– Отступница, – услышала я голос, больше похожий на стон, и ниже склонила голову. – Ты не только дала волю своим чувствам, что само по себе непростительно, ты нарушила закон, вместо того чтобы следить за его исполнением. И все это только для того, чтобы помочь своему любовнику, который, ко всему прочему, оказался этого недостоин.
– Давайте оставим эмоции в стороне, – вмешался другой голос, деловой и слегка насмешливый. – Мы можем сколько угодно возмущаться ее недостойным поведением, но проблемы это не решит. А проблема очень серьезная.
– Здесь может быть только одно решение – изгнание, – третий голос был хриплый, казалось, что его обладателю не хватает воздуха.
– Да, разумеется, – вновь насмешливый голос. – И что дальше? Кем мы ее заменим? А если даже найдем замену, как это скажется на всех, и в том числе на нас?
– Вы все правы, – заговорил четвертый, и я невольно поежилась. – Никогда ничего подобного не происходило. И какое бы решение мы ни приняли, его последствия предугадать невозможно.
– Так что с ней делать? – возмущенно спросил первый, второй тут же ответил:
– Вам прекрасно известно, что с ней, – он выделил это слово, – мы сделать ничего не можем. А вот она с нами – вполне. Она отступница, кто спорит, но все, чем она владеет, остается с ней.
– Всевидящий обрушит на нее кару… – перебил первый.
– Возможно, но пока он не спешит.
– Значит, изгнание, – как будто подводя итог, прохрипел третий.
Я слушала все это спокойно, словно наблюдала за происходящим со стороны. Я знала, что они правы, и готова была согласиться с любым решением и вместе с тем испытывала боль, которая росла, крепла, и когда она стала невыносимой, как будто кто-то шепнул мне на ухо: «Это все в прошлом. На самом деле тебя здесь нет». И я мысленно согласилась: «Да, это было давно, глупо мучиться, когда уже ничего не можешь поправить». Голоса и комната разом исчезли, и я увидела себя в зимнем лесу. Но видела опять-таки со стороны и сразу поняла – это тоже лишь воспоминание. Я бежала по утоптанной тропинке, а деревья, птицы, звери, казалось, дружно кричат мне вслед: «Отступница». Я знала, что человек, ради которого я совершила преступление, меня предал, что от меня отвернулись все, кто был мне дорог, и в глазах, устремленных на меня, читала лишь осуждение. И при этом мне хотелось смеяться, мне хотелось, чтобы и лес, и эта тропинка никогда не кончались, я пьянела от ощущения свободы и была готова на все, лишь бы ее сохранить.
Открыв глаза, я не сразу сообразила, где нахожусь. А когда поняла, сердце тоскливо сжалось. Мне очень хотелось вновь оказаться в зимнем лесу, бежать неизвестно куда, хохоча от счастья. «Почему кошмары длятся долго, а счастливый сон проходит так быстро?» – задала я себе риторический вопрос, вздохнула, перевернулась на другой бок, в надежде, что, если сейчас усну, вновь увижу тот же сон.
Я закрыла глаза и услышала шаги. Кто-то осторожно прошел мимо двери спальни. «Это Павел», – подумала я со вздохом и приподняла голову, напомнив себе, что приютила пациента психушки.
Я поднялась, набросила халат и приоткрыла дверь. Узкий коридор вел в кухню, и со своего места я хорошо видела Павла. Он стоял возле окна, привалившись к стене плечом. Почувствовав мой взгляд, он резко повернулся.
– Извини, – сказал тихо. – Я тебя разбудил.
Я подошла к нему и теперь разглядывала ночной двор за окном, а чувство было такое, будто я вижу его в первый раз.
– Не спится? – спросила я, чтобы нарушить тишину.
– Кошмары, – пожал он плечами. – Я опять видел тот же сон. Комната, разделенная шторами из пленки, стерильная чистота, белые плиты пола и белые стены, яркий свет бьет в глаза, рядом девушка кричит от боли. А я не могу ей помочь.
– Мне тоже снился сон, – сказала я. – Меня назвали отступницей, а я балдела от чувства свободы. Просыпаться совсем не хотелось, – добавила я грустно. Павел смотрел на меня, хмурясь, как будто решал, следует мне что-то сказать или нет, и наконец произнес:
– У девушки в сегодняшнем сне было твое лицо.
– Это только сон, – пожала я плечами.
– Нет, – твердо сказал он. – Я уверен, все это было в реальности. Ты и я когда-то были вместе. Пока что-то не произошло.
– Глупо доверять снам.
– Это не просто сон. Это воспоминания. Мы там были.
– Где?
– В той комнате. Она существует.
– Знать бы еще где, – невесело усмехнулась я.
– Сегодня я видел все очень ясно. Что, если память ко мне возвращается?
– Тогда тебе нужно радоваться, разве не этого ты хотел? Только если мы там были вместе, почему ты ничего не помнишь, а я помню?
– Помнишь что? – странно робко спросил он, как будто боялся сделать мне больно.
– Ну… кто я, чем занималась.
– А ты уверена, что действительно помнишь?
– Что ты имеешь в виду? – его слова меня насторожили.
– Ты уверена, что это твои воспоминания?
– Подожди, – выставив вперед ладонь, словно защищаясь от него, сказала я. – Конечно, с салоном я напутала, но ведь это не значит, что все свои знания о себе я должна подвергать сомнению.
– Это нетрудно проверить, – помолчав, произнес он.
– Проверить?
– Да. Факты твоей биографии. Начнем с самого простого. Например, с твоих родителей.
– Мои родители умерли несколько лет назад. У меня есть свидетельства об их смерти. Должны где-то быть. В конце концов, есть могилы, на Пасху я ездила…
– Навестим их еще раз, это ведь недалеко, всего сто пятьдесят километров.
– Ты меня пугаешь, – взглянув на него, сказала я.
– Лучше знать правду, чем быть игрушкой в чужих руках.
– Не стоило мне связываться с психом, – разозлилась я. – У тебя совершенно бредовые идеи.
– Посмотрим, что ты скажешь через несколько дней.
– Я не могу выставить тебя ночью на улицу, поэтому до утра оставайся в моей квартире. А потом мы с тобой простимся.
Он пожал плечами, как будто сомневаясь в моих словах. Однако я была полна решимости от него избавиться, а пока на чем свет стоит ругала себя за то, что пустила этого типа на порог своего дома.
Утром я едва не опоздала на работу, потому что забыла завести будильник. Открыв глаза и взглянув на часы, я вскочила, бросилась в ванную, потом попыталась сделать несколько дел одновременно: сварить кофе, погладить блузку и уложить волосы. В суматохе я совершенно забыла о Павле и, только сунув ноги в туфли, обратила внимание на записку возле зеркала в прихожей. «Если захочешь меня увидеть, позвони» – и далее номер. Я скомкала листок, уверенная, что звонить ему у меня желания не возникнет.
Выскочив из дома, я остановила такси и на работу приехала вовремя. Часов в одиннадцать Петрова сняла трубку, чтобы ответить на телефонный звонок, кивнула мне:
– Это тебя.
Мужской голос вежливо уточнил:
– Ермакова Марина Геннадьевна?
– Да, я вас слушаю.
– Моя фамилия Потапов. Потапов Виктор Юрьевич. Я лечащий врач Павла. Вы ведь с ним знакомы?
– Да. Вчера познакомились, – недовольно буркнула я.
– Он ночевал у вас?
Я вздохнула:
– Так и есть. Хотите сказать, что я дурака сваляла?
– Если вы в том смысле, что подвергали себя опасности, то волноваться не о чем, а давать оценку вашему поведению – с моей стороны просто нахальство. Вы взрослый человек и, я уверен, знаете, что делаете. Марина Геннадьевна, я бы хотел поговорить с вами. Это очень важно. В любое удобное для вас время.
– Вы собираетесь беседовать со мной о Павле? – вновь вздохнула я. – Хорошо. Если сможете подъехать в обеденный перерыв, выпьем кофе и поговорим.
– Скажите, куда приехать.
Я сказала, что буду ждать его в кафе, что находилось напротив нашего офиса, и повесила трубку.
– Ты чего кислая? – спросила Петрова.
– Так, ерунда, – отмахнулась я.
О том, где работаю, я вчера рассказала Павлу, а сегодня, после того как он меня покинул, у него, видимо, состоялся разговор с лечащим врачом, иначе откуда бы тому знать обо мне? Интересно, о чем он собирается беседовать?
Я недолго размышляла на эту тему, в тот день было много работы, а когда пришло время обеденного перерыва, я заспешила в кафе. Вошла в небольшой зал и увидела: все столики заняты, что неудивительно в это время, и попыталась угадать, кто из троих мужчин, сидевших за столиками в одиночестве, Потапов. Если он уже здесь, конечно. На его роль, как мне казалось, идеально подходил упитанный дядька с бородкой клинышком и румянцем во всю щеку. Именно так должен выглядеть психиатр, одним своим видом внушая пациентам оптимизм и веру в скорейшее выздоровление. Мужчину неопределенного возраста с бегающим взглядом я отмела сразу, этому только в торговые агенты идти. Третий выглядел обычным служащим, заглянувшим в кафе на ланч. Именно он и оказался Потаповым.
Заметив, что я кого-то высматриваю, он помахал мне рукой и позвал:
Заметив, что я кого-то высматриваю, он помахал мне рукой и позвал:
– Марина Геннадьевна, сюда, пожалуйста.
Я подошла к нему, он, поднявшись, церемонно пожал мне руку и вновь устроился на своем стуле, а я села напротив.
– Спасибо, что согласились встретиться, – улыбнулся он.
– Пожалуйста, – буркнула я. – Скажите, он псих? – спросила я, решив, что политесы разводить ни к чему.
– Павел? Нет. В общепринятом понимании этого слова, нет. Он очень сдержанный, волевой человек с сильным характером. Не знаю, как бы вел себя я, окажись на его месте. Возможно, действительно бы спятил. Его выдержке остается лишь позавидовать. Когда я столкнулся с этим случаем, конечно, первым делом поинтересовался другими подобными. Полная амнезия не такая уж редкость. Обычно это происходит в результате тяжелейшей травмы. Его случай особый. И не только потому, что у него не обнаружено каких-либо повреждений головного мозга. Физически он абсолютно здоров. Дело в том, что в большинстве случаев люди вообще ничего не помнят. Им приходится объяснять, как пользоваться ложкой, некоторые не в состоянии даже ходить, точно грудные дети. С Павлом было иначе. Когда он пришел в себя, он не помнил лишь то, что касалось его лично. Именно это позволяет нам надеяться, что память в конце концов к нему вернется.
– От меня вы что хотите? – ворчливо спросила я.
– Сегодня мы с ним долго разговаривали. Он уверен, что когда-то вы были знакомы. Он вспомнил дом, квартиру…
– Да, конечно, – невежливо перебила я. – Даже часы с кукушкой, что висят на стене. Но я его не помню. Я уверена, что никогда раньше с ним не встречалась.
– Однако встреча с вами может сыграть роль детонатора, даст толчок, и воспоминания начнут к нему возвращаться. Возможно, сперва отрывистые, сумбурные, но это уже большой шаг вперед. Прошу вас, помогите ему. Не скрою, я лично заинтересован в этом деле. Если нам удастся…
– И чем я могу помочь?
– Говорите с ним. Я понимаю, у вас своя жизнь, свои проблемы, но… разве не долг каждого человека помочь ближнему? Или хотя бы попытаться?
– Насчет проблем вы попали в самую точку. Против помощи ближнему я не возражаю, хотя звучит это несколько высокопарно.
– Вы могли бы встречаться с ним время от времени…
– Хорошо. Если вы гарантируете, что он не опасен.
– В этом можете не сомневаться. Если хотите, ваши встречи будут проходить в моем присутствии.
– Где он сейчас, в больнице? – спросила я.
– Он живет в общежитии медицинского колледжа. Не удивляйтесь, так ему будет проще вернуться к нормальной жизни.
– И как успехи? – съязвила я.
– Я ведь сказал, шансы очень высоки.
– Я видела его фотографию в Интернете. За четыре месяца не нашлось никого, кто знал бы его или хотя бы видел когда-то. Вас это не удивляет?
– Не удивляет. Если он был одинок… К тому же довольно сложно узнать человека по фотографии. Милиция продолжает поиски, так что и тут есть надежда. Вот моя визитка, здесь номер мобильного. Звоните в любое время. Павлу я тоже купил мобильный, так что… его номер я записал на обороте.
– Постараюсь позвонить в ближайшие дни.
– Спасибо вам, – проникновенно сказал Виктор Юрьевич.
Я вспомнила, что утром осталась без завтрака, а теперь могу остаться без обеда, и позвала официантку. Виктор Юрьевич тоже решил пообедать. Мы продолжили беседу, она была поучительной, но ничего нового о Павле я не узнала. Теперь я корила себя за излишнюю поспешность, а еще за полную непоследовательность. То я хочу, чтобы Павел был рядом, то видеть его не желаю. А между тем человек нуждается в моей помощи. Но эта его убежденность, что нас что-то связывает, действует мне на нервы. Может, потому, что рождает сомнения? Что он сказал: «Лучше знать правду, чем прятаться от нее»? Выходит, я боюсь этой самой правды? Если я уверена, что никогда раньше с ним не встречалась, чего же тогда бояться?
Через полчаса мы дружески простились с Виктором Юрьевичем, и я отправилась на работу. Петрова с Маринкой еще не вернулись с обеденного перерыва, и я, решив, что дела подождут, заглянула на сайт «Одноклассники», чего никогда не делала раньше. Близких подруг среди однокурсниц у меня не было, и ностальгия меня не посещала, может, потому, что с момента окончания института прошло очень мало времени.
Через несколько минут я нашла то, что искала. На мониторе появились фотографии пяти девчонок и одного парня из моей группы. Их фамилии я помнила и лица, безусловно, тоже. Но других воспоминаний не было. То есть я знала, что вот эта девушка Ольга Воронцова, но как она одевалась, как говорила, как двигалась? Просто имя и лицо на фотографии. На этот раз открытие не вызвало паники, может, потому, что я была к нему готова?
Я быстро напечатала сообщение: «Привет, Оля. Я Марина Ермакова, мы учились в одной группе». Ответ пришел очень быстро: «Ермакова? А ты ничего не путаешь? В нашей группе такой не было. Или ты вышла замуж и сменила фамилию?» Я взяла со стола фотографию, где мы с Петровой стояли в обнимку в ее день рождения, согнула фото пополам, отсканировала и написала сообщение: «Фамилию я не меняла. Взгляни на мое фото». Очередное сообщение пришло незамедлительно: «Я тебя не помню. Никакой Ермаковой у нас в группе точно не было».
«С чего это девушке вздумалось так шутить? – думала я. – Не могла же я, в самом деле, забыть, где училась?» Но я не ударилась в панику, беспокоясь за свой разум. Напротив, я была весьма решительно настроена взглянуть правде в глаза. Придвинула телефон и набрала номер справочной службы. То, что я не помню номер телефона своей прежней работы, неудивительно, а вот дальше чудеса не заставили себя ждать.
У девушки из рекламной компании «Светлана» был приятный голос. Приятный и незнакомый. «Это ничего не значит, – утешила я себя. – За четыре месяца многое могло произойти».
– Простите, я могу поговорить с Мариной Геннадьевной Ермаковой? – вежливо осведомилась я.
– Ермаковой? У нас такой нет.
– Но ведь она работала у вас четыре месяца назад?
– Вы куда звоните?
– Рекламное агентство «Светлана». Я менеджер банка, Ермакова оформила у нас кредит, местом службы указала ваше агентство.
– Боюсь, вас ввели в заблуждение. Я здесь уже пять лет, и никакой Ермаковой у нас никогда не было.
Она повесила трубку, я нервно хихикнула, а потом принялась хохотать. Вошедшая в этот момент Петрова посмотрела на меня с недоумением:
– Чего это тебя разбирает?
Я вновь хихикнула и спросила, обращаясь к ней:
– Петрова, ты меня помнишь?
– В смысле?
– Ну… узнаешь?
– Вот чокнутая, – покачала она головой. – Тебе бы об отчете подумать не мешало, а не дурака валять. Получим нагоняй от шефа, он сегодня не в настроении.
– Ну, хоть ты меня помнишь, уже хорошо, – вздохнула я.
– Что это на тебя нашло? – спросила она с подозрением.
– Переутомление в результате непосильной работы.
Я попыталась сосредоточиться на отчете, в тот момент мне это казалось наиболее разумным. Думать о чем-то привычном, не вызывающем сомнений… и надеяться, что недавнее открытие всего лишь недоразумение, которое, несомненно, разрешится. Но в глубине души я уже знала: рассчитывать на такое везенье не приходится. Павел прав, в той жизни, о которой мне ничего не известно, мы каким-то образом были связаны. А потом что-то произошло, он все забыл, а я помню то, чего не было.
С отчетом я благополучно справилась, зашла в кабинет шефа и положила на стол папку с бумагами, ожидая, что он скажет по этому поводу. Просмотрев документы, Олег кивнул, и я собралась уходить, но возле двери задержалась.
– Я хотела отпроситься на пару дней, если ничего срочного не предвидится.
Олег как будто ждал чего-то подобного, кивнул, приглядываясь ко мне, но вопрос все-таки задал:
– Проблемы со здоровьем?
– Со здоровьем? – удивилась я. – Нет, со здоровьем все нормально. Почему ты спросил, я что, плохо выгляжу?
– Напротив, выглядишь ты прекрасно, – торопливо заверил он. Чувствовалась в нем какая-то маета. – Чем собираешься заняться?
– Надо съездить в родной город.
– Ах вот как. Конечно, конечно, – улыбнулся он и теперь смотрел выжидающе, будто спрашивал: «Еще что-нибудь?»
– Спасибо, – сказала я и покинула кабинет.
Если мое резюме проверяли, должны были узнать, что в рекламной фирме я не работала. Допустим, не проверяли. Дело обычное, просто поленились позвонить. В пятницу шеф вдруг спросил, где я работала раньше. Что-то заподозрил или… ему все было известно с самого начала. По его словам, он давно собирался со мной поговорить. И его повышенное внимание вовсе не следствие большой ко мне симпатии. Но ведь что-то заставило его закрыть глаза на мою ложь. Что-то или кто-то. Сейчас важно ответить на главный вопрос: почему мои собственные воспоминания не соответствуют действительности? Чем я занималась несколько лет назад, если не работала в рекламном агентстве, не училась в университете? Чего я еще не делала? Я знала: если буду задавать себе эти вопросы, непременно сорвусь в панику. А сейчас мне, как никогда, необходим здравый смысл. Итак, завтра утром я отправляюсь в родной город, а дальше… дальше по обстоятельствам.