– Не понимаю я вас, людей… – в который раз повторил Тагур. – Гоблины по своей природе хищники. В давние времена клыкастые тигры не решались ходить по той же тропе, по которой ходили мы! Но за все это время ни разу ни один гоблин не убил своего со племенника. Вы же, похоже, занимаетесь только этим… – он вздохнул и, не простившись, поднялся от костра и беззвучно растворился в ночном лесу.
– Иди спать, Сэнди, – обратился я к своему оруженосцу, явно перегруженному впечатлениями за эти сутки. – Не хватало еще завтра вытаскивать твою повозку из придорожной канавы.
Шаконтон пожелал мне спокойной ночи, чтс" было воспринято мной как неуместная шутка, и, пошатываясь, побрел к своему возку.
Заснуть я так и не смог… Пение птиц, разбудившее Бельруна, звучало для меня подобно колыбельной. Всклокоченная голова директора цирка показалась из-под полога нашей повозки, живописно украшенная соломой и веточками.
– Ты что, так тут и просидел всю ночь? – удивленно вытаращился на меня Винсент, с трудом продравший глаза. Видимо, ему сегодня тоже не особо сладко спалось… – С ума сошел! Тебе же днем в Ли – може выступать! У тебя же сегодня твоя первая драка! – Бельрун заявил это так, как будто мне предстояло вручение «Оскара» за лучшую мужскую роль, а я прожег дыру в своем парадном смокинге.
– Если бы первая… – пробормотал я, поднимаясь. Затекшие за ночь конечности совсем отказывались слушаться.
– Учти, если проиграешь, – шутливо пригрозил мне Винсент, – я не заплачу тебе ни одного денье из тех, которые ты мне уже дал! Быстро в повозку спать! – грозно сдвинув брови, командовал Бельрун, и я, подчиняясь грубому произволу начальства, полез на освободившееся спальное место. Проспав несколько часов беспробудно, как сурок в зимней спячке, я был разбужен к полудню криком Бельруна над самым моим ухом:
– Эй, Черная Рука! Выходи на смертный бой! – я открыл глаза, судорожно пытаясь сообразить, придется ли мне схватиться с неведомым противником, прямо соскочив с повозки, или же у меня будет несколько минут, чтобы размяться.
– На вот, примеряй обновки. Эжени все утро старалась, – протянул мне Винсент какие-то черные тряпочки, когда я выкатился из возка. – Вот – на руки, вот это – на голову. Смотри не перепутай, – напутствовал меня мсье Шадри. – Однако не торопись, у нас еще есть время. До Лиможа полчаса езды. Я протер глаза и, окончательно проснувшись, увидел, что цирк стоит на холме, в стороне от дороги, пропуская какой-то длинный караван, тянущийся к городским воротам, а Эжени в стороне колдует над котелками с какой-то аппетитно пахнущей снедью. Покончив с водными процедурами и разминкой, я сделал попытку войти в образ, напялив на себя аксессуары сценического костюма.
– Ну как? – неуверенно спросил я, становясь в боевую стойку. В маске моментально стало жарко, перчатки с широкими крагами мешали и хлопали по предплечьям при каждом движении, в общем, чувствовал я себя полным идиотом. Я не видел себя со стороны, но, по моим представлениям, я более всего походил на Бэтмена с купированными ушами. На мое счастье, без реактивного двигателя за спиной и дурацкого плаща, переделанного из старого папиного зонтика.
– Ну как? – повторил я вопрос.
– Устрашающе, – с деланной серьезностью ответил Бельрун. – Уж и не знаю, найдется ли в Лиможе смельчак, дерзнувший принять твой вызов. – Я скривился от такой двусмысленной похвалы, но делать было нечего…
– А по-моему, здорово! – выразил искреннее восхищение подощедший Ролло. – Как настоящий боец! – воскликнул он, наматывая на руку железную цепь и рывком разрывая ее, словно кусок бечевки. – Мне бы так…
– Мальчики! Пора завтракать! – позвала нас Эже-ни, и это была первая приятная новость за сегодняшний день. …Площадь Лиможа была полна народа по случаю воскресенья и ярмарки, так что наше прибытие было принято на «ура». Веселые добродушные стражники пообещали помериться силами с нашим бойцом, то бишь со мной, как только они сменятся с поста. Го родской люд плотной толпой сопровождал нас до самой площади, а верткие мальчишки так и норовили влезть чуть ли не в клетки, дразнили зверей и потешались над ужимками вновь порыжевшего Люка. Мы быстро поставили шатер и начали готовиться к пред ставлению. Почтенный Деметриус, находившийся в подавленном настроении со вчерашнего дня, забился в самый темный угол повозки и, обхватив руками острые колени, задумчиво глядел в одну точку. На предложение Бельруна вылезти наружу и посмотреть на представле ние он обиделся и лишь прошептал:
– Как ты можешь? После того, что случилось вчера…
– Такова жизнь, – пожал плечами Винсент Ша-дри. – И сам Господь не сделал бы для отца Доминика больше, чем мы. Алхимик ничего не ответил и только отвернулся… Представление шло своим ходом. Над шатром на своем неизменном шесте кувыркался и шутил рыжий клоун; приемная дочь царицы амазонок выделывала опаснейшие трюки на своей белой лошадке под восхищенный рев толпы; Бельрун метал ножи и показывал замысловатые фокусы, когда я вдруг услышал, как Люка оглушительно завопил на всю площадь:
– А вот великий боец Черная Рука! Ударом руки валит быка!
– Ну что ж, господин рыцарь, – услышал я напутственные слова Бельруна. – Вперед, твой выход. Этого можешь сделать без особых церемоний – он приезжий, какой-то купеческий охранник…
Я поспешно напялил свое чернорукое снаряжение и, разведя руки в приветственном жесте, выскочил на арену. В первую минуту я был оглушен ревом толпы, подбадривавшей меня и моего противника – здоровенного мускулистого дядьку, угрюмо смотревшего на меня.
– Султан Саладин обещал отсыпать сто золотых тому, кто победит знаменитую Черную Руку, но до сих пор никто еще не сумел получить эти деньги. Пробуйте, и, быть может, удача улыбнется вам! – заливался Люка, выплясывая на своем насесте.
Купеческий охранник вразвалочку начал приближаться ко мне, мер мою фигуру настороженным взглядом. Я услышал за своей спиной нервный шепот Бельруна.
– Только ж смотри, не с одного удара! – Но его предупреждения были излишни. Судя по той ленивой грации уверенного в себе хищника, с которой двигался мой противник, у него был богатый опыт уличной драки. Я сложил руки перед грудью и слегка покло нился, приветствуя его. В ту же секунду он продемонстрировал ложную атаку правой рукой и со всего размаху бросил кулак левой мне в голову. Со стороны, видимо, казалось, что он попал мне в плечо. Со стороны, опять же, удар выглядел куда как эффектно. Уж, во всяком случае, куда эффектнее, чем мое короткое движение в сторону его бицепса. Что ж, со стороны, конечно, виднее. Но только я и мой противник знали, как моментально онемела его атакующая рука. Второй удар не заставил себя долго ждать – детина, разозлившись не на шутку, потерял всякую осторожность и попробовал разнести мое лицо прямым ударом. И очень удивился, когда, пронесясь пушечным ядром мимо меня, получил ускоряющий пинок чуть пониже спины и уткнулся носом в пыль городской площади. Толпа радостно взвыла. Охранник угрюмо поднялся и тан ком попер на меня.
– Все! – вновь услышал я шепот Винсента. – Этого можешь положить.
– Раз… два… три!.. – получив апперкот, несчастный растянулся на земле. Рефери был не нужен. Таким ударом я отправлял в глубокий нокаут и более опасных противников. Приятели поверженного бойца подхватили его под руки и утащили с ристалища.
За первым боем последовало еще несколько, из которых этот был, пожалуй, самым тяжелым, хотя и не самым длинным. Саладин, буде он еще жив, мог бы спокойно ставить на меня еще сто золотых. Пока что его деньги были в полной безопасности.
Народ искренне радовался милому сердцу зрелищу, с удовольствием наблюдая со стороны, как кто-то другой зарабатывает синяки и шишки. Меня поразило обилие женщин и детей, причем, что самое удивительное, созерцание боев временно ликвидировало все сословные различия – богатые блио и котты соседствовали с драными, грязными камизами, а то и просто с лохмотьями.
Уложив очередного противника, я торжествующе воздел руки к небу, обходя круг по ристалищу.
– Мама, мама! Я, когда вырасту, тоже буду такой сильный? – услышал я звонкий мальчишеский голосок и, обернувшись, увидел стоящую в первом ряду богато одетую, красивую, величественную женщину, держащую за руки двоих мальчуганов. Вокруг дамы с детьми находилось несколько кавалеров и пара охранников. Один из них, желая, видимо, отличиться перед знатной дамой, шагнул вперед и, потрепав по голове ее младшего сына, сказал: Ты будешь сильнее, Луи. Разрешите мне попробовать, госпожа! «Ну, тебя-то я положу быстро и красиво», – поду мал я, критически оглядывая светского шаркуна, выходящего в круг. Происходившее дальше более всего напоминало какую-то потешную игру. Бедолага летал по ристалищу, не получая при этом никаких тяжелых повреждений, но гордость мешала ему признать свое поражение, вновь и вновь толкая его на безнадежные атаки. Внезапно я боковым зрением увидел группу всадников, проталкивающихся сквозь толпу. Увы, их лица не вызывали предположений о хороших вестях…
– Прочь! Прочь с дороги! – закричал один из них, видимо, старший. – Прекратите представление! Все расходитесь!
Постепенно на площади воцарилась относительная тишина. Пробившись к даме с детьми, внезапно побледневшей, гонец соскочил с коня и преклонил пред ней колено.
– Ваша милость!.. – запинаясь, начал он. – Случилось ужасное несчастье…
– Адемар?! – прошептала женщина, бледнея, как мрамор, и хватая ничего не успевших понять сыновей за руки, словно ища в них опоры. Слуга поднял на нее глаза, но, не выдержав взгляда несчастной, низко опустил голову и совсем тихо произнес:
– Да… Ваш муж погиб. Возвращаясь с охоты, он завернул к вечерне в часовню святого Северина, близ Лаше. Ночью там случился пожар… Все погибли… – плечи гонца вздрогнули. – Мы нашли коней возле пепелища…
Виконтесса выпрямилась, стараясь из последних сил соблюсти достоинство.
– Проводите меня в замок, – прошептала она и, гордо повернувшись, рухнула на руки успевших подхватить ее спутников.
Я не успел ни о чем подумать, как появление еще одного гонца на взмыленном коне привлекло всеобщее внимание.
– Где виконт Лиможский? – едва не падая из седла от усталости, крикнул всадник.
– Погиб вчера вечером, – ответил ему один из кавалеров.
– Проклятие! – выругался гонец. – Где его супруга?
– Мадам Аделаида без сознания… А что произошло?
– Третьего дня наш государь Филипп II Август погиб на охоте, сорвавшись со скалы… Да здравствует новый король Людовик!
На площади воцарилось гробовое молчание. Люди, пораженные совпадением двух смертей, суеверно крестились. Очнувшийся стражник, принесший весть о гибели виконта, крикнул:
– Расходитесь! По всей стране траур. А вы, фигляры, – он посмотрел на Бельруна, – прочь отсюда!
ГЛАВА 10
А черт бы побрал эту охоту! – Бельрун натянул вожжи. – Н-но! Пошла, родимая!
Наши четыре возка резво выкатили за ворота погруженного в траур Лиможа.
– Ну какой дурак охотится в апреле! – нахмурив брови, с досадой произнес Бельрун, когда мы, подымая пыль, стремительным аллюром мчались по дороге. – То есть я, конечно, ничего не гово рю о нашем покойном короле, мир праху его… Ему, конечно, виднее, когда зверю подобает выводить детенышей, а когда нагуливать жир… Но теперь из-за этого целый месяц нам играть не придется! – он со злостью хлестнул лошадь по спине.
– Эй, Винсент, поаккуратнее! – попытался успокоить я разозленного владельца цирка. – Придержи коня, мы уже намного оторвались от всех возможных погонь.
Бельрун недовольно покосился на меня, но, увидев, насколько мы обогнали остальные повозки, все же прекратил дикую скачку и, тяжело вздохнув, произнес: – А в общем-то, ты прав… Куда нам теперь спешить? Считай, месяц никаких выступлений не будет. Проклятие! Май – самый выгодный сезон!
Некоторое время мы ехали молча, и Бельрун переживал личную драму внутри себя. Однако долго он не выдержал и спустя минуту гневно изрек:
– А все этот король Ричард!
Я изумленно воззрился на своего спутника:
– Что Ричард? Он-то тут при чем?!
– Да это ж он пристрастил его величество к охоте в любое время года и суток – день ли, ночь, все ему было без разницы, – как нечто само собой разумеющееся, изрек Бельрун.
– А это ты откуда знаешь? – все еще не придя в себя от изумления, спросил я.
– Так я ж еще до того, как у барона де Фьербуа служил, был в королевской охоте доезжачим.
– Чего ж ушел? Место, поди, теплое? – поинтересовался я.
Винсент ностальгически вздохнул.
– А! Молодой был, глупый. Вмешался в «большой политик». Все ж о графской короне предсказанной мечтал… Ну и вляпался сдуру – взялся записочки от нашей юной королевы принцу Джону Безземельному возить…
От неожиданности я буквально подскочил на повозке.
– Кому возить?!
– Джону Плантагенету, – удивляясь моей неосведомленности, повторил Бельрун и добавил мечтательно: – Красивая она тогда бьыа – аж дух захватывало… Да и он тоже. Одно слово, аквитанские корни…
С трудом переварив эту неожиданную информацию, я выдавил из себя риторический вопрос:
– Они что, знакомы?
– Шутить изволите? – в свою очередь, изумился Винсент. – Они ж родственники! И воспитывались вместе при дворе Элинор Аквитанской, когда та уже перебралась во Францию. А что у них роман в юности бьы, так это, почитай, всем известно. Все ее злоключения от этого романа. Что и говорить, не повезло на шей доброй королеве… – загрустил вдруг Бедьрун – Это ж надо, такая красивая и такая несчастная!
Я не стал говорить Винсенту, что это обычная судьба большинства очень красивых женщин, а лишь приготовился слушать. Судя цо "всему, мой товарищ по цирковому ремеслу готов был угостить меня очередной историей из цикла «Когда я был .».
– Да, красива она была необыкновенно. Что и говорить – шестнадцатилетняя графиня, выросшая на юге Франции, в благословенной Аквитании Эх, да что там! – Бельрун мечтательно вздохнул. – Каштановые волосы с медным отливом, лукавые карие глаза, брови вразлет… Улыбка, от которой таяли самые суровые воины И характер у нее был веселый, смешливый и добрый Все ее очень любили за приветливость и добрый нрав Никогда слуг не обижала – каждого знала по имени и все старалась чем-то порадовать Ну и понятно, все в нее влюблены были – от поваренка на кухне до первых пэров королевства – Винсент улыбнулся, видимо, вспоминая красавицу графиню, и я поразился, каким юношеским восторгом в этот момент сияло его лицо.
– А она только улыбалась всем да книжки читала .
– Похвально – неожиданно отозвался из глубины повозки Деметриус, дотоле упорно отмалчивавшийся – Учение есть свет.
Бельрун как-то неопределенно хмыкнул:
– Оно, конечно, похвально, да графиня Элеонора, видать, не те книжки читала Весь мир для нее тогда казался как будто вышедшим из этих книжек Все эти трубадурские штучки с клижасами и эреками вбили ей в голову, что на земле должна существовать только великая любовь, и никак иначе. Как сейчас вижу ее сидящую в саду с какой-то книгой Пока читает – глаза лучатся счастьем, так что на колени перед ней от восторга упасть хочется; а оторвется от строк – и все, погасла, взгляд печален.
Я с возрастающим удивлением слушал эту романтическую повесть. Признаться, мне как-то было неловко и странно наблюдать подобное искреннее проявление чувств у такого закоренелого авантюриста, каким я знал Бельруна И мне все больше и больше нравился этот необыкновенный человек.
Между тем Винсент продолжал:
– Когда батюшка нашей красавицы Генрих Шампанский просватал ее за нашего короля, очень она убивалась, но против воли отца идти не решилась А тому только хотелось поближе к трону стать, как – никак первый пэр, на коронации над головой Филиппа корону держал. А теперь еще и зять короля!
– Эй! Привал будем сегодня делать? – раздался с третьей повозки недовольный голос Железного Ролло.
– Будем, будем, – мгновенно возвращаясь с небес на землю, отозвался Бельрун. – Вот до Оверни доедем и сделаем.
– Да это ж сколько еще ехать! – басовито возмутился голодный Жано.
– Эжени! – обернувшись, крикнул Винсент – Дай этому проглоту кусок солонины, а то он, чего доброго, съест лошадь Так вот, – продолжал мой собеседник – Дочку-то свою Генрих Шампанский замуж выдал, да только насчет короля он сильно просчитался Этот молодой лев к тому времени вкус власти уже вполне почувствовал и ни с кем ею делиться не желал.
– И что же?
– А что – непонимающе посмотрел на меня Бельрун – Как водится, подняли восстание Генрих и братец его Тибо. Но зятек-то с ними не возился – восстание подавил, зачинщиков в Фор Л'Эвек упек. Вот тут Элеоноре пришлось несладко: почитай, вся родня в мятеже участвовала. Тут король и велел ее отослать домой, потому как жениться-то он на ней женился, да особой любви между ними не было – это все видели. Он бы, может, и рад, да королева все о другом грезила, – Бельрун с досадой стукнул кулаком себя по колену. Помолчав немного, он продолжал уже более спокойно:
– И вот однажды утром перед окнами королевского замка разыгралось диковинное представление: юная королева в одной исподней рубахе с четками в руках и распущенными волосами, окруженная огромной толпой парижан, молила о своем помиловании. И все собравшиеся вокруг нее молили о том же. Король, понятное дело, смилостивился, – горько усмех нулся Винсент. – Не больно-то ему хотелось настраивать против себя жителей столицы… Но никогда всерьез не помышлял о прощении. Через год она родила ему сына, нынешнего короля Людовика VIII, но только спальню королевы Филипп посещал куда реже, чем альковы придворных дам. Элеонора совсем загрустила – ведь она бьша совсем еще юна и к тому же страшно доверчива и неопытна. Ну и, естественно, наделала глупостей, в одной из которых я имел возможность участвовать, – Бельрун иронично приподнял над головой свою шапочку, украшенную совиным пером, и слегка поклонился. – Мне было тогда всего семнадцать лет, – как бы извиняясь, добавил он.