Все, больше обдумывать нечего. Проблемы следует решать по мере поступления. Одна уже поступила вчера, легла мертвым безвременником на подоконник. То ли подарок, то ли предупреждение. Она не знает, что стало с Бабаем. Честно говоря, и не хочет знать. Поймали его? Скрылся? А если поймали и отправили на принудительное лечение? Маловероятно, что психопата-убийцу будут держать в частной клинике, но может быть, есть какие-то квоты, социальные программы, обязательные для частных контор? Даже если такое возможно, то никто не позволит маньяку свободно разгуливать по территории и оставлять в подарок цветочки знакомым ведьмам. Бабай должен содержаться в условиях куда более жестких, чем ее собственные, практически в тюремных. Но цветочек… вот он – лежит закладкой в книге, и цветочек фирменный. Бабаевский, считай, почерк. Кто еще мог знать про безвременники? Круг посвященных очень узок: она сама, Анук и… Волков.
Дышать стало тяжело. Что-то горячее, шипастое вскипало в груди, выплескивалось мутной пеной чужих воспоминаний. Арина зажмурилась, чтобы не видеть, не помнить. Не помогло…
Обмануть можно любого, но себя не обманешь. Волков был с Хеленой. Не просто был знаком, а был со всеми вытекающими: измятыми простынями, сброшенной впопыхах одеждой. Волков пристроил Арину в хорошую клинику, отдал под опеку отличного психиатра, а сам… не удержался. И можно сколько угодно убеждать себя, что ничего у них с Волковым не было. Не то что любви, даже дружбы, а то, что было – не взаправду, а во сне. Сны – это несерьезно, даже такие реалистичные сны. И обязательств никаких Волков на себя не возлагал, а те, что возложил, исполнил с лихвой. Спас ей жизнь, едва не умер сам. Чего еще желать? Что может быть значительнее спасенной жизни? И даже когда Арина ушла в теневой мир, а в мире человеческом превратилась в овощ, он ее не бросил.
Отчего же так больно? Не оттого ли, что отличный парень Волков из всех имеющихся на земле женщин выбрал Хелену? А выбрал бы кого другого, было бы легче?..
Арина не знала, наверняка она понимала только одно: Волков ведать не ведает, что творит с ней Хелена. Хозяйка лечебницы сама это косвенно подтвердила. И вот от этого на самом деле чуть легче. Не слишком, но все же. Волков может оказаться кем угодно, только не подлецом. И в психушке он ее не бросил, а навещает. И значит, рано или поздно снова навестит. К этому визиту нужно подготовиться, научиться справляться с лекарствами, которыми ее пичкают, приноровиться к дозам. Она уже приноравливалась. Черная кровь – это не вода, это особенная биохимия. Все получится, надо только не опускать руки и не отключать голову. Хотя бы попытаться.
Щелкнул замок. Арина закрыла глаза. Она спит, лекарство прекрасно работает. Пусть они так думают. По легкой поступи стало ясно, что в палату вошла Лидия, постояла секунду на пороге, а потом громко сказала:
– Подъем!
Арина зевнула, но открывать глаза не стала. Волшебные лекарства так быстро из своих мягких лап никого не отпускают. Она не исключение. Пусть думают, что она не исключение.
– Арина, пора вставать. – Лидия потрясла ее за плечо, сначала осторожно, а потом довольно сильно. – Вы уже проспали обед, скоро полдник. А потом Хелена Генриховна хотела с вами поговорить.
…Хелена пришла сразу после обеда, совмещенного с полдником, уселась на стул, закинула ногу за ногу, спросила:
– Какие новости?
– Мне снилась девочка. Девочке подарили медальон в виде монеты.
– Как она выглядела?
– Русые волосы, светлые глаза, на вид ей около десяти.
– Кто подарил?
– Человек, которого она называла мсье Жаком.
Хелена кивнула, как показалось Арине, удовлетворенно.
– Что-то еще?
– Больше ничего. – Арина потерла виски. – Голова болит, тут очень душно.
– Хотите конфетку за ловко исполненный трюк?
– Прогулка вместо конфеты меня вполне устроит.
– Надеетесь сбежать? – Хелена заглянула ей в глаза. – Пустая затея. От меня так просто не убежать. Если только, – она сделала драматическую паузу, – я сама не решу вас отпустить.
Врет. Врет и понимает, что Арина не верит ни единому слову.
– Мне хочется на свежий воздух. Камера-одиночка и ваше… лечение не особо способствуют раскрытию моих талантов.
– Уже торгуетесь?
Не торгуется, а определяет границы дозволенного, прощупывает почву.
– Использовать один только кнут непродуктивно. К тому же вы сами сказали, что отсюда не сбежать.
– Договорились! – Хелена встала, стул противно скрежетнул ножками по полу. – Но гулять вы будете в сопровождении Жоржа.
– Как вам будет угодно.
– Мне угодно как можно быстрее получить свой медальон.
– Сделаю все возможное.
– Уж вы постарайтесь. Потому что в противном случае… – Хелена недоговорила, но взгляд ее был красноречивее слов.
– Еще одно…
– Что?
– Я не хочу гулять в инвалидном кресле. С моими ногами все в полном порядке.
– Нет. Довольно вам поблажек. – Хелена выглянула из палаты, позвала: – Жорж, ты мне нужен!
Инструктаж слушали оба: и Арина, и Жорж. Арина внимательно, Жорж вполуха.
– И дальше чем на три метра от нее не отходи. Контакт с остальными пациентами запрещен. Ясно тебе, Жорж?
Под недобрым Хелениным взглядом Жорж вытянулся по струнке, закивал.
– Можете отправляться на прогулку. – Хелена любезно улыбнулась Арине и вышла из палаты.
– Ну, коза, поехали? – сказал Жорик свистящим шепотом, сдернул Арину с кровати, пересадил в кресло. – И без фокусов, ясно?
Она ничего не ответила, лишь покрепче вцепилась в подлокотники.
Арину никто не спрашивал, где она хочет гулять. Жорик катил кресло по той же уже знакомой дороге, что-то насвистывал себе под нос.
В парке в послеполуденный час было многолюдно. Тихушников, а было их человек пятнадцать, тоже вывели на прогулку. За тем, чтобы пациенты вели себя хорошо и не разбредались по парку, присматривали два санитара: уже знакомый Арине Степан и тщедушный мужчина неопределенного возраста в мятой робе. Неподалеку от места, где Жорик остановил кресло с Ариной, завхоз Никодимыч гремел инструментами и покрикивал на паренька в рабочем комбинезоне и засаленной кепке.
– Никодимыч, что стряслось? – Жорик приветственно взмахнул рукой.
– Поливочная система, будь она неладна! – буркнул завхоз, не отрываясь от работы, и тут же рыкнул на паренька: – Леха, ключ подай! Да не этот, а вон тот! Вот послал же Господь помощника, ничего делать не умеет!
Никодимыч с кряхтеньем распрямился, поправил ремень с инструментами, потер поясницу и шагнул к Жорику.
– Не работает поливалка! И главное, понять не могу, что случилось.
– Может, забилась? – Жорик достал из кармана сигареты, посмотрел с тоской и сунул обратно.
– Может, и забилась, только Хелене это не объяснишь. Хелена требует, чтобы цветочки и газончики поливались каждый день, а технические детали ее не волнуют. Не уехала еще? – спросил заговорщицким шепотом.
Жорик отрицательно мотнул головой.
– А курить хочется страсть как! – Он похлопал себя по нагрудному карману комбинезона, предложил: – Давай по-быстрому. Вон под дубочком спрячемся.
– Под дубочком, говоришь?
Жорик посмотрел сначала на Никодимыча, потом на Арину, а после сощурился, видимо, прикидывая расстояние до дубочка. Расстояние получалось не слишком большим, метров семь, а соблазн был велик. Он присел перед Ариной на корточки, сказал ласково:
– Ты посиди тут, милая. – Лицо окутал ядреный чесночный дух, а мощная лапища больно сжала Аринино запястье. – Только не чуди. Не надо с дядей Жорой чудить. Лады?
Она, стараясь не дышать носом, кивнула.
– Вот и умница. – Жорик выпрямился и добавил, понизив голос: – Я за тобой присматриваю. Не забывай.
– Это из флигеля девчушка? – полюбопытствовал завхоз. Впрочем, на Арину он смотрел безо всякого интереса, нетерпеливо мял в желтых от никотина пальцах сигарету.
– Она самая.
– Ну и как?
– Это зависит от того, с какой стороны посмотреть. Пойдем уже, Никодимыч, пока Хелена не явилась. – Жорик, воровато оглядываясь, направился к дубу.
– Лешка, а ты там не напортачь! – прикрикнул завхоз на парнишку-помощника и потрусил следом.
Арина осталась одна. Увлеченный шлангами и вентилями помощник Никодимыча не в счет. Конечно, уединение было относительным – Жорик не сводил с нее внимательного взгляда, – но уж какое есть…
Тихушники и в самом деле вели себя тихо, ни на Арину, ни друг на друга особого внимания не обращали. Арина заметила даму, устроившую прошлый раз переполох из-за Блэка, и порадовалась, что пес остался в палате. Лишнее внимание в ее нынешнем положении ни к чему. Жаль, что место для наблюдения неудобное: только и видно что аллею, кусок парка да угол главного здания. Погулять бы поблизости от хозпостроек, поискать черный ход.
Помощник Никодимыча закончил возиться с трубой, принялся разматывать шланг для полива. Движения его были суетливыми и неловкими, спина горбилась то ли под тяжелым взглядом завхоза, то ли под непосильным бременем ответственности. Когда шланг упал на землю в очередной раз, Никодимыч погрозил помощнику кулаком, и тот, присев на корточки, принялся шарить в траве. Что он искал, Арина не знала, она душила в себе порыв выбраться из кресла и помочь непутевому. Если к подбору среднего медперсонала Хелена подходила со всей ответственностью, то на разнорабочих явно сэкономила.
Помощник Никодимыча закончил возиться с трубой, принялся разматывать шланг для полива. Движения его были суетливыми и неловкими, спина горбилась то ли под тяжелым взглядом завхоза, то ли под непосильным бременем ответственности. Когда шланг упал на землю в очередной раз, Никодимыч погрозил помощнику кулаком, и тот, присев на корточки, принялся шарить в траве. Что он искал, Арина не знала, она душила в себе порыв выбраться из кресла и помочь непутевому. Если к подбору среднего медперсонала Хелена подходила со всей ответственностью, то на разнорабочих явно сэкономила.
В траве вдруг зашипело, и стремительно наполняющийся водой шланг пришел в движение, по-змеиному изогнулся. Тугая холодная струя окатила Арину с ног до головы, рассыпалась веером брызг, рисуя в густом от послеполуденного зноя воздухе радугу. Арина взвизгнула сначала от неожиданности, а потом от того, что ринувшийся ловить шланг рабочий Леха опрокинул ее кресло.
Оказывается, устроить шоу в сумасшедшем доме раз плюнуть. Оказывается, тихушники лишь на первый взгляд тихие, а танцующий джигу поливочный шланг – это весьма интересный объект для наблюдений. К лежащей на мокрой траве Арине бросились одновременно Леха, Никодимыч с матерящимся Жориком и материализовавшийся из воздуха Блэк, а также человек восемь пациентов, до этого момента невозмутимых и отрешенных. И если персонал большей частью интересовала Арина, то пациентов – бьющий в небо фонтан и радуга. А потом почти идиллическую тишину нарушил женский визг. Та самая дама, подопечная Степана, увидела Блэка.
И шоу началось!
Чтобы не стать частью стихийно образовавшейся свалки из пациентов и персонала, Арина отползла в сторону, попыталась подняться на ноги. Вот сейчас бы, пока Жорик вместе со Степаном пытаются утихомирить пришедшую в неистовство даму, и убежать. Только куда? Далеко она убежит?
– Так неловко получилось. Вы уж меня простите.
Сначала она услышала голос, а потом увидела руки, тонкие и аристократически изящные, несмотря на налипшую на них грязь. Лицо разнорабочего Лехи все еще скрывал козырек кепки, но Арине хватило голоса и руки, чтобы понять, кто перед ней.
Бабай смотрел на нее по-детски ясным взглядом и улыбался чуть виновато. В нем не осталось ничего от прежнего Бабая, ничего волчьего, ничего сумасшедшего. Даже лицо его казалось молодым, почти мальчишеским. Словно кто-то стер все следы пережитого, словно не было в его жизни смерти любимой сестры и других… искупительных смертей, не было суда, заключения медико-психиатрической экспертизы о невменяемости и похожей на тюремную камеру палаты-одиночки. Только на самом дне зрачков за густой тенью белесых ресниц пряталось то, что не вытравить из души ни временем, ни искупительными смертями, – темная суть.
– Вы получили мой подарок? – Изящество и хрупкость обманчивы, пальцы музыканта могут сжимать тисками, дробить кости. А темная суть больше не прячется за занавесью ресниц, всматривается в Арину с жадностью, пытливо.
– Да, спасибо. – Теперь можно попробовать улыбнуться.
Не получилось. Рык Блэка заглушает почти все звуки, кроме тихого, вкрадчивого голоса Бабая. Блэк ждал команды, чтобы напасть.
– Отзовите своего пса. – А вот Бабай продолжает улыбаться. Милая беседа на светском рауте. Он мастер таких бесед. – Отзовите, пожалуйста.
«Пожалуйста» звучит как приказ, и Арина подчиняется.
– Блэк, сидеть!
– Наконец-то я вас нашел.
Темная Бабаева суть выплескивается из зрачков, превращает погожий день в безлунную ночь, заставляет руку беспомощно шарить в поисках веретена, а черную кровь вскипать белой пеной.
– Не надо. – Палец с обгрызенным ногтем прочерчивает на бледной щеке грязную дорожку. Блэк взвивается на дыбы.
– Блэк, сидеть! – Собственный голос кажется придушенным.
– Не делайте того, о чем потом пожалеете. Вам будет очень больно.
Даже угроза в его устах получается изящной, как комплимент. Романтик и психопат, уживающиеся в одном теле.
– Леха, что ты натворил, шельмец?! – Сиплый голос Никодимыча от злости делается свистящим.
– Руки убрал, придурок! – А в голосе Жорика – плохо замаскированное раздражением веселье. Жорику нравится хаос.
– Простите! Простите меня, пожалуйста! – Пальцы, до этого каменные, становятся испуганно-суетливыми, шарят по Арининой одежде, стряхивая грязь и травинки. – Вы не ушиблись? Я не хотел. Никодимыч, честное слово, оно само. Как ливануло…
– Я тебе дам «само»!
От подзатыльника, не слишком сильного, но обидного, кепка слетает на землю, и Бабай, который больше не Бабай, а бестолковый Леха, падает на колени, прикрывая руками белобрысый затылок.
Зачем же он стал убивать? С таким талантом к лицедейству он нашел бы себя на театральных подмостках, а не на темных тропах безумия.
– Дамочка, простите. Я ведь не сделал вам больно? – Быстрый взгляд из-под длинной челки.
Пока не сделал…
– А хотите, я вам помогу? – Все тот же взгляд, только пристальный, испытующий, и испуганное «ой» от второго подзатыльника.
Ей не нужна помощь. Только не от него…
– Вставай, коза! – Сильные руки подхватывают под мышками, рывком ставят на ноги, от чесночного духа к горлу подкатывает тошнота. – Ишь, защитника себе нашла! Такого же убогого. Да не вались ты на меня. Стой смирно! Никодимыч, переверни-ка кресло. Ага, вот так, спасибо. Садись давай! Нагулялись!
Сидение кресла тоже мокрое, но Жорику плевать, он брезгливо вытирает руки о штаны, словно вымарался в грязи. Блэк скалится, примеряется к вене, вздувающейся на бычьей шее санитара. Бабай, натянувший шкуру разнорабочего Лехи, закручивает вентиль, от усердия высунув кончик языка. Сумасшедший дом…
А у нее появилась еще одна причина для побега. Одна очень веская причина…
* * *– Есть кто живой? – Жорик вкатил кресло с Ариной во флигель, обвел скептическим взглядом пустующий сестринский пост, хмыкнул: – Все вы, бабы, одинаковые.
С Лидией у Арины не было ничего общего, но она промолчала.
Прежде чем вкатить кресло в палату, Жорик долго примерялся, а потом велел:
– Убери с подлокотников свои чертовы руки!
Арина молча исполнила приказ.
– И Хелене о случившемся ни слова. Ясно?
– Ясно.
– Вот и славно. – Жорик был в благодушном настроении, на Арину смотрел почти ласково. – Мокрая вся…
Он вышел из палаты, но через пару секунд вернулся со стопкой одежды, велел:
– Переодевайся!
Одежда упала на кровать, Жорик поудобнее устроился на стуле.
– Чего ждем? – спросил с поганой усмешкой.
– Выйди.
– Мне по инструкции не положено оставлять тебя без присмотра, а Лидок куда-то свинтила. – Жорик огляделся, словно рассчитывая найти Лидию в Арининой палате. – Видишь, нет ее! А раз ее нет, значит, я за нее. Да ты не стесняйся, я и не такое видел.
А время поджимает. Да что там поджимает – пролетает со скоростью пули! То время, которое ей удалось украсть у судьбы. Жорик не уйдет, пока она не переоденется. Жорик жаждет бесплатного стриптиза, а она жаждет хоть на пару минут остаться одна.
Мокрая кофта прилипла к телу. Арина стаскивала ее осторожно, словно вторую кожу. Сняла, сложила. Юбка соскользнула легко, но запуталась на щиколотках. Когда пришел черед белья, Жорик сглотнул. С бельем Арина справилась быстро. Хрен тебе, а не стриптиз!
– Все, я готова, – сказала, застегивая последнюю пуговицу на блузке.
– А ты ничего. – Жорик ухмылялся. – Только слишком тощая.
Кресло-каталка отъехало в сторону с противным скрипом, когда Жорик двинулся на Арину.
– Пикантности тебе не хватает. – Одна лапища легла Арине на грудь, вторая сжала затылок. – Соскучилась небось по мужской ласке, коза!
– Хелене пожалуюсь. – От смрадного Жорикова дыхания, от мерзости ситуации Арину замутило, но взгляда она не отвела. – Хочешь?
Жорик не хотел, а напоминание о Хелене враз отбило и все желания. По крайней мере, руку он убрал.
– Думаешь, умнее всех? – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Думаешь, Хелена всю жизнь будет так с тобой цацкаться? Наиграется и бросит. Угадай, кому бросит? Угадай, что я с тобой сделаю?
– Или я с тобой?
Боль накатила волной, пальцы сжали невидимое веретено. Жорик зарычал. Ей очень хотелось верить, что от боли. Если его боль даже вполовину слабее ее собственной, это очень хорошо.
– Ведьма! – Жорик шарахнулся в сторону, а Арина упала на кровать, почти теряя сознание. – Чокнутая психопатка!
Не видел он настоящих психопатов… Арина зажмурилась, пережидая боль. Стук захлопывающейся двери взорвался в голове снарядом, оглушил, ослепил. Что-то с ней не то. С ней в последние два года все не то, но сейчас происходит нечто особенно неприятное. Рикошет. Чем сильнее и направленнее удар, тем страшнее отдача. А силы для удара хоть отбавляй, бурлит, заполняет до краев, ищет выход. А когда находит, становится больно. Но лежать и зализывать раны нельзя. Время уходит.