– М-мы пришли с м-миром, – взвизгнул Касс.
Рот мужчины приоткрылся. Из его уголка вытекла струйка слюны и, покачиваясь, повисла на подбородке.
– И с миром вам следует покинуть сие место, – высокопарно, но с идеальным британским выговором четко и ясно произнес он.
– Кто вы? – спросил я.
Мужчина посмотрел на меня со странным выражением на лице, которое могло означать как брезгливость, так и интерес.
– Для изволивших спросить, коих, к великой печали моей, не так уж много, – ответил он, – я Канавар.
Глава 21 Гном? Пикси? Тролль?
Канавар был маленьким, а нитка слюны с его подбородка все удлинялась, и этот факт вызывал во мне стойкое отвращение.
– Вы не могли бы отойти? – попросил я.
– Я знаю, о чем вы изволите думать. – Канавар отпрыгнул в сторону, и капля слюны, сорвавшись, с тихим шорохом упала на землю в двух дюймах от моего уха. – Гном! Пикси! Тролль!
– Я ничего такого не думал! – возразил я.
– Ха! Мои члены, может, и кривы, но я быстр и силен, – прокаркал он. – Ворам и щипачам стоит остерегаться такого, как я! Но вы пока еще так юны и неопытны – во всяком случае, большинство из вас, – что я, пожалуй, отпущу вас и не стану поднимать шума.
– Прошу вас, – начал я, – если вы как-то связаны с музеем…
– Как-то связан? – Он подошел к выступающему из земли камню и вытолкнул его ногой. – Я служу здесь! Я археолог, криптолог, океанолог и дэю!
– Дэю? – переспросил Касс.
– Доктор юриспруденции! – расшифровал Канавар. Его лицо помрачнело. – Но в силу некоторого напряжения, вызываемого моей внешностью и темпераментом, я предпочитаю работать после закрытия. Вот и все. А теперь извольте покинуть территорию, иначе я буду вынужден связать вас и представить завтра на суд общественности!
– Думаю, он хочет сказать, что сдаст нас полиции, – сказал Касс.
Я лихорадочно соображал, что предпринять.
– Мы хотели всего лишь немного осмотреться. – Я поднялся на ноги. – С нами один человек, он приехал издалека, великий археолог, но ему ужасно нездоровится. Это его… предсмертное желание.
Глаза Канавара метнулись в сторону фургона, где сидели доктор Бредли и профессор Бегад. Он подобрался к машине и заглянул в окно.
– Клянусь призраком Мавсола! – изумленно выдохнул Канавар. – Это же… Редди?
– Прошу прощения? – удивился профессор Бегад.
– Мои искренние извинения! – воскликнул Канавар. – Редди – так вас величают между собой ваши поклонники из Оксфорда. Вы же Радамантус Бегад, Султан Ученых, Эрцгерцог Археологов, не так ли? Каким ветром вас сюда занесло? И что я могу для вас сделать? Канавар, ваш преданный служитель, к вашим услугам!
Доктор Бредли и профессор Бегад ошарашенно смотрели на кривого карлика. Мгновение никто не знал, как на все это реагировать.
– Да-да, я Бегад, – спохватился профессор, его голос был тих и слаб. – И, э-э… да, определенно, вы можете кое-что для нас сделать. Во имя археологии. Этим людям необходимы… э-э… ваши знания о Галикарнасском мавзолее.
Канавар выпрямился во весь рост, чем никого не впечатлил:
– О, клянусь бородавками тонкого носа Артемисии… Полагаю, мне предстоит работа. Я правильно вас понимаю? В таком случае извольте проследовать за мной.
Он отпрыгнул от фургона и скрылся за углом замка в том направлении, откуда мы пришли. Мы же, пораженные происходящим, остались стоять на месте.
– Моя мама говорила мне не верить в лепреконов, – пробормотала Эли.
– Придется сделать исключение, – отозвался я.
* * *– Клянусь благословением Асклепия, что за история! – восторгался Канавар, сидя на куче камней. – Так вы пребываете в поисках некой… сферы целебности? Я правильно вас понял?
Касс бросил на меня вопросительный взгляд:
– Мы изволили выразиться сиим образом?
– Думаю, он имеет в виду исцеляющий локулус, – сказал я. – Слушайте, Канавар…
– Доктор Канавар, – поправил меня карлик.
– Доктор Канавар. Как я уже рассказал, наша организация – Институт Караи, который возглавляет профессор Бегад, – считает, что данная реликвия была спрятана в мавзолее.
– О, это ужасно, – Канавар нахмурился, – ведь сие означает, что она, скорее всего, давно уничтожена. Разрушена в ходе строительства. Украдена. Затоплена. – Он махнул рукой на замок. – Узрите же, вот что осталось от вашего мавзолея! Камни обратились в пыль. Пыль запекли в кирпичи. Барельеф там, статуя здесь… Все ради возведения этого… убожества! Памятника раздутому рыцарскому эго! О, какое несчастье!
И он зарыдал, капая слезами на лежащие перед ним камни, которые он то и дело переставлял местами. Касс и Эли в отчаянии посмотрели на меня.
Я встал и пошел по двору. Почему я не слышал Песню гептакиклоса? Я чувствовал ее у лабиринта в горе Оникс, в монастыре массаримов на Родосе, в Висячих садах Вавилона… Она должна была звучать и сейчас!
Но все мои необычные ощущения сводились лишь к едва уловимому теплу, которое испускали здешние камни. Может, это был намек на разбитый локулус? Что, если его осколки таятся в цементе и кирпичах в стенах замка?
– Канавар… – начал я.
– Доктор Канавар.
– Точно. Значит, какие-то камни мавзолея использовали в строительстве. Но возможно ли такое, что какие-то были вывезены отсюда? Могли ли части мавзолея сохраниться где-нибудь еще?
– Сие место считалось раем для воров, – сказал Канавар. – Некоторые смогли уйти с добычей – по большей части это были пришедшие по суше. Кто-то продавал украденные камни и драгоценности на открытом рынке. Но воры посерьезнее, мой мальчик, шли сюда морем. Это были мужи, в сердцах коих бесстрашие в равных долях граничило с глупостью. У них было мало шансов насладиться своим добром.
– Добром? – не понял Касс.
– Пиратским добром, – объяснила Эли. – В смысле награбленным.
Канавар указал на море:
– Морское дно в здешних краях усыпано останками кораблей, которые везли в своих трюмах части мавзолея. Песок и кораллы поглотили тела тех, кто пал жертвой проклятия Артемисии.
– Артемисия, – задумчиво повторила Эли. – Так звали жену правителя Мавсола.
Канавар кивнул:
– Она же была его сестрой.
– А разве это законно? – спросил Касс. – Не говоря уж о том, что это отвратительно.
– Мир был иным в те времена. – Канавар наклонил голову. – Я представляю вам самое важное из последних открытий, связанных с мавзолеем. Сии камни, что лежат передо мной, были подняты с морского дна одним отважным и исключительно умелым дайвером. Если быть совсем точным – мной. Я посвятил сему жизнь – нахождению всех обломков. Чтобы вернуть их. Если они были частью мавзолея, они должны быть возвращены. Туда, где их место. Лишь там они вернутся к жизни. Лишь там их существование обретет смысл.
Я опустился на колени перед камнями. Они были небольшими, примерно четыре-пять дюймов в длину, и представляли собой ровные геометрические фигуры. Какие-то выглядели совсем новенькими, другие – поцарапанными и древними, а поверхность некоторых была прочерчена прямыми линиями.
Мелкие черты лица Канавара засветились от гордости.
– Видите сии выбитые линии? Я смею полагать, что они складываются в особый символ или знак. Точнее, в греческую букву «мю», эквивалент нашей «м», первой в слове «мавзолей».
– Но в то время это место принадлежало персам, – возразил я, смутно припоминая свои изыскания, – а не грекам.
Канавар кивнул:
– Эти земли были частью персидского княжество Карии. Но будучи портовым городом, Кария служила домом множеству национальностей. Мавсол прослыл правителем независимым и открытым. Он нанимал греческих архитекторов и скульпторов. Отсюда и объяснение наличия греческой «мю». Не желаете увидеть, как выглядит собранный знак?
Он быстро составил своими длинными тонкими пальцами прямоугольник.
– Как вы изволите наблюдать, сие есть «М»! – торжественно объявил Канавар.
Я кивнул:
– Только некоторые камни светлее, чем другие.
– Да. Сии я поднял с корабля. Многие годы я провел в изучении их, гадая, что они могут означать. Я складывал и перекладывал их, пока наконец перед моим внутренним взором не забрезжило видение буквы «М», хотя некоторые части и отсутствовали. И тогда я выточил новые взамен утерянных. Чтобы заполнить недостающее. Они выглядели темнее, но иного материала у меня не оказалось.
– Погодите, то есть вы все придумали? – спросил Касс. – Увидели парочку линий и решили, что они составляют букву «М»? А если здесь что-то другое?
Канавар бросил на него недовольный взгляд:
– По-вашему, к примеру, буква «Q» подходит мавзолею больше?
Фыркнув, он развернулся и, тяжело топая, пошел к Торквину и папе.
Мы с Кассом и Эли присели на корточки вокруг камней. Я коснулся каждого из них по очереди.
– Они теплые, – сказал я. – Но только те, что старые.
– А по мне, они все одинаковые, – удивился Касс.
– А по мне, они все одинаковые, – удивился Касс.
– Вам не кажется, что они какие-то маленькие? – Эли подняла один и покрутила в руке. – Вспомните хотя бы надпись на Доме Вендерса – там буквы огромные. А теперь представьте эту штуку наверху мавзолея. Ее же никто бы не смог разглядеть.
Я прижал ладонь к одному из камней и задержал ее в таком положении. Кожу стало колоть. Эли и Касс внимательно смотрели на меня.
– В этих камнях что-то есть. – Я аккуратно разделил их на две группы: старые – в левую, новые – в правую. – Я что-то чувствую, – сказал я. – Но только от тех камней, что светлее, от старых. Это не Песня, это что-то другое.
– Возьми один и походи вокруг, – предложила Эли. – Может, они как счетчик Гейгера. Запищит, когда ты окажешься рядом с локулусом.
Я подобрал камень и принялся расхаживать по двору, прошел мимо ворот, затем вернулся назад к обрыву.
– Молодой человек, вы ищете уборную? – послышался голос Канавара.
– Нет, все нормально. – Я посмотрел за береговую линию на запад. Представил корабли рыцарей Святого Петра, идущие на всех парусах. Исчезающие за горизонтом… С трюмами, забитыми искусными статуями и ограненными камнями…
«Если они были частью мавзолея, они должны быть возвращены. Туда, где их место. Лишь там они вернутся к жизни. Лишь там их существование обретет смысл».
Я развернулся и подошел к Канавару, который сейчас о чем-то говорил с папой и Торквином.
– Канавар… – начал я.
– Доктор Канавар, – вновь поправил он меня.
– Доктор Канавар. Я бы хотел попросить вас о большом одолжении. Можно ли нам отнести ваши камни на то место, где раньше стоял мавзолей?
– Но мы ведь там уже были! – шепнул Касс. – И ты сказал, что ничего не почувствовал.
– Я хочу попытаться еще раз, – ответил я. – С камнями.
Канавар перевел взгляд с папы на Торквина и усмехнулся:
– Ах, дети, им лишь бы повозиться с камнями! И сколько ни тверди им о ценности антиквариата, они все пропускают мимо ушей. Мистер Маккинли, уверен, вы уделите должное внимание воспитанию вашего отпрыска, дабы уберечь его от проявления культурного неуважения.
– Простите? – несколько обескураженно спросил папа.
Канавар отвернулся и бочком пошел к оставленным камням:
– Ваши извинения приняты. Доброй ночи.
Папа посмотрел на Торквина. Тот понимающе кивнул, обогнал Канавара и двумя взмахами своих широченных ладоней подобрал все камни.
– Я… Я прощу прощения… – опешил Канавар. – Следует ли воспринимать сие как своего рода шутку?
Торквин сунул камни в рюкзак, после чего схватил Канавара за шкирку и поднял его:
– Торквин тоже любит возиться с камнями.
Глава 22 Сокрытая в камнях тайна
– И это все? – спросил папа. – Ты уверен?
Яма была около тридцати футов в длину и ширину. Ее окружали кучи камней и обломков, залитых мягким светом фонарей. Я опустился на колени у разбитой колонны, лежащей сбоку ямы подобно выкорчеванному голому стволу дерева.
В словах папы был резон. Здесь не было ничего примечательного.
– Хорошие камни, – сказал Торквин, с глухим буханьем уронив рюкзак на землю. – Пойдет на неплохое патио.
– Итого, господа вероломные нападающие, – пробурчал Канавар, – вы не только вынудили меня пропустить вас сюда с помощью моей магнитной карты, но вы также осквернили сие священное место.
– Заглохни, гном, – отозвался Торквин.
– С Колоссом у нас хотя бы были его обломки, – вздохнул Касс. – А как восстановить Чудо света, если оно частично уничтожено?
Эли присела у скульптуры головы какого-то животного:
– Похоже на мушушу.
– А мне кажется, это лев, – возразил Касс. – Мы уже не в Вавилоне, Тото.
Доктор Бредли подкатила ко мне кресло-каталку с профессором Бегадом.
– Дело предстоит трудное, Джек, – сказал Бегад. – Но археология по своей сути – это всегда поиски крупицы бриллианта в горе мусора. Нельзя упустить ни единой песчинки, сынок.
– Да, – согласился я. – Спасибо.
Но с чего начать? Я присел у маленького плоского камня, немного похожего на те, с какими работал Канавар, и провел по нему ладонью.
Эли положила на нее свою руку:
– Я что-то чувствую.
Я вздрогнул и выдернул руку из-под ее ладони.
– Ты чего? – удивилась Эли.
– Ничего, – поспешно ответил я. – Просто ты меня напугала.
Прищурившись, Эли посмотрела на меня:
– Ты покраснел.
– Вовсе нет. – Я отвернулся. – Ты… ты сказала, что что-то почувствовала. Что именно?
– Тепло, – сказала она.
Я сглотнул.
– Тепло?
– У замка ты сказал, что камни кажутся тебе теплыми. Я попыталась почувствовать это тепло через твою руку. – Эли улыбнулась. – А ты что подумал?
У меня запылали щеки.
– Ничего я не думал!
Она продолжала смотреть на меня. Я же просто сидел и краснел как идиот и ничего не мог с этим поделать.
Я еще раз коснулся камня. Он и в самом деле был теплым. Мои пальцы заскользили вверх, пока не наткнулись на диагональную линию, похожую на вздувшуюся на руке вену.
– О, вы обнаружили мой любимый рельеф, – раздался совсем близко голос Канавара. Он успел подобраться к нам и теперь водил скрюченным пальцем по высеченной в камне линии. – Удивительная четкость и прямота.
– Похоже, они вырезаны тем же греком, что высек вашу букву «М», – сказал Касс.
– Опытный глаз немедленно уловил бы различие в технике исполнения, – нахмурился Канавар. – Сии линии выступают над плоскостью фона, а не вырезаны в нем. Сие есть совершенно иной процесс.
Я заметил еще один плоский камень, за ним – другой. Потянувшись к рюкзаку, я достал из него фонарик и посветил вокруг: тусклого света фонарей было явно недостаточно.
– Да их тут много. – Я указал на еще несколько похожих камней. – Вон там. И там. И там. Думаю, все они являются частью одного большого барельефа.
– Неужели? – насмешливо улыбнулся Канавар. – А может, вы также обладаете сверхъестественным видением, что явит вам изображение самой Артемисии?
– Вы зря его недооцениваете, – усмехнулся папа. – Он выиграл соревнования по складыванию пазлов среди средних школ в Первом дивизионе. Мы еще праздновали это мороженым.
– Соревнование по складыванию пазлов? – переспросила Эли. – В дивизионах?
– Мороженым? – добавил Касс.
– Как ми-и-ило, – протянул Торквин.
Мое лицо опять запылало.
«Сосредоточься! Забудь о них! Ответишь им позже».
Я уставился на обломки, мысленно крутя их и переставляя. Затем я собрал их и разложил перед собой.
И осторожно, боясь повредить края, составил вместе.
– Похоже на какую-то плиту, – сказала Эли. – С выгравированной семеркой наоборот.
– Может, персы читали справа налево? – предположил Касс.
Папа задумчиво склонил голову набок:
– У кого-нибудь есть предположения, что это может означать?
Я сомневался. Но перед глазами все крутились фрагменты, из которых Канавар сложил свою букву «М». Что-то здесь было не так.
– Торквин, – сказал я, – дай мне, пожалуйста, камни Канавара – все.
– Смею заметить, сей вопрос стоит адресовать непосредственному владельцу камней, – заметил Канавар, – который рисковал жизнью, чтобы добыть их.
– Вы позволите, доктор Канавар? – попросил я.
Канавар с триумфальной улыбкой вскинул голову:
– У вас есть мое позволение.
Торквин вытащил из своего рюкзака камни и передал мне. Я выложил их перед собой, отделяя светлые от темных. Затем, отодвинув новые, я начал складывать старые.
– М-м, позволю себе напомнить, – сказал Канавар, – о потребности в оставленных вами камнях. Ибо они были лично вырезаны моей скромной персоной, дабы восстановить историческую букву «М»…
Установив последний фрагмент, я улыбнулся:
– Это никакая не буква «М».
– Это семерка! – воскликнул Касс. – Я был прав – эти штуки никак не могли складываться в букву «М»! Да-а!
Я услышал слабый возглас профессора Бегада:
– Умница!
Глаза Канавара, казалось, увеличились вдвое.
– Что ж, полагаю… сей вариант имеет место быть…
– Вырезанная в камне семерка… – Глаза папы скользнули по плоской табличке, которую я только что собрал. – И еще одна семерка – точно такого же размера, но выступающая. Ты думаешь о том же, о чем и я?
– Похоже на то. – Один за другим я сложил на плиту найденные Канаваром камни в перевернутом виде, повторяя узор.
Стоило мне опустить последний, девятый фрагмент пазла, как мое тело задрожало.
Папа схватил меня за руку:
– Что это? Песня гептококкуса?
– Гептакиклоса, – поправил я. – Да. Это она.
Вибрации пронизывали меня всего, начиная от головы и заканчивая пальцами на ногах.
Эли покачала головой:
– Это не Песня, Джек…
До моего слуха донесся плеск сорвавшихся с обрыва в море камней. Лицо Эли расплывалось, а мои колени будто превратились в желе, как если бы я стоял в едущем поезде или на доске для серфинга.