Варшава, 1820 год
Константин остановил кабриолет, снял фуражку и вытер лоб платком. Вот и церковь. Двери приоткрыты, слышатся негромкие голоса. Он тихонько присвистнул, и тотчас из кустов выскочил один из его адъютантов, нарочно поджидавший, чтобы подержать кабриолет и встретить жениха.
На испытующий взгляд великого князя он только кивнул: дескать, все готово, вас ждут – и принял вожжи. Константин ответил адъютанту такой сияющей улыбкой, что малый, привыкший к суровому нраву своего начальника, даже запнулся от изумления. Великий князь отдал адъютанту вожжи, спрыгнул на землю и нетерпеливо направился к церкви.
Он не мог заставить Иоанну ждать. И сам не мог ни одной лишней минуты ждать соединения с ней!
…Когда ему впервые представляли княжну Грудзинскую, ее сначала тоже назвали Жанеттой, и это имя покоробило Константина. Оно показалось неуместным напоминанием о той, первой Жанетте, княжне Четвертинской. Он хотел, чтобы княжну Грудзинскую называли только на польский манер – Иоанной, и ее матушка, которая после развода с буйным ревнивцем князем Грудзинским, была вторично замужем за графом Бронницем, мигом почуяла настроение великого князя Константина и выкорчевала из своей речи это имечко, к которому ее дочь приучили во французском пансионе мадам Воше – наилучшем в Варшаве. Графиня Бронниц, дама многоопытная, мигом почувствовала все значение взглядов, бросаемых на ее дочь Константином Павловичем. И была немало изумлена. Великого князя в Варшаве знали как самого настоящего солдафона. Назначенный главнокомандующим польской армии, он все делал для ее организации, был ее творцом и наставником. В казармах, солдатских лазаретах и кухнях, конюшнях и кузнях его можно было видеть гораздо чаще, чем на светских раутах, балах или в театрах. Просто чудом удалось залучить Константина Павловича на бал к наместнику царя, князю Иосифу Зайончеку! И вот здесь-то великому князю были представлены графиня Бронниц и ее дочь Жанетта… ах, пардон, пардон! – Иоанна, конечно, Иоанна Грудзинская.
Графиня чуть не ахнула, заметив выражение лица сорокалетнего грубоватого главнокомандующего, когда тот уставился на ее дочь. Он вдруг сделался растерян, как мальчик. Во взоре его светилась страсть, более напоминающая первую любовь. И глаза его уже не отрывались от двадцатилетней княжны Грудзинской!
Графиня Бронниц неприметно покачала головой. Она знала, что ее дочь хороша собой, а что высока ростом – ну и ладно, многим мужчинам нравятся высокие женщины. В Иоанне было то, чем некогда обладала и что еще не растратила и сама графиня и что важнее самой изощренной красоты: истинный шарм, способность очаровывать людей. Женственность, всепобедительная женственность била в ее натуре и внешности таким пьянящим ключом, что любому мужчине было трудно сохранить трезвую голову, оказавшись рядом с Иоанной, ощутив тонкий аромат ее русых локонов, увидав, как грациозно она движется, взглянув в ее яркие голубые глаза, обменявшись с ней несколькими словами и услышав ее низкий голос, как бы таящий скрытую усмешку.
Графиня не сомневалась, что великий князь скоро сделает предложение Иоанне.
Константин тоже не сомневался, что сделает это. А еще он был убежден, что Иоанна сразу примет его предложение. Однако со дня той знаменательной встречи на балу у наместника и до дня сегодняшнего, дня венчания, прошло ни много ни мало – пять лет.
Иоанна отказывала ему пять лет…
Санкт-Петербург, 1801 год
А кстати о Жанетте. Она была, конечно, обворожительна! Из-за нее Константин снова начал просить о разводе. Жанетта была почти столь же легкомысленна, как и ее сестра Мария, однако поступаться своим единственным, кроме красоты, сокровищем – своей девственностью – нипочем не желала. Вот если бы Константин не был женат…
Однако он был женат по-прежнему, и новая попытка завести речь о разводе вызвала у его отца бурю ярости. Великая княгиня Анна Федоровна получила приказ немедленно вернуться ко двору, что она и сделала, испугавшись, что ее, как грозил в приватном письме император Павел, привезут силою, в железной клетке, как некогда Суворов вез в Петербург Пугачева. Однако приезд жены только ухудшил ситуацию. Жанетта не настолько сильно была влюблена в Константина, чтобы из-за него ссориться с императором. Между влюбленными наступило охлаждение, и Константин впал в дикую ярость. Это выразилось у него в приступах такого разнузданного распутства, что оно повергало в оцепенение всех, до кого доходили слухи о происходящем. Казалось, Константин делал все возможное, чтобы вновь заставить жену уехать – и уже более не возвращаться.
В друзья и адъютанты себе он подобрал людей, что называется, совершенно отпетых: отпрысков богатых семей, которые прославляли имена свои очень своеобразным способом – кутежами, пьянками, развратом. Не брезговали и убийствами. Особенно во исполнение прихотей своего господина.
Как-то раз его внимание привлекла госпожа Арауж – вдова банкира. Она была в родстве с адъютантом Константина, Бауром. Баур и показал своему господину прекрасную немку. Великий князь немедленно пожелал иметь ее в своей постели. Он и думать не мог, что богобоязненная вдова, к тому же мать двоих детей, ему откажет! Он был избалован легкими победами над женщинами, которые находили его грубость и даже жестокость в постели очаровательными. Совсем недавно его камергер Нарышкин привел к Константину сначала сестру своей жены, а потом и жену. И обе дамы остались премного им довольны. А ведь они были дворянки! Не чета какой-то там банкирше!
Банкирша, однако же, нипочем не желала сдавать свою добродетель. И тогда Баур, готовый на все, чтобы угодить своему распутному повелителю, прикинулся больным и послал за своей родственницей карету, умоляя навестить его в Зимнем дворце.
Госпожа Арауж при всей своей добродетельности была простовата. Она поехала, но встретил ее не Баур, а компания пьяных насильников, среди которых был и Константин.
…Чтобы убедить склонить сенатора Гурьева, поставленного во главе комиссии по расследованию загадочной смерти вдовы и иностранной подданной Арауж, замять это дело, великому князю пришлось заплатить двадцать тысяч рублей. Гурьев сообщил, что смерть наступила не после зверского насилия, а в результате эпилептического припадка, во время которого женщина упала и переломала себе руки и ноги.
После этого премерзкого случая, который едва не кончился очень серьезным скандалом, Константин на некоторое время приутих. Но тут очень кстати приключился государственный переворот 11 марта 1801 года, во время которого был убит Павел. Императором стал Александр. Тот вел себя первое время после переворота весьма малодушно, отрекался от своих бывших союзников и вообще делал вид, что смерть отца – самое ужасное горе, которое он испытал в жизни.
Константин любил Александра, спору нет, однако он давно знал, что его внешне богоподобный братец – это колосс на глиняных ногах. Именно поэтому, когда положение с переменой власти еще не устоялось, Константин и решил наконец избавиться от опостылевшей супруги.
Он придумал план – отличный план, осуществить который ему помог штабс-ротмистр кавалергардского полка Иван Линев. Линев был одним из ближайших друзей и самых неутомимых собутыльников Константина. Он согласился «признаться», что был любовником великой княгини Анны Федоровны, и «признавался» настолько убедительно, что очень многие ему поверили. Например, вдовствующая императрица Мария Федоровна. Да и Александр с Елизаветой, кажется, поколебались в своей прежней нежной привязанности к невестке…
Не выдержав гнусных обвинений, Анна немедленно уехала за границу. Домой, в Германию, она не могла вернуться, а потому удалилась в Швейцарию. Буквально через день из России уехал Линев. Перед отъездом он распустил слухи, что так было условлено с великой княгиней, что она теперь ждет его… Где, по каким странам он мотался, неведомо, однако все в России были убеждены, что преступные любовники воссоединились.
Константин уже торжествовал победу, убежденный, что теперь-то он может требовать у Анны развода. Однако его подвела та, у которой он надеялся найти опору и поддержку! Его подвела мать.
Мария Федоровна с тем значительным видом, который она очень хорошо умела принимать, сообщила, что развод может опозорить династию и поэтому никак нельзя этого допустить: «Развод может иметь пагубные последствия для общественных нравов и огорчительный и для всей нации опасный соблазн». Александр после гибели Павла Петровича боялся спорить с матерью (чуть что, она патетически восклицала: «Саша! Скажи мне, ты виновен?!» – разумея в убийстве отца, и это повергало нового императора чуть не в обморок).
Жанетта Четвертинская была теперь окончательно потеряна для великого князя.
Константин было приуныл, как вдруг ему встретилась модистка Жозефина Фридрихс. Ох уж эта Жозефина!..
Жанетта Четвертинская была теперь окончательно потеряна для великого князя.
Константин было приуныл, как вдруг ему встретилась модистка Жозефина Фридрихс. Ох уж эта Жозефина!..
Варшава, 1820 год
Ему казалось, что ожидание обряда было долгим, а сам он свершился как-то особенно быстро. И получаса не прошло, как Константин вышел из церкви об руку с Иоанной… бывшей Грудзинской, ныне пока что просто госпожой Романовой. Впрочем, Константин знал, что брат Александр, который охотно благословил его брак, собирается дать Иоанне титул княгини Лович. Со дня на день должен был появиться манифест, который все поставит на свои места. А впрочем, разве Иоанне нужны титулы? Ведь она, не кто другой, а именно она подсказала ему такую чудную, такую верную, спасительную мысль – отказаться от места наследника старшего брата, отказаться от права когда-либо взойти на русский престол.
Как только Александр в 1819 году сообщил ему о своем продуманном, прочувствованном и твердо принятом намерении отречься от престола, Константин, которого никогда не интересовало и даже весьма пугало управление государством, сразу сказал, что в таком случае он пойдет к старшему брату в камердинеры. Великий князь пытался скрыть за шуткой свою растерянность. Однако, поговорив с Иоанной, он понял, что все, напротив, разрешается чудесным образом. Ему надо последовать примеру брата, только и всего! Ведь и Александр, и матушка видят в нем до сих пор того, кем он стать не может: будущего императора! Именно поэтому они не позволяют ему развестись с Анной, именно поэтому сдержанно восприняли известие о его намерении жениться на Иоанне. Но как только он тоже отречется от намерения занять престол, его немедленно оставят в покое!
Вскоре ушло письмо к Александру, где Константин сообщил о своем решении. После этого император поговорил с братом Николаем Павловичем, у которого к тому времени уже родился сын, и сообщил, что путь к престолу для него, можно сказать, открыт.
Нет слов, находились люди, которые пытались внушить Константину, что он делает глупость. Однако Иоанна поддерживала его решение. Стоило только взглянуть в ее ясные голубые глаза и представить, какую чудную, мирную, великолепную жизнь они будут вести вдвоем, не терзаемые теми муками, которые уготованы для сильных мира сего, как решимость Константина отречься только крепла.
И привела его к сегодняшнему дню – самому счастливому в его жизни!
Он помог своей новобрачной взойти в кабриолет, сел рядом, взял вожжи, которые с искренней улыбкой – вот уж правда что до ушей! – передал ему адъютант, как вдруг молодой человек насторожился и уставился куда-то вдаль.
– Ваше высочество, – пробормотал он сдавленно. – Сюда идут люди, ваше высочество! Их очень много!..
Санкт-Петербург – Варшава, 1801—1815 годы
Люди, порой называвшие великого князя Константина солдафоном и грубым чудовищем, были во многом правы. Он презирал чувствительность, и чем дальше, тем больше. Такую штуку, как романы о любви, он готов был собрать в кучу и сжечь на костре. Однако, когда Жозефина Фридрихс рассказывала ему о своей жизни, он невольно подумал, что это не жизнь, а сущий дамский роман!
Сначала она была никакая не Жозефина, а просто Жужу – одна из девочек, бывших на побегушках в модной лавке, открытой в Париже мадам Терри. После своего воцарения Наполеон позволил вернуться в страну всем тем, кто эмигрировал в годы террора. Мадам Терри провела это время в Германии и теперь и слышать не хотела ни о чем немецком. В свою лавку она подбирала девочек субтильных и пикантных – настоящих француженок. Жужу было четырнадцать лет, она была маленькая, изящная, смышленая и вообще – очень мила. Особенно хороши были ее выразительные карие глазки.
И вот как-то раз в лавку зашел какой-то англичанин. Он бросил только один взгляд на Жужу – и больше уже не отводил от нее глаз. Все приказчицы, их помощницы и мадам Терри ошеломленно наблюдали за этой классической сценой любви с первого взгляда. Кончилось дело тем, что англичанин попросил у мадам Терри и родителей Жужу позволения увезти очаровавшую его девочку с собой в Англию. Он-де даст ей там образование, а когда наступит время, женится на ней. Он предложил родителям Жужу большие деньги, и те, люди отнюдь не богатые, не стали противиться.
Жужу уехала в Англию, готовясь вскоре сделаться добропорядочной леди, однако это намерение так и осталось несбывшейся мечтой. Жужу только-только окончила пансион, куда ее определил благодетель, как великодушный господин внезапно умер, не оставив завещания. Родня немедленно наложила лапу на все его богатства, и в самом деле немалые.
Жозефина осталась ни с чем. Кое-как она наскребла денег на обратную дорогу, собираясь вернуться в Париж, как вдруг – а надо сказать, что в судьбе Жозефины все происходило именно вдруг, неожиданно, внезапно, как и должно быть в любовном романе! – она познакомилась с бравым русским полковником по фамилии Фридрихс. Он был не просто полковник, а флигель-адъютант императора Александра! Фридрихс сделал ей предложение, которое Жужу, само собой, немедленно приняла. Они обвенчались скромно (закатить пышную свадьбу полковник пообещал в России, в одном из своих многочисленных имений), провели вместе несколько дней и ночей, а потом полковник отбыл, пообещав вскорости прислать жене деньги на дорогу в Петербург. Взять ее с собой он не мог, ибо ему было дано приказание исполнить по пути поручение самой строгой конфиденциальности.
Муж уехал – и пропал, ни слуху о нем не было, ни духу. Ни денег, ни писем. Жужу перепугалась. В Лондоне делать ей было совершенно нечего, ехать к родителям не хотелось. Она продала все драгоценности, оставшиеся от ее щедрого милорда, и купила место на судне, уходящем в Петербург.
Прибыв в русскую столицу, она принялась искать полковника, флигель-адъютанта Фридрихса. И с ужасом узнала, что такого господина нет и никогда не было. Правда, эту фамилию носит некий фельдъегерь, который побывал недавно в Лондоне.
Уже почти не сомневаясь, что́ увидит и узнает, Жужу принялась искать штаб фельдъегерского корпуса. Нашла. Там узнала адрес Фридрихса – он обитал в солдатской казарме! Однако и там его не оказалось: отбыл по делам службы на Кавказ.
Совершенно потерянная, брела Жужу по огромному чужому незнакомому городу Петербургу. Она вышла на улицу, называемую Невский проспект, которая, как ей объяснили, ведет к реке Неве.
«Не утопиться ли?» – уныло подумала Жозефина. И вдруг (ну конечно!) чуть не столкнулась с какой-то барыней, разряженной в пух и прах по самой последней парижской моде. Жужу попятилась, однако дама вдруг бросилась ее обнимать, выкрикивая что-то восторженное на самом настоящем французском языке, который все же отличался от того французского, на котором говорили знакомые Жужу русские…
Жозефина пригляделась – и чуть не упала, узнав мадам Терри! Оказывается, теперь мадам жила в Петербурге и держала здесь процветающий магазин. В Париже она почти разорилась, а здесь нажила состояние! Услышав историю Жозефины, она немедленно залилась слезами и предложила Жужу работать у себя.
Та, конечно, согласилась! Мадам обзавелась замечательной приказчицей. Жозефина обладала подлинным парижским шиком и умением кружить головы всем покупателям, которые наведывались в магазин мадам Терри. Однажды среди посетителей оказался сам «флигель-адъютант» Фридрихс. Он покаялся в грехе, в который его якобы ввергла пылкая любовь к очаровательной девушке, и умолил Жозефину вернуться к нему. Ну, она пожалела его, конечно, однако этой жалости хватило ровно на неделю. Вскоре Жозефина сбежала из каморки, куда поселил ее супруг, и вернулась к своей подруге и покровительнице мадам Терри.
Увы, и это было ненадолго, ибо хорошенькую приказчицу заприметил не кто иной, как великий князь Константин.
Чертовка Жозефина, она была так очаровательна! Страстная, сильная, неутомимая, она воплощала в себе все те качества, которые пытался найти в женщине Константин. Прежде его поиски были бесплодны, но вот возникла Жозефина… А потом, в 1808 году, в его жизни появился еще и Поль – Павел Константинович, сын великого князя и мадам Фридрихс, которого крестил не кто иной, как император Александр. Поэтому ребенок получил фамилию Александров.
Конечно, Константин мог только мечтать узаконить свою связь с Жозефиной. Даже он понимал, что это невозможно: жениться на какой-то французской мамзельке… Однако он почти не расставался со своей любовницей и их сыном.
Семья следовала за ним во всех заграничных походах русской армии, а когда император Александр назначил брата главнокомандующим польской армии, все переехали в Варшаву.
И здесь произошло событие, которое стало роковым для Жозефины Фридрихс. Ее любовник, которого она считала вполне ручным, встретил Иоанну Грудзинскую и влюбился в нее так, что мгновенно забыл обо всем на свете.