По дороге узнал, почему «луазик» неисправен. Шофер рассказал. Он хотя тоже из мобилизованных, но шоферы между собой плотнее общаются, интересов общих много. Я плакал… Блин, один в один, как в нашей части с такой же машинкой было. Этот вездеходик числится еще и плавающим. Ну, естественно, его сразу же решили в роли амфибии испытать. Только вот есть у нас, русских, давно замеченная мною особенность — инструкции мы читаем после того, как механизм сломается, а не до его включения. Так и в этом случае, инструкции никто, понятно, читать не стал, заправили, сели и поехали. И даже проплыли сколько-то по речке, ага. Только вот перед тем, как плавать на этом агрегате, надо сначала множество точек загерметизировать специально приложенными в комплекте заглушками. Поэтому шедшая по воде машина начала слегка наполняться водой, на что наши бравые «горе-плаватели» и внимания особого не обратили, а потом резко утопла. Экипаж резво выбрался на берег, тем более что речки в Подмосковье, если подойти с нормальными мерками, ручьи скорее напоминают. Машину вытащили позднее, после того как все участвующие получили плоды из семейства дыневых от командира части. А вот сообщать наверх и, соответственно, получать дыню самому тогдашний командир не решился. Поставили горе-амфибию в гараж, якобы законсервированную, и все. Так и остались я и командир летной группы без положенной машины.
Хорошо, что дома побывал. Оставил жене полученную от начфина сумму, немного продуктов, того самого «гасээма», про который пишут, что это целых пять раз он, и на всякий случай «макарку» с патронами. Благо супруга с ним довольно ловко управляется. В Германии с женами военнослужащих часто стрельбы проводили. Раз уж тут такие непонятные банды бродят, пусть у моей половины хоть один шанс, но будет. Небольшой и не лишний. Наскоро с женой новостями перекинулись, узнал, как она, как дети. Дочь, оказывается, по-прежнему в своей фирме трудится, у них там в связи с войной работы даже прибавилось. Ну, с энергетикой связано, понятно, что в таких условиях важнейшее направление. С сыном тоже все в порядке, он у меня в военной конторе работает, их мобилизация не затронула. Ну, хотя бы про своих узнал, теперь на душе спокойнее, можно воевать дальше.
Вернувшись в часть, успел посмотреть телевизор в комнате отдыха, куда всех собрал замполит, то есть, тьфу, по-новому — заместитель командира по воспитательной работе. Показывали взлет на бомбежку тылов врага моих сослуживцев по дальней авиации. Когда показали взлет «Ту-22М», большинство из моих ребят косились на меня. Да, это точно наши, родной 52-й гвардейский, даже пейзаж аэродромный знаком до боли… Интересно, как они там? Думаю, без потерь. Все же фрицам против современных бомбардировщиков бороться нечем. Не то что «грызунам», которые один самолет моих однополчан все же сумели сбить. Вечная вам память, парни, погибшим, выполняя свой долг. Вечная память и вечная слава.
После показа разошлись по работам. У нас, в принципе, все уже было готово, но лишний раз проверить не помешает. Тем более что основная часть бойцов под командой лейтенанта Крупнова отправились на полигон. Командование выделило аж по два рожка на стрельбы вспомогательного, в сущности, подразделения. Хотя, кто его знает, на войне всякое бывает, и тыл фронтом может стать запросто, так что пусть учатся. Хуже не будет. Жаль, самому пострелять не удастся, но мне тут местный оружейник все пристрелял еще сутки назад и к нормальному бою привел. Так что обойдусь. Да и других дел полно.
Пока работал с документами и осматривал матчасть, появилось время подумать и о происходящем. Удивительно, но наше начальство, похоже, совершенно не собирается применять «эйч-бамб». Почему бы? Обдумывал и так и этак, но все же пришел к определенным выводам.
Первое, конечно, заключается в нежелании заполучить неподалеку от своей территории радиоактивные зоны. Что бы там ни болтали про «чистую бомбу», любая, даже нейтронная боеголовка дает сильное радиоактивное заражение местности. Оно нам надо? Особенно с учетом радиофобии после Чернобыля, всех этих слухов о мутантах и тому подобном.
Второе, если подумать, тоже очевидно. Германские верхи не желали сдаваться даже после превращения почти всей страны в развалины и потери девяти миллионов гражданских. В одном Дрездене, по данным полиции, погибло столько же народу, что и в Хиросиме. Почему наши верхи должны надеяться, что в случае применения атомных бомб они капитулируют? Японцы, например, что бы штатники ни говорили, сдались не от атомных бомбардировок, а после начала советского наступления. К тому же ОДАБы действуют немногим хуже и местность не заражают. А потери сухопутных войск… когда нашу «элиту» останавливали потери простых солдат? Ни при царях, ни при коммунистах, ни тем более сейчас. По этому поводу они точно переживать не будут.
Ну и наконец, третье. Если мы хотим стать «Империей Добра» этого мира, то нам тем более незачем делать европейцев своими врагами. Наоборот, думаю, сейчас вовсю разворачивается обработка всех дипломатов, которые у нас сидят, в Генштабе и Министерстве иностранных дел вовсю бумажки кропают, планы разрабатывая, как мы всех этих «бедных европейцев» возьмем и освободим. Ага, да еще и в Европейский союз объединим. А что, при нашей, пусть и разваленной экономике, да еще Европу добавить, всем остальным претендентам на это место остается только локти грызть.
Не уверен, что прав, но скорее всего именно так у нас в верхах рассуждают и действуют. Наше правительство, конечно, не столь открытое, как в Прибалтике, где, помнится, даже по интернету заседания показывают, но, в принципе довольно предсказуемое в своей политике.
И тут меня вообще осенило. Этот самый северный на свете пушной зверек, это ж вслед за внешними пертурбациями точно внутренние разборки грянут. Начнется такая борьба за власть, что только держись. Как в том анекдоте о мире: «Будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется». Бляха от ремня, и чего я такой умный? Тянул бы себе армейскую лямку и радовался, что нацистов бьем, а я еще и грядущие перемены высчитываю. «Чтоб тебе жить в эпоху перемен», — так китайцы ругаются, насколько помню. Вот я точно вижу, что ждут нас перемены, причем эпохальные. К лучшему или нет, будем посмотреть.
День заканчивается совещанием у командира. Подполковник смотрит явно весело, тоже маньяк боевой, как и все спецназеры, блин. На завтра на 12.00 назначено перебазирование. Летный эшелон — самостоятельно, а остальные — с «Внуково» на транспортниках. В Березу, так ее и разэтак. Похоже, наши к наступлению начинают готовиться.
Александр Маслов, старший лейтенант Российской армии. Где-то под БродамиТретий день войны я встречал усталым и плохо выспавшимся. Армейская привычка мгновенно засыпать в любой обстановке, когда есть такая возможность, у меня еще не выработалась. На срочной службе я мог спокойно спать рядом с работающим дизель-генератором и громыхающими гусеничными машинами «Буков». Но сейчас шумящая техника и гудящие вертолеты выспаться не дали.
Вечером двенадцать боевых вертолетов нашей группы нанесли удар по фашистским обозам. Летчикам повезло. Работали они, как на полигоне. Противодействия не было. Немецкой авиации в воздухе не наблюдалось, а зениток у обозников не имелось. Потом пришел черед ночников. От заката до рассвета они терроризировали немецкие тылы. Под прикрытием темноты движение у фашистов оживилось, опыт подсказывал, что ночью бомбежек можно не бояться. Но на этой войне весь опыт, накопленный за два года войны, пошел насмарку.
Утром на пилотов-ночников смотреть было страшно. Круги под глазами, посеревшие лица, нетвердая походка. Но при этом такие довольные! Каждый из них за ночь сделал по несколько вылетов. И никто не привозил обратно нерасстрелянный боекомплект, кроме «Игл» и ПТУРов, которые генерал просил поберечь. Представляю себе, что сейчас творится на дорогах!
С рассветом началась боевая работа для дневных вертолетов. Теперь они летали не одной большой группой, а звеньями, по две-четыре машины. Охота за тыловиками не прекращалась. Как только вертолет садился, его сразу же начинали готовить к следующему вылету. Летчикам прямо к машине приносили покушать, оружейники пополняли боекомплект, техники лезли в потроха вертолетов, заправщики заливали в баки новую порцию топлива. Такая карусель длилась целый день.
Кто из пилотов и что разбомбил, я так и не узнал. Все тактические доклады и инструктажи прошли мимо меня. Так много в жизни я еще не бегал! Подполковник Кузьменко использовал нашу группу в качестве «горячего резерва». Мы не были приписаны к конкретным машинам и бежали туда, где начинался аврал. Меня же он сделал фактически своим «адъютантом». Я носился от машины к машине, разбирался в проблемах, докладывал подполковнику, контролировал выполнение его приказов.
Кто из пилотов и что разбомбил, я так и не узнал. Все тактические доклады и инструктажи прошли мимо меня. Так много в жизни я еще не бегал! Подполковник Кузьменко использовал нашу группу в качестве «горячего резерва». Мы не были приписаны к конкретным машинам и бежали туда, где начинался аврал. Меня же он сделал фактически своим «адъютантом». Я носился от машины к машине, разбирался в проблемах, докладывал подполковнику, контролировал выполнение его приказов.
Потом пришел борт с отказавшим комплексом наведения. Вертолет обстреляли с земли, после нескольких попаданий двадцать четвертая машина вдруг оказалась почти безоружной.
— Лечу, как голубь мира, над немецкой колонной, — пошутил пилот, показывая мне неработающий комплекс. Правда, я представил себе, что именно он говорил в момент отказа, пролетая над немцами и лишившись возможности эффективно использовать оружие. Представив, я мог лишь порадоваться в душе, что при этом не присутствовал.
Причина отказа нашлась быстро. Пуля зенитного пулемета разворотила разъем на бортовом жгуте, подходящем к одному из блоков.
Когда рекламируют военную технику, очень любят писать, что она хорошо защищена. Пишут это и про современные российские вертолеты. Собственно, даже нельзя сказать, что пишут совсем уж неправду. Действительно, вертолет бронирован. Но вертолет — это не танк, его невозможно обшить броней весь от брюха до кончиков винтов, поэтому в первую очередь защищаются самые важные части. А что самое важное и дорогое в боевом вертолете? Правильно, экипаж. И его кабина бронируется в первую очередь. Остальное защищается уже по остаточному принципу. Чаще всего применяется практика защиты менее важными системами более важных. Прицельный комплекс как раз к «очень важным» не относится. Вертолет может лететь и даже стрелять без него. Даже попадать может, хоть это и намного сложнее. Вот управляемое оружие не применить, это да.
Благодаря подобному расположению оборудования ни один реально критичный элемент не получил повреждений, задело только систему наведения. Особенно хорошо было то, что блок, судя по всему, не пострадал. Заменять его было бы куда сложнее, да еще и неизвестно, есть ли подобный в хозяйстве запасливого Кузьменко? А вот новый разъем нашелся легко.
Хорошо, что сейчас в авиации отказались от разъемов, к которым провода паялись. Перепаивать тридцать ножек — занятие не самое приятное и не самое быстрое. С современными все гораздо проще. Что и показала вчерашняя история с помятым разъемом. Лишь бы не перепутать последовательность монтажа — сгоревший блок, который может получиться при ошибке, на полевом аэродроме не исправить. Но ничего невозможного в этой работе нет. Работу сильно ускорило то, что на проводах остались бирки. Пуля их не задела, по маркировке мы быстро определили, какой провод и куда должен приходить. Потом тщательно перепроверили правильность набивки разъема при помощи прозвонки. Тут, как по заказу, сдох мой тестер. До свиданья, крона, здравствуй, новая! Хорошо, что запасся! Вроде набили все правильно. Потом, от греха подальше, прозвонили разъем по-горячему, под питанием, не присоединяя к блоку. Не приходит ли на какой-нибудь контакт чего лишнего. Лишнего не приходило. Только тогда мы решились подключить блок. Слава богу, он оказался исправным. Комплекс заработал, вертолет снова мог идти в бой.
Довольный проделанной работой, я вылез на свет божий и задумался. Ведь именно в этих краях и именно в эти дни Красная Армия нанесла самые удачные контрудары во всем приграничном сражении. Жуков, прибывший на Украину, стянул шесть механизированных корпусов и попытался отрезать клин танковой группы Клейста. Правда, тогда попытка не удалась. Немцы все-таки смогли свести танковое сражение под Бродами в свою пользу. Надеюсь, что у Хамзина и неизвестного мне украинского генерала-танкиста, чьи подчиненные уже третий день не дают немцам разогнаться, получится лучше. Вспомнив о неудачных контрударах сорок первого, я подумал и о том, что на коммуникаторе есть книжка Исаева, в которой речь идет как раз об этих событиях. Надо будет почитать. Правда, когда удастся добраться до нее, я пока не представлял.
А вечером на аэродроме появились гости. Мы базировались на большом неровном поле в его восточной части. Здесь местность немного понижалась, что давало возможность разместить технику так, чтобы с запада ее не было видно. В средней части на небольшой возвышенности бойцы отрыли окопы. В них обосновались посты визуального наблюдения. Они и подняли тревогу, когда обнаружили приближающихся с запада мотоциклистов.
Порядок действий по тревоге до нас доводился несколько раз. Каждый, как Отче наш, должен был знать, что он будет делать в случае нападения. В результате неразбериха свелась к неизбежному минимуму. Я схватил бронежилет с автоматом и помчался к «своему» окопу. Там, уютно устроившись, сидели два бойца и прапорщик Прокопенко. Прапорщик был человеком обстрелянным, прошел чеченскую и грузинскую войны, дело свое знал крепко. Я, формально старший в бою, готов был подчиняться опытному прапорщику во всем. Именно он руководил оборудованием нашего поста. Только это одно уже говорило в его пользу.
Окоп был сделан очень грамотно. Опытный командир воспользовался тем, что здесь лежало поваленное дерево. Упало оно скорее всего весной, затрухляветь не успело, но лежало явно не первый месяц. Солдаты прорыли траншею за его стволом, а стрелковые ячейки оборудовали под ним. В результате стрелку не было нужды маячить над бруствером, стрелять и наблюдать позволяли импровизированные бойницы под древесным стволом.
В обычное время в окопе сидело двое солдат с одним младшим командиром и ручным пулеметом, но по тревоге сюда выдвигались еще десять человек во главе со мной и молодым лейтенантом только что из училища, фамилии которого я не помнил. Процент офицеров в авиации, даже в наземных службах, был значительно выше, чем в пехоте. Поэтому при обороне аэродрома офицеры фактически возглавляли отделения, и оставался необходимый минимум специалистов для обслуживания техники.
Один за другим к окопу, пригнувшись, подбегали назначенные защитники и быстро скатывались в траншею. Понадобилось совсем немного времени, чтобы лишнее движение прекратилось, каждый занял свое место и приготовился к бою. Я осторожно выглянул в бойницу. По проселочной дороге, выходящей из леса, ехали три мотоцикла. По всей видимости, их обнаружил секрет, который сидел где-то на опушке леса и наблюдал за дорогой. Командиры предпочли на всякий случай объявить тревогу, хотя с девятью мотоциклистами, если они окажутся немцами, справились бы и посты без дополнительного усиления. Пулеметов у них хватало, укрытия подготовили хорошо. Справились бы. Но логика командиров тоже была понятна. А может быть, сзади едет еще кто? Лучше быть во всеоружии!
Мотоциклисты действительно оказались немецкими. Даже без бинокля я различил их форму и характерной формы каски. И в тот самый миг, когда я понял, что передо мной враг, у кого-то не выдержали нервы. Длинная и не слишком умело направленная очередь понеслась к мотоциклистам. Первая машина вильнула и завалилась, но две другие, резко крутнувшись, понеслись назад. По ним стреляли несколько пулеметов, но так и не попали.
А из леса выкатилось еще несколько мотоциклов и два броневика. Теперь немцы спешились на приличном расстоянии, развернулись в цепь и осторожно перебежками двинулись в нашу сторону. Было их не слишком много, несколько десятков, но шедшие за цепью два бронетранспортера придавали им уверенности. В конце концов, по ним стреляли не слишком плотно. Никаких признаков того, что нас здесь много, они не видели, поэтому прощупать оборону им скорее всего казалось делом несложным и вполне безопасным. Не будь у них бронетехники, они вряд ли вели бы себя так. Но под прикрытием тяжелых пулеметов почему бы и не попробовать?
Приближались они не спеша. Особенно не высовывались, под выстрелы не лезли. Когда наши пулеметы начали постреливать, ответили им «крупняки» с броневиков. Наши стреляли не слишком активно. На большой дистанции у немцев за счет бронетехники было некоторое преимущество. Ведь у нас, как назло, не было ни одного крупнокалиберного пулемета или установки ПТУР. А из «Калашниковых» броню не пробьешь. Будь на нашем месте какая-нибудь не слишком хорошо обученная стрелковая рота Красной Армии сорок первого, у немцев были бы все шансы. Но сейчас их ждала, пусть хоть и не образцово подготовленная, но все же пехота двадцать первого века. И на меньших дистанциях у нас было что им предъявить. Автоматы и ручные гранатометы не оставляли им никаких шансов. Мы не спешили раскрывать всю свою огневую мощь. Пусть подойдут поближе. Так продолжалось, наверное, минут пять.
Этого времени дежурному вертолету хватило, чтобы запустить двигатели, раскрутить винты и взлететь. Появление над полем боя боевого «крокодила» резко изменило соотношение сил. Когда-то я любовался тем, как пилоты из группы «Беркуты», единственной в мире пилотажной группы на боевых вертолетах, показывали пилотаж. Теперь я убедился, что они не только замечательно пилотируют вертолеты, но и стреляют прекрасно. Несколькими НАРами пилот накрыл сначала броневики, а потом и мотоциклы немцев. Отстрелявшись, вертолет пронесся вперед. Наверное, проверял, нет ли еще кого на лесной дороге, и исчез за деревьями.