Гёнтъ черезъ минуту приподнялся, сѣлъ и вытаращилъ глаза на Филиппа. Онъ не ушибся. Можетъ быть потрясеніе протрезвило его. Онъ думаетъ, вѣроятно, что Филиппъ опять его ударитъ.
— Не давай рукамъ воли, побочный сынъ! закричалъ распростертый негодяй.
— О Филиппъ, Филиппъ! Онъ съ ума сошолъ, онъ пьянъ, кричитъ Сестрица, выбѣжавъ на улицу.
Она обвила Филиппа руками.
— Не обращай на него вниманія милый — онъ сошолъ съ ума! Полисмэнъ! этотъ господинъ слишкомъ много выпилъ. Пойдёмте, Филиппъ, пойдёмте!
Она увела его въ свою комнатку. Ей поправилась храбрость юноши; ей нравилось, что онъ такъ мужественно, побѣдоносно защитилъ её отъ ея врага.
— Какъ вы свирѣпо смотрите! Какой вы храбрый! какой вы сильный Но этотъ негодяй не достоинъ сражаться съ вами.
И она взяла своею маленькою ручкой его руку, мускулы которой всѣ дрожали отъ недавней схватки.
— Зачѣмъ этотъ мерзавецъ назвалъ меня побочнымъ сыномъ, сказалъ Филиппъ и дикіе, голубые глаза его сверкали свирѣпѣе обыкновеннаго.
— Это вздоръ, дружокъ! Кто можетъ обращать вниманія на слова такого скота? Онъ всегда ужасно выражается; онъ не джентльмэнъ. Онъ былъ уже пьянъ сегодня утромъ, когда былъ у меня. Кому какое дѣло до того, что онъ говоритъ? Онъ самъ завтра не будетъ помнить что онъ сказалъ. Но какъ былъ добръ мой Филиппъ, что заступился за свою бѣдную сидѣлку! Точно какъ въ романѣ. Пойдёмте ко мнѣ, я сдѣлаю вамъ чаю. Не ходите больше курить, съ васъ довольно. Пойдёмте и поговорите со мною.
И какъ мать, съ кроткимъ и благочестивымъ личикомъ, она ласкаетъ его, наблюдаетъ за нимъ, она наливаетъ ему чай; она говоритъ — говоритъ и о томъ и о другомъ. Удивительно, какъ она болтаетъ, когда вообще она довольно молчалива. Она не хочетъ видѣть глазъ Филиппа, которые слѣдуютъ за нею очень странно и свирѣпо. А когда онъ опять забормоталъ: «Что онъ хотѣлъ сказать…» Она перебила его:
— Какой вы сердитый! Вы всегда не въ духѣ, вамъ не можетъ быть весело безъ вашей сигары. Вотъ вамъ, да какая чудесная! Папа принёсъ ее изъ клуба. Ему подарилъ шкиперъ какого-то китайскаго корабля. Вамъ надо закурить её съ маленькаго конца. Вотъ!
И еслибы я могъ нарисовать картину, представляющуюся моему воображенію, какъ Сестрина зажигала Филю сигару и улыбалась ему какъ маленькая, невинная Делила, ласкавшая юнаго Самсона, я знаю, что картина вышла бы прекрасная. Я желалъ бы, чтобы Ридли нарисовалъ её для меня.
Глава XII ДАМОКЛЕСЪ
На слѣдующее утро такъ рано, что старая Паррская улица еще не проснулась, у дверей доктора Фирмина позвонили въ ночной колокольчикъ, и когда дверь отворилъ зѣвающій слуга, маленькая женщина, въ сѣромъ платье и чорной шляпкѣ, подала ему записку, говоря, что докторъ долженъ ѣхать сейчасъ. Не опаснѣе ли занемогла лэди Гумандгау, та благородная больная, о которой докторъ говорилъ вчера съ сидѣлкой. Сестрица — это была она — сказала это самое имя лакею, который ушолъ ворча, что долженъ будить барина и отдавать ему записку.
Сидѣлка Брандонъ сидѣла между тѣмъ въ столовой, гдѣ висѣлъ портретъ доктора, и смотрѣла на это мастерское произведеніе до тѣхъ поръ, пока нашествіе служанокъ не выгнало её изъ этой комнаты и она укрылась въ другую, маленькую комнатку, куда былъ вывѣшенъ портретъ мистриссъ Фирминъ.
«Какъ это было похоже на него много и много лѣтъ тому назадъ, думаетъ она. «Этотъ портретъ нѣсколько лучше его, но онъ имѣетъ-то злое выраженіе, которое мнѣ казалось столь чуднымъ, какъ и обѣимъ сестрамъ — они готовы были выцарапать глаза другъ другу изъ ревности. А это портретъ мистриссъ Фирминъ! Вѣрно живописецъ не польстилъ ей, а то мистриссъ Фирминъ не могла быть красавицей».
Докторъ, тихо войдя въ открытую дверь по толстому турецкому ковру, подошелъ къ ней не слышно и нашолъ Сестрицу, смотрящую на портретъ его умершей жены.
— О! это вы. Желала бы я знать, лучше ли вы обращались съ нею, чѣмъ со иной, докторъ Фирминъ? Я думаю вы обманули не её одну. Она, кажется, не очень счастлива, бѣдняжка, сказала Сестрица.
— Что привело васъ сюда такъ рано, Каролина? спросилъ звучнымъ голосомъ докторъ.
Сестрица объяснила ему:
— Вчера, когда вы ушли, пришолъ Гёнтъ. Онъ былъ пьянъ, онъ былъ очень грубъ, Филиппъ не могъ этого перенести. Филиппъ мужественъ, у него горячая кровь. Филиппу, вообразилось, что Гёнтъ оскорбляетъ меня; онъ поднялъ руку — и мистеръ Гёнтъ вылетѣлъ на мостовую. Онъ взбѣсился и назвалъ Филиппа ужаснымъ именемъ…
— Какимъ именемъ? какимъ?
Каролина сказала доктору какъ Гёнтъ назвалъ Филиппа, и если лицо Фирмина обыкновенно казалось зло, то ужь навѣрно не показалось оно ангельскимъ, когда онъ услыхалъ какимъ гнуснымъ именемъ былъ названъ его сынъ.
— Можетъ онъ сдѣлать Филиппу вредъ? продолжала Каролина. — Я думала, что я обязана сказать его отцу. Послушайте, докторъ Фирминъ, я не хочу сдѣлать вредъ моему милому мальчику; но если то, что вы говорили мнѣ вчера, неправда, такъ какъ вѣдь вы не церемонитесь говорить неправду намъ, женщинамъ, если когда вы разыгрывали роль негодяя, думая обмануть бѣдную, невинную шестнадцатилѣтнюю дѣвушку, вы были обмануты сами и я была вашей законною женой? Вотъ вамъ и наказаніе!
— Я имѣлъ бы благородную и добрую жену, Каролина, сказалъ докторъ, застонавъ.
— Это было бы наказаніемъ не для васъ, а для моего бѣднаго Филиппа, продолжала эта женщина: — что онъ сдѣлалъ, чтобы его честное имя — а можетъ бытъ и его состояніе были отнято отъ него? Я не спала всю ночь думая о нёмъ. Ахъ, Джорджъ Брандонъ! зачѣмъ, зачѣмъ вы вошли въ домъ моего бѣднаго стараго отца и навлекли это несчастье на меня и на вашаго еще нерожденнаго ребёнка?..
— А больше всѣхъ на самого себя, сказалъ докторъ.
— Вы заслужили это. Но мы, невинные, страдали и будемъ страдать больше васъ. О Джорджъ Брандонъ! подумайте о бѣдной женщинѣ, брошенной умирать съ голода и незнавшей даже вашего настоящаго имени! Подумайте о вашемъ сынѣ, можетъ быть доведённомъ до стыда и бѣдности черезъ вашу вину.
— Не-уже-ли вы полагаете, что я не часто думаю о моихъ проступкахъ? сказалъ докторъ: — что не провожу безсонныхъ ночей и цѣлыхъ часовъ тоски? Ахъ, Каролина!
Онъ поглядѣлся въ зеркало и подумалъ: «я не выбритъ, это очень неприлично», то-есть, если я осмѣлюсь прочесть его мысли, такъ-какъ мнѣ приходится передавать его не произнесённыя слова,
— Вы думаете о вашемъ проступкѣ теперь, когда его можно разгласить! говоритъ Каролина. — что если этотъ Гёнтъ пойдётъ противъ васъ? Онъ человѣкъ отчаянный, онъ до безумія пристрастился къ пьянству и деньгамъ; онъ сидѣлъ въ тюрьмѣ — какъ онъ сказалъ вчера мнѣ и моему папа. Онъ сдѣлаетъ или скажетъ что-нибудь. Если вы будете обращаться съ нимъ жестоко, а Филиппъ уже поступилъ съ нимъ жестоко — не болѣе, какъ онъ заслуживалъ, однако — онъ погубитъ васъ и самаго себя, но онъ отмститъ. Можетъ быть онъ такъ былъ пьянъ вчера, что самъ не зналъ что говорилъ. Но я боюсь, что онъ задумалъ сдѣлать вредъ. Я пришла сказать вамъ это и надѣюсь, что вы будете остерегаться, докторъ Фирминъ. Я не спала всю ночь, всё думала, и какъ только увидѣла дневной свѣтъ, рѣшилась побѣжать къ вамъ и сказать.
— Когда онъ назвалъ такъ Филиппа, мальчикъ очень растревожился? спросилъ докторъ.
— Да, онъ безпрестанно говорилъ объ этомъ, хотя я старалась ласками заставить его забыть. Но вчера это лежало у него на душѣ, и я увѣрена, что и сегодня утромъ это прежде всего придётъ ему въ голову… Ахъ, да, докторъ! совѣсть иногда позволяетъ джентльмэну задремать, но послѣ открытія явится, отдёрнетъ ваши занавѣски и скажетъ: «вы приказали разбудить васъ рано?» безполезно стараться заснуть. Вы кажетесь очень испуганы, докторъ Фирминъ, продолжала сидѣлка. — У васъ нѣтъ столько мужества, какъ у Филиппа, или сколько было у васъ самихъ, когда вы были молодымъ человѣкомъ и сбивали съ пути бѣдныхъ дѣвушекъ: тогда вы не боялись ничего. Помните этого человѣка на пароходѣ, когда мы ѣхали въ Шотландію послѣ свадьбы, я думала, что вы убьёте его. Бѣдный лордъ Синкбарзъ разсказывалъ мнѣ множество исторій о вашемъ мужествѣ и o томъ — какъ вы убиваете людей на дуэли. Бросить бѣдную дѣвушку безъ имени и безъ гинеи были не очень мужественно — не такъ ли? Но я пришла сюда не затѣмъ, чтобы вспомнить старое, а только затѣмъ, чтобы предостеречь васъ. Даже въ былое время, когда Гёнтъ вѣнчалъ насъ и я считала это одолженіемъ съ его стороны, я не могла терпѣть этого ужаснаго человѣка. Въ Шотландіи, когда вы охотились съ этимъ бѣднымъ лордомъ, вещи, которые говорилъ Гёнтъ и выраженіе его лица были ужасны. Желала бы я знать, катъ это вы, джентльмэнъ, могли сноситъ присутствіе такаго человѣка! Ахъ! какъ грустенъ былъ нашъ медовой мѣсяцъ! Я удивляюсь, зачѣмъ я думаю объ этомъ теперь? Вѣроятно, оттого, что и видѣла портретъ той, другой бѣдной лэди!
— Я говорилъ вамъ, Каролина, я былъ такой сумасбродный и отчаянный человѣкъ въ то время, что я не могъ даже отвѣчать за свои поступки. И если я оставилъ васъ, то это потому, что у меня не оставалось другихъ средствъ, кромѣ побѣга. Я былъ разоренъ и остался бы безъ копейки за душою, если бы не бракъ мой съ Элленъ Рингудъ. Не-уже-ли вы думаете, что этотъ бракъ былъ счастливъ? Счастливъ! когда бывалъ я счастливъ? Моя доля быть самому несчастнымъ и навлекать несчастье на тѣхъ, кого я люблю: на васъ, на моего отца, на мою жену, на моего, сына — таковъ ужь приговоръ судьбы. Ахъ! зачѣмъ невинные должны за меня страдать?
— Я говорилъ вамъ, Каролина, я былъ такой сумасбродный и отчаянный человѣкъ въ то время, что я не могъ даже отвѣчать за свои поступки. И если я оставилъ васъ, то это потому, что у меня не оставалось другихъ средствъ, кромѣ побѣга. Я былъ разоренъ и остался бы безъ копейки за душою, если бы не бракъ мой съ Элленъ Рингудъ. Не-уже-ли вы думаете, что этотъ бракъ былъ счастливъ? Счастливъ! когда бывалъ я счастливъ? Моя доля быть самому несчастнымъ и навлекать несчастье на тѣхъ, кого я люблю: на васъ, на моего отца, на мою жену, на моего, сына — таковъ ужь приговоръ судьбы. Ахъ! зачѣмъ невинные должны за меня страдать?
— У меня никогда не было брачнаго свидѣтельства, продолжала Сестрица:- и не знала бываютъ ли какія бумаги, или что-нибудь, кромѣ кольца и пастора, когда вы вѣнчались со мной. Но я слышала, что въ Шотландіи совсѣмъ не нужны пасторы, что если люди называютъ себя мужемъ и женой, то этого довольно для того, чтобы они считались мужемъ и женой. А мистеръ и мистриссъ Брандонъ ѣздили вмѣстѣ въ Шотландію — свидѣтелемъ можетъ быть тотъ человѣкъ, котораго вы чуть не бросили въ озеро за то, что онъ былъ грубъ съ вашей женой и… не сердитесь! это не я, бѣдная шестнадцатилѣтняя дѣвушка, поступила дурно, а вы, свѣтскій человѣкъ, бывшій старѣе меня многими годами.
Когда Брандонъ увёзъ свою бѣдную жертву и жену, они отправились въ Шотландію, гдѣ лордъ Синкбарзъ, тогда бывшій въ живыхъ, нанялъ дачу для охоты. Капелланъ его сіятельства, мистеръ Гёнтъ, тоже участвовалъ въ этой компаніи, которую судьба вскорѣ разстроила. Смерть застала Синкбарза въ Неаполѣ. Долги заставили Фирмина Брандона — какъ онъ назывался тогда — бѣжать за границу. Капелланъ странствовалъ изъ тюрьмы въ тюрьму. Что касается бѣдненькой Каролины Брандонъ, вѣроятно, мужъ, женившійся на ней подъ чужимъ именемъ, думалъ, что бросить её, отказаться отъ нея совсѣмъ было легче и не такъ опасно, какъ продолжать сношенія съ нею. Въ одинъ день, черезъ четыре мѣсяца послѣ ихъ свадьбы — молодые супруги были тогда въ Дуврѣ — мужъ Каролины пошолъ гулять, но онъ отправилъ свой чемоданъ въ заднюю дверь, и между тѣмъ, какъ Каролина ждала его обѣдать нѣсколько часовъ спустя, носильщикъ, относившій поклажу, принёсъ ей записку отъ ея возлюбленнаго Д. и Б., наполненную нѣжными выраженіями уваженія и любви, какими мущины наполняютъ свои записочки; но возлюбленный Д. Б. писалъ, что полицейскіе преслѣдуютъ его за долги, что онъ долженъ бѣжать; онъ взялъ съ собою половину денегъ, а половину оставлялъ своей маленькой Кэрри. Онъ скоро воротится, устроитъ всѣ дѣла, или увѣдомитъ ей куда писать или пріѣхать къ нему. А она должна была заботиться о своёмъ здоровьи и писать много къ своему Джорджи. Она не умѣла тогда писать очень хорошо, но писала какъ могла, и сдѣлала большіе успѣхи, потому что точно писала много, бѣдняжечка. Сколько листовъ бумаги покрывала она чернилами и слезами! Деньги были истрачены, а другихъ не получалось, не получалось и писемъ. Она осталась одна въ жизненномъ морѣ и утопала, утопала, когда Богу было угодно прислать ей друга, спасшаго её. Грустна была эта исторія, такъ грустна, что мнѣ не хочется распространяться о ней.
Вѣроятно, когда Каролина воскликнула: не сердитесь, докторъ Фирминъ, онъ кричалъ или свирѣпо ругался при воспоминаніи о своёмъ пріятелѣ мистерѣ Брандонѣ и объ опасности угрожавшей этому джентльмэну. Брачныя церемоніи — опасный рискъ и въ шутку и серіёзно. Вы не можете притворно вѣнчаться даже на дочери бѣднаго старика, пускающаго въ себѣ жильцовъ, не рискуя впослѣдствіи отвѣчать за это. Если у васъ жива жена незнатная, а вы вздумаете бросить её и жениться на племянницѣ графа, вы попадёте въ непріятности, несмотря на ваши связи и на высокое положеніе въ обществѣ. Если вы получили тридцать тысячъ фунтовъ за женою № 2, и должны будете вдругъ возвратить ихъ, эта уплата можетъ показаться вамъ довольно стѣснительной. Васъ могутъ судить за двоеженство и приговорить Богъ знаетъ въ какому наказанію. По-крайней-мѣрѣ, если это дѣло разгласится — а вы человѣкъ почтенный, движущійся въ высокоучономъ и общественномъ кругахъ — эти круги, пожалуй, попросятъ васъ выйти изъ ихъ окружности. Я знаю, что романистъ не долженъ имѣть ни симпатіи, ни антипатіи, ни состраданія, ни пристрастія къ своимъ дѣйствующимъ лицамъ, но я объявляю, что не могу не чувствовать почтительнаго состраданія къ джентльмэну, который, вслѣдствіе юношескаго и, я увѣренъ, оплакиваемаго сумасбродства, могъ потерять своё состояніе, своё мѣсто въ обществѣ и свою значительную практику. Наказаніе не имѣетъ права являться съ такимъ pede claudo. Должны быть ограниченія и со стороны правосудія. Низко и мстительно представлять свой счотъ двадцать лѣтъ спустя… Поговоривъ съ Сестрицей, услышавъ, что давно сдѣланное преступленіе вдругъ обнаружено, чувствуя, что угрызеніе, которое давно предполагалось умершимъ и похороненнымъ, вдругъ пробудилось самымъ шумнымъ и неприличнымъ образомъ, чувствуя, какъ ярость и ужасъ раздираютъ его внутри: каково было этому почтенному доктору заниматься своимъ дѣломъ въ этотъ день, я могу вообразить это и искренно сочувствую ему. Кто вылечитъ врача? развѣ онъ не болѣе страдаетъ сердцемъ въ этотъ день многихъ своихъ больнихъ? Онъ долженъ слушать какъ лэди Мегримъ по-крайней-мѣрѣ съ полчаса описываетъ ему свои маленькія немощи. Онъ долженъ слушать и ни разу не смѣть сказать: «чортъ тебя возьми, старая болтунья! что ты тараторишь мнѣ о твоихъ болѣзняхъ, когда я самъ терплю настоящую пытку, между тѣмъ какъ я улыбаюсь тебѣ въ лицо?» Онъ долженъ улыбаться, шутить, утѣшать, внушать надежду, прописывать лекарство, а можетъ быть во весь день онъ не видалъ никого столь больного, столь грустнаго, столь отчаяннаго какъ онъ самъ.
Первый человѣкъ съ которымъ онъ долженъ былъ употребить лицемѣріе въ этотъ день, былъ его родной сынъ, вздумавшій придти въ утреннему чаю, за которымъ отецъ и сынъ рѣдко теперь сходились.
«Что онъ знаетъ и что онъ подозрѣваетъ?» думалъ отецъ.
Ни на лицѣ Филиппа изображался угрюмый мракъ, и глаза отца смотрятъ въ глаза сына, но не могутъ проникнутъ въ ихъ темноту.
— Ты поздно оставался вчера, Филиппъ? говоритъ папа.
— Да, сэръ, немножко поздно, отвѣчаетъ сынъ.
— Пріятный былъ вечеръ?
— Нѣтъ, сэръ, преглупѣйшій. Вашъ пріятель мистеръ Гёнтъ непремѣнно хотѣлъ войти. Онъ билъ пьянъ и нагрубилъ мистриссъ Брандонъ и я принуждёнъ былъ вытолкать его. Онъ ужасно былъ разгорячонъ и ругался самымъ свирѣпымъ образомъ, сэръ.
Навѣрно сердце Филиппа такъ билось, когда онъ сказалъ эти послѣднія слова, что ихъ почти нельзя было разслышать; по-крайней-мѣрѣ отецъ Филиппа не обратилъ на нихъ большого вниманія, потому-что онъ прилежно читалъ «Morning Post», и этимъ листкомъ свѣтскихъ новостей скрывалъ выраженіе агоніи на своёмъ лицѣ. Филиппъ послѣ разсказывалъ настоящему біографу это свиданіе за чаемъ и это печальное tête à-tête.
— Я горѣлъ нетерпѣніемъ спросить, что значили вчерашнія слова этого мерзавца, сказалъ Филиппъ своему біографу:- но я какъ-то не смѣлъ. Видите, Пенденнисъ, не такъ-то пріятно сказать напрямки своему отцу: «сэръ, совершенный ли вы мошенникъ или нѣтъ? Возможно ли, чтобы вы были двоеженецъ, какъ намекнулъ тотъ негодяй, и что моё законное происхожденіе и добрая слава моей матери, также какъ и честь и счастье бѣдной невинной Каролины, были разрушены вашимъ преступленіемъ?» Я не спалъ всю ночь думая о словахъ этого мошенника Гёнта, и было ли въ нихъ какое нибудь значеніе, кромѣ пьяной злости.
Такимъ образомъ мы знаемъ, что трое человѣкъ провели дурную ночь по милости дурного поступка мистера Фирмина, сдѣланнаго двадцать-пять лѣтъ назадъ, что конечно можетъ назваться самымъ безразсуднымъ наказаніемъ за такой давнишній грѣхъ. Желалъ бы я, мои возлюбленные братья-грѣшники, чтобы мы носили на своихъ собственныхъ плечахъ всё наказаніе за наши собственныя преступленія; но вотъ вѣдь въ чомъ бѣда: когда Макгита осудятъ на висѣлицу, Полли и Люси должны плакать, страдать и носить трауръ въ сердце долго спустя послѣ того, когда этотъ отчаянный злодѣй влѣзалъ на висѣлицу.
— Ну, сэръ, онъ не сказалъ ни слова, продолжалъ Филиппъ, описывая эту встрѣчу съ отцомъ своему другу: — ни одного слова, по-крайней-мѣрѣ о томъ дѣлѣ, которое болѣе всего лежало у насъ на сердцѣ. Но о модахъ, вечерахъ, политикѣ онъ разговаривалъ гораздо свободнѣе чѣмъ обыкновенно. Онъ сказалъ, что я могъ бы получить отъ лорда Рингуда мѣсто депутата отъ Уингэма, еслибы не моя несчастная политика. Что могло сдѣлать радикала изъ меня, спросилъ онъ, когда я по природѣ былъ самый надменный человѣкъ? (можетъ быть я дѣйствительно таковъ, сказалъ Филь:- да и многіе либералы таковы). Онъ былъ увѣренъ, что я остепенюсь, остепенюсь и буду держаться политики des hommes du monde.
Филиппъ не могъ сказать своему отцу: «сэръ, я сдѣлался такимъ, потому-что видѣлъ какъ вы ползаете передъ знатью». Было много пунктовъ, о которыхъ отецъ съ сыномъ говорить не могли, и какое-то невидимое, невыражаемое, совершенно непонятное недовѣріе всегда присутствовало при ихъ tête-à-tête.