Сообщение Арчила Нугзаровича оказалось для отставного подполковника израильского спецназа большим ударом. Ударом и по самолюбию, ударом и по его профессионализму, ударом даже по всей системе подготовки спецназа в «Моссаде». И такой удар перенести было сложно. Ицхак почувствовал, что кровь прилила к голове. И хорошо, что он дочерна загорел лицом, иначе грузинскому полковнику видно было бы, наверное, что он покраснел. А Ицхак никому и никогда предпочитал не показывать своих чувств.
Предполагая, что полковник Чарльз уже вернулся в кабинет, и не желая разговаривать при нем, Ицхак пошел в свою комнату, которую использовал только в качестве помещения для кратковременного отдыха. Там вытащил трубку и набрал номер Бессариона.
– Бесо... Ты разговаривал с Автандилом. Ты вполне уверен, что это Автандил?
– Я не могу этого знать, мистер Леви. Я не знаком с Автандилом. Но оба раза мне отвечал один и тот же человек. Голос я узнал.
– Он без акцента говорил?
– Трудно сказать... Да, вот сейчас вспоминаю, он говорил слишком правильно, как иностранцы говорят. А акцент если и был, то, скорее всего, похожий на осетинский. Чуть жестче говорит, чем говорят грузины. Напевности нет. Но я могу ошибаться. В Западной Грузии так говорят.
– Автандил из Батуми.
– Значит, он мог так говорить. Но это, повторяю, я сейчас вспоминаю. Мне надо бы еще раз поговорить, чтобы прислушаться...
– Мог быть русский акцент.
– Нет. Русский акцент совсем другой. А есть какие-то предположения?
– Есть опасения подставы русского спецназа. Но это не конкретно... – решил Леви на всякий случай смягчить картину. – Подозрения шаткие, и на них опираться нельзя...
– Как мне проверить?
– Позвони. Расспроси, как прошла атака на осетинский блок-пост. Потом мне позвони. Сам позвони. Я буду ждать.
– Хорошо. Я позвоню сейчас же.
Ицхак отложил трубку, не стирая последний номер, чтобы потом стереть сразу два, и посмотрел на часы. День пролетел незаметно, и вечер близко. Уже половина шестого...
Отчего-то вдруг захотелось кофе. Но подниматься в кабинет и встречаться в полковником Редди Чарльзом не хотелось. Хватит того унижения, что Ицхак получил в кабинете Арчила Нугзаровича. Если Редди опять назовет его помощником, без которого можно обойтись, Леви может взорваться и наговорить много глупостей. А это совсем ни к чему. Кроме того, не хотелось при Редди с Бессарионом разговаривать. Кто знает, как может повернуться ситуация, кто и как будет искать виновных в провале. А провал может состояться большой, судя по тому, что Арчил Нугзарович ничего не сказал Леви о полном взятии Цхинвали. Согласно плану, насколько помнил Леви, к восемнадцати часам сопротивление в городе должно было быть подавлено. Осталось полчаса. Едва ли за полчаса что-то изменится. Что такое бои в городе, Ицхак Леви знал не понаслышке по ливанским поселениям и по Сектору Газа. Там уже не имеет такого решающего значение численное преимущество. Там все решает дух и отчаяние, личные качества бойцов, их подготовленность к городским боям, имеющая свою специфическую, достаточно сильно разнящуюся с полевой направленность. И было сомнение, что скороспелая грузинская армия будет в состоянии город взять. Откуда сомнение пришло, Ицхак сам не понимал. Ведь совсем еще недавно ни о каком сомнении не то что слов, даже мыслей не было. Была только уверенность, что все пройдет хорошо, Грузия добьется своего, Израиль получит свое. Сейчас, когда оказалась под угрозой собственная операция, и все положение грузинской армии показалось уже не таким радужным.
Бессарион позвонил через несколько минут.
– Мистер Леви, я поговорил с ним. Да, похоже, что это говорит житель морского побережья. Так еще в Абхазии говорят. Там тоже произношение жесткое. И в Батуми тоже, и в Поти. Я не могу точно сказать, грузин говорит или нет. Но это не русский. У русских нотки совсем не такие. Они некоторые наши звуки с трудом выговаривают и часто спотыкаются.
– Ладно... Что он тебе рассказал?
– Спросил, где мы встречаемся. Я сказал, что после поворота к селу его встретит наш пост. Меня позовут. Потом расспросил его, как Хетагурово брали. Осетины, говорит, дрались хорошо. Но их перебили. А потом наши миротворцы пошли в разбитое Хетагурово, каждый по узлу барахла набрал. Это на правду похоже. Телевизоров себе набрали. И Автандилу подарили. Сейчас они двинулись в сторону русского поста. Там все еще бой идет. Хотят полюбопытствовать...
– Что, русский пост еще держится? – удивился Леви.
– Держится, говорят. В окружении дерется. Но он Цхинвали уже не прикрывает. Главные силы в Цхинвали ушли, пост оставили за спиной. Там постепенно додавят...
– А что Автандилу там делать?
– Узнать обстановку. Посмотреть, с соседями поговорить...
– Может, все и так. Может, я зря беспокоюсь... – сказал Леви. – Ладно. Когда он приедет?
– Как только самолеты летать начнут, сразу двинет...
– Ты готов?
– Конечно.
– Удачи!
Отставной подполковник отключился от разговора и стер из памяти оба звонка. Хорошо было бы самому съездить на место и увидеть Автандила, чтобы не сомневаться. Но, если Автандила нет, это значит сразу попасть в лапы русскому спецназу.
Леви долго сидел у себя в комнате, соображая. Вопрос с Автандилом так и не решен, и будет ли он решен – неизвестно. Что это значит? Это значит, что операция может сорваться в самом начале. Как могут развиваться события? Русский спецназ, естественно, на беседовать с Бессарионом подъедет. Высадит несколько человек заранее, подберутся к посту, снимут часовых, уничтожат группу Бессариона. Потом по одному уничтожат всех остальных, что в оцепление выставлены. Кого-то допросят. Узнают, что создан коридор, по которому будут гнать сбитого летчика. Начнут коридор чистить. На этом все и закончится. И даже журналисты никому не понадобятся. Вот и весь сценарий провала.
Что может сделать в такой ситуации Леви? Можно дать команду «отбой» и снять всех, кто уцелел. На кого в этом случае падет вина за провал операции? На российский спецназ? Нет, вина падет на отставного подполковника Леви. Тот же полковник Чарльз с удовольствием переложит все на Леви, заявив, что он занимался другими вопросами, а начало операции и все действия «командос» контролировались Ицхаком Леви. И даже не подумает взять на себя хотя бы часть ответственности, потому что не знает морских правил – только один капитан всегда отвечает за гибель судна. Но Редди Чарльз не тот капитан, что захочет отвечать...
С другой стороны, если Автандил жив, а пленный русский капитан просто выдал дезинформацию? А Леви даст команду к свертыванию. Вот тогда провал будет полностью на нем. И тогда его обвинят правильно...
А что случится, если Леви не даст «отбой» и операция провалится? Подумаешь – погибнет несколько грузинских «командос». Это внутреннее дело Грузии. И здесь вина будет... Здесь вина должна быть на Редди Чарльзе, потому что Ицхак Леви должен уйти в сторону. Сам Редди Чарльз настаивает, чтобы Леви ушел. И пусть расхлебывает то, что там будет. И никто не в состоянии будет обвинить Леви. Да, он получил сигнал от Арчила Нугзаровича. И сигнал проверил через Бессариона. Бессарион звонил Автандилу. Он и раньше с ним по телефону разговаривал. И узнал голос. Это был Автандил. Леви сам проверить не имел возможности, и потому вынужден был положиться на слова капитана. Это естественно – полагаться на слова подчиненных. Если на их слова не полагаться, то зачем тогда они вообще нужны? А что получилось дальше – это уже отставного подполковника израильского спецназа не касается.
Что Ицхак теряет, если переходит с операции на операцию? Ну немножко славы, если операция будет удачной. Но, по большому счету, славы в этой операции не заработаешь, потому что ее результаты будут преданы гласности совсем в ином виде, чем все будет происходить в действительности. Вот во второй операции – это да, там при благоприятном исходе действительно будет слава, и такая слава в состоянии решить исход войны. Операция то есть в состоянии решить. Или повлиять существенно. Но заслуги будут учтены.
А Редди... Полковник Чарльз слишком возомнил и о себе, и о своей разведке. Пусть сам расхлебывает, что получится...
Леви решительно встал и пошел в кабинет. С полковником Чарльзом, идущим от лестницы противоположного крыла, они встретились у дверей, замедлив оба шаги при виде друг друга так, словно уже были врагами.
– Что? – спросил полковник.
– Журналисты готовы. Будут ждать твоего звонка. Я тебе передам все номера. Будешь обзванивать, интересоваться...
– Уходишь к полковнику?
– Кроме меня, там никто не справится. Другого эти парни не послушаются.
– Ладно. Катись... Знаешь уже?
– Что? – насторожился Леви.
– В восемнадцать ноль-ноль русские самолеты начали бомбардировку грузинских позиций.
– Значит, Арчил Нугзарович прав, а ЦРУ в очередной раз обгадилось? – не сумел Леви сдержать улыбку.
– Что? – спросил полковник.
– Журналисты готовы. Будут ждать твоего звонка. Я тебе передам все номера. Будешь обзванивать, интересоваться...
– Уходишь к полковнику?
– Кроме меня, там никто не справится. Другого эти парни не послушаются.
– Ладно. Катись... Знаешь уже?
– Что? – насторожился Леви.
– В восемнадцать ноль-ноль русские самолеты начали бомбардировку грузинских позиций.
– Значит, Арчил Нугзарович прав, а ЦРУ в очередной раз обгадилось? – не сумел Леви сдержать улыбку.
– Ну и катись к своему полковнику, и побыстрее... – Чарльз откровенно обозлился и перешел ту черту, за которой начинаются вульгарная грубость и хамство. – Я сам доложу начальнику разведки, что передал тебя на другую операцию. Ты мне только мешаешь.
Редди, похоже, был уверен, что теперь все пойдет в соответствии с планом. И Ицхаку очень захотелось, чтобы с Автандилом в самом деле беда случилась. Вот чего он не умел и совершенно не желал этому учиться, так это умению прощать.
– Так телефонные номера тебе дать? Или без них обойдешься?
Полковник, кажется, и в кабинет Ицхака пускать не пожелал – тут же, на месте и вытащил трубку, чтобы занести номера в память.
Непростительная глупость для разведчика. Но что с него взять – ЦРУ, это далеко не «Моссад». Но и грубить бывшему офицеру «Моссада» тоже не нужно бы...
* * *Уже в длинном коридоре генерального штаба, когда он направлялся в сторону кабинета Арчила Нугзаровича, Ицхаку пришла в голову мысль о провокации. Ведь можно очень легко проверить, на месте ли Автандил. Или на его месте этот, как его... подполковник Ведьмин Василий Васильевич. Какое имя, язык сломать можно.
Усмехнувшись, Леви остановился и набрал номер. Ответили опять не сразу, но трубка отчетливо доносила звуки серьезного боя. Слышались и взрывы, и частые автоматные очереди.
– Мистер подполковник... – наконец, издеваясь над английским языком, сказал кто-то.
Ицхак Леви громко и демонстративно прокашлялся в свою трубку. И пошел ва-банк:
– Вы, товарищ подполковник, в самом деле так плохо говорите по-английски или просто играете? Если можете, то говорите нормально, чтобы мне проще было понять. Я хочу поздороваться с вами. Кажется, вас зовут Василий Васильевич? Если можно, я буду вас звать просто Василий. Мне так легче.
Пауза затянулась. По крайней мере, Ицхак убедился уже по этой паузе, что его прекрасно поняли. Интересно было бы узнать, что ответят.
– Если вам так удобнее, то пожалуйста. Я буду звать вас Ицхак. Не возражаете?
Вот так-так... Значит, и о нем этому подполковнику если не все, то многое известно. А Ицхаку очень не хотелось бы, чтобы где-то в международных кругах высветилось его имя. Не та это операция, участием в которой можно гордиться. За такую, если она будет удачной хотя бы частично, свободно отдадут под международный суд по военным преступлениям. Но Ицхак растерянности не показал.
– Договорились.
– Вы что-то желали сообщить мне?
– Спросить, как вы умудрились моих ребят обломать? Там была хорошая квалифицированная команда...
– Разве? Двое моих ребят этого не заметили, – возразил русский спецназовец.
– Ладно. Перейдем от лирики к прагматизму, если вы, Василий, не возражаете.
– Я не возражаю.
– Вы хотите закончить ту операцию, которую сейчас проводите?
– Конечно.
– Я могу предложить вам два варианта развития событий. Варианты кардинально разные.
– Слушаю.
– Согласно первому, я сейчас даю команду «отбой», все силы сворачиваются и покидают места временной дислокации. И у нас с вами получается боевая ничья. В этом случае не вы не выигрываете, ни я не проигрываю. Проигрывает только официальный руководитель операции полковник ЦРУ Редди Чарльз. Но тоже проигрывает не смертельно. Он просто остается без дела.
– А вы, Ицхак?
– А у меня уже другое задание, и я выбыл из этой игры. Меня она не заботит. Я просто спасу жизни нескольких грузинских «командос», которые, благодаря своей неплохой подготовке, еще смогут доставить вам и осетинам немало неприятностей.
– Есть в вашем варианте и плюсы и минусы, – сказал подполковник Ведьмин. – А второй вариант? Иначе как я могу выбирать.
– Сразу прошу понять меня правильно. Я гражданин другой страны.
– Да, вы же офицер «Моссада»...
– Вы и это знаете... Ладно. Мое мнение о ГРУ становится лучшем, чем было... Так вот, как гражданину Израиля, мне, по большому счету, наплевать на всю эту войну. Есть тонкости, есть какая-то заинтересованность, но, повторяю, по большому счету, наплевать. Тем более когда ситуация становится такой, что мое терпение готово лопнуть. Я никогда бы не поступил так, воюя за свою страну. Но здесь... Итак. Мне очень надоел полковник Чарльз. Он меня обидел, прямо скажу. И мы расстались. Я вышел из операции и хотел бы, чтобы она провалилась. Вы можете работать, как вам заблагорассудится, я никого не буду предупреждать о вашем участии. При этом вам по-прежнему следует отвечать на звонки Бессариона и теперь уже полковника Чарльза, который будет звонить вместо меня...
Подполковник Ведьмин ответил достаточно холодно.
– Хороший вариант. Чего вы требуете взамен?
– Чтобы нигде в ваших отчетах не упоминалось мое имя...
– А если ваше имя будет упоминаться не в моих отчетах?
– В отчетах ваших подчиненных?
– Мои подчиненные не пишут рапортов, пока жив их командир. Если ваше имя всплывет где-то с другой стороны?
– А при чем здесь вы? – не понял Ицхак.
– Я здесь ни при чем... Я в своем рапорте не буду упоминать вас, хотя, признаюсь, мне бы очень хотелось до вас добраться и допросить по всей форме...
– Вот и хорошо. Только относительно добраться – это нереально...
– Пожалуй, с нереальностью я, как человек практичный, соглашусь. Но очень уж хочется... – голос русского подполковника звучал мечтательно.
– Так о чем мы сможем договориться, если сможем? – Ицхаку Леви такая мечтательность не слишком пришлась по душе, и потому он продолжил разговор в более холодных тонах.
– Давайте остановимся на втором варианте...
– Согласен, – Ицхак помедлил, громко усмехнулся и добавил то, чего Ведьмин, конечно, не ожидал от него услышать: – Удачи вам...
Глава вторая
1
Во время телефонного разговора Василий Васильевич смотрел не на поле боя, что развернулось внизу, под холмом, в сторону. Там, в небе, отчетливо были видны два самолетных звена, хотя близкий бой и расстояние конечно же гасили звуки двигателей. Трудно было разобрать, чьи это самолеты, даже если бы бинокль поднять. Невозможно, потому что грузинская сторона имеет на вооружении точно такие же самолеты. Но самолеты летели в сторону Грузии, и, кажется, заходили на линию атаки. Следовательно, это могли быть только российские самолеты, которых все так давно ждали, и они готовятся атаковать очередную танковую или пехотную колонну, что движется в сторону Цхинвали.
Значит, время поджимает. Пора группе двигаться в сторону Бессариона. Но до этого следует здесь все дела завершить. Хотя бы расстрелять взятый с собой запас гранат, пока не двинулся в их сторону правый грузинский фланг, прикрытый холмом. Когда двинется, станет уже не до боезапаса, тогда потребуется отступать, потому что позиция все-таки слабая, малоукрепленная и не позволяет долго обороняться от превосходящих сил противника. Но время, судя по логике, было, потому что в первую очередь правый фланг двинется на помощь уже сильно пострадавшему левому, чтобы не дать прорваться подступившим уже вплотную осетинам. И только получив уже там, внизу, новый удар сверху, он пойдет в атаку на высоту.
Разговор с Ицхаком Леви даже слегка развеселил подполковника Ведьмина. За всю свою богатую армейскую практику ему не приходилось еще встречаться с таким казусом, когда один военный специалист сдает противнику другого по личным соображениям, причем сдает не просто как боевую единицу, а полностью, со всей операцией. И не кому-то сдает, а именно противнику, и именно в условиях военного противостояния. Но, поскольку это работало только на пользу дела, отказываться было грех. Но и зацикливаться не стоило. Просто времени нет, чтобы зацикливаться.
– Гранит! Гранит! Я – Волына... Правый фланг ожил. Они двинулись двумя колоннами. Нижняя на помощь левому флангу, верхняя по соседнему со мной холму в вашу сторону. Нижняя будет на месте раньше. Имеете возможность накрыть гранатометами.
– Не имеем, слава богу, – отозвался Ведьмин. – Они наверняка будут ждать, когда верхние нас выбьют. Ты верхних придержать можешь?
– Я этим и занят. Израсходовал одного из их командиров, но там командиров, кажется, много. Пару секунд... – старший лейтенант Маврин взял паузу секунд на десять. За это время наушник донес до командира три звука – даже с глушителем «Фалкон 96» имеет звучный голос. Это потому, что начальная скорость пули очень высока. – Вот так-то лучше... Они залегли. Пытаются за склон уйти. Там их вам видно будет.