— Вор — это ты, — шепнула Мюриель.
Четверть часа спустя, уже у себя в спальне, при полном освещении, ей пришлось признать очевидное: камни оказались фальшивыми! Она разбиралась в этом не хуже профессионала. Сомнений нет. Подделка налицо! Чтобы пустить другим пыль в глаза… «И поделом тебе, кретинка!» Какое жестокое разочарование. Как она могла дать себя так провести? Эти современные супруги! Карманы пусты, а блистать охота: они разъезжают по роскошным отелям! Мюриель пришла в бешенство. Ах, этот барон, может, такой же барон, как портье, — хорош у него будет завтра вид, когда он напустит на себя важность…
Однако назавтра, когда Мюриель открыла свою шкатулку, чтобы выбрать украшение, способное уничтожить баронессу, она обнаружила, что шкатулка пуста. Мюриель упала на кровать. Вся махинация открылась ей в своей ослепляющей очевидности. Пока она находилась в спальне Роже, куда тот хитроумно ее заманил, мадам, которая вовсе не находилась под воздействием снотворного, оставалось только выйти из своего номера, проникнуть в соседний с помощью отмычки и похитить все ее драгоценности.
Мюриель глянула на свои дрожащие руки. Леди Чэлтхем стала просто пожилой женщиной.
Дичь
Милу остановился на краю тротуара, сделал вид, что смотрит направо, потом налево, чтобы убедиться, успевает ли он перейти дорогу. А сам краем глаза засек мужчину в синем габардиновом плаще, который закуривал сигарету. Грузовик-цистерна приближался, преграждая путь пяти или шести машинам, следовавшим за ним. Момент подходящий.
Милу рванул вперед и, перейдя улицу под самым носом у грузовика, деловой походкой зашагал вперед. Он вошел в универсальный магазин, где суетилась субботняя толпа, и огляделся в поисках бара. На сей раз он был уверен, что все же улизнул от «хвоста». Он взгромоздился на табурет у стойки и заказал полкружки пива.
Погоня измотала его. Вот уже больше получаса ему никак не удавалось, несмотря на всевозможные хитрости и уловки, оторваться от мужчины в синем габардине. У него колотилось сердце, дрожали пальцы. По профессиональной привычке он оглядел сидевших за стойкой длинноволосых парней, одетых как бродяги. Он заметно выделялся среди них своей зеленой фетровой шляпой с бурым перышком, длинными ухоженными усами, в строгом плаще, а главное — перчатками, в которых так удобно прятать пакетики с героином, зажимая их между подкладкой и ладонью. Он заколебался. А не спрятать ли ему дозу, которую он перевозил, прямо здесь? Его клиент не явился, несмотря на то, что встреча была определена предельно точно:
Баланс — четыре тридцать — собор — первая исповедальня справа. Осторожность диктовала Милу в случае опасности избавиться, и как можно быстрее, от пакетика, который был пострашнее гранаты.
И в самом деле, опасность заявила о себе напрямую. Если клиента арестовали, то сыщик задержал бы его… При всем том, что Милу являлся всего лишь незаметным винтиком, пешкой в иерархии наркобизнеса, хитростью он не уступал лисе. Наверное, они задумали схватить не его, а поставщика товара, с которым ему предстояла встреча в Тулоне. Его намеренно «ведут», чтобы схватить позже. Вполне вероятно, что бригада по борьбе с наркотиками поручила слежку за ним своему самому ушлому агенту. А тот просто потерял его след, так что избавляться от компрометирующего пакетика, стоившего немалых денег, ему уже не было необходимости. Он вручит этот пакетик господину Эмилю в знак своей доброй воли. Клиент не явился. Он тут ни при чем.
Милу допил пиво. Мало-помалу к нему возвращалось спокойствие. В его распоряжении был еще целый час до того, как прыгнуть в экспресс «Мистраль». Ему нравилось воображать смятение, какое в этот момент царит в рядах противника: телефонные звонки, перебранка. Неприятно то, что они подадут сигнал тревоги своим коллегам в Тулоне, и по приезде его будут ждать свежие легавые, не говоря уже о так называемых контролерах в пути. Однако настоящему риску он подвергнется там! И все-таки отложить свидание с господином Эмилем ему никак нельзя — его могли бы заподозрить во всех смертных грехах!
Милу расплатился с барменом. Упаковка под перчаткой скрипела. Темнота сгущалась. Несколько дождевых капель — тяжелых, крупных — звездами рассыпалось по тротуару. К счастью, до вокзала рукой подать. Вокруг ничего подозрительного. Он ускорил шаг, замедлив его лишь на привокзальном дворе. Ничего подозрительного и на стоянке такси. Зал ожидания полупустой. Внезапно спина покрылась испариной. У табло с расписанием стоял мужчина и пялился на него. «Он стоит здесь неспроста!» — подсказал ему инстинкт. Милу опознавал «их» по едва уловимым приметам… Подчеркнуто отрешенный вид… слишком спокойно прохаживаются они там, где люди обычно суетятся, спешат. На этом типе — пальто-реглан. Без головного убора, волосы подстрижены бобриком, что говорит само за себя…
Милу купил билет до Тулона. Тип в реглане не спеша вышел на перрон. Классическое правило! Опытные «хвосты» по возможности опережают свою жертву. У Милу еще было время припрятать товар. Тайников хоть отбавляй. Листаешь газеты в книжном магазине, притворяясь, что никак не решишь, что бы почитать в дороге, и суешь пакетик между двумя журналами… Но этого пакетика ждал господин Эмиль!
Прокомпостировав билет, Милу тоже вышел на перрон. Мужчина в синем габардине стоял у контрольной будки. Выходит, их двое! Второй мирно прохаживается по платформе, опустив голову, руки в карманах. «А что, если я ошибаюсь?» — подумал Милу и тут же попрекнул себя за такую мысль, способную усыпить его бдительность. А тем временем «реглан», поравнявшись с «синим габардином», успел ему что-то сказать, не разжимая губ, на манер чревовещателей или заключенных. Милу и сам научился этому, сидя в тюрьме.
Сомневаться не приходится. Только не расслабляться. «Мистраль» торжественно выехал на вокзал, напоминая игрушечный поезд. Милу сел в вагон в середине состава, чтобы, в случае чего, иметь простор для маневра. Двое мужчин поднялись в тот же вагон, но из противоположной двери тамбура.
Милу прошел по вагону, заглядывая в купе. Пассажиров очень мало. И вдруг он остолбенел — в углу одного одиноко сидел его знакомый… Милу вернулся назад удостовериться. Какая удача! Конечно же это Макс!.. Расселся с «Фигаро», словно буржуа.
Милу толкнул дверь. Пассажир поднял глаза и всем своим видом дал понять, что удивлен:
— Милу!
— Тсс. Ты меня никогда в глаза не видел!
Милу уселся в противоположном углу купе.
— Легавые? — прошептал Макс.
— Да… двое. Если тебя это смущает, я могу…
— Ничуть. Меня полиция теперь оставила в покое.
«Реглан» как ни в чем не бывало вышел в проход и пошел в другой конец вагона.
— Они будут подкарауливать меня у обоих выходов. Выйти из вагона незамеченным будет невозможно… Послушай-ка, Макс. Тебе-то я могу довериться. В Тулоне у меня встреча с человеком, у которого куча денег. — Для наглядности он широко расставил руки. — И эти двое метят в него. Если я сорву нашу встречу, то потеряю кучу денег.
— Ясненько! Но это твоя проблема. А я сейчас в порядке. Теперь я при деле, старик. Каждую неделю спускаюсь из Парижа в Канн. Вот почему, кстати, ты меня тут и встретил. И я вовсе не желаю засвечиваться.
Поезд мерно набирал крейсерскую скорость. Милу снял шляпу, плащ, перчатки и сунул пакетик в карман. Его бросило в жар. Он тревожился больше, нежели хотел себе в этом признаваться. Макс прикрыл глаза. Ну и что с того, если они делили камеру на двоих в тюрьме Брен? В ту пору Макс был закоренелым бандюгой, а в голове полно идей. И вот тому доказательство: в один прекрасный день по дороге в госпиталь он смылся. Он никогда ни в чем не нуждался, этот Макс! В тюряге получал шикарные передачки. Направо-налево угощал американскими сигаретами небрежным жестом заправилы. Смехота, да и только. Но он стал другим человеком. Теперь он скорее похож на состоятельного фирмача. Темный костюм из английского твида, элегантные туфли, галстук, подобранный в тон костюму, никаких тебе больше перстней. Дородная фигура выдает отменное здоровье, а слегка лоснящаяся кожа лица свидетельствует о хорошем питании лучшими продуктами. Милу почувствовал, что рядом с Максом он глядится так непрезентабельно, что тот был вправе вычеркнуть его из своей памяти.
— Спишь? — робко шепнул он.
— Нет, — ответил Макс, не открывая глаз. — Я как раз кумекаю, как нам с тобой быть. А может, все-таки существует способ вызволить тебя из…
— Ах! Так я и знал! — обрадовался Милу.
Он чуть было не взял руки Макса, чтобы в избытке чувств их пожать. Нет, Макс не изменил прежней дружбе. Макс — парень что надо.
— Дело твое заковыристое, — заметил Макс.
— Выхода у меня нет… Требуй все, что угодно… Что прикажешь мне делать?
— Дело твое заковыристое, — заметил Макс.
— Выхода у меня нет… Требуй все, что угодно… Что прикажешь мне делать?
— Погоди. Мне еще нужно время, чтобы все обмозговать.
С надеждой в сердце Милу обмяк на спальной кушетке. Если на всем белом свете и существовал хоть один человек, способный вызволить его из беды, то это был Макс. И потом, что тут такого особенного! Ведь Макс остался у него в долгу! Кто предупредил его тогда, что Пасторелли разыскивает его, намереваясь прикончить. Пасторелли так до сих пор из тюряги не выходил. Все это было, да быльем поросло… А Макс с тех пор преуспел в жизни.
— К слову, — сказал Милу, — а куда подевались два братца Пасторелли?
Макс пропустил сквозь смеженные веки проницательный взгляд:
— Почему ты задаешь мне такой вопрос?
— Просто так… Думая о тебе, я вспомнил о них.
— Они подались куда-то в сторону Кальви… А ну-ка, встань.
— Но…
— Встань, тебе говорят. Как ни в чем не бывало.
Милу послушался его и подошел к окну. Он угадал за ним в Темноте укрепленные стены Авиньонского дворца, сортировочную станцию. Поезд с грохотом промчался мимо.
— Мы с тобой одного роста, — констатировал Макс. — Ты наденешь мое пальто, мою шляпу. Но перво-наперво, сбреешь усы. Я прихватил бритвенные принадлежности. И пройдешь у них под носом совершенно спокойно. Они тебя нипочем не узнают… Только тебе следует дождаться самой последней минуты. Будем надеяться, что в Марселе к нам никто не подсядет.
— Спасибо тебе, — сказал Милу. — Ты просто спасаешь мне жизнь.
Макс снова уселся в позе пассажира, которого непреодолимо клонит ко сну. О том, чтобы продолжать разговор, не могло быть и речи. Милу пытался унять нервное перевозбуждение. Он едва глянул на ослепительную иллюминацию на нефтеочистительных сооружениях вокруг Беррского озера… «Только бы никто не подсел к нам в вагон, — молил он. — Только бы никто нам не помешал!»
В Марселе к ним в купе никто не подсел. Макс, не расставаясь с радушной миной, вышел в проход поразмять ноги.
— Оба стоят как пришитые, — сообщил он по возвращении. — Ты был прав. Они уверены, что ты уже попался им в лапы.
Марсель остался далеко позади.
— Спокуха. Я подам тебе сигнал, — невозмутимо продолжал Макс.
Милу стал считать минуты.
— Пора, — наконец распорядился Макс.
Несколькими точными движениями он открыл дорожный несессер, протянул Милу ножницы, и тот, подрезав усы, с помощью бритвы на батарейках привел лицо в полный порядок, хотя состав и трясло на стрелках.
— Быстренько!.. Мое пальто!
Милу натянул на себя дорогое пальто Макса из верблюжьей шерсти.
— Кашне.
Макс протянул ему великолепное шелковое кашне кремового цвета.
— Приподними воротник… надвинь шляпу… Ниже… Эта мне ваша мода отращивать патлы!
«Мистраль» въезжал под скрип тормозов на тулонский вокзал.
— Ступай, — сказал Макс. — Чао!
Приближаясь к платформе Кронштадт, Милу заметил, что за ним по-прежнему следует «хвост». Однако не те двое, что было куда тревожнее. Хитрость Макса не сработала. Он не сумел вызволить его из беды. Конечно же идти на намеченное свидание невозможно. Разве что… В прежние годы, когда Милу еще занимался спортом, он отличался в спринтерском беге на 800 метров. Он бросился бежать. И сумей он затеряться в темных торговых улочках…
Раздались три выстрела. Милу упал на колени.
«Это не легавые. Эти люди охотятся за Максом… И Максу было об этом известно!» — с этой последней мыслью Милу упал, перевернулся на спину и испустил дух.
…Несколько минут спустя братья Пасторелли сидели вокруг стола и потягивали пастис.
— Ну что же. Наконец-то мы его пришили в отместку за предательство. Сколько времени он от нас ускользал.
— А ведь мы чуть было не потеряли его из виду, начиная с Лионского вокзала. Я считал его хитрее.
В Ницце двое полицейских обыскивали вагон.
— Ведь мы караулили его исправно — из купе он не выходил, — сказал один. — Он не мог от нас ускользнуть.
— Гляди! — вскричал второй. — Вот его шляпа и плащ!..
— Ума не приложу, как ему удалось бежать. Он просто-напросто обвел нас вокруг пальца.
Мадемуазель Мид
После того как старая дама, дав задний ход, сбила Мод с ног, она прониклась к жертве своего легкомыслия заботливым, дружеским чувством. По правде говоря, Мод почти не пострадала, но старая дама, настояв на своем, водворила ее в синюю спальню своего просторного особняка и вызвала домашнего врача. Рауль, ее сын, чуть ли не взбеленился.
— Дорогой мой, — сказал ему доктор, — филантропия подобна краснухе. Она проходит сама по себе… А ваша матушка-графиня на время оставит вас в покое!
В этом он не ошибался! Отныне графиня пеклась только о Мод. Она перестала посещать кружок любителей бриджа, забросила занятия рукоделием; большую часть времени проводила в обществе «этой бедняжки, достойной всяческих похвал, такой хорошей во всех отношениях».
А как-то вечером, когда слуга Фирмен вышел из столовой, она даже присовокупила, что вот на такой женщине, как Мод, ему и надлежало бы жениться.
Рауль так шмякнул чашкой по столу, что обрызгал кофе всю скатерть.
— Прошу вас, мама!
— Согласитесь хотя бы видеть ее почаще. Вы ее совсем не знаете. Как можно судить о человеке, не зная его. Она получила отличное образование. Весьма недурна собой. Если ее наставлять, она научится одеваться не так кричаще. Возможно, она не принадлежит к нашему кругу. Но и мы сами, бедное мое дитя, уже не принадлежим ни к какому кругу. И потом, она привязана ко мне.
— Мне хорошо так, как есть.
— Полноте. Мужчине в сорок лет пора уже обзавестись семьей.
Вечная тема для пререканий, длившихся годами.
— Ах! — продолжала графиня. — Была бы у меня сноха, и моя жизнь стала бы совсем другой. И, ваша тоже, впрочем… Потому что я пекусь о вашем благе. Мод скоро нас покинет. Я хотела было ее удержать, но она слишком деликатное существо. Она намерена вернуться к своей работе. Такая девушка, как она, и работа! Какие пошли времена, однако! Наконец, Рауль…
— Бесполезно, мама. Я дорожу своими привычками, как и вы.
И Мод ушла. Но недалеко. На соседней улице ее поджидала двухместная спортивная машина. Рука с бриллиантом на одном пальце и перстнем-печаткой на другом открыла переднюю дверцу.
— Ну так что? Садишься?
И поскольку она колебалась, рука подхватила ее и усадила.
— Что это еще за цирк? Мадам уезжает в отпуск! Мадам позволяет себя похитить!.. Если бы ты не позвонила мне, клянусь, без кровопролития бы не обошлось. Ведь я был с самого начала в курсе дела, представь себе. Благодаря Хозе. Красивый особняк! Знатное имя! Графиня Фрэньез! Извини! Но какого черта ты водишься с этими людьми? Объясни мне.
Мод объяснила ему. Мсье Робер не поверил своим ушам. Он завел Мод в бар на Елисейских полях, и ей пришлось поведать ему всю историю сначала.
— Чует мое сердце, ты от меня что-то утаила. (Мсье Робер знал женскую натуру лучше исповедника.)
— Ни Боже мой.
— А нет ли, случайно, в этом доме особы мужского пола?
— Там есть виконт.
— Ах! Там есть виконт, я уже и сам догадывался.
Мод была по-своему гордячка. Не станет же она признаваться в том, что Рауль ею пренебрег.
— Он выказывал мне всяческое внимание, — сказала она. — Он симпатичный, и все при нем.
Мсье Робер пришел в ярость.
— Он пригласил меня наведываться, — продолжала Мод. — И я не могла ему отказать.
Мсье Робер впервые в жизни познал чувство ревности, что было для него нестерпимо. Этот Рауль такой очаровательный, такой респектабельный, вполне мог иметь виды на Мод. Зло следует истреблять с корнем и без промедлений.
На следующий день, когда Рауль курил сигару в своей домашней библиотеке, рассматривая только что приобретенный альбом по искусству, Фирмен доложил ему о приходе визитера.
— Проси.
Мсье Робер облачился в самый строгий костюм своего гардероба: пиджак в клеточку, серые брюки, замшевые туфли. Преодолевая робость, Робер чопорно представился: «Мсье Робер». Но вскоре самоуверенность к нему вернулась. Виконт оказался маленьким мужчинкой, к тому же уродливым, и одет наподобие служащего похоронного бюро. Живой портрет респектабельного мужчины, подпорченный молью. Было над чем посмеяться…
— Я пришел по поводу мадемуазель Мод, — начал он.
Другой мирно курил, не уступая в хладнокровии игроку в покер.
— Я хорошо ее знаю… и даже очень…
В его тоне было полно намеков… Но виконт оставался невозмутимым.
— Как человек честный, — сказал мсье Робер, — считаю долгом вас предупредить… Мод — шлюха. О! Поймите меня правильно… Шлюха, но самая что ни на есть замечательная: манеры и остальное — все при ней. Но только…