И зарыдала в голос.
Федя прижал ее к себе, стал целовать мокрые от слез глаза… щеки… губы…
Тут наверху вновь открылась дверь сороковой квартиры, шестидесятилетняя «бабушка» с тяжелым ведром в руке подошла к краю лестницы и… с размаху окатила их водой из этого ведра.
– Твари! – крикнула 60-летняя. – Сволочи! Весь подъезд затрахали уже! Вон отсюда!
Мокрые и возбужденные, Ивана и Федя выскочили из подъезда и наткнулись на девятнадцатилетнего парня с детской коляской.
– Пацаны, – сказал им парень, – закурить не дадите?
Федя остановился, порылся в карманах.
Парень обратил внимание на их мокрые головы и куртки.
– Чё это с вами? Царицына, что ли? Из сороковой?
Федя протянул ему початую пачку сигарет.
– А ты ее знаешь, что ли?
Парень взял сигарету, одной рукой прикурил, а второй закачал коляску, в которой захныкал ребенок. И сказал:
– Кто ж ее тут не знает? Такая сука!
– А сына ее тоже знаешь?
– А то ж! – сказал парень. – Евгений Николаевич – клевый мужик! Не то что мать!
Ивана напряглась, смотрит на парня во все глаза. А Федя осторожно спросил:
– А как нам его найти? Очень надо.
– По делу. Честное слово, – добавила Ивана.
– Дак это легко, – сообщил парень, усиленно качая коляску с ребенком. – Четвертая жэ-дэ больница. За вокзалом.
Тут над ними, в окне второго этажа, распахнулась форточка, из нее высунулась юная мамаша:
– Алексей! Ты что? Над ребенком куришь?
Парень испуганно отбросил сигарету.
– Все, пацаны. Я спалился…
Школьный коридор был забит учениками старших классов. Шумная толчея, обрывки разговоров и музыки из плейеров и мобильных телефонов. Ивана стояла в стенной нише, Федя отгораживал ее от остальной толпы.
– Мы сегодня идем к твоему отцу или не идем?
– Не знаю, Федь…
– Так решай! У меня тренировка…
– Федь, я боюсь. Я о нем столько лет мечтала. А он… Вдруг он такой, как его мать?
Федя взял ее за руку:
– Поди сюда!
И решительно потащил по коридору.
– Куда? – спрашивала она на ходу.
Федя, не отвечая, распахнул дверь с табличкой «ДИРЕКТОР ШКОЛЫ». За дверью, в глубине кабинета за директорским столом сидела женщина лет сорока.
– Елена Викторовна, – сказал ей Федя, – можно, я от вас позвоню?
Елена Викторовна глянула на него с изумлением.
– Нам очень нужно, Елена Викторовна!
– Ну… – протянула она. – Позвони…
Федя подошел к столу, снял телефонную трубку, набрал 09.
– Справочная? Четвертую железнодорожную больницу, пожалуйста… Пишу… – И, взяв со стола ручку, записал на директорском листике для заметок. – 52-14-40. Спасибо.
Елена Викторовна изумленно следила за ним.
Федя дал отбой, тут же набрал номер больницы и повернулся к Елене Викторовне:
– Елена Викторовна, извините, это по личному…
Она не врубилась:
– То есть?
– Ну это конфиденциально, честное слово, – и глазами показал на дверь. – На одну минуту.
– Ну знаешь!
Тем не менее она встала и вышла из кабинета.
– Алло, больница? – сказал Федя в телефонную трубку. – Это из школы номер семнадцать, от директора. Я могу услышать доктора Царицына? Спасибо. – И протянул трубку Иване: – Держи, сейчас соединят.
– Ты сдурел!! – испугалась Ивана.
– Держи, я сказал!
Между тем в трубке уже звучал мужской голос:
– Алло! Алло, говорите!
– Минуту, доктор, соединяю, – сказал Федя в трубку и насильно сунул ее Иване.
– Евгений Николаевич? – трусливо сказала Ивана в эту трубку. – Здра-здравствуйте… З-знаете, я… Я хотела бы с вами встретиться…
– А по какому вопросу? – спросила трубка.
– По личному.
– Хорошо. Приходите сегодня до двух.
– Спасибо, – обрадовалась Ивана. – Я приду! Обязательно!
Она осторожно положила трубку, и счастливые слезы вдруг покатились по ее щекам.
– Ты чего? – спросил Федя.
– Я папу нашла…
Но тут Елена Викторовна заглянула в дверь:
– Разрешите?
С громким гудком и подняв колесами снежную замять, поезд с грохотом несся мимо них на восток. Десять вагонов… двадцать… тридцать… Какие-то цистерны, пульманы…
– Блин! Мы опаздываем! – крикнула Ивана.
Наконец, пропустив последний вагон, Федя и Ивана перешли пути и бегом припустили через привокзальную площадь к зданию с вывеской «ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНАЯ БОЛЬНИЦА № 4».
В вестибюле пахло карболкой, несколько больных во фланелевых халатах общались с навестившими их родственниками, ели из баночек принесенную родственниками снедь. Тут же медсестры катили кого-то в инвалидном кресле, а уборщица мыла шваброй пол…
Ивана и Федя, запыхавшись, подошли к окошку регистратуры.
– Здравствуйте. Нам нужен Царицын Евгений Николаевич.
– Всем нужен Царицын, – сказала дежурная. – А вы записаны?
– Да, он сказал приехать до двух.
– Так уже два часа! Бегом на третий этаж!
Ивана и Федя ринулись к лестнице, но медсестра остановила:
– Стоп! Бахилы наденьте! Без бахил не положено! – и положила на стойку свернутые бахилы.
Неумело и торопливо натянув на обувь эти бахилы, Ивана и Федя снова ринулись к лестнице.
– Тридцать пятый кабинет! – вслед им крикнула медсестра.
По лестнице, где стояли женщины в больничных халатах, Ивана и Федя взбежали на третий этаж.
– Федя, ты будешь разговаривать, – на ходу сказала Ивана.
– Я? – удивился он. – Почему я?
– У меня колотун, я боюсь.
Оба влетели в кабинет № 35 с табличкой «Доктор ЦАРИЦЫН Е.Н.».
За столом сидел молодой безусый мужчина в докторском халате. Над ним на стене висели плакаты про гигиену женщины.
– Здравствуйте, мы успели? – с ходу выпалил Федя врачу. – Мы вам звонили.
– Да, садитесь, я вас слушаю. Вы вдвоем? Или…
Но Ивана захлопала глазами:
– Извините, а у вас были усы?
Царицын посмотрел на нее в изумлении:
– Усы? У меня? С чего вы?..
– Минуту! – сообразил и Федя. – У вас какая машина?
– Обыкновенная. «Лада». А в чем дело?
Но Федя гнул свое:
– Номер «Вэ У 651»?
– Нет. «АИ 721». Вон она, за окном, красненькая. А в чем дело? Что за допрос?
– Вы Царицын Евгений Николаевич? – спросила Ивана.
– Да, я.
– И у вас нет усов и нет машины с номером «Вэ У 651»?
– Да, как видите – ни усов, ни машины.
– Извините, мы ошиблись.
Громкий паровозный гудок. Поднимая снежную замять, поезд с грохотом пронесся мимо Иваны и Феди. Но уже в другую сторону, на запад…
Дома, в крохотной спальне, лежа на своей узкой койке, стоящей рядом с кроватью матери, Ивана, глядя в потолок, вдруг спросила:
– Ма, кто такой Царицын?
Мать, уже засыпавшая, испуганно открыла глаза.
– Что?
– Ты слышала. Кто такой Царицын?
– А-а… а почему ты спрашиваешь? – осторожно спросила мать.
– В твоей записной книжке я нашла фамилию «Царицын Е.Н.». Кто это?
– А ты уже лазишь по моим записным книжкам?
– Да! – ожесточенно парировала Ивана. – Я хочу знать имя своего отца!
Но мать не ответила.
– Ну! – сказала Ивана.
Мать все молчала.
– Послушай! – не отступала Ивана. – Все, что у тебя было до меня, меня не интересует. Даже Царицын, если он к моему зачатию не имел отношения. Но он записан 9 ноября, то есть ровно за девять месяцев до моего рождения. Ты можешь объяснить этот факт? А? Ты слышишь?
– Слышу… – негромко ответила мать. – Царицын – он… доктор. А была я у него на приеме за девять месяцев до твоего рождения. Или за десять, я не помню.
– А кто мой отец – это ты хотя бы помнишь?
Мать лежала, не двигаясь, со слезами, беззвучно катящимися из глаз.
Ивана поглядела на нее и рывком отвернулась к стене.
В парке все аттракционы стояли под снегом, как мертвые, даже вышка для прыжков выглядела пусто и сиротливо.
Шагая по мокрой аллее среди слежавшихся сугробов, Федя на ходу сбивал с деревьев сосульки, а Ивана говорила ожесточенно:
– Она мне врет, понимаешь! Говорит, что была на приеме у Царицына до моего рождения. Но ты ж его видел – ему максимум 33! Четырнадцать лет назад он не мог быть врачом!
– Его отец мог быть врачом, – заметил Федя. – Может, у них династия…
Тут из боковой аллеи выскочила компания юных наркоманов-попрошаек с гитарой, одна из них стала нагло совать Иване свою шапку:
– Сестра, выручи! Пять рублей! Помираем…
Федя оттолкнул ее, вместе с Иваной пошел дальше, говоря на ходу:
– Ты же сама мне сказала: твоя мать замерла, когда увидела в «КУПИСАМе» усатого мужика. А у этого врача ни усов, ни машины с номером «ВУ 651».
Ивана остановилась перед заснеженной вышкой для прыжков.
– Слушай, а ты летаешь во сне?
– Конечно. Мы же растем. Ну, в смысле наше тело растет во сне. И кажется, что летаешь…
– А ты один летаешь или со мной?
Федя усмехнулся:
– Ну это как когда…
– А я с папой летаю, – сказала Ивана. – Вот с этой вышки прыгаем, но не падаем, а летим – над городом, над речкой… Может, мой папа летчик, как думаешь?
– Он усатый? – спросил Федя.
– Подожди… Усатый на своей машине ездит за продуктами в «КУПИСАМ». И значит…
– Ты будешь сутками дежурить у этого «КУПИСАМа»? – заключил Федя.
Но Ивана поглядела на него долгим взглядом.
И конечно, это Федя, а не Ивана, стоя возле кассы «КУПИСАМа», сноровисто укладывал в пластиковые куписамовские пакеты все покупки, которые передавала ему кассирша. И помогал покупателям докатить тележки с их покупками до машин. А на стоянке машин собирал пустые тележки и откатывал их в магазин. И при этом постоянно наблюдал за покупателями и их машинами, высматривая усатых водителей и машину с номером ВУ 651…
И наконец – бинго! – усатый мужчина лет 33–35, уплатив кассирше кредитной карточкой за покупки, бегом – под проливным весенним дождем – покатил тележку, доверху нагруженную покупками, к темно-серому «форду» с номером «ВУ 651 ПО»!
Федя (в куписамовском дождевике), оторопев от такой удачи, замер под дождем посреди автостоянки. А потом со всех ног бросился помогать этому усатому.
Вдвоем они стали перегружать пакеты с продуктами в багажник машины.
– Спасибо, пацан, – сказал усатый.
– Пожалуйста. А вас как звать?
– Олег Кириллович. А тебе зачем?
– А нас учат вежливому сервису – всех постоянных клиентов знать по имени-отчеству, – нашелся Федя. – Вы же у нас постоянный клиент, верно?
– Молодец, глазастый! – сказал усатый, закрывая багажник. – Далеко пойдешь. – И бегом пробежал в кабину, сел за руль. – Вырастешь, возьму на работу. Пока!
– А куда на работу?
Но усатый уже уехал.
Проводив его взглядом, Федя забежал под дождем в магазин, подошел к кассирше и показал ей через окно на машину усатого:
– Зоя Петровна, этот покупатель, усатый, он только что карточкой платил. На этой карточке есть его фамилия?
– Конечно, есть. А тебе зачем?
– Он меня на работу пригласил. Сказал, что он Олег Кириллович. А фамилию я не расслышал…
– Так это ж Карпатый! – сказала кассирша. – Хозяин стройтреста и депутат! Его весь город знает. Если он тебя приметил – далеко пойдешь!
– Ага, спасибо, – улыбнулся Федя. – Он тоже так сказал.
Глядя по телевизору местные новости, Ивана, ее мать и бабушка ужинали втроем. Диктор рассказывал о застройке городских окраин жилыми кварталами. Затем с вопросом о ходе строительства и планах на будущее телеведущий обратился к генеральному директору местного стройтреста Карпатому. Но едва на экране возникло усатое лицо Олега Кирилловича, как бабушка, зевнув, переключила телевизор на другую программу.
Усмехнувшись этой уловке, Ивана в упор спросила у матери:
– Это он?
– Кто «он»? – сказала мать.
– Мой отец?
– С чего ты взяла? – изумилась бабушка.
– Ма, я тебя спрашиваю! – сказала Ивана. – Этот Карпатый мой отец? Да или нет?
– Нет, – отрезала мать.
– А кто мой отец? Царицын? – зло сказала Ивана и сорвалась на крик: – Ну! Говори! Кто?
Мать, отшвырнув ложку, вскочила из-за стола и убежала в спальню. А бабушка залепила Иване пощечину.
– Дрянь! Как ты смеешь?!
– Да? Я дрянь? – сказала Ивана. – Еще скажи: я выблядок! Она меня в подоле принесла, да? С кем-то трахнулась, да фамилию забыла!
Бабушка снова ударила ее по лицу.
– Заткнись, дура!
– Ах, так?
Ивана бросилась в спальню. Там, стоя на коленях, мать, вся в слезах, молилась перед иконой.
– Нет, – сказала ей Ивана, – теперь не замолишь! Я все равно его найду!
И, заполошно схватив свой школьный рюкзак, куртку, плейер и еще что-то из одежды, стремглав выскочила из квартиры.
– Ты куда? – запоздало крикнула бабушка.
Мать вышла из спальни, спросила:
– Куда она ушла?
– Ну куда-куда? – сказала бабушка. – К подруге какой-нибудь, куда еще?
– Я боюсь, мама…
– А ты не боись. Ты что, из дома не уходила? И я уходила. Придет.
* * *Ранним утром следующего дня мать Иваны, одетая в свою проводницкую форму, стола у ворот школы, вылавливала одноклассников Иваны и спрашивала, не видели ли они Ивану.
Наконец из-за угла появился и Федя, она бросилась к нему:
– Федя, а где Ивана?
– Я не знаю, – удивился он. – Здравствуйте. А почему вы спрашиваете?
– Господи! – испугалась мать. – Да где же она?! Мне на работу!..
В отделение милиции они уже прибежали вдвоем. На компьютере у пожилой, с погонами капитана, дежурной был сайт «Одноклассники», и она лишь вполуха слушала сбивчивый рассказ матери Иваны.
– Ей тринадцать лет!..
– Почти четырнадцать, – поправил Федя.
– Ну и что? – сказала мать. – Куда она могла деться? – и дежурной: – Я вас прошу!
– Сколько суток? – спросила та, не отрываясь от экрана.
– Что «сколько суток»?
– Сколько суток, как сбежала?
– Почему сбежала? – сказала мать. – Вчера ушла, вечером. Но я вас прошу: ее надо найти! Запишите, пожалуйста: Малышкина Ивана, 13 лет, приметы…
Дежурная нехотя достала бланк розыска.
– Да подождите панику устраивать! Ну не ночевала, подумаешь! Или у подруги, или… Четырнадцать лет. Джульетта в четырнадцать лет уже домой водила… Как фамилиё?
– Федя, – сказала мать, – я тебя умоляю! Мне на работу! – и объяснила дежурной: – Я проводницей на поезде! У меня рейс…
– Бегите, – сказал ей Федя. – Я тут сам все скажу.
– Позвоните мне. Пожалуйста! – попросила мать дежурную и быстро написала на клочке бумаги: – Вот мой мобильный! Как найдете, звоните!
– Ага, разбежалась… – пробурчала ей вслед дежурная.
* * *Не доверяя милиции, Федя сам отправился на поиски Иваны. Заглядывал в кафе… в библиотеки… в парк… на автовокзал… на рынок… в пивную… на речной вокзал… в котельные… И, наткнувшись на бомжей-наркоманов, которые рылись в мусорном ящике, спросил у них. Те ответили – мол, заплатишь, скажем. Пошарив по карманам, Федя отдал им все деньги, и они махнули ему рукой в сторону каких-то задворков. Федя рванул туда…
Отодвинув доску в глухом заборе вокруг заброшенного аварийного дома, он пролез через забор в замусоренный и грязный двор аварийного дома, нашел там лаз в подвал, спустился в него и оказался в бомжатнике – бывшем бомбоубежище, ставшем ночлежкой.
Здесь было сыро, темно, грязно. Облупившиеся бетонные потолки и стены в граффити. В углах грязные матрацы, на которых валялись бомжи и наркоманы. Кто спал, кто что-то ел из пластикового пакета, кто кололся, кто курил вонючую самокрутку. Полуодетая девица ходила по бомжатнику, по-птичьи размахивая руками и восклицая: «Я летаю!.. Я летаю!..»
Всматриваясь в темные фигуры на матрацах, Федя обходил бомбоубежище из комнаты в комнату и наконец наткнулся на Ивану. Скорчившись, она спала в углу, прямо на бетонном полу.
Федя попробовал разбудить ее, растолкать, но она была в полной отключке.
Взвалив ее к себе на спину, он поволок ее к лестнице.
Несколько бомжей преградили ему дорогу, требуя выкуп. Денег у Феди не было, а без выкупа они его не выпускали. Пришлось отдать им куртку.
На свежем воздухе Ивана пришла в себя, и ее вырвало.
Затем, обняв измызганную, в грязной одежде Ивану, Федя повел ее по улицам. Ивану качало, она почти падала, и прохожие брезгливо обходили эту пару, отпуская презрительные реплики:
– Сволочи! С утра напились!..
– В милицию их нужно!..
– И куда токо родители смотрят?..
– Ну отстой! Убивать таких…
Дотащив Ивану до подъезда своего дома, Федя хозяйски открыл подъезд, завел Ивану в свою квартиру и прямиком – в ванную. Ивана была по-прежнему в отключке, еле стояла на ногах и слепо качалась из стороны в сторону. Не раздевая ее, Федя поставил Ивану в душевую кабинку, перевел регулятор воды на «хол.» и включил воду.
Под ледяным душем Ивана разом пришла в себя, открыла глаза и попыталась выскочить из кабинки. Но Федя не выпустил ее, насильно удержал под мощной струей холодной воды.
– Чем ты кололась? Говори, чем кололась?
– Пусти! Мне холодно! Пусти!
– Не пущу! Чем кололась?
Ивана расплакалась:
– Я не кололась! Я курила!
– Что ты курила?
– Я не знаю! Пусти!
Федя выпустил ее из душевой кабины. Трясясь от холода, она стала стаскивать с себя мокрую одежду.
– Уйди отсюда! Не смотри! Скотина!
Федя ушел, закрыл дверь.
Ивана разделась догола и, дрожа и кутаясь в полотенце, выскочила из ванной.
Федя показал ей на кровать в спальне:
– Ложись, согрейся.
Ивана нырнула под одеяло.
– Уйди отсюда, сволочь!
Но и под одеялом ее так трясло, что зубы стучали.
Федя посмотрел на нее, а затем разделся и лег рядом с ней.
– Не смей! – стала отталкивать его Ивана. – Уйди! Не трогай меня!
Но Федя обнял ее, и она сдалась, прижалась к нему и расплакалась, уткнувшись лицом в его плечо. Он стал целовать ее в мокрые глаза, щеки, губы…
Ивана и Федя снова стояли перед служащей паспортного стола. Та читала на бланке их запроса: