Я русский - Лекух Дмитрий Валерьянович 14 стр.


– Если ты спросишь у местных, они так и ответят. А еще будут долго велеречиво рассказывать, какие здесь красивые красные папоротники. Знаешь, что такое «велеречиво», девочка?

Она внимательно смотрит мне в глаза.

– Знаю, – кивает коротко. – Я читала русскую литературу восемнадцатого и девятнадцатого веков. А теперь расскажи, почему на самом деле Поляна называется Красной. Пожалуйста.

Я сутулюсь.

– Здесь, – говорю, – жил адыгский народ. Сачи. Или сахи. Я не настолько силен в исторической филологии. Знаю только, что и город поэтому Сочи называется. И еще тут была война. Наша война, русско-кавказская. Тяжелая, мутная. Здесь до сих пор есть деревня и речка со смешным названием Херота. Мы, когда в студенческие годы тут отдыхали, очень над этим названием смеялись. А оно, оказывается, означает всего лишь «десятая рота». Где «Х» – латинское «десять». Рота тут так долго стояла, что название слилось в одно слово, так бывает. И вот, когда та война подходила к концу, здесь, на поляне, зажали в кольцо остатки народа сачи. Мужчин, женщин, детей, стариков. Перевалы были перекрыты, и уходить им было просто некуда. Да и как тащить детей и стариков в горы…

Злата продолжает смотреть мне в глаза.

Жестко.

Требовательно.

И я от этого – еще больше сутулюсь.

– Солдаты не стали с ними драться, – вздыхаю, прикуривая. – Чтобы не нести, как сейчас сказали бы, неоправданных потерь. Их просто расстреляли из пушек. Картечью. Всех. Поляна была красная от крови, местная речка, Мзымта, текла кровью до самого Черного моря. Это место долго считалось проклятым, потом – ничего, заселили. Сейчас здесь мир. Уживаются русские, армяне, грузины, греки. Даже эстонский поселок есть, они в конце девятнадцатого века сюда переселились. Удивительно спокойные межнациональные отношения. Даже когда всю страну в девяностые трясло на этой почве, здесь все было тихо и гармонично. А вот народа сачи больше нет. Вообще. Те, кто случайно уцелел, бежали в Турцию и там полностью ассимилировались. Но таких было немного.

Злата знаком просит у меня сигарету, и мы теперь уже вдвоем пытаемся прикурить.

По смотровой площадке гуляет легкий, но настойчивый ветерок. Да и руки немного дрожат, если честно.

Наконец получается.

– Это – страшно.

Я киваю:

– Страшно. Но вполне обычно. Не только для России, но и для всей Европы. Горцы всегда и везде были бичом равнинной цивилизации. Нищие, злобные, принципиально не желавшие цивилизоваться. Что наши, что те же шотландцы или швейцарцы.

– Но их хотя бы не уничтожили.

Я криво усмехаюсь.

– Горские кланы никогда не были чем-то единым, – говорю твердо. – И выжили только те из них, кто смирился. Остальных – вырезали под корень. Везде. Иначе не получалось. Даже здесь: Российская империя не нуждалась в этих землях, они были абсолютно гиблыми – болота, малярия. Их только в начале двадцатого столетия кое-как осушили, а до тех пор поселенцев сюда отправляли, почитай, на верную смерть. Кавказ тогда считался хуже Сибири. Кто мог – бежал куда угодно, хоть на каторгу. Но и не воевать с горцами империя не могла. Потому что они непрерывно убивали и грабили всех своих соседей. Спускались с гор, грабили, резали – и убегали обратно, считая, что их никто не достанет. Такой вот образ жизни. По-другому они не могли, не умели и – не хотели. И тогда генерал Ермолов двинул сюда войска…

– И убил их всех, – кивает Злата.

– И убил их всех, – соглашаюсь. – А потом, во времена последнего русского императора, здесь, в прибрежных болотах, научились выращивать эвкалипты и уничтожили малярию, превратив эти земли в рай. Теперь тут мирно и очень красиво. Есть, кстати, заповедник, зверья полно: медведи, олени, косули, волки. Даже кавказские туры сохранились. Люди очень радушные живут, вне зависимости от национальности. Олимпиаду вон собираются проводить…

Злата вздыхает, и мы медленно спускаемся со смотровой площадки в небольшой ресторанчик при Императорском домике.

Мне говорили, что там готовят изумительный шашлык из дичи.

Наврали.

Мясо оказалось жестким, волокнистым и неприятным на вкус.

Зато все остальное, включая общую атмосферу и радостный звонкий смех моей постепенно отошедшей от «исторического потрясения» девочки было просто замечательным.

Она даже меда местного накупила.

Горного, каштанового, черного и чуть горьковатого.

Родителям, говорит.

В Чехию.

Хоть там и своего меда достаточно, но такого – дикого, чистейшего – у них все-таки не водится.

Заодно и вопрос с сувенирами решился.

А потом мы еще долго гуляли по горам и я ей показывал, как цветут по весне эдельвейсы…

…Обратно летели поздно вечером, бизнес-классом.

Родная редакция расщедрилась.

Злата, естественно, устроилась у окна – ей все было интересно.

Ребенок, ей-богу, ребенок.

Я раскрыл ноут, нашлепал по клавишам пару страниц текста и задремал.

А что?

Самое лучшее времяпрепровождение в этих летучих железных ящиках.

Но – долго поспать не удалось.

Девочка растолкала.

В непритворном ужасе.

– Дан! Дан!!! – толкает меня в плечо. – Посмотри вниз, там какая-то катастрофа!

Протер глаза, перегнулся через нее, вгляделся в иллюминатор.

Обычная ночь, изредка – редкие тусклые огоньки.

– Ну и, – зеваю, – где ты катастрофу увидела?

– Как где? Там же темно! Наверное, что-то случилось с электричеством!

Я тихо смеюсь.

Это тебе, милая, – не Европа.

Над которой лететь – будто над новогодней елкой.

– Золотой, – говорю, – милая, ты сейчас летишь над самой большой в мире по территории страной. А народу у нас живет столько же, сколько в Японии всего на трех островах умещается. Сто сорок с небольшим миллионов человек. Это еще что! Вот мы с тобой как-нибудь в Сибирь слетаем. Или на Дальний Восток, если «Луч» в этом году в первую лигу не вылетит. Возьму тебя туда обязательно, просто чтоб посмотрела. Так вот там будем часами лететь, а внизу – вообще ни одного огонька! Тайга…

Она смотрит на меня одновременно с ужасом и восхищением.

– Я, – качает головой, – кажется, понимаю, почему ты не такой, как другие. И твои друзья тоже. Чтобы жить в такой стране и не сойти с ума – надо быть особенным!

Я улыбаюсь, глажу ее по щеке тыльной стороной ладони.

– Ты тоже станешь такой же, как мы, – говорю. – А сойти с ума я тебе просто не дам. Не позволю. Ни за что. Потому что ты мне и такая нравишься. А пока – можно я посплю? А то мне ночью за компьютером сидеть, материалы в номер готовить.

– Можно, – обнимает меня и кладет голову на плечо.

Я только улыбаюсь в ответ.

И – немедленно засыпаю…

…Злата улетала восьмого.

В праздничек, так сказать, ага.

Как ножом себя друг от друга отрезали.

Но – все понятно.

Университет-то ей надо закончить.

Так что переедет она в Москву даже не после нашей свадьбы, а в лучшем случае после чемпионата Европы.

Придется потерпеть.

Приехал домой, поиграл с котом, покормил его, бедолагу.

Дождался ее звонка из Праги.

Выяснил, что долетела нормально.

И – заснул…

…Просыпаться утром в гордом одиночестве было немного не по себе.

Отвык, блин.

Ну, ничего.

У мужчины, чтобы легче переносить одиночество, есть футбол.

Ну, и работа, разумеется.

А мне еще и с котом повезло.

Ходит, трется…

…Вскочил, сделал положняковые ежеутренние сто отжиманий, покачал пресс, постучал по груше в маленькой комнате.

Порядок.

Теперь можно и в душ.

Тут-то он мне и позвонил.

– Привет, – говорит, – шакал ротационных машин.

– И тебе здорово, Серег, – отвечаю настороженно.

Он, хоть и распустил свою когда-то легендарную «Флинтс Крю», самую знаменитую хулиганскую банду за всю историю московского «Спартака», в которой был последним топ-боем, но до сих пор многие вещи в движе… гкхм… скажем так, координирует.

– Короче, – усмехается, – у тебя на вечер сегодня никаких планов нет?

Я задумываюсь.

– Да нет, в принципе, – осторожничаю, – такого, чтобы совсем срочно, нет. А что случилось-то?

Он вздыхает.

– Ну, тогда подъезжай на Сухарь, – зевает. – Часикам к восьми. Общий сбор: мы, кони, мусора. Будем про сборную думу думать. Короче, сам понимаешь.

– Хорошо, – говорю, – буду.

– Тогда пока, – усмехается.

Я сажусь на стул, подвернувшимся под руку полотенцем пот вытираю.

Вот тебя и признали элитой, Дэн.

Круче теперь – только кручи.

Общий сбор, где будут только реальнейшие топы.

От всех московских команд.

И ты – со своим свиным, во всех смыслах этого слова, рылом.

Ты же этого хотел, думаю.

К этому стремился.

А радости почему-то – никакой.

Одна, сцуко, ответственность…

…Собрались в тот вечер все-таки не на Сухаре.

Кони с динамиками решили, что собирать общак в мясном пабе будет – неправильно, что ли.

Нашли нейтральное место неподалеку.

Да нам-то какая разница?

Нашли нейтральное место неподалеку.

Да нам-то какая разница?

Нам, татарам, что водка, что пулемет.

Лишь бы с ног валило…

…Не могу сказать, что атмосфера в заведении царила уж совсем доброжелательная.

Это только в книжках старые враги к друг другу ничего, кроме уважения, не испытывают.

В жизни все чаще, увы, – по-другому случается.

Я, к примеру, как этого стоса с конской «Ярославки» увидел, чуть про сборную не забыл – так убить хотелось.

Прямо на месте, ага.

И, судя по его глазам, наши чувства были взаимными.

Но – сдержались.

Оба.

Дело есть дело.

Да и страна у нас с ним одна на всех, как ни крути.

Расселись, пива заказали.

Не все, разумеется.

Особо упертая часть публики свято блюла православный Великий пост, поэтому, кривясь и отплевываясь, потягивала минералочку.

Ну-ну, господа.

Хотя – каждый дрочит, как он хочет, конечно.

Просто – не надо перебарщивать.

Вы же, блин, русские футбольные хулиганы, а не монахи. С такими рожами, как у вас, в святые не записывают, да и в рай только по спецпропускам доступ выдают.

Так что – не фига в мою сторону косяка давить, типа, с осуждением.

– Короче, парни. – Серега отхлебывает пиво, и густая белая пена застывает у него на верхней губе, прямо под носом.

Он досадливо вытирается.

– Короче, – продолжает, – тут бритиша на связь выходили. В Австрии, похоже, разобраться у нас с ними вряд ли получится.

– Это еще почему? – спрашивает кто-то из мусарни.

Все хмыкают.

– Понимаешь, стос, – кривится тот самый «варриор», который приходил тогда к нам на Сухаревку, – Австрия – страна маленькая. И чересчур, блин, цивилизованная. Не успеешь забиться, как тебя уже повинтили и в участок волокут. А ты только ножками сучишь по асфальту между двумя здоровенными, блин, альпийскими полицейскими. Или по брусчатке там, какая, на хрен, в принципе, разница.

Все – молчат.

Думают.

Кое-кто пивасик шумно лакает.

А что?

Есть резон.

Мы хотим жить полной грудью, а не в австрийском околотке штанами лавку полировать.

Бритиша – тоже, думаю.

Засада, однако…

– И? – прикуривает сигарету Мажор. – Есть предложения?

– Есть, – кивает Серый. – У нас, у сборной, товарняк в Румынии двадцать шестого марта. Бритиша готовы привезти состав. И – решить все вопросы раз и навсегда, что называется.

Опять тишина.

Тут уже я не выдерживаю.

– Что-то, – говорю, – парни, от этого замута реальным говнецом попахивает. Сегодня у нас какое? Девятое? Сроку всего – две недели, кого мы соберем-то? Визы, паспорта, деньги. Прочая хренотень. По-моему, это просто тупая подстава.

– Есть такие мысли, – кивает мой враг из Ярославки, неожиданно со мной соглашаясь. – На «слабо» пробивают островитяне, похоже. Замутить хороший состав в такие сроки – просто нереально. А они сами стопудово не один день, и даже не один месяц к этой мудацкой шняге готовились. Уверен.

– И что вы предлагаете? – кривится Серега. – Думаете, я эту байду сам не просчитываю, что ли? Понятно, что подстава. И то, что так поздно сообщили, – подстава. И то, что в Румынии мутят, – тоже. Эти гребаные цыгане русских терпеть не могут, и любая фигня нам в минус пойдет, к бабке не ходи. А тюрьмы у них там, блин, вряд ли по гуманным нормам гребаного Евросоюза, блин, благоустроены. Ну и что? Они, сцуко, наверняка и другое продумали: что будет, если мы сольемся. Мало, думаю, не покажется.

Я прикрываю глаза.

Ну конечно.

Весь хулиганский движ старой доброй Европы будет извещен о том, что русские зассали выходить против англичан.

Почва-то уже наверняка подготовлена.

Неприятно…

…Плюс, если основа туда, в этот сраный Бухарест, так и не подтянется, представляете, на ком эти клоуны будут удаль свою показывать?!

Ага.

Все правильно.

Все, сцуко, правильно просчитали.

Сволочи.

Никуда не денешься.

– Надо ехать, – добиваю одним глотком пинту и ищу глазами официанта, чтобы заказать следующую. – По-любому надо. Не хочется, а придется. Всем, кого успеем собрать.

– Похоже, что так, – цедит мой личный вражина. – Они, похоже, суки, именно на это и рассчитывали. Так что лирику – в сторону, давайте соображать, кого набрать сможем. Хоть с бору по сосенке, хоть как. Позориться – ваще неохота. При таких раскладах понятно: скорее всего они, суки, – положат нас. Вопросов нет – всё пидарасы островные крепко продумали, похоже. И жалеть – точно не станут. Никого. Ни при каких обстоятельствах. Чтоб без иллюзий – будут добивать и лежачих. А лечь, похоже, – все-таки придется. Хотя и посопротивляемся, конечно. Но хоть, если уж и ляжем, так чтоб не совсем позорно…

– И еще, парни, – вздыхает ему вслед динамик из «Кэпиталс». – Как ни крути, а нам, всем здесь присутствующим, – лично ехать придется. По-любому. Отмазы – не принимаются. Потому что кроме нас – все одно некому.

Все молчат.

Понятное дело.

Я тоже крепко задумался.

Он, вражина мой, конечно, немного преувеличивает.

Бритиша хоть и конченые уроды, но цивилизованные.

Однако шанс оставить свои кишки где-нибудь на бухарестской мостовой вполне реален.

А у меня – свадьба двадцать шестого апреля.

И невеста беременная.

А я даже, сцуко, не знаю пока, кто там у нее в животе – мальчик или девочка…

Да что там я…

У всех свои резоны еще немного пожить.

Но…

– Надо, так надо, – выдавливает сквозь зубы Али.

И все тут же начинают шуметь.

Пиво заказывать, по плечам друг друга хлопать.

Все.

Решение – принято.

Глава 28

Из паба, так получилось, выходили вместе с Егором из «КБУ».

Их – «КБУ» в смысле – тоже на общак подтянули, хоть и не бойцы они уже давно.

Просто олдовые стосы, из «бывших».

Мы их, конечно, уважаем и даже во многом считаем своими.

Но – не более того.

Обычно у них – своя свадьба, у нас – своя.

Но у них есть деньги, и возможностей оказаться в Бухаресте соответственно куда больше, чем у нашего молодняка.

Значит, должны быть в теме.

По-другому не получается.

Он мне и предложил на Сухарь заскочить, еще пару-тройку пинт вылакать, не в такой нервенной атмосфере, что называется.

А почему бы и нет, думаю.

Пошли, сели.

Пивка заказали темного, закуски.

Потом подумали и водочки триста грамм к заказу добавили.

А что?

Злата в Праге, кота домработница до отвала, надо думать, накормила.

Она у меня – хорошая.

А у Егора – настроение.

Значит, пуркуа бы и не па?

Короче – вздрогнули.

Сидим, за жизнь трындим.

Водку селедкой закусываем, пивком полируем.

Хорошо.

Тут он вдруг на секунду задумывается.

– Знаешь, Дэн, – говорит, – а ведь если мы соберем более или менее серьезный состав – англичане в Бухарест стопудово не приедут. Сольются.

– Это еще почему? – удивляюсь.

– Да они вырожденцы. Это раньше бритиша были – огонь, а теперь… Только и умеют, что орать, крутить факи да швыряться пустыми пивными бутылками. Н-да. И съебывают при виде единственной женщины-полицейского. Говно, короче. Самое обыкновенное.

Я задумываюсь.

Егор, он ведь вместе с Мажором в Лондоне учился.

С тех пор и дружат.

Так что он знает, о чем говорит.

Три года там без малого прожил.

– А если не соберем?

– Вот тогда, – усмехается, – жди гостей. Тогда – стопудово пожалуют. Так, чисто поглумиться.

Сидим.

Думаем.

– Да и хрен с ними, – жму плечами. – Чего сейчас-то этим говном голову забивать. Давай лучше еще водки закажем, а? А то что-то я разогнался. Не хочется останавливаться…

…Приезжать на выезд в невраждебный Питер было как-то непривычно.

Слишком много воспоминаний.

Довлеющих, так сказать.

На тему: битиё определяет сознание.

Вот здесь – они нас накрыли.

А вон в том тупике наша самая громкая за последние годы победа зарегистрирована.

При трехкратном бомжовском перевесе.

А тут – встречают, блин, чуть ли не с цветами.

Хлопают по плечам, улыбаются.

Рассказывают, сколько народу смогут поднять в Румынию.

Пипец, как странно все это, наверное, со стороны выглядит.

Даже напросившийся со мной ехать Илюха, Жекин младший братец, охренел от такого приема, а он всю историю наших с этим рассадником бомжатины отношений только со слов старших товарищей изучал.

А я – на собственном горбу.

В прямом смысле.

Как инвалидом тогда не стал – сам до сих пор понять не могу.

Год после той драки ходить заново учился, даже академку в универе брать пришлось.

Но тем не менее, тем не менее.

Удивительно, даже сам город болотного газа после этого самоочевидной ненависти не вызывает.

Нормальный такой город, как выясняется.

Дома, площади.

Красиво.

И сами бомжары какие-то непривычно не гнусные.

Офигеть можно.

Посидели в пабе на Невском, вместе пивка попили.

Обсудили, как будем координироваться.

На мячике пошизили, но тут уже каждый за себя, разумеется.

Назад Дальше