочь Елочке.
Рябина, чудо-дерево, с ягодами солнечного цвета, хозяйка леса. Ее слушаются и великаны сосны, и капризная ива, растущая у воды. Лесные обитатели обходили место, где росла Рябина — хозяйка. Могла из-за своего крутого нрава повелеть, и даже дядюшку Лешего засыпать листвой, так, что и не выбраться тому после зимней спячки.
Часто разбирала ссоры в лесу между деревьями, вставая на сторону слабых и беспомощных. Так, помогла она, когда-то, Елочке — сиротинке. У той, пришлые лесорубы, вместо того, чтобы шишки сбивать, срубили всю хвойную семью. Проспали ту беду и Леший, и Кикимора. Так матушка — Рябинушка приказала, им выкопать ель, и пересадить поближе к Сине — озеру, под ее защиту.
А уж Зима снегами лес укрыла, блестят на ветках звезды — снежинки, пушистый снежный ковер блещет серебром и под луной, и под солнцем. Поет Зимушка песню колыбельную, волшебную. От той песни засыпают души деревьев зачарованным сном, но даже самой лютой зимой дышит ель иголочками, пьет из земли воду. Уснули все деревьев в лесу, одна Елочка уснуть не может, тоскует по добру-молодцу.
Разъезжает Морозко на тройке белых коней по лесам и долинам. Смотрит за порядком на озерах и реках. Дарит зверю лесному новые шубки, а народу лесному объявляет волю свою: «Ищу невесту себе, княгиню молодую. Честную и добрую, мастерицу и рукодельницу. Та, что к роднику Жизни сумеет прийти в назначенный срок, в жены возьму, и одарю хоромами и сундуками с самоцветами»
Поскакали зайцы по полянам, белки по просекам. На просеке, сороки — белобоки новость подхватили, да на хвосте по деревням разнесли, от избы к избе.
Запрягала сани воеводская дочь, дружину батюшкину с собой брала. Да только Лесной царь все деревья в лесу на помощь позвал, как зашагали лесные исполины на дружинников, те и убежали из лесу.
Запрягала сани боярская дочь, да ехала в леса дальние, везла на десяти санях приданное: перины да подушки, сундуки с шубами соболиными и каменьями драгоценными. Тут уж тетушка Кикимора с дядюшкой Лешим такой буран — непогоду устроили, что дальше бурелома не уехал караван боярский.
Надевала лыжи охотницкая дочь, так — ту, сестренки кикиморы три дня по лесу водили, глаза застили, да так, снова к родительскому дому и вывели.
А Елочка, прослышав о воле, Морозко объявленной, поспешила на поклон к Бабе — яге, на краю мертвого сухостоя жила та, всеми проклята, да забыта.
Открылась колдунье вся без остатка, хитрить не умела.
— Да на что тебе сундуки с самоцветами? — спросила ее колдунья.
— Да не нужны мне самоцветы, полюбился мне Морозко за очи свои синие, да речи уважительные, за то, что Лес бережет, и радость всем дарит.
Усмехнулась Баба-яга: «Не имею я такой силы, милая. Идти тебе надобно к Веденеевским пещерам, к слуге Волосову, кудеснику. Уж поможет, не знаю, но кроме него, некому».
О кудеснике или волхве Елочка слышала, но простому лесному люду к нему ходить не по чину, да и не волновали его дела мирские.
Три раза Ярило, рождалось и умирало, прежде добралась она до пещеры кудесника.
День клонился к вечеру, и на небе уже показалась Волчья звезда, а из пещеры никто не выходил, Когда месяц уже поднялся над верхушками деревьев, показался, наконец — то старец.
Седая борода до земли, власы седые, к опояске бубен подвешен. Поклонилась лесная дева ему до земли: «Не ведаю имени твоего великомудрый старец, я простая лесная дева, Елочка».
— Зови меня Ведогость, ибо все мы странники на этой земле.
— Ведогость, помоги моему горю-печали.
— Да разве — то горе, здоров ведь князь твоего сердца.
— Хочу с ним всегда рядом быть, да не деревцем лесным, а женой.
Задумался старец, внимательно посмотрел, да не в глаза, в душу Елочкину заглянул. И словно разгладились морщины, и улыбка озарила лицо старца.
Ушел он в пещеру и вынес ковш с ключевой водой.
Пока пила Елочка колдун заговор нашептал:
Выпила лесная дева воды, и стала девушкой с русой косой, засияла, такой чистой и теплой красотой, какой раньше в лесу и не видывали.
Выпила лесная дева воды, и стала девушкой с русой косой, засияла, такой чистой и теплой красотой, какой раньше в лесу и не видывали.
А заговор кудесника, ей и не нужен был, чудо с ней, любовь к Морозко сотворила.
Возвращаясь в родной лес, пришла Елочка к Сине — озеру, с подружками русалками радостью поделиться.
Глубоко на дне Сине — озера спит в своем тереме батюшка Водяной, а дочери его денно и нощно расчесывают его огромную бороду. Каждая волосинка Водяного — это речка или ручей. Если не чесать, то все запутается, а по Весне — Красне, там, где была деревня, вдруг речка потечет или озеро. Непорядок.
Не посмели русалки отца грозного ослушаться, к Морозко на встречу, бежать побоялись.
Подивились на красу Елочки, земную, и подарили подарок — красные сафьяновые сапожки.
— В пору ли тебе подружка наш подарочек?
— В пору, русалочки. Быстрее самой быстрой птицы, поспешу я на встречу любому моему.
Словно на крыльях полетала она, да недалеко, оказалось, подложили завистницы в сапожки камней острых. Сняла Елочка сапожки, да так босиком и побежала кратчайшей дорогой, через болото, к заветному месту. А там, где она роняла капли крови с пораненных ног, вырастала невиданная до сих пор ягода — клюква.
Прибежала Елочка к роднику, а там ее суженный дожидается. Увидел Морозко ноги девичьи, в кровь сбитые, глаза, слез и любви полные, а уж как пуговку — самоцвет увидел, все разом понял: «Не найти, мне дева, сердца более любящего и преданного, стань мне женою».
Завернул он любимую в шубу соболью, да и умчал в терем свой.
И был пир на весь честной мир, Бояна звали, песни о деве слагали, да по свету те песни дарили, всем добрым людям на веселие, а кто помоложе в назидание. Каждый своей Доле хозяин, если смел, добр и честен, сердцем и душой.
А народ русский по сию пору ходит на болота, да собирает ягоду клюкву.