– Всех не перевешаете! – крикнул Денис.
Его наклонили спиной вниз, осторожно опустили на мягкое и теплое – это была сетка, очевидно – металлическая, частая и туго натянутая, она прогнулась и заскрипела, и Денис почувствовал себя вполне комфортно. Правда, в левую икру, в поясницу и в шею уперлись несколько иголок. Денис, как мог, сдвинулся в сторону, но ничего не добился, иголки были многочисленны.
– Зря вы, парни, – сказал Денис. – Я вас всех найду. И отца вашего. Я не зверь, как вы, я вас пытать не буду. Я с вами в футбол сыграю, на девяностом уровне. Там никаких препон нет, ни справа, ни слева. Посмотрим, как вы помолитесь, когда наши ребята пенальти будут бить!
Солнце било прямо в глаза. Сбоку кашлянули и провозгласили:
– Стих первый. «Сначала была нужда, и нужда была в Боге. И стал Бог, а нужды не стало. И стало Семя, и Семя было от Бога. И не было света, чтобы согреть его, и воды, чтобы напитать его. И некуда было ему падать, ибо не было ничего, кроме Бога. И умерло, никуда не упав, и стало прахом. И была скорбь Божия, и гнев, и веселье, и вспыхнул прах Семени его, от гнева и веселья, и стал свет горячий и прозрачный. И увидел Бог…»
– Слушай, – сказал Денис, – прекращай. Развяжи веревки. Я все понял. Считай, что я с вами. Я попрошу Годунова – он вам продолжение напишет. Взрослые серьезные мужики, а занимаетесь хуйней…
Голос окреп:
– «…и увидел Бог, что некуда падать Семени его, ибо ничего нет, кроме света, и второй раз бросил семя в пустоту, и опять стал прах, и прах от праха, и был мертв, ибо не было жизни. И создал Бог жизнь из праха и света, ибо не было ничего, кроме праха и света, и назвал „вода“, что значит „жизнь“. И в третий раз бросил Семя, и упало во прах, и приняло жизнь от Бога, и стало живое. И сказал Бог: есть Бог, есть Семя его, есть прах семени его, есть свет от праха, есть жизнь из праха. Больше ничего нет и не будет. И стало так…»
– Алло! – крикнул Денис. – Брат! Позови старика, надо поговорить.
– Стих второй. «И было Семя от Бога, и упало во прах, и была вода, и свет прозрачный, и вырос Стебель, и путь его был из праха к свету, по прямой. И сказал Бог: вот дорога всего живого, от праха к свету, по прямой, снизу вверх, других дорог нет и не будет. И был Бог весел и счастлив, и удалился, ибо дело было сделано, и не стал Бог нужен быть, и стал повсюду и нигде. И был Стебель, и Стебель от Стебля, и так тысячу тысяч раз, из рода в род, и повсюду была жизнь и свет, и не знали никакой дороги, кроме как снизу вверх, от праха к свету по прямой. И свободно плодилась всякая тварь, и питалась от Стебля, и все лисы имели норы, а птицы небесные – гнезда, и было хорошо, и Бог был везде и нигде. И тысячу раз по тысяче лет прошло».
– Перекури, – сказал Денис. – Устал ведь. Иди чайку попей.
– Стих третий. «И стало много праха, теплого и жирного, и Стебля, и стало изобилие, избыток и тень. И вышел диавол, из жирного праха сгущенный, сын изобилия, дитя избытка и тени. И сказал: знаю другую дорогу, кроме прямой. И многие твари слушали его. И было великое сомнение. И родился из сомнения человек, и мысль его была быстра, а сердце жестоко. И приблизился к нему диавол, ибо где человек – там и диавол, а где диавол – там и человек. И спросил диавол человека: есть ли нужда в Боге? А человек сказал: нет нужды в Боге, ибо все есть; а когда все есть, Бог не нужен. И сказал диавол: живи с этим. И указал тысячу тысяч дорог, кроме прямой, и пошел человек, и до сих пор идет. И угрыз диавол корни Стебля Божьего, и погубил, а Семя не угрыз, но оставил след зубов, ибо Семя от Бога, и угрызть его нельзя. И тогда спрятал Семя во прахе, и запутал следы, и сам забыл, где спрятал. Ибо диавол свои дела не помнит, а только чужие».
– Кстати, – прохрипел Денис, – это правда. Я кувалдой по нему пиздячил, плечо вывихнул, и ничего. И след зубов тоже есть…
– «И перестал расти Стебель, и сделался великий глад. И многие твари умерли, и люди. А другие люди искали пищи и не нашли, и тоже умерли, а третьи ослабли, а иные возлегли без сил и ждали чуда. А диавол торжествовал, и учил так: нет Бога, нет Семени его, и нет Стебля из Семени, и нечем вам питать себя и потомство. Так учил диавол, и как сам был рожден из праха жирного, и сам в жире, отрезал от себя жирное сало, и дал, и сказал: вот пища, моя и от меня, насыщайтесь или умрите, ибо люблю вас более Бога. Еще так учил: нет с вами Бога, а я есть, и всегда буду с вами, ибо Бог без вас может, а я не могу. И дано вам от Бога только Семя его, а от меня – часть меня; любите меня и насыщайтесь салом моим. И насытились твари салом диавола, и человек насытился, и нашел сало диавола сладким и мягким, и триста дней ел сало диавола, и слушал речи диавола. И учил диавол: горек Стебель Божий, но сладко сало мое, неужели выберешь горькое, если можно взять сладкое? А на триста первый день не дал сала своего, и сказал: теперь оно не для всех. Еще так сказал: иди и убивай, и питайся плотью и кровью тварей, она горяча и жирна, и сладость в ней, и сила. И стало так, и кровь залила землю, и лилась тысячу раз по тысяче лет. И стали твари злы, ловки и быстры, а человек злее всех и быстрее, и плотью тварей насыщал себя, женщин своих и потомство свое. И был рад диавол, и весел, и правил миром, но имел одну печаль: найти Семя Стебля и угрызть. И позвал людей, и сказал так: лучшему из вас дам сало свое, если найдет Семя Стебля, во прахе сокрытое…» Сетка остыла, а иглы прибавились в числе и уже ощутимо врезались в кожу. Денис пытался напрячь спину и ноги, выгибал тело, упираясь только пятками и затылком, но каждая попытка встать на «мост» заканчивалась обрушением вниз – иглы вонзались в спину, в ягодицы, в шею, в бедра; постепенно появилась боль. А хуже физической боли было изумление и отчаяние, понимание того, что все происходящее – реальность, все – всерьез, никто не придет и не скажет: вставай, мы просто проверяли тебя и теперь видим, что ты стойкий парень. Здесь хотят изувечить его или убить. Здесь всем наплевать, что он живой человек, молодой и сильный, что он студент, активист слома и гражданин России. Его растерзают, или он истечет кровью, или подохнет от переохлаждения, привязанный за руки и за ноги, под ровное бормотание безумца, читающего безумный текст, сочиненный лучшим другом его, Дениса, отца.
Одна игла вылезла особенно высоко, воткнулась в поясницу, острие было твердым, но сидело неплотно; если Денис пытался сдвинуться вбок, или чуть выше, или ниже, оно шевелилось, но не покидало раны. Попадет грязь, решил он, и – все. Сепсис, гангрена, не спасут.
– Стих четвертый. «И был царь, именем Иоаким, и было царство его велико и изобильно, люди жили сыто и вкушали пищу четырежды в день, и жизнь их была легка. Сам же был пресыщен, жесток и видом подобен сухому дереву. И положил все дни жизни своей на приумножение величия своего и на истребление врагов, и всех истребил, и пропитал земли царства своего кровью врагов в глубину на тридцать локтей, так что нельзя было погрузить плуга в борозду, чтоб не узреть кровь. И нечего было желать ему, и был скучен. И тогда послал людей многих искать во прахе Семя Стебля, и нашли. И повелел Иоаким умертвить нашедших, и уединился, и триста дней смотрел на семя, не умея отвести глаз. И оставил дела, и народ свой, и жену, и потомство. И явился ему диавол, в облике нагой девы, обильной телом, и сказал: бери меня и сало мое, а Семя отдай, ибо желаю угрызть. И искушал его, говоря: кто пробовал меня и сало мое, тот все пробовал, и знает вкус тысячи тысяч яств. И сказал Иоаким: знаю сладость плоти тварей земных, и цвет крови врагов своих, и любовь дев, юных и зрелых, и люди мои сыты, и жизнь их легка; но не знаю горечи Стебля Божия; оставь меня, ибо хочу бросить Семя в почву и увидеть, как взойдет. Ибо не салом жив быть хочу, но промыслом Господа моего…»
– Хватит, – прошептал Денис. – Хватит. Больно.
– «И диавол спросил: откуда знаешь, готова ли почва для Семени сего? И ответил Иоаким: знаю. И сказал так: царство мое велико и изобильно, и полито кровью врагов моих в глубину на тридцать локтей, и люди вкушают пищу четырежды в день, и жизнь их легка; сие есть почва Семени Божьему. Ибо не та почва хороша, что возделана, а та хороша, что полита кровью врагов. Так сказал, и повернулся к диаволу спиной, вышел к народу своему, и бросил Семя в почву, и вырос Стебель до неба, из праха к свету, по прямой, и бежали люди в страхе, ибо то был страх Божий. И посрамлен был диавол. И познал Иоаким царь радость, и призвал народ, и сказал: вкусите от Стебля, и живите, как Бог устроил от первого дня. И еще сказал: более ни капли крови не пролью на землю; да будет мир вовеки. И призвал Иоаким царь немногих вернейших, и сказал: отныне знаю тайну тайн. И сказал так: когда пропитается земля ваша кровью врагов ваших на тридцать локтей, когда люди ваши будут вкушать пищу четырежды в день и жизнь их будет легка – тогда будет готова почва Семени Божьему; тогда ищите во прахе Семя и бросайте в землю. А до того не бросайте, ибо не время. А кто обменяет Семя Божие на сало диавола, тот будет проклят. А кто бросит не ко времени, тот будет дважды проклят…»
Иглы были живыми и теперь сделались остриями кинжалов, глубоко вошедшими в кожу. Руки и ноги онемели, но Денис опять и опять пытался напрячь их, приподнять корпус повыше, и опять после нескольких мгновений ослабевал, и плотнее насаживал сам себя на острия.
– «И повелел Иоаким немногим вернейшим запомнить дословно волю свою, и трижды повторить. И народ его вкушал от Стебля, и был радостен, и никто не желал вкушать от плоти тварей земных. И изгнали купцов, продающих яства из плоти тварей земных, и одежды из шкур тварей земных, и побили камнями продавцов возбуждающих напитков, и вкушали только от Стебля, и пили только воду. И любили только Бога, друг друга и свет желтой звезды. И был золотой век. И когда почил Иоаким царь, триста дней трубили золотые трубы».
«Бамбук, – догадался Денис. – Мы же в Азии, они пытают меня бамбуком. Легендарная китайская казнь. Побеги прорастут сквозь меня. Проткнут. И я умру. От боли, или от потери крови, или от холода».
Он закричал. Это не слишком помогло. А тот, сидящий (или стоящий?) рядом, продолжал читать, монотонно, не прерываясь, – видимо, знал текст наизусть.
– Стих пятый. «Но диавол, быв посрамлен, не отступил, ибо помнил, как научил человека ходить дорогами разными. И был книжник, мечтавший счесть звезды, именем Иофанаил. И явился диавол Иофанаилу, в облике старца, и сказал: смотри, беда грядет. Люди не умеют проливать кровь, не плачут, не завидуют, и не хочет один, чтобы дом его был выше дома соседа его, и не хочет другой, чтобы жена его была краше жены соседа его. И нет мозолей от рукоятей мечей на ладонях воинов. Не думаешь ли ты, что так будет всегда? Не боишься ли ты, что придут дальние народы, вкусить от Стебля, как ты вкушаешь? И ответил Иофанаил: боюсь. Ибо уже идут. Ибо слух о Стебле наполнил дальние земли, и многие желают вкусить и познать радость. И сказал диавол: не бойся, что явятся многие; бойся, что явятся все. И спросил диавол: не боишься ли ты, что от Стебля вкусят все люди, сколько их есть? Не боишься ли ты, что не хватит? И ответил Иофанаил: боюсь. И спросил диавол: что вкушать будешь, когда придут все, сколько есть, когда толпы будут топтать детей твоих, и пыль до неба будет стоять над домом твоим во всякий день? И ответил Иофанаил: не знаю. И сказал диавол: вкуси сала моего, и укрепись. И вкусил Иофанаил, и укрепился телом, и стал весел и жесток. И сказал диавол: иди и сожги; так спасешь дом свой и народ свой. Ибо кто имеет – тот слаб, а кто не имеет – силен, и горе тому народу, который имеет больше, чем другой народ. И сказал Иофанаил: так. И пошел непрямой дорогой, в нощи, и предал огню Стебель Божий. И пришли люди, и схватили Иофанаила, но не пролили крови его, ибо так наказал Иоаким царь, но изгнали. И прокляли имя его, и потомство его».
Рубаха и штаны понемногу пропитывались кровью. Денис решил, что досчитает до ста, а потом все расскажет. Про Глеба Студеникина, про семя стебля, про борозды от зубов диавола на его поверхности. Про то, как хотелось бросить семя в почву. Пропиталась ли московская земля кровью на тридцать локтей? Конечно. Нет другой земли, так же пропитанной кровью, как московская земля. Сыты ли люди, легка ли их жизнь? Разумеется. Бесплатный хлеб, овощи стоят гроши, телогрейки и валенки есть у всех, а главное – повсюду улыбающиеся лица. Самое время бросить семя в почву. Вознаградить своих братьев за усердие и терпение. Вырастет трава, снизу вверх, по прямой, до неба, и каждый вкусит и будет радостен.
– Стих шестой. «И были немногие, числом тридцать, из земли Иоакима царя. И знали, где сокрыто Семя Божие, но молчали, не говоря ни женам, ни братьям, ни сыновьям, ниже друг другу. И сколько было Семян Божиих, стало тайной тайн. Может быть, десять, может быть, тысячу раз по десять; сего никто не знал. И с тех пор так есть. И гибли великие царства, и земли погружались в воды морские, и огненные горы падали с неба, и кровь лилась подобно рекам, и было так тысячу лет. И гибли те, кто знал, что такое есть Семя Божие и где сокрыто. И умирали, но передавали тайну и веру из уст в уста, из рук в руки.
И вот, был город городов, окруженный стеной в тысячу локтей, и слава его гремела по земле. И многие народы тщились покуситься на богатства города городов, ибо знали: кто голоден, тот силен, а кто сыт, тот слаб. И пропиталась земля под стенами города кровью в глубину на тридцать локтей. Но не нашлось народа, покорившего город городов, и люди его преисполнились гордыни, и не знали меры ни в чем. И видя, что нет силы, чтоб их погубить, сами себя губили. Ибо нельзя, чтоб один не губил другого – сим крепок род людской от века и до века.
И был один, именем Иемар; не мудрец, но человек ума; не воин, но человек силы; не святой, но человек сердца. И знал, где сокрыто Семя Божие, ибо кто имеет ум, силу и сердце, тот знает все. И пришел в город городов, и увидел великое торжество, и огни, и звуки труб, и многих праздных, не знающих меры ни в чем. И спросил одного: что празднуешь? Тот сказал: ничего. И пошел Иемар, и спрашивал, что празднуют, и не услышал ответа. И увидел богатство, и изобилие, и сытых, и веселых, и увидел, что едят четыре раза в день. И увидел горе, и нищету, и сомнение, и смерть. И увидел алчбу и зависть, и гнев сокрытый. И ножи, тайно точимые теми, кто зол, ради горл тех, кто ленив и беззаботен. И увидел, что плачет, кто создает, и смеется, кто тратит и расходует. И увидел все, но согласия не увидел. И сказал: настало время. И пошел, и взял Семя Стебля, и бросил в землю. И вырос Стебель до неба, по прямой, из праха к свету.
И сказали люди города: сие нам во вред. И еще сказали: сожжем Стебли, и не дадим прорасти новым побегам. И призвали ученых мужей, и устроили препоны для Стебля, из железа и камней, но тщетно. И пришел Иемар, под видом ученого мужа, и говорил: глупцы! Сие Семя Бога нашего, который везде и нигде. И Стебель его не остановить, ибо путь жизни и благодати всегда снизу вверх, по прямой, из праха к свету; сей путь един, другого нет, и кто ставит препоны на сем пути – тот против истины, жизни и благодати. И ответили ему: нет; сие во вред нам. И спросил Иемар: целы ли жилища ваши, и дороги, и храмы? И ответили: целы. И спросил Иемар: не в том ли промысел Божий, чтоб все было цело, и никто не мешал никому, как не мешает вам Стебель зеленый? Вкусите от Стебля и будьте радостны, как радостен Бог, сущий везде и нигде. И послушали Иемара, и стали вкушать от Стебля, но не знали меры. И кто вкусил без меры – сам стал Стебель. Ибо всему есть мера, ниже радости и любви, а кто не знает меры, тот губит и радость, и любовь. И многие, будучи людьми, стали Стеблями. И схватили Иемара, и обвинили, и говорили: ты виноват. И сказал Иемар: кто знает все, но не знает меры, тот ничего не знает. И устроили дознание, и терзали Иемарову плоть, дабы понять, где сокрыто Семя Стебля. И терзали тридцать дней.
И понял Иемар, что силы его на исходе. И воззвал к Богу, и просил укрепить его. И явился Бог Иемару, в облике ребенка, и сказал: нет такой тайны, чтоб ради нее пролилась кровь достойного.
И велел Бог Иемару: не молчи; иди и скажи. И спросил Иемар: все ли говорить? И ответил Бог: все. И спросил Иемар: всем ли сказать? И ответил Бог: всем.
И велел Бог Иемару: иди и скажи так. Есть Семя Божие, сокрытое ото всех. И как Бог есть повсюду и нигде, так Семя его повсюду и нигде. И почва Семени сего не в поле распаханном, где человек в поте лица растит хлеб свой. Но где празднуют без повода и меры, где вкушают пищу четыре раза в день, где пропитана земля кровью на тридцать локтей, где один создает, а девять тратят и расходуют – там почва Семени сего.
И велел Бог Иемару: иди и скажи так. Аз есьм человек. Не брат вам и не враг вам, но сеятель Семени Стебля Божьего…»
Денис перестал слушать, все слилось, склеилось, перестало быть разным и сделалось единым целым – и семя стебля, и сало дьявола, и сбережение сбереженного, и пьяная Таня, увозимая вертолетом над многими золотыми куполами старой Москвы или одним серым куполом Москвы новой, и личная кувалда с насечками, и мама, только что принявшая цереброн, и врезавшиеся в плечи лямки рюкзака, набитого балабасом, и расписание регламентов, и конвертируемые литиевые червонцы, и желание жить, как доктор прописал, и бог, сущий везде и нигде.
И когда раздались глухие хлопки выстрелов, топот сапог, восклицания, шум борьбы, и стоны, и хрипы – Денис не придал звукам значения; какая разница, что с ним сделают, погубят или спасут, замучают или продегустируют, если бог, жизнь, истина, сила – везде и нигде?
Глава 7
Очнулся оттого, что ему было хорошо. И когда понял, что ему хорошо – стало еще лучше. Прислушался, огляделся. Не было ни веревок, стягивающих запястья и лодыжки, ни бамбуковых лезвий, вонзившихся в спину. Никто не читал над ним священных текстов, и вместо белесого неба над головой слабо светился обычный потолок.
Он лежал в регенерационной капсуле, до подбородка погруженный в гель, пахнущий спиртом. Раны на спине слабо чесались. Комната была пуста, за окном шевелились кленовые ветки.