– Да.
– Он венгр?
– Точно, – кивнул Данилов. – Ты уже спрашивала Антипина об этом. В кабинете у Старика.
– Но Шандор – это не только венгерское имя. Оно распространено и среди европейских цыган. Шандор, Сандор – варианты могут быть разные.
– Ну, допустим. И что с того?
– В руке у погибшей домработницы был клочок конских волос, так?
– Так.
– Цыгане обожают талисманы и амулеты. С этим ты не будешь спорить?
– Не буду.
– Молодец. А знаешь, какой амулет у цыган приносит удачу?
– Какой?
– Браслет или кольцо, сплетенное из конских волос! Такой браслет и был на запястье у грабителя. Во время борьбы с ним домработница Семенова сорвала браслет, но грабитель этого не заметил.
– Погоди, погоди… Ты намекаешь на то, что грабитель…
– Шандор Кальман. По профессии – повар, по происхождению – венгерский цыган.
Маша взяла из вазочки маслинку и бросила в рот.
Стас некоторое время молчал, обдумывая все, сказанное Машей, потом произнес:
– Любимова, ты сама себя не боишься?
– Нет. Позвони Старику. Я бы позвонила сама, но… В общем, мне с ним не очень приятно сейчас говорить.
– Из-за того разговора на оперативке?
– Угу. Скажи Старику, чтобы Шандора Кальмана хорошенько обыскали. Помнишь, среди пропавших украшений был кулон в виде птичьего пера, отлитый из красного золота? Там еще посередине рубин.
– Э-э… Честно говоря, я не запомнил.
– А я запомнила. Цыгане верят в то, что птичьи перья приносят удачу. Это раз. Цыгане обожают золото. Это два. Цыгане верят в то, что рубины оберегают от злых духов. Это три. Думаю, Кальман таскает этот кулон с собой – в качестве талисмана, вместо потерянного браслета из конских волос.
– Понял! Повисишь на телефоне?
– Запросто.
Маша положила телефон на стол и включила громкую связь. Затем налила себе вина, отпила глоток и бросила в рот еще одну оливку.
– Марусь, ты здесь? – «ожил» динамик телефона.
– Да, Тасик, я тебя слушаю.
– Старик выслал бригаду на квартиру к повару.
– Хорошо. Держи меня в курсе, ладно?
– Ладно.
Маша отключила связь. Задумчиво посмотрела на телефон. Хорошо бы сейчас позвонить Глебу, но он, скорей всего, уже лег спать.
Ладно, не беда, можно поговорить и завтра. А сейчас… Маша улыбнулась от предчувствия скорого удовольствия и зевнула.
Сейчас пора забраться в постель, выключить свет и наконец-то выспаться.
Глава 4
1
24 сентября, 16 часов, Егорьевское шоссе
Глеб выжимал из своей «Мазды» все, на что она была способна, то и дело поглядывая в зеркальце заднего обзора. Однако преследователь нагонял его. Небо было затянуто свинцовыми тучами; лес, проносящийся мимо автомобиля, был черным, мокрым и неприглядным.
Глеб удивился тому, насколько спокоен. Взгляд его был сосредоточен на дороге, сердце билось размеренно и четко, ладони не вспотели. Впрочем, он хорошо себя знал. Знал, что в опасные моменты обычно не теряется, а становится собранным как никогда.
Вот и сейчас мысль его работала четко и холодно. Шанс уйти от преследователя у него есть. Километрах в десяти отсюда пост ДПС. Главное сейчас – не потерять управление, а когда он достигнет автострады, проблема решится сама собой.
Машина преследователя замигала фарами.
«Психическая атака», – усмехнулся Корсак, глянув в зеркальце.
Прошла еще минута. Расстояние между «Маздой» Глеба и машиной его преследователя неуклонно сокращалось. Далеко впереди показался белый автомобиль.
До поста ДПС оставалось всего ничего. Белая машина, несущаяся навстречу, стремительно приближалась. Сейчас они поравняются. Сейчас…
«Главное, не пропустить поворот, – подумал Глеб.
Вдруг встречная машина возникла прямо у него перед глазами. У Глеба была доля секунды, и в эту долю секунды он успел подумать: «Как это ее вынесло на «встречку»?
Он крутанул руль вправо, пытаясь избежать лобового столкновения, услышал оглушительный хлопок, перед глазами его блеснул яркий свет, и в тот же миг он потерял сознание.
* * *
Вспышка света… Тьма… Снова вспышка света… И опять все погрузилось во тьму… А потом взрыв боли… Затем – снова отупение и одеревенение…
– Подготовьте третью операционную!
Кто это говорит?.. В его машине кто-то есть?.. В какой машине? Разве он сейчас в машине?
Серая река дороги впереди. Мимо проносятся деревья… А позади… Там мигают фары… Да, сзади мигают фары. Вспышка. Еще. И еще. Господи, как это мучительно…
Все затягивается белым светом, как туманом.
– Что с ним? – произносит незнакомый женский голос.
– Лобовое столкновение! – отвечает ему другой.
– Кошмар! Не знала, что после такого выживают.
– А он и не выжил. Это агония.
– Агония?
А-ГО-НИ-Я
Слово это отпечаталось у Глеба в сознании. Знакомое слово. Оно тянет за собой другое… Какое?.. Смерть!
– Мужчина, на вид около тридцати пяти лет! Автомобильная авария! Интубирован на месте!
Каталка несется по коридору. Белый свет заполняет собою все.
– Давление нестабильное! Плевра дренирована слева!
– В третью его! Быстрее!
– Зрачки не реагируют на свет!
Не реагируют?.. Глупости. Он видит свет. Фары мигают позади. Мигают, мигают, мигают. Сколько же это уже продолжается? И когда началось?
Поселок Хамовичи! Да-да, это началось там!
«Там, впереди, будет река Малая Кижма, а через нее – мост. Подумай, прежде чем переезжать через него. Назад пути уже не будет».
А это чье лицо? Круглое, морщинистое, добродушное, окаймленное седыми волосами.
– Я местный врач. Все зовут меня просто – доктор Тихонов. А еще я глава поселкового совета.
И улыбка… Славная улыбка, добрая улыбка. Этот человек неспособен совершить зло. Или – способен?
– В нашем поселке творятся странные вещи, Глеб Олегович. Очень странные.
ДА-ДА, СТРАННЫЕ ВЕЩИ!
И снова тот же добродушный голос:
– Познакомьтесь, это Илья Львович Рутберг. Он хозяин нашего поселка. Единственный и полновластный. Говорят, он уже миллиардер. Впрочем, я в это не верю. Почему? Не знаю почему. Миллиардеры выглядят иначе. Ха-ха! Что-что? Они такие же, как мы, только богаче? Метко замечено! Ха-ха! Но я вам не враг, нет, я вам не враг.
Невеста, одетая во все белое, стоит на краю утеса. Фата ее развевается на ветру. Боже, как это красиво. Если мы когда-нибудь поженимся с Машей, я буду настаивать на свадьбе.
И снова мигают фары.
– Сломаны четыре ребра! Сильное сотрясение мозга!
Но что это?.. Что за странная машина его преследует? Черная, очень черная, сама ночь! И что это с ней происходит? Машина пульсирует, оживает и вдруг – ба-бах! Она взрывается! Превращается в черное облако, облако клубится… Нет, это не облако, это огромная стая птиц! Черные вороны! Они гонятся за ним, настигают его «Мазду», бьются в стекла клювами и крыльями…
– Легкие поджаты воздухом в плевре! Дренируйте плевру справа! Левый дренаж заменить!
Телефон звонит? Нет, не звонит. Здесь нет связи.
Нет связи…
– Две порции крови! Гемоглобин пять!
«Пи-пи-пи».
Что же это за звук? Ах, это не звук! Это мигают фары. Свет. Тьма. Свет. Тьма. Пи… Пи… Пи…
– Стабилизируем дыхательную функцию!
И он погружается во мрак. Что здесь, во мраке? Смерть? Здравствуй, смерть, вот и я!
2
День выдался отличный, хоть и пасмурный. С утра, часов в девять, Машу разбудил звонок от Стаса Данилова.
– Значится, так. Докладываю. Цыгана-повара мы прищучили. Как ты и говорила, украденный кулон с рубином у него оказался при себе. Парень таскал его на шее, как какая-нибудь барышня, представляешь!
– Значит, победа? – сонно спросила Маша.
– Еще какая! Цыган не стал долго отпираться и во всем сознался. Он и домработница были любовниками. Шандор Кальман не раз подбивал ее ограбить хозяев, но та не соглашалась. Тогда он пригрозил Семеновой разрывом отношений, и та, будучи натурой чувствительной, сдалась. Вместе они обчистили сейф Антипина, но в последний момент у домработницы снова взыграла совесть, и она заявила, что не может во всем этом участвовать и что деньги и драгоценности нужно положить на место. Повар был с таким раскладом не согласен, но Семенова вцепилась в него мертвой хваткой, уговаривая остановиться. Завязалась драка, цыган вспылил, схватил подсвечник и ударил свою любовницу по голове. После чего скрылся с места преступления с награбленными цацками. На допросе Кальман разрыдался, как девочка, заявил, что раскаивается в содеянном и просил учесть его «чистосердечное признание». Все, конец истории. Дело передано в следственный комитет.
– Отлично.
– Все благодаря тебе, Марусь! Шеф просил передать, чтобы ты наслаждалась отдыхом. А мне дал отгул на понедельник. Жду приглашения на шашлыки.
– Хорошо, Стасис. Я тебе перезвоню через пару часов. Пока!
Маша выпустила из пальцев телефон, опустила голову на подушку и снова погрузилась в сон.
Маша выпустила из пальцев телефон, опустила голову на подушку и снова погрузилась в сон.
В следующий раз она проснулась уже в полдень. Митька тоже отсыпался – ночью он успел перебраться из гостиной в свою комнату.
Маша сходила в душ, сварила кофе. Попыталась дозвониться до Глеба, но абонент снова был недоступен. Видимо, сотовую вышку до сих пор не починили. Ну, да не беда. Сегодня вечером они с Митькой поедут на дачу, в гости к Глебу. Впереди – несколько дней блаженства. Нужно будет обязательно устроить шашлыки и позвать Толю со Стасом. И Лидку с мужем, они, в общем, милые ребята. Вот только дети у них шумные, но на природе это не так заметно и почти не утомляет. Пусть резвятся.
Маша расчесывала влажные после душа белокурые волосы, когда внезапно зазвонил мобильник. Номер на дисплее высветился незнакомый. Когда Маша нажала на кнопку связи, в сердце у нее снова кольнуло неприятное предчувствие.
– Слушаю вас.
– Здравствуйте! – поприветствовал ее напряженный женский голос. – Говорят из приемного отделения Егорьевской районной больницы. Вы – Мария Александровна Любимова?
– Да.
– Ваше имя мы нашли на титульной странице записной книжки Глеба Олеговича Корсака. Имя и номер телефона. Вы его родственница?
Небольшая пауза, и вслед за тем:
– Да. Что с ним?
– Он попал в автомобильную аварию. Его состояние крайне тяжелое.
– Какой у вас адрес?
Женщина продиктовала.
– Я выезжаю, – сказала Маша и отключила связь.
Несколько секунд она сидела, словно дубиной оглушенная. Потом вскочила со стула. Снова села. Снова вскочила. А потом бросилась к шкафу и стала лихорадочно одеваться.
* * *
Маша стояла возле операционной, прислушиваясь к громким голосам, раздающимся из-за закрытой двери.
– Анестезиологи, можно?!
– Да.
Пищит аппарат искусственного жизнеобеспечения. Пи-пи-пи… Какой отвратительный, какой страшный звук.
– Скальпель! Разрез!
Маша заткнула уши ладонями. В голове гулко заухали сердечные удары. Бум. Бум. Бум. Нет, это невыносимо. Она снова отняла ладони от ушей.
– Давление падает!
Маша сжала ладонями лицо. Щеки холодные. Онемевшие. Ничего не чувствуют.
– Перевязать! Толстой лигатурой! Давайте же – под зажим! Ну!
И снова пищит аппарат искусственного жизнеобеспечения, но высокие, бьющие по ушам звуки становятся реже.
– Аорта цела!
– Внимание! Десятая порция крови!
Маша больше не могла это слушать. Она отошла от двери, дотащила свое тело до холла и рухнула в кресло. В ушах у нее снова зазвучали суровые слова хирурга, сказанные им перед началом операции:
– Мария Александровна, у вашего мужа тяжелая контузия легких и сердца. Плюс ко всему – сильное внутрибрюшное кровотечение. Мы вскроем ему живот, но особых надежд не питайте. Даже если операция пройдет успешно, его шансы на выздоровление невелики.
Маша закрыла глаза. Но безжалостный голос хирурга продолжил:
– Будьте готовы к худшему. Обычно после лобовых столкновений на такой скорости люди не выживают.
Маша открыла глаза. Посмотрела в сторону операционной и отчетливо проговорила, словно спорила с судьбой:
– А Глеб выживет. Он выживет.
3
Операцию Глеб пережил. Усталый хирург сообщил Маше, что у Глеба отек мозга и что «если говорить по простому – он завис между жизнью и смертью». Аппаратное дыхание заменяло Глебу работу легких. Вместо еды – питательные смеси, доставляемые в организм через специальный зонд. Жидкости, так же как и лекарства, – внутривенно.
Маше разрешили посидеть рядом с Глебом. «Но не долго, не больше пяти минут».
Палата была освещена неярким и каким-то неживым светом. При таком скудном освещении Глеб выглядел не столько больным, сколько смертельно усталым. Под глазами пролегли глубокие тени, и из-за этих теней глаза его казались еще более запавшими.
Глядя на него, Маша вспомнила их первую ночь. Тогда он удивил и измотал ее – по-хорошему измотал. Утром она проснулась первой. Голова ее покоилась на груди Глеба, и она ощущала щекой спокойное биение его сердца. Она приподняла голову, дотронулась пальцами до его волос, а затем осторожно отвела с его высокого лба каштановую прядку. Потом она долго смотрела на него – до тех пор, пока он не проснулся и не улыбнулся Маше в ответ на ее взгляд. Кажется, в тот момент она поняла, что любит его.
Вот и сейчас он спит. Но совсем не так, как тогда. Маша легонько провела ладонью по волосам Глеба. И вдруг губы его приоткрылись, и он хрипло пробормотал:
– Ха… мовичи…
– Что? – Маша побледнела от волнения. – Милый, повтори!
– Хамовичи… Невеста…
Маша склонилась ниже.
– Пещера… – снова заговорил Глеб, не открывая глаз.
Маша поняла, что он бредит.
– Берегись егеря… – снова забормотал Глеб. – Егеря-огонь… Егерь-огонь… Собаки ни при чем… Берегись егеря… Огонь… Там, на холме…
Дальше бормотание Глеба стало совсем сбивчивым, и Маша не сумела разобрать ни слова. Потом Глеб замолчал. Действуя почти на автопилоте, она достала из сумки блокнот и ручку и быстро записала.
«Хамовичи. Невеста. Пещера с собаками. Егерь. Огонь. Ищи на холме».
В палату вошла медсестра:
– Простите, но вы больше не можете здесь находиться, – мягко проговорила она. – Можете посидеть в коридоре, если хотите.
– Да… Конечно.
Маша нагнулась и поцеловала Глеба в мертвенно-бледную щеку, затем встала со стула, повернулась и вышла из палаты.
В коридоре она сказала медсестре:
– Мне нужно осмотреть его вещи.
– Но вы не являетесь родственником… – возразила было медсестра, но Маша достала из сумочки удостоверение, раскрыла его, и медсестра сменила протест на лояльность.
– Я сейчас все узнаю, – сказала она.
Уже через полчаса Маша внимательно осматривала вещи Глеба. Она не обнаружила ничего заслуживающего внимания, за исключением двух обгоревших фотографий, на которых были изображены невеста и жених в окружении гостей.
Маша скользнула взглядом по фотографии и хотела отложить ее, но задержалась. Уж больно необычным был этот снимок. Во-первых, свадьба. С чего это вдруг Глебу носить при себе свадебную фотографию? Быть может, на ней изображены его родственники? Но тогда их лица были бы Маше знакомы, поскольку она не раз листала семейный фотоальбом Глеба, а он постоянно говорил ей (и звучало это очень искренне), что не хочет иметь от нее никаких секретов.
Во-вторых, лицо невесты. Бледное, испуганное. Несколько локонов выбилось из прически и прилипло к потному лбу. В широко раскрытых глазах застыл панический страх. Не так невесты выглядят на собственных свадьбах, совсем не так.
В-третьих, гости. Они тоже не выглядели счастливыми. Напротив, лица их были напряжены, как бы в предчувствии чего-то жуткого, неминуемого, и это странное ожидание беды сводило на нет все веселье. Свадьба выглядела карикатурной, ненастоящей.
И, наконец, главная странность: невеста держала в руке сломанную розу. Словно пыталась на что-то намекнуть, что-то сказать или, вернее, показать фотографу.
Дата на фотографии стояла прошлогодняя – двадцать шестое сентября. До годовщины свадьбы остается ровно два дня.
– Странная какая свадьба, – проговорила медсестра, с любопытством глядя на фотографию через плечо Маши. – Безрадостная. Это его родственники?
Маша медленно покачала головой и сказала:
– Сомневаюсь.
– Ясно. И как у них все сложилось?
– Думаю, не очень хорошо.
На фотографии была четко видна табличка с названием населенного пункта – «Хамовичи».
Маша достала из сумки блокнот, быстро раскрыла его и прочитала:
«Хамовичи. Невеста. Пещера с собаками. Егерь. Огонь. Ищи на холме».
– Вы случайно не знаете, что это за деревня – Хамовичи? – обратилась Маша к медсестре.
Та задумалась. Покачала головой:
– Нет, не слышала.
Маша взглянула на вторую фотографию. Те же серьезные лица, тот же испуг в глазах… Но что-то в этом снимке было еще. Что-то неправильное, противоестественное, неуместное.
Понадобилось еще несколько секунд, чтобы Маша поняла, что именно. Дело в том, что на праздничном столе не было ни одной бутылки со спиртным напитком. Только минеральная вода. Множество бутылок с минеральной водой – пластиковых, прозрачных, с синими этикетками.
Тут странное несоответствие заметила и медсестра.
– Ни шампанского, ни водки, – удивленно произнесла она. – Они что – спортсмены?
– По-вашему, они похожи на спортсменов? – хмуро сказала Маша.
Медсестра покачала головой:
– Вообще-то не очень.
– Мне тоже так кажется.
* * *
Сидя в холле больницы, Маша снова и снова перечитывала запись в блокноте, пытаясь понять, как все это может быть связано с аварией, в которую попал Глеб.
Хамовичи…
Свадебные фотографии…
Кажется, по телефону Глеб что-то говорил про своего приятеля Жору Васильева, который заезжал к нему в гости. Может быть, Васильев что-то знает?